НЕКРОЛОГИ
Жанр некролог – печальный и значение его – острое в первые минуты и дни потери, потом спадает, сходит на нет или забывается. Если человек, которому посвящён некролог, известный, то есть шанс, что к этому тексту обратятся потом ещё журналисты в дни каких-нибудь скорбных дат, а если он был дорог только тебе, и некоторым друзьям, и родным… то твой текст о скончавшемся – так и сгинет в толще интернетов и соцсетей, и больше никогда и никто не будет к нему обращаться, да и ты позабудешь после нескольких лет…
Вот потому я и решил собрать некоторые из этих текстов своих, публиковавшихся мною в соцсетях, в один файл. И кому-то я посвятил лишь несколько строк, а кому-то большие статьи. И есть здесь люди известные по всей стране, а есть – и мои личные трагедии: потери близких, или, например, несчастья, случавшиеся с моими студентами или друзьями…
Рывшись в файлах соцсетей, нашёл я и посты про вечера памяти, неоторые из них тоже включил сюда, и посты о делах давно минувших, но которые тоже пронизаны этом духом потери… Чувство провожания человека – очень трепетное и щемящее, лечащее нашу душу, делающее её благороднее и чище. Перед смертью чьей-либо – останавливаешься и смотришь на Бога, и горюешь и стыдишься чего-то в себе, какое-то очищение происходит с тобою в эти трагические минуты… Вот потому, несмотря на всю горечь минуты потери, я считаю, что тексты некрологов – могут тоже составить какое-то душеспасительное чтение. И для этого ещё собираю свой файл…
Тексты пойдут не в хронологическом, а в каком-то произвольном порядке… Вначале – будет следовать имя умершего человека, а потом уже мой текст.
Тимур Алдошин
Умер большой казанский поэт Тимур Алдошин.
Его называли королём казанским поэтов.
но всё это выспренно и не важно.
важно, что Тимур Алдошин такая наша невероятная, иногда: невозможная и невыносимая звезда. Наша грустная светоч.
дыра в космосе города.
* * *
<…>в Казани хоронили Тимура Алдошина, волшебного казанского поэта... это был не добрый волшебник, но и не злой, он был разный и могущественный, просто великий казанский поэт, которого и слушать было интересно, и читать было изумительно... и было там место и постмодернизму, но и великим традициям русской литературы, и отдельно: русской поэзии... и тоже при этом ведь: Алдошин - не самый мой автор, но вызывавший порой оторопь восхищения от встречи с истинной поэзией. Без всяких скидок.
Вот на похороны его и поминки не смог пойти. Пары в университете - сплошь-сплошь... жалко... Светлая память, тебе, Тимур, уж не серчай на меня там. Царствия Небесного.
Станислав Антонов
Вот сейчас, знаете, ни с того, ни с сего вдруг вспомнил Станислава Ивановича Антонова, нашего старого журфаковского преподавателя, пожалуй, самого ненавидимого многими поколениями студентов, некоторые из-за него бросали журфак, многие чертыхались, как-то, кажется, выписали ему журнал "свиноводство"... принимал жестоко, особенно в лучшие годы... и кто из старшего поколения студентов не ходил к нему на лавочку? Он принимал пересдачи во дворе своего дома...
Да, Станислав Иванович был человек с характером, но это был и выдающийся журналист, своенравный, каким и должен быть настоящий профессионал нашей профессии, и настоящий копатель-расследователь, а ещё - драматический актёр, и даже встречался в Ялте с Книппер-Чеховой. И ещё гордился тем, что три раза увольнялся из университета, и три - возвращался. Говорил, что никого уже после трёх раз назад не брали, только его...
Был коммунистом. Жёстким. Долго. В перестройку и гласность на него студенты докладную накатали, за то, что он преподаёт по-старому... а в конце самом жизни - крестился, вдруг. Стал Сергием. Но ведь и говорят, что между коммунизмом и христианством, если присмотреться - много общего.
И собачка у него была. И жену он свою любил преданнейше... И вот к концу жизни, никого их не стало. Мы были одними из последних (впрочем, не самыми), кто у него учился и ходил на лавочку. И как-то мы уже к нему относились с нежностью даже какой-то. Кто-то подарил ему "кукарекающие часы" наручные, и он любил перед парой их включить, чтобы после кукарекания никого уже опоздавших не пускать...
По его некоторым рассказам о себе, которые иногда прорывались на парах, я уже тогда понял, какой он был невероятный, оригинальный и характерный человек... 23 ноября, кажется, будет некруглая дата со дня его рождения (1928), в Казани Станислава Ивановича давно не вспоминали...
