Молоденькая психиаторша, громко цокая каблуками, бежала по лестнице наверх. Можно, конечно, и лифтом воспользоваться, но больничных лифтов всегда так долго ждать! А ей нельзя опаздывать — у нее оставалась последняя группа психологической реабилитации. Еще сегодня утром — да что там, еще полчаса назад! — она ужасно жалела себя, бедняжечку. Разрывается на двух работах — в государственной клинике и в платном отделении. Ни минуты свободной, возвращается поздно, усталая, голодная… Хорошо что мама уже дома, ждет с обедом и жалеет, жалеет свою бедную девочку, которая все трудится — ни отдохнуть, ни поразвлечься… Теперь ей было здорово стыдно и за свое нытье, и даже за мамину жалость. А все недавняя встреча в больничном парке.
Психиаторша перебегала из основного корпуса больницы — здоровенной, слегка грязноватой и вечно холодной железобетонной громадины — к тихому коттеджу в глубине разросшегося парка, в котором размещалось платное отделение. По освещенной фонарями парковой дорожке, ожесточенно работая затрепанным веником, двигалась рыжеволосая девочка-подросток. Ее подружка — помладше, со светлыми косичками-дредами — собирала мусор на железный совок.
— Что вы здесь делаете? — строго вопросила психиаторша, останавливаясь. По ее представлениям, в семь часов вечера детям следовало сидеть дома, или уж ладно, в хорошую погоду во дворе гулять, но никак не грести мусор в больничном парке.
— Подрабатываем, — совершенно невозмутимо ответили ей девчонки.
Психиаторша пришла в ужас и даже попыталась убедить глупых детей, что в их возрасте надо тратить время на учебу, на дополнительные занятия всякие, на спорт, на развлечения, в конце концов! Ведь золотое детство не вернется! На девочек ее речь не произвела ни малейшего впечатления. Они даже посмеялись, так, добродушно, не обидно совсем. Сказали, что учатся в школе вполне прилично, и спортом занимаются, и дополнительные занятия у них есть, но это не мешает им еще и подрабатывать, чтобы ни от кого не зависеть и иметь свои деньги. Как раз на те самые развлечения. А то неловко у родителей на кино и косметику клянчить, они и так кормят-одевают. Еще сказали, что все их друзья так живут — кто рекламу разносит, кто летом в ларьках торгует… На ее робкое «Так ведь тяжело…» — поглядели снисходительно, дескать, ты ж молодая, чего тебе все тяжело? И вот тут психиаторше стало стыдно.
Она подумала, что ее мама, конечно, пришла бы в ужас — дети работают, ах бедняжки, куда смотрят родители! Но сама психиторша решила, что, пожалуй, эти маленькие девочки правы гораздо больше, чем ее старенькая мама. Они не жалуются, не ноют и не смотрят на весь мир с кислой миной, как будто тот им сильно задолжал и отдавать не хочет. Они веселые, решительные и уверенные в себе! И уж точно не подсядут на наркотики, не начнут пить и не станут самоубийцами только потому, что им, видите ли, жить тяжело. Надо будет рассказать о девчонках пациентам, пусть подумают — пока они тут свои слабые нервы нянчат, их собственные дети, наверное, тоже все в делах!
Она добежала до отделения, на ходу снимая пальто, влетела внутрь — и остановилась. Девочки сказали, что из отделения мусор выносят и просили не запирать дверь — чтобы не беспокоить звонками пациентов. Она аккуратно прикрыла створку, проследив, чтоб замок сам собой не защелкнулся, кинула пальто на вешалку и, подхватив журнал, помчалась к уже ожидающей ее группе.
И не видела, как оставленная незапертой дверь медленно приоткрылась и внутрь осторожно просунулись три головы — одна с хвостом рыжих волос, одна в косичках-дредах, и еще одна — на длинной шее и с красным клювом. Обладательница рыжих волос крепко прижимала к груди затрепанный веник. Девочки и крупный белый гусь скользнули внутрь. Вжимаясь в стену, рыжая бесшумно прокралась по коридору, заглянула в общий зал, прислушалась… Потом обе девочки торопливо скрылись в пустой комнате с надписью «Ординаторская», а гусь встряхнулся, распушая перья, и горделиво пошлепал по коридору.
— Сегодня, я думаю, ваша очередь рассказать о себе, — сидящая в окружении группы молоденькая психиаторша приветливо кивнула известному художнику, почти утонувшему в кресле напротив. В их отделении он восстанавливал расшатанные критикой нервы. — Помните: говоря о своих проблемах, вы тем самым освобождаетесь от них…
— Это я раньше думал, что у меня есть проблемы, — низким неприятным голосом начал художник, — а теперь понял, что у меня сейчас проблемы! Вы чем меня в своей больнице пичкаете, а? — Кресло полетело в сторону, он вскочил, брызжа слюной от гнева. — На психотропы подсадили? Наркотиками травите? Вас критики наняли?
