Распрощались и мы с папой, старшим лейтенантом Веретенниковым
Петром Ефремовичем. В 2 часа дня он отбыл в расположение части и 3
долгих года мы ничего о нем не знали. Папа исполнял свой воинский долг.
Он, военный инженер был заместителем начальника особого батальона
боеприпасов и боепитания, обеспечивал определенные участки фронта. На
его долю выпал тяжелый путь отступления и радость Победы. Это была
вторая кровопролитная война на его счету. Он воевал еще в Гражданскую в
составе знаменитой Сивашской дивизии, 44 артиллерийского полка.
Участник Сталинской битвы, участвовал в освобождении Вены, Праги и
Будапешта. Имел правительственные награды. Воевал на Северном фронте мой двоюродный брат Константин Солнцев.
Письмо с фронта.
На разных фронтах воевали родные папины братья: Алексей, Леонид,
Евгений и сестра Анна.
Детство закончилось. Свой груз война взвалила и на наши хрупкие
плечи. Нужно было выстоять и выжить.
В Николаеве начался страшный режим оккупации - долгие 31 месяц.
Жители города не сломались, не покорились. Они жили и боролись.
Оккупация...
Что такое оккупация?..
Это захват территории одного государства другим и установление на
захваченной территории государства победителя.
В первые месяцы войны германские войска захватили почти всю
Украину, хотя героически сражались Брест, Одесса, Севастополь, Керчь,
Новороссийск, в последствие получившие за проявленный героизм при
обороне звание «городов Героев».
Где-то под Севастополем без вести пропал мой брат Володя. Ему было
18 лет.
В Николаев немцы вошли 16 августа 1941 года. Нашей семьи в это
время в городе не было. Мы эвакуировались, но неудачно: не смогли
переправиться через Днепр. Домой вернулись месяц спустя.
|
|
В городе во всю устанавливался «новый порядок» - «Ordnung». Почти на
всех домах, заборах висели огромные плакаты, смысл которых сводился к
тому, что за малейшее неподчинение новым властям - расстрел.
Жителям предложим сдать радиоприемники, оружие, гражданам 1900-
1925 годов рождения стать на учет на бирже труда, зарегистрироваться
коммунистам, евреям, и лицам, занимавшим ответственные посты. Был
установлен комендантский час, по которому не разрешалось находиться за
пределами своего жилья с 18 часов вечера до 5 утра.
Евреям прикрепляли на одежду 6-конечные желтые звезды с надписью
«Юде».
Даже спустя много лет в памяти всплывает картина: идущая по нашей
улице колонна женщин, стариков, детей. На руках у многих были маленькие
дети. Шли с небольшими сумочками, некоторые в детских колясках везли
какие-то вещи. Это шли евреи, шли на расстрел. Но они еще этого не знали.
В приказе было сказано о их переселении в другое место и разрешили взять
на сутки еды и немного одежды. Шли не стройной колонной по дороге, а
вразброд, медленно, в гнетущей тишине, шли знакомые: дети, с которыми
еще вчера учился или играл, взрослые, которые еще вчера приветливо
улыбались при встрече. Шли тихо, молча, понуря голову. А мы стояли у стен
своих домов и тоже молча на это смотрели. Сейчас трудно вспомнить все
подробности, но большой охраны не было. Некоторым удалось бежать. Были
случаи спасения детей.
Семья Бурковских Павла и Марии, живущая на ул. 3-й Военной и
Купорной, спасли еврейскую двухлетнюю девочку Тамарочку. Рисковали
они многим. У них было своих 3 детей: Павел, Николай и Елена. Тамарочку
вырастили, выучили, она получила высшее образование, вышла замуж.
Училась она в Киеве и осталась там жить. Если она жива, то ей сейчас
примерно 73-74 года.
|
|
Часто перед глазами всплывает еще одна страшная и печальная картина:
это колонны наших военнопленных или как тогда называли «этапы». Жуткое
зрелище: грязные, оборванные, голодные, больные, раненые,
поддерживающие друг друга, часто вместо обуви ноги обмотаны какими-то
тряпками. А вокруг шла охрана: солдаты с автоматами в руках и огромными
собаками на поводках. Пленные шли молча, понурив головы и только глаза
молили «помогите...». Люди старались помочь.
О том, что будет идти этап пленных жители города знали заранее и
готовились к этому. Выносили продукты: лепешки, лук, картошку. У кого,
что было. Дать еду в руки пленным было нельзя. Немцы строго следили за
этим и плетками отгоняли дающих людей. Приходилось продукты бросать в
строй пленных; часть продуктов падало на землю и растаптывалось
немецкими сапогами. Но дети ухитрялись проникнуть между конвоирами и
передать еду в руки несчастным. Немецкая плетка никого не щадила. Гнали
пленных в концлагерь на Темвод.
В этом концлагере, правда всего несколько часов, пришлось побывать и
мне.
В декабре 1943 года я попала в облаву. В войну мы повзрослели рано. Я
была крупной девочкой и меня поймали вместе со взрослыми. Сначала
пригнали нас на стадион, что на улице Садовой, а потом погрузили на
машины и отвезли на Темвод. Я плакала, говорила переводчице, что мне 12
лет, но она не обращала на меня внимания. Погода была ужасной. Шел
мелкий дождик, под ногами была жидкая грязь. Люди стояли по щиколотку в
этой грязи, тесно прижатые друг к другу.
|
|
Счастье улыбнулось мне. Я стояла недалеко от ворот, в которые машины
завозили людей, разгружались и уезжали за новой партией. У одной из
уходящих машин я оказалась у подножки. Вдруг открылась дверь кабины и
мне по-русски сказали:
- «Садись быстро!»