Напомню ещё, что много лет С.И. Антонов возглавлял общественный клуб любителей Чехии и Словакии. А своей главной журналистской теме - биографии Ярослава Гашека оказался верен на протяжении нескольких десятилетий.
Начинаешь читать его книжку - какой свежий язык, сколько силы и энергии в Станиславе Ивановиче, как он готов всю страну объездить ради своего героя! А обиды студентов - вот сейчас на меня тоже многие обижаются, пишут в чатах всякие гадости, даже урну в спину бросали... я знаю, чего это стоит всё.
Давайте лучше, отрывок вам из книги покажу Станислава Ивановича.
***
Все случилось как-то неожиданно.
Более четверти века назад широко отмечалось в нашей стране 75-летие со дня рождения выдающегося чешского писателя-сатирика. 30 апреля 1958 года в республиканской газете «Советская Башкирия», где я тогда работал заведующим отделом литературы и искусства, появилась небольшая заметка под названием «Фронтовые друзья Ярослава Гашека». В ней старые уфимцы Иван Григорьевич Мурашов и Иван Яковлевич Агапитов поделились своими воспоминаниями о совместной работе с чешским писателем во время гражданской войны в армейской типографии, которая выпускала газеты «Наш Путь» и «Красный стрелок». Еще почти за год до этого у нас был опубликован реферат статьи известного исследователя творчества сатирика Н. П. Еланского из сборника «Литература славянских народов». И там подробно описывался период пребывания Гашека в Уфе, его деятельность в печати, организаторская работа. Этот материал прошел почти незамеченным.
Правда, в своей заметке старые полиграфисты сообщили и кое-что новое, но никому это не показалось тогда каким-то сногсшибательным. Они рассказали, что в Уфе, в той самой типографии, где Гашек был заведующим и где они работали, писатель познакомился с молодой накладчицей Шурой Львовой, на которой впоследствии женился и уехал с ней в Чехословакию в конце 1920 года. «Из газеты „Советская Россия“ от 11 июня 1957 года, — писали они, — мы с большим интересом узнали, что Александра Гавриловна и сейчас в добром здравии живет в Чехословакии». Казалось бы, ну что тут удивительного, живет — и живет…
Но через несколько дней, сразу же после майских праздников, когда работа только-только начиналась, в редакцию пришла старушка. Сильно волнуясь, от этого голос ее дрожал, даже чуть-чуть заикаясь, она сказала:
— Помогите мне найти мою сестру.
Этой просьбе никто не удивился. Ведь тогда многие находили своих родственников — детей, отцов, матерей, братьев, сестер, потерянных в годы войны, — с помощью газеты. Только непонятно, почему в наш отдел обратилась, этим занимался отдел писем.
— Мне сказали, что к вам надо, — настаивала старушка.
— Когда вы ее потеряли? Где?
Старушка неожиданно заплакала и, ни слова не говоря, протянула руку с номером газеты, где на четвертой странице была напечатана заметка о Гашеке.
— Вот тут написано про мою сестру. Мне бы ее адрес.
Через несколько минут все стало на свои места. Оказывается, Татьяна Ивановна Зюзина — так звали пришедшую — родная сестра А. Г. Львовой. Вот уже почти сорок лет, то есть с того времени, как Шура уехала за границу, она не имела о ней никаких вестей.
— Я уже считала ее давно погибшей. Ведь уехала на чужбину, мало ли что… Одна-одинешенька. Никаких вестей. А потом война и у них, фашисты. И вдруг… эта заметка.
Я пообещал заняться розысками. А на память попросил нашего фотокорреспондента А. Я. Червинского заснять старушку с номером газеты.
Спустя еще несколько дней явился офицер Советской Армии.
— Капитан Нефедов, — четко, по-военному отрекомендовался он. — Явился по поручению своей тещи.Те, кто был в комнате, невольно улыбнулись: «теща командует»…
А пришедший серьезно продолжал:
— Она сама больна сейчас и не могла прийти. Просила меня узнать адрес жены Ярослава Гашека.
— А ей, собственно, зачем? Она какое отношение к этому имеет?— Видите ли, она сестра Шуры Львовой.
— Сестра?! А как ее имя, отчество, фамилия?
— Зоя Васильевна Молева.
«Вот так раз! — молнией мелькнуло в голове. — Жену писателя зовут Александра Гавриловна, одну сестру — Татьяна Ивановна, а другую — Зоя Васильевна. Совсем разные отчества. Да и адрес почему-то ищут порознь».
— Позвольте, — говорю пришедшему спокойно, так, чтобы не заметил моих сомнений, — какая же она сестра, двоюродная, троюродная? Капитан не понял моей насмешки:
— Это лучше у нее самой спросить, я не в курсе. Она работает заведующей учебной частью школы № 24. Но сейчас дома, приболела, можно позвонить ей.