Психиаторша тоже вскочила, успокаивающе вскидывая ладони:
— Тише, тише! Вы принимаете совершенно безобидные лекарства, никаких психотропов…
— Да? А почему тогда здесь гусь? — тыча пальцем ей поверх плеча, прокричал он.
— Успокойтесь, никакого гуся там нет! — не оглядываясь, забормотала психиаторша.
— Я понимаю, что его там нет! — рявкнул художник. — Я хочу знать, почему я его вижу? Здоровенного такого, белого, с красным клювом…
— Ну, белый гусь — еще не розовый слон, — тоже глядя психиаторше за спину, философски заметил бизнесмен. Его нос, не менее красный, чем у гуся клюв, и трясущиеся руки явно намекали, от какой болезни ему приходилось лечиться.
— А вы видите розового слона? — испуганно переспросила психиаторша. Боже мой, а ведь он уже был почти здоров! Неужели рецидив?
— Нет. Я тоже вижу белого гуся, — педантично сообщил бизнесмен, по-прежнему разглядывая что-то у нее за спиной. — Но не сомневаюсь, что и слон сейчас подтянется.
Психиаторша обернулась. Шлепая красными лапами, через зал спокойно и невозмутимо шествовал крупный белый гусь. В первый момент психиаторша невольно покосилась на дверь — ей вдруг представилось, что сейчас следом за гусем в зал и правда ввалится слон. Розовый. И только потом она опомнилась.
— Что здесь делает эта птица? — завопила она, выскакивая из круга пациентов и бросаясь к гусю.
Гусь немедленно «прибавил шагу» и, хлопая крыльями, вылетел вон из зала, скрывшись в глубинах отделения.
— Ловите его! — На бегу призывая медсестру и санитара, психиаторша ринулась в погоню.
Члены группы некоторое время смотрели ей вслед, потом молодой парень в панковском прикиде громко захохотал:
— Она его тоже видит! Свихнулась от общения с психами.
Предоставленная самим себе группа сдвинула кресла поближе и приступила к оживленном обсуждению того, как деньги дерут, а лечат невесть чем, психиатры — чокнутые, а они здесь единственные нормальные, только нервные немножко. Тонкие натуры… В самый разгар приятной беседы красноносый бизнесмен увидел, как через зал быстрым шагом промелькнули две девочки — одна несла под мышкой веник, а вторая была вся в косичках. Но он промолчал. Девочки с вениками — это еще ничего. Слон — гораздо хуже. Он большой.
— Расслабьтесь, Владимир Владимирович… — полная женщина-гипнотизерша подбадривающе улыбнулась, заставляя банковского программиста-системщика Караваева откинуться в кресле.
Сверкающий серебристый шарик с равномерностью часового маятника закачался у него перед глазами, и монотонный голос гипнотизерши затянул уже знакомую песню:
— Ваши руки становятся теплыми… Ваши ноги становятся теплыми… Ваши глаза закрываются… Вы хотите спать… Спать…
Веки и впрямь слипались. Караваев лениво моргнул раз… другой… Вокруг всех предметов возник теплый золотистый ореол. Откуда-то потянуло ветерком, кажется, с нежным запахом цветов. Плавно помахивая широкими крылами, в кабинет влетел гусь. Системщику почудились доносящиеся издалека величественные музыкальные аккорды… Гусь медленно опустился на пышную, похожую на гнездо прическу гипнотизерши.
— А у вас гусь на голове, — сонным голосом пробормотал Караваев и тихонько хихикнул. Обычно во время гипноза он просто проваливался, как в черную яму, а тут такой глюк интересный!
Выражение лица гипнотизерши стало не менее интересным. Она медленно подняла руки… и ухватила сидящего у нее на голове гуся за обе лапы. Гусь оскорбленно зашипел и долбанул ее широким клювом в темечко. С коротким взвизгом гипнотизерша вскочила. Гусь спланировал с ее головы и немедленно ущипнул женщину за ногу. Гипнотизерша подпрыгнула и ринулась к двери. Вытянув шею и отведя крылья назад, гусь вприскочку последовал за ней. Дверь кабинета широко распахнулась — из коридора донеслись какие-то крики и топот. Створка мгновение постояла открытой, потом затворилась, отрезая шум.
Расслабившись в глубоком кресле, системщик сонно поморгал — в кресле напротив опять кто-то сидел. Только теперь это была не гипнотизерша, а рыжеволосая девочка-подросток в пятнистой десантной куртке и таких же штанах. На коленях у нее лежал потрепанный веник.
— Ты что, в окно прилетела? — захихикал системщик. Гипнотический глюк становился все интереснее.