Раздумывать было некогда. Уже на ходу я вскочила в машину и
благополучно машина выехала за ворота лагеря. Были уже сумерки своих
спасителей я не рассмотрела. Их было двое. Вывезли они меня за мост.
Остановились на ул. Адмиральской и выпустили меня. Стремглав бросилась
я домой. Спасителей своих я не разглядела.
Но не все покорялись этому режиму.
В первые дни город затаился, притих, люди растерялись. А спустя
некоторое время начал бороться.
Мама не сдала радиоприемник. У нас был мощный, по тем временам
«СФД-9». Из коробки вынули рабочую часть и спрятали ее в буфет. Это
позволило нам по ночам слушать Москву. Так мы узнали о разгроме немцев
под Москвой, о Сталинграде, появлении нового вооружения у Красной
Армии - танков, самолетов, «Катюш», о введении погонов, переименовании
Красной Армии в Советскую и многое другое. Слушать радио к нам
приходили соседи. Эти передачи вселяли надежду на то, что оккупация - это
временное явление. Мальчишки переписывали эти сообщения, а мы их
разбрасывали по дворам. Взрывы в парке им. Петровского, на аэродроме,
нефтебазе вселяли в людей веру на освобождение.
Для борьбы с режимом фашистской оккупацией были организованы
подпольно-диверсионные группы. В городе под руководством Виктора
Александровича Лягина действовал «Николаевский Центр», который уже
осенью 1941 года совершает ряд серьезных диверсий, главным исполнителем
которых был Александр Сидорчук.
Осенней ночью 22 ноября 1941 года над нашим городом вспыхнуло
первое зарево. Горели склады горючего и боеприпасов в парке имени
Петровского.
Я отлично помню это событие, т.к. жила рядом.
Проснулись около часу ночи от близких взрывов, звенели и сыпались
стекла, в окна бились отблески пожара. Выскочили на улицу, жмемся к
воротам и смотрим на бушующее пламя пожара. Немцы мечутся, мчатся
пожарные машины, слышен треск автоматной стрельбы, солдаты оцепляют
жилые кварталы вокруг парка, загоняют прикладами людей в дома. Погасить
быстро пожар они не могут. Пламя бушует с огромной силой, взрываются
бензобаки в машинах, бочки с горючим, в «Зеленом театре» горит вражеское
обмундирование.
Парк оцеплен солдатами. На нас, детей, немцы не обращают внимание.
А мы уже в парке, в нашем парке, где мы росли, играли и знали все ходы и
выходы.
Смотреть на пожар было страшно и радостно. Каждый из нас мысленно
шептал:
- Так вам и надо, гады.
Только к утру удалось фашистам загасить пожар. По нашей улице
трактора тащили обгоревшие машины, в парке разбрасывалось тлеющее
обмундирование. Обезумевшие фашисты недосчитались 15 автомашин, 20
бочек с горючим, несколько солдат. Ущерб насчитывался в 500 тысяч
рублей.
Начались облавы, обыски, арест заложников. На стенах домов появился
приказ о введении комендантского часа. Николаевцы улыбались при
встречах и тихо поздравляли друг друга с праздником. Взрыв в парке вселял
надежду в сердца людей на освобождение от фашистского ига и победу над
врагом.
Лозунг: - «Враг будет разбит, победа будет за нами!», - вступал в силу.
Немцы виновных в поджоге не нашли. Но схватили первых попавшихся
на улице людей и повесили на рыночной площади.
Всех работоспособных немцы принуждали работать. Только
работающим и членам их семей выдавали хлебные карточки. Население
всячески уклонялось от работы, но за уклонение — расправа. Начались
облавы.
Облава — это очень страшно. Это когда вооруженные солдаты с
собаками прочесывали улицы и дома. Все работоспособное население
забирали и насильно заставляли работать, молодежь на каторгу отправляли в
Германию.
Молодежь всячески уклонялась от этого. Одним из способов было
нанести себе серьезное увечье, заболеть инфекционной болезнью. Моего
мужа Соколовского Олега Кирилловича, 1925 года рождения, чтобы спасти
от Германии, заразили тифом. Он очень долго болел. Но от угона в Германию
спасся. Больных в Германию не брали. Немцам нужны были здоровые рабы.
В этом плане большую помощь молодежи оказывал наш сосед-доктор
Мельниченко Андрей Иванович и его жена Асташова Елена Харитоновна.
Сколько они спасли жизней! О докторе Мельниченко более подробно я
расскажу позже.
В 1943 году фашисты объявили о мобилизации молодежи 1925-1927
годов рождения для работ в Германии.
Евгений Солнцев, Олег Соколовский,
Борис Черненко
Под этот закон попадали 2 моих двоюродных брата: Борис Черненко и
Евгений Солнцев.
Женя Солнцев трижды попадал в облавы и трижды бежал. Впервые с
пункта сбора на ликероводочном заводе. Во второй раз из двигающегося