После ухода Нефедова, признаться, как-то сразу в памяти всплыли многочисленные и знаменитые «дети лейтенанта Шмидта» из романа И. Ильфа и Е. Петрова. Чего там греха таить, встречаются еще такие, которых, как говорится, кашей не корми, а дай возможность похвастаться близостью к известному человеку, хотя видел-то его, может, один раз да еще издалека.
Звоню. А сам нервничаю: вдруг подозрение подтвердится. Как-то всегда неприятно уличать другого в нечестности, точно сам виноват в этом. Ответила Зоя Васильевна. Очень приятный голос, но чувствуется, болезненный. Не хватило духу сразу задать этот вопрос. Договорились встретиться в редакции после выздоровления.
Вскоре пришла Татьяна Ивановна узнать, нет ли новостей. Разговорились. Осторожно завел речь о семье, родственниках и тут-то…
— Шура ведь в родной семье только до трех лет жила.
— Как так?
— А вот так. Семья у нас была большая, жилось тяжко очень. Отец, хоть и хороший сапожник, мастеровитый, но все пропивал. А когда умер, совсем уж невмоготу стало. В это время была перепись населения, в 1897 году. Пришел к нам в дом писарь Василий Малоярославцев, из волости приехал. Увидел нашу нужду. Он и предложил забрать с собой самую младшенькую, Шуру. Приглянулась ему. А у самого тогда еще детей не было.
Рассказывала она это, а меня все время мучил вопрос: почему же отчества у нее с Шурой разные. Набрался духу, наконец, да спросил.
— Проще простого, — ответила она. — Мы ведь татары. Каждую из нас крестили. Насильно. Тогда такое время было. Так вот, фамилию и отчество присваивали тех, кто крестным был. Так и получилось, что я Ивановна, а Шура — Гавриловна. И фамилии потому разные.
Фу, как гора с плеч! Значит, никаких подвохов. Надо действовать, искать адрес жены Гашека. Но где, у кого, как? Связался с редакцией «Советской России», там посоветовали позвонить в Куйбышев, начальнику военного музея М. Ф. Фрунзе Штыкину Иосифу Абрамовичу. И вот уже есть адрес чехословацкого журналиста Зденека Штястного, который сообщил в нашей печати об А. Г. Львовой-Гашековой. Вскоре в «Советской Башкирии» была напечатана его статья о некоторых неизвестных фактах личной жизни писателя в Уфе, о его отношениях с Шурой, неизвестные фотографии тех времен. Тогда же редакция обратилась с просьбой к читателям сообщить какие-либо сведения о людях, знавших писателя или слышавших его выступления. Статья вызвала живые отклики. В редакцию начали приходить письма, то и дело раздавались телефонные звонки…<…>.
Павел Поляков
Я не был близок с Павлом Поляковым, хотя мы уважали друг друга, знали, что называется, здоровались за руку. Последний раз с Пашей я виделся 29 февраля на спектакле "Овердрайв" театральной студии "Все свободны" Института Международных Отношений. Смерть Паши, 36-летнего молодого, талантливого, полного сил и творческих замыслов человека, моего знакомого меня потрясла, конечно же, как и весь наш, такой небольшой, в общем-то круг.
О его личных, творческих, душевных качествах - гораздо лучше и нежнее скажут друзья, и это такое личное, такое интимное дело, что и не знаешь порой - говорить или уж молчать...
Меня заставляет браться за перо как всегда моё дурацкое, профессиональное журналистское ощущение. Вот я читаю некролог и, вышедшие коротенькие статьи, пишут, да, актёр, драматург, видно, что сам по себе талантливый человек ушёл. Но о том, какая это потеря для тонкой весьма артистической, культурной среды Казани - не говорят. Как-то журналисты не доносят, что это не только личностная потеря для его друзей, родных и коллег, это потеря для Казани.
Паша - один из активнейших участников театрального лабораторного движения Казани последних лет. Один из тех, на ком оно, собственно, и держалось, один из строителей, если можно так выразиться, этого театрально-лабораторного движения в нашем городе.
Паша участвовал, кажется, везде. Иногда даже казалось, что Павла Полякова слишком много: он был актёром, чтецом, режиссёром, драматургом, иногда всем одновременно на многочисленных фестивалях, лабораториях, артелях искусств. Он был лицом татарстанского театрально-лабораторного движа в нашем городе.
Долгое время у нас не было на этом поле вообще ничего, был в Казани только классический репертуарный театр. В 1990-е первой профессиональной театральной-студией Казани и таким одиноким островом был театр-99 Геннадия Прыткова. А в начале 2000-х, года до 2005-2006 вообще ничего внятного не было в Казани сделано.