Девчонка кивнула:
— Ну да — на венике! Ведьма я!
— Моя дочка тоже… В Гарри Поттера играет… Только она на метелке… — устраиваясь в кресле поудобнее, пробормотал системщик. — Маленькая — а шустрая. Даже работает! — В сонном голосе прозвучала гордость. — В нашем банке… Оператором…
— Машей дочку зовут, да? — деловито уточнила рыжая, тем самым доказывая, что она и впрямь ведьма и все про людей знает. — Так уволили вашу дочку!
— То есть как — уволили?
— А вы как думали — вы тут в психушке прячетесь, а с вашим ребенком все в порядке? Так не бывает! — сурово отрезала рыжая.
Даже сквозь навалившуюся сонную одурь системщик почувствовал всплеск злости — а ведь правда!
— Я, значит, об их делишках помалкиваю, а они моего ребенка увольняют? — буркнул он.
— Если вы не расскажете о своих проблемах, они останутся и будут вас мучить. И вы никогда не сможете выйти отсюда и помочь своей дочке, — строгим «психиаторским» голосом сказала рыжая. Может, она тоже тут работает?
— Куда вы перевели пять миллионов евро? — из-за спины с подвыванием спросил еще один голос.
— Это кто там? — поинтересовался системщик, пытаясь извернуться и заглянуть за широкую спинку своего кресла.
— Не оглядывайтесь! — велела рыжая. — Там никого нет, это говорит ваше подсознание.
Системщик расстроился — как-то по-девчоночьи его подсознание говорит, голосок писклявый.
— Если оно мое подсознание — чего тогда оно на меня наговаривает? — пробормотал он. — Само же отлично знает, что это не я!
— А кто? — тут же спросила рыжая.
— Спросите подсознание — может, оно знает? — предложил системщик.
За спинкой кресла недовольно завозились — наверное, подсознание тоже не знало.
Системщик попытался пожать плечами, но в его сонном состоянии этого не получилось.
— Но кто-то их куда-то перевел, факт, — позевывая, сказал он. — Возился в системе, шастал, лазал, менял там что-то…
— Хакер? — быстро спросила рыжая.
— Не-е, — попытка помотать головой тоже не удалась. — Хакеры — те ломают, проникновение сразу заметно, а тут тихонько, ювелирно — так можно, только если коды знаешь. У нас лишь учредители все коды знают — и председателя, и бухгалтера, и мой… И свой собственный, для самых крупных операций. Он у них на двоих поделенный — у Петра одна половина, у Анны вторая. Вот они и ввели… Вместе… Обе половины… Я б и не заметил, если б я сам эту систему не формировал! Код ввели, на неизвестный счет деньги перебросили, а тот счет — на виртуальный диск и снова кодом закрыли… Информация в системе есть, только без кода доступа не увидишь.
— А вы бы могли этот виртуальный диск найти? — жадно спросили из-за спины.
— Ну что ты прям как неродное? — укорил системщик свое подсознание. — Стал бы я так настырно вешаться, если б не мог? Конечно, мог! Только зачем мне это надо — учредители какую-то аферу провернули, а я при чем? Разоблачу — они меня пришлепнут… Ну или уволят, а сейчас кризис… Не разоблачу — сообщником посчитают. А у меня дочка. И даже уже работает… А, нет, забыл — уже не работает… По-любому! Лучше я пока тут посижу — свои суицидальные наклонности полечу.
— А вы знаете коды учредителей? — поинтересовалась рыжая ведьма.
— Не знаю и знать не хочу! — отрезал программист. — Вечно: «Владимир Владимирович, сделай!» Я им все, что надо, сделаю, они только коды свои введут — я никогда не смотрю! А как пять миллионов спереть — и без меня справились… — Язык его заплетался все больше, он засыпал.
Только громкий и частый стук в дверь ужасно мешал. Системщик скосил глаза — и обнаружил, что ручка двери заклинена спинкой стула. Теперь в створку стучали так, что она вся содрогалась, а подпирающий ручку стул скрипел и шатался. Рыжая ведьма распахнула окно, вспрыгнула на подоконник… и наверное, улетела на своем венике. Во всяком случае, с подоконника она исчезла. Сразу вслед за ней что-то маленькое и юркое выскочило из-за кресла и тоже соскользнуло с подоконника вниз.
Системщик загрустил — кажется, подсознание его покинуло. Хорошо хоть сознание осталось. В этот момент деревянная спинка стула громко треснула и сломалась. Внутрь ввалилась целая компания запыхавшихся людей в белых халатах.
— Тут кто-нибудь был? — задыхаясь, спросил санитар.
— Были, — с достоинством ответил системщик. — Ведьма и мое подсознание.