И вот 2010-е - стали бумом театральных лабораторий в Казани. Появился сначала "Театр на Булаке" (Где завтра пройдёт прощание с Павлом), а потом - театр-лаборатория "Угол", фонд "Живой город", сделавшие Казань чуть ли не центром, столицей театрально-лабораторного движения России. И здесь - одну из ключевых творческих позиций занимал именно Павел Поляков.
Театр-лаборатория это такое одновременно и театральное и общественное пространство. Такое место, где средствами театра общество разговаривает о своих проблемах. Это такие, например, форматы - когда театр осваивает общественные, изначально не "театральные" пространства города. Такие - при которых в театр в качестве актёров, сценаристов, режиссёров или просто соучастников вовлекаются люди, изначально не имевшие театрального образования. Театр, которые стоит на острие общественных дискуссий и полемик о важном, иногда помогающий собственно поставить эти вопросы для общества.
Театрально-лабораторное движение в Казани зазвучало во весь голос, начало и конкурировать, и взаимодействовать, и переплетаться с репертуарным театром, многие актёры классических казанских театров сами стали активистами этого направления. Ставшего настоящим, живым явлением в нашем городе, приобретшим самостоятельное значение и всероссийский формат. По сути, именно лабораторные спектакли вернули Казани "Золотые маски" и привлекли к нам внимание российской театральной общественности. И вот в этом-то движении роль Павла Полякова была замечательна, деятельна. И невозможно пока даже представить это движение без него.
Я хочу, чтобы казанцы узнали об этом человеке, и поняли бы какую потерю понесла наша культурная среда. Павлу Полякову было всего 36. Спасибо ему за его жизнь.
Михаил Волегов
Мишечка... Миша мой дорогой, любимый... Какая гадость это, писать некролог и на 20-летних. В прошлом году Антон был. Только 20 исполнилось ему. И поиски объявляли. И наконец, обухом: "Найден повешенным...". В этом году - снова на круг...
Мише 28 было. С Мишей мне всегда нравилось просто быть рядом. Глядеть на него. Он улыбался. Как такой простой парень. И смущённо немножко. Один из самых вообще обаятельных людей, встречавшихся мне. Вот бывают такие: на которых радостно просто смотреть и любоваться.
Мы познакомились в 2012, Мише было 20, в "Доме Аксенова" на вечере "химики и лирики", устроенным активистами КХТИ. Он там исполнял свою рок-балладу "Плач", как я теперь прочитал в старых релизах...
Миша писал стихи, песни, снимал кино. Он всё хотел делать очень по-настоящему, по взрослому. Но всегда было ощущение, что он ещё не сказал своего слова главного, что он на пути, но обязательно скажет, потому что Миша же очень старательный и настырный.
Не все из казанских поэтов успели его узнать, но в том кругу молодых ребят, с которыми был я, Мишу быстро узнали и полюбили.
Гораздо больше его узнали казанские музыканты. К своим песням ведь Миша добавлял себя, вот эту обаятельную, романтичную харизму свою, этот ветер в волосах, Миша был как принц, о котором мечтают девочки.
А кино снимал непростое по настроению, часто с ощущением тревоги. Но в последнее время сочинял для детей. Буквально недавно приходил в школу "Солнце" и они обсуждали с детьми его творчество.
Миша был из города Чайковский. Один раз мы там чуть не увиделись. В их город прибывал теплоход с нашим журналистским фестивалем, но Миша опоздал подойти к причалу.
На вечере в честь моего 35-летия в казанском музее советских игровых автоматов (сейчас уж нет такого) Миша был одним из двух моих приглашенных музыкантов. Марьям играла на кельтской арфе, а Миша на укулеле...
Мишенька, ты такое солнце, так я тобой любовался... И вот что теперь?
2 февраля мы с Мишей должны были вместе выступить на одном сборном концерте...
Я устал от таких смертей...
***
Миша, ну куда ты умер,
я так больше не могу,
синим фломиком по тумбе
скрежещу, футболки жгу,
Ну зачем ты так, да брось ты,
Где же нашим пропадать?
Распустила баба косы
И пустилась танцевать.
Вон гляди, она танцует,
Снег на тоненьких губах,
Её снег тебя голубит.
Мой колумб и вертопрах.
Ирина Шишкина
Наверно, вы не знали, что я - автор учебника по биологии.
Это случилось ещё в 11 классе со мной. Мы просто заключили пари с моим учителем по биологии Ириной Леонидовной Шишкиной, что я смогу написать учебник в стихах, и тогда она мне выводит годовую пять по биологии.
И таки да! Я взял учебник по биологии, старый советский знаменитый - Полянского. И каждую главу этого учебника переложил в стихи. Неплохо получилось!
Потом мы это дело даже издали в колледже! Сейчас я уже давно его не видел, когда-то это брошюрка была у меня.
Я помню, как я шёл к Ирине Леонидовне домой, читать! Мы уже были на ты, хотя она была старше меня лет на 20-30 (её дочке училась на класс выше). Шишкину чаще звали не "Ирина Леонидовна", а "мамуля".
Она и была "мамулей" для колледжских биологов-олимпиадников (то есть тех школьников, которые определились со своим биологическим профилем, и которых готовили особо для участия в олимпиаде).
Они - дневали-ночевали у мамули, и летом ездили к ней на дачу, и всё это время безотрывно у них была биология.
Я был у неё дома один раз, вот тот самый, чтобы прочитать свой "учебник". Дом был легендарнейший - ветхая такая лачуга. На лестнице не хватало трёх ступеней. На двери надпись: "не стучать, дверь ломается", звонка сперва не видно, потом догадываюсь: он в почтовом ящике в двери. Сую туда руку, нащупываю звонок, начинаю звонить - не работает! Но с той стороны (с квартиры) с гиканьем и лаем подбегает собака и начинает кусать меня за просунутые пальцы... Мне открывают!
Воистину, легендарный был дом! Однажды к мамуле пришёл её студенческий друг, а в тот момент уже косматый бородатый мужик лет 50-ти, а на вид 70 (хорошая борода!) Евгений Алексеевич Сапаев, великий биолог, один из моих учителей за всю жизнь, который, в отличие от мамули, не провёл для меня ни одного официального урока... Не застав Ирину Леонидовну, он решил подождать её, и лёг загорать на какой-то близлежащей сараюшке в чём мать родила, потом его менты забрали, кто-то из соседей заметил...
Их бы можно было назвать "хиппи", мамулю и "безнадёжника" (у Сапаева тоже была официальная "кликуха"), но они, конечно, были при этом очень отечественные, такие прекрасные, свободные, и такие великие педагоги... легендарный урок Сапаева: когда он объяснял детям митоз - мейоз - у него студенты танцевали вальс. Он автор задачников по генетике, автор статей в Красную книгу...
Я должен был написать книгу о нём по смерти (он умер в 2016, последний раз мы виделись дня за три до смерти), но так и не написал, хотя постов было много... Что уж говорить об Ирине Леонидовне, о ней и постов не делал, вот этот - первый.
Я всегда знал: Шишкина - великий учитель, хотя не помню, сказал ли это хоть раз вслух. Были ли у неё титулы и звания? Тоже не припомню, кроме разве что "соросовский учитель", что в нынешней России звучит скорее как ругательство. После окончания колледжа, я там появлялся ещё несколько лет, мы встречались, были на ты, трепались о чём-то, хохотали, она по-прежнему была "мамулей Шишкиной"... А потом - пути разошлись. И много лет я её не видел.
Под вечер сегодня огорошила новость, прислали по ватсап: "Сегодня примерно в 14 ч. ушла наша Ирина Леонидовна Шишкина..."
Где теперь сыскать таких учителей, где они, родненькие мои? Научившие меня свободе и интеллектуальному труду. Совсем немного осталось в живых-то, вот и ещё одна дыра на моём стяге...
Светлая память тебе, мамуля...
Ясен Засурский
Не стало нашего Ясена Николаевича Засурского, давно уже ставшего живым символом журналистской науки и журналистского образования в России, наших ценностей гражданственности и гуманизма, прекрасный интеллигент, выдающийся учёный, гордость и слава Отечества!..
Пётр Мамонов
Всё-таки умер Петя Мамонов, прекрасный и великий. Довелось быть на его концерте в Казани...
Резо Габриадзе
Умер великий и любимый Резо Габриадзе...
…Как-то однажды я ходил на кукольный спектакль Резо Габриадзе в Казани, ждали самого маэстро, но он не приехал, у театра ещё возникли какие-то проблемы на таможне, то ли уже началось наше обострение с Грузией, я не помню... и там, в спектакле, куколка философски заметила: "...никто ещё не задавался вопросом, а сколько в войну погибло муравьёв"..
Лоренц Блинов
Сегодня в "Калитке" был вечер, посвящённый прекрасному нашему Лоренцу Ивановичу Блинову, поэту с лучистыми руками, нашему Лорке, так его величала мама... "казанский ряд", в который вписывался Лоренц Блинов - это Лобачевский, Хлебников, Булат Галеев...
Блинов единствен и особен, его прямые, собранные ладони, образовывавшие в воздухе трапецию, его аккуратная и неистовая голова... это очень блиновское сочетание: аккуратность, доходящая до крайней строгости, эта цифирьность, пифагорейность... и это неистовство, эти резкие взмахи головы, линейные, лучи-руки, заумь как бормотание Божественного ребёнка в космосе... вот как это? линии и бормотание - вместе, цифирь и заумь. Вселенная, где разворачивается битва за человека, который вот он идёт по земле, самый обычный маленький человек... как дервиш-хлебников.
В какой-то момент Блинов сделался самым старым из активно действующих казанских поэтов, но об этом никто не помнил и не знал, он не считался патриархом казанской поэзии и литературы, потому что он не был казанской поэзией и литературой, он был казанским Блиновым, его трудно представить в рамках каких-то группировок поэтических (хотя и было у них когда-то своё объединение "Посох", но оно у нас сейчас стойко ассоциируется лишь с одним Блиновым). Но ещё - он не был никаким патриархом, умудрённым таким стариком. Он был подтянут, знающ себе цену и любящ, он был без возраста, он был великолепен и слишком странен, он безусловно - председатель земного шара, возможно, последний.
Мы вдруг узнали его с неожиданной стороны. Оказывается, в Казани были дома сконструированные по его проекту, один из них - баня. Её снесли. Оказывается, у него была медаль за освоение космоса, он обосновал какую-то теорию в физике. У него врождённый порок сердца, а будущая супруга увидела его семнадцатилетним в спортивном лагере. На волейболе. Зачем ему, такому тщедушному, волейбол? Сначала, говорит жена, даже оскорбилась я, что такой хиленький стал ухаживать, неужели получше парня на меня не нашлось? А потом - они выиграли соревнования по гребле! Команды: две девушки и один парень. И их лодка - выиграла! Но он грёб не сильно, а умно, он знал, как и где нужно зачерпнуть веслом, чтобы лучше использовать силу воды и течение... физика! Он всё расчитал в голове, и сумел применить это!
Лоренц Блинов - композитор. Он поступил в училище - самоучкой, он зубрил книги, путал ударение в названиях музыкальных терминов, но его взяли! И он учился уже вместе с братом, который младше его на 10 лет. И вот это сочетание технического и композиционного, где в одно время была физика, и инженер-строительство, и вдруг пришла музыка и поэзия! Сочетание, столь знакомое интеллигентам казанцам по истории СКБ <студенческое конструкторское бюро>, потом НИИ "Прометей", которое начиналась с совместного вечера студентов авиационного института (КАИ) и консерватории, исполнивших сочинение "Прометей" Скрябина с партией света (вписанной композитором в партитуры, но долгое время игнорировавшейся исполнителями - шут его знает, что за такая "партия света", и вдруг, в Казани, в 1960-е её решили "сыграть", этот свет - сделать "видимым", соединить с музыкой! Это сочетание технического и музыкального, и поэтического - было и в Лорке Блинове, было его сутью!
И он принимал участие в акции "Прометея". Эти цветные рояли. И Ирина Ванечкина, супруга Булата Галеева, лидера "прометейцев" была за красным роялем, отвечала за красный цвет, а Лоренц Блинов - за белый! Лоренц Блинов сидел за белым роялем! Блинов играл на белом свете!
И вот, уже собственное, блиновское сочинение, которым открылся нынешний вечер памяти, в этот раз исполняли дочери. "Струение мигов: 12 стихотворений Велимира Хлебникова для фортепьяно и чтеца". Чтец здесь - не просто меладекламатор, он - как бы музыкальный инструмент, вписанный в партитуру, есть чёткие места, где он вводится, иногда в перекрыш музыки, иногда между, иногда перекрёстно... у меня было два подобных опыта, первый - в программе с камерным хором "Преображение", и второй - в проекте композитора-мультиинструменталиста Радика Салимова, придумывавшего авторский саунд-трек для фильма Дзиги Вертова "Человек с киноаппаратом" (1929), и вот тогда я тоже стал частью партитуры со своими стихами!
Лоренц Блинов сочинил свою пьесу для фортепьяно и чтеца в 1963 году. Ему разрешили исполнить сочинение, но без стихов Хлебникова, это была кастрация... но исполнено оно было на съезде композиторов, из 12 пиес, одна - состояла всего из одной ноты, и без стихотворения это была лишь нота и больше ничего! И это было вызывающе! И почти скандал! Но ещё раньше - как решился вытащить Хлебникова? И написать музыку на стихи Хлебникова, тогда полузапрещённого?
У сочинения - эпиграф. "Скинь дитя, свои вериги", мне кажется, это эпиграф ко всей жизни Лоренца Блинова. За это сочинение, состоящее из 12 пьес по 12 стихотворениям Хлебникова, художник и друг Лоренца Ивановича Константин Васильев подарил ему 12 картин, это ещё в ранний период, когда Васильев увлекался абстракционизмом и линиями... одна из картин: скрипка губ, там губы мальчика и девочки влюблённых, собираются в скрипку.
До последнего дня Лоренц Блинов работал над квартетом и очередной книгой стихов. Книгой занимался Илья Чирков. Она поставлена в очередь в таткнигоиздате, но сегодня на вечер Илья принёс три экземпляра, выпущенных им самим, просто, чтобы показать: книга есть: Называется "Зеркала музыки". Подзаголовок "стихотория"...
Вот оттуда:
Как явно слышится тогда
Седого Брамса отдалённый голос.
Казалось, ночь вдруг раскололась,
Как льдина посреди пруда...
(электронный вариант книги выложен в интернете)...
Нам ещё рассказывала дочь Юлия, как долго ей приходилось набирать его стихи, сам он к компьютеру не подходил, но требовал, чтобы строго буква под буквой, она ему говорила: "да это невозможно, Ш. после О. так ровно не станет на компьютере", а он: "мне нужно"... и она пускалась тогда на всякие ухищрения, наконец, после долгого: "Вот так тебя устроит?" что-то сделала! А он: "а так можно было поставить? Погоди! Придёшь через три дня", и начинал писать новое стихотворение, использующее то техническое ухищрение шрифтовое, что ему показали... "этот, казалось бы, его такой формализм, такие рамки... но на самом деле, он их таким образом раздвигал!"
Там ещё в этом сочинении по Хлебникову с фортепьяно и чтецом в паре мест надо трясти фортепьяно, и это громыхание, рыдание фортепьяно - тоже звук...
И вот он умер, наш Лоренц Иванович, худенький и строгий гребец...
Скинь, дитя, свои вериги...
* * *
2020: Скончался наш удивительный Лоренс Иванович Блинов... Какая печаль...
Елена Чернобровкина
Умер ла Елена Николаевна Чернобровкина...
Легендарный казанский журналист, в 1990-е - пожалуй, самая знаменитая, лицо и живой образ казанской журналистики.
Она сыграла свою роль и в моём становлении в профессии. Это была совсем другая эпоха, конечно. Я застал только самый её конец. В 1997 году, 17-летним подростком я стал штатным сотрудником, корреспондентом журнала "Ялкын". Журнал располагался, как и большинство казанских изданий в культовом для казанской прессы здании по ул. Декабристов 2, тогда называли его "Издательство", сейчас это "Татмедиа".
Это расположение всех в одном месте - как-то нас сдруживало, превращало в братию! Мы ведь ещё встречались в столовке на втором этаже, но и вообще - я, например, гулял по этажам, и вскоре - на каждом этаже были у меня знакомые...
Мой кабинет был на 9-м! Да, в 17-18 лет - уже свой кабинет, я был редактором отдела. На том же 9-м, например, работал поэт Радиф Гаташ. Он пел. Сидим мы такие на планёрке - а из коридора пение: Гаташ поёт. (Работал от тогда в журнале "Казан Утлары"). Далее - журнал "Чаян". Подружились с Рафаэлем Халиулловым, теперь он главред этого журнала. На 10-м - таким одновременно и небожителем (из другого воздуха), и очень скромным - ещё один Рафаэль: выдающийся Рафаэль Мустафин. Он потом подписал рекомендацию мне в Союз Писателей. На восьмом этаже - "Молодёжь Татарстана". Туда я бегал к Альфие Ганиевой. Далее - "Республика Татарстан". И там были знакомые. И так до самого низа. До полиграфических цехов, где работала, например, легендарная Нинель (не знаю точно, как технически называется её должность, а имя в честь Ленина наоборот, все её знали). И все мы были людьми одного цеха. Я, и другие, названные и неназванные казанские журналисты. Наша братия.
И вот, наконец, четвёртый этаж, ставший одним из любимейших для меня (кроме 9-го - было два любимых: четвёртый, и одиннадцатый - на одиннадцатом была библиотека)....
На четвёртом я заходил в кабинет, где сидели Елена Чернобровкина и Гуля Подольская.
Я приходил гонять чаи, и просиживал долго, до получасу или того больше. По существу, Елена Николаевна была первым, по-настоящему, журналистом-практиком, которая меня вводила в орбиту и смысл нашей профессии.
Ибо журнал "Ялкын" был всё же литературно-художественный. Журналистов там было немного.
Елена Николаевна много рассказывала про своего любимого редактора Гаврилова (к тому моменту уже скончавшегося), с большим задором, как им удавалось обманывать главлит и казанских проверяльщиков-цензоров и проводить в печать острые материалы.
Журналистика для Чернобровкиной - всегда была, суть: смелость и азарт. Она держала сама и учила меня: держать хвост пистолетом! Была настоящим борцом, и по-хорошему авантюристом, смеялась и подсмеивалась над неуклюжестью бюрократов и смело бросалась на бой.
Именно благодаря ей несколько моих хиленьких публикаций появилось в 1997 годы в "Вечерней Казани"...
А потом - началась эпопея. Раскол "Вечёрки". Процесс, который она считала рейдерским захватом газеты со стороны редактора Хасбулата Шамсутдинова. Появление газет "Новая вечёрка", "Новая казанская вечёрка"... Мы тогда много разговаривали, Елена Николаевна подробно передавала мне всю эпопею случившегося.
Потом времена изменились безвозвратно. Пришло время он-лайн СМИ. Перестроили и наше старое здание. Понаставили замков между этажами. Сам характер работы стал тоже другой. Да и я ушёл из "Ялкына" окончательно в 2007. Этот мир почти ещё советской, перестроечной журналистики (я приходил в журнал, когда там не было ещё ни одного компьютера, макет был бумажный, фотки клеили, а статьи набранные на печатной машинке крепили к макету скрепками, потом всё это спускалось в цех и там только свёрстывалось).... мир, в который я успел ступить на излёте - исчезал на глазах...
Всех поразбросало. Елена Чернобровкина работала теперь в "Бизнес-онлайн", виделись мы редко, разве в метро пересекались, ну там не сильно поговоришь...
Сегодня её не стало. Ещё один кусок моей жизни уходит в память...
Светлая память великому журналисту, учившей меня достоинству в профессии.
Сайяр Утяганов
Умер выдающийся казанский школьный педагог-математик Сайяр Утяганов (преподаватель в разное время "малого физфака", экспериментальной школы лицея, школы 131, лицея КФУ им. Н. Лобачевского, школы "СОлНЦе"), как пишут и справедливо: большая потеря для математического сообщества Казани.
Сайяр Эдмасович - один из соратников Шмакова, я его видел, безусловно, многажды, но общался мало, у меня он не преподавал, и в колледже в моё время уже тоже не преподавал, хотя моя одноклассница Катя Кучмина с ним занималась. Я уважал всегда его профессионализм, о котором был наслышан, и в который верил, много хороших отзывов знал об Утяганове, знал и его результаты (победы учеников на олимпиадах), он мне казался, и вероятно, был, примером интеллигентного учителя, очень любимого учениками.
Соболезную родным, ученикам, и всем нам, Казани, мы потеряли яркую личность, прекрасного труженика и выдающегося учителя.
Ахат Гаффар
Умер добрый татарский писатель Ахат Гаффар, папа Сомбельки моей, подружки и коллеги по "Ялкыну" и тоже прекрасного писателя и Лейлы, которую знаю меньше, но давно во френдах в ФБ. Замечательные дети у тебя, Ахат абый!.. Урыны оҗмахта булсын!
Армен Джигарханян
Умер Армен Борисович Джигарханян, ещё один актёр-эпоха...
В Казани видел его живого, сидел на пресс-конференции с ним, он был очень весь такой живой, быстрый и добрый, хохотал, рассказывал про любимого кота.
Антон Баринов
Погиб мой любимый Антон! Мы с ним виделись в Питере вот только в нынешнем апреле, он рассказывал, как мечтает поставить "Ночной полёт" Экзюпери, про девушку, с которой они дружат, про маму - которая тоже, его по-настоящему лучший друг.
Антон! Как я плачу по тебе! Всего 20 лет было! Мы познакомились, когда Антон был ещё школьником, он приехал в театральный лагерь в Набережных Челнах, куда и я заехал проведать сербскую актрису Зорицу, проводившую там смену в качестве педагога. Они играли потом с ним вместе в выпускном экзамене по "Самоубийце" Эрдмана. Я был в лагере пару дней, но мне хватило, чтобы подружиться. Благо уже были соцсети. Мы начали встречаться при любой оказии. Сначала - когда он приезжал в Казань, а позже - когда он поступил на учёбу в Питер - и там. И в Челнах, куда он возвращался на каникулы.
Каждая встреча оставляла отклик в душе, и я спешил оставить небольшой мемуар. Ниже я приведу два кусочка. В последнюю поездку я подарил ему экземпляр моего романа-поэмы "ОНД-4181".
Покойся с миром, любимый мой, дорогой, навечно 20-летний Антон. Горюю по тебе всем сердцем.
* ** (кусочки мемуарных записей)
. А потом – пришёл ко мне прямо туда мой приятель, и даже молодой друг – студент актёрского факультета, первокурсник, и как многие 18-лет<