Глава 23
Спецназ в психушке
Мурка рывком выдернула зацепленный за подоконник металлический крюк и, на бегу сматывая веревку, ринулась напролом через парк. Катька бежала следом.
— Вот они! — закричали сзади. Из окна кабинета, где в кресле остался сидеть расслабленный системщик, высунулась голова санитара. — Дядя Миша! Дядя Миша! — пронзительно заорал он. — Хулиганы на территории! Хватайте!
Голова спряталась — не иначе как санитар рванул к выходу.
— Кого он зовет? — задыхаясь, спросила Катька.
— Не знаю, — бросила Мурка. — Беги, пока спустятся — у нас есть две минуты форы!
Мурка с Катькой перепрыгнули низенькую живую изгородь, увязая в липнущей к кроссовкам земле, перебежали расползшийся в грязное болото газон, и напрямую вломились в высокие, в человеческий рост кусты.
— Ох, лучше б мы по дорожке бежали! — пропыхтела Катька.
Голые и мокрые ветви пружинили, как матрас, отбрасывая девчонок назад. Мурка заворочалась в кусте, как медведь в малиннике, поднажала… И, больно отбивая локти и колени, вывалилась на мощеную дорожку. Из кустов напротив на нее с рычанием лезло что-то большое, мохнатое, страшное…
— Дядя Миша, держи! — кричали сзади.
— Медведь! — в ужасе заорала Катька.
— Какой я тебе медведь, — обиделся мохнатый, одергивая толстую куртку с лохматым капюшоном. — Я сторож!
— А мы — спецназовский десант, всем сдаваться! — выпрыгивая вперед, рявкнула Мурка.
— С моим же веником? — обалдел сторож.
— Это не ваш веник! Это секретное оружие страшной разрушительной силы! — крикнула Мурка и плашмя треснула сторожа веником по лохматой голове. Тот невольно вскинул руку, защищаясь… Мурка мгновенно подсекла его пяткой под щиколотки. Сторож грузно плюхнулся на дорожку. Девчонки тут же скрылись в кустах.
— И правда — жуткая штука веник, — потирая макушку, пробормотал оставшийся на дорожке сторож. И пронзительно засвистел.
Девчонки уже подбегали к стене больничного парка, когда Мурка буквально почувствовала мягкое движение воздуха за спиной. Она круто развернулась — на нее, распластавшись в длинном прыжке, летел громадный пес. Мурка словно окаменела.
Нет, теоретически она знала, что делать. Хватать на шкуру на холке и под челюстью. Резкий поворот и бросок в сторону… Но сейчас она просто замерла, беспомощно глядя на клыкастую раззявленную пасть. Мохнатая туша ухнула ей на грудь, вминая в землю, ее прокатило по прошлогодней траве. В лицо дохнуло смрадным горячим дыханием. В свете фонарей над ней сверкнули белые клыки и круглые злобные глаза. И единственное, что Мурка смогла сделать — сунуть в надвигающуюся пасть веник.
Клыки щелкнули. Растрепанные лохмушки веника торчали из собачьей пасти в разные стороны. Морда у пса стала недоуменная, он зарычал, чихнул… Тут же ему сзади в уши вцепились девчоночьи руки — и яростно крутанули. Пес взвыл. Топчась прямо на лежащей Мурке, развернулся в поисках обидчика… Сверху ему на голову обрушился Евлампий Харлампиевич и отработанным приемом долбанул клювом в глаз. Рычащий пес и шипящий гусь закружили по земле. Катька вздернула Мурку на ноги.
— Бежим, скорее!
Одним быстрым движением Мурка подставила Катьке сложенные ладони, подсаживая ее на стену. За спиной слышался возмущенный гогот Евлампия Харлампиевича и рев псины. Клочки шерсти и перья носились в воздухе. Сквозь кусты с пыхтением и ругательствами кто-то ломился.
Мурка с разбегу рванула к стене, подпрыгнула, заскребла ботинками по шероховатой поверхности… Подтянулась и навалилась животом на кромку. Поджала ноги… С коротким взвизгом — Катькиным — девчонки прыгнули вниз, на другую сторону.
Задыхаясь от бега, они свернули за угол, где, невозмутимо тикая счетчиком, их дожидалось такси. Ввалились на сиденье:
— Напрасно Сева огорчается, что его уборщиком сделали! Веник — это сила! — хрипло выдохнула Мурка.
— Главная сила — это Харли! — мотнула косичками Катька.
Прямо на ходу белым вихрем влетел в открытое окно Евлампий Харлампиевич, торжествующе гоготнул и ткнулся головой ей в плечо.
Глазам наконец продравшегося сквозь кусты сторожа предстал сидящий у стены пес. Весь почему-то покрытый густым слоем белых перьев, в зубах он крепко сжимал отвоеванный у похитителей больничный веник.
Глава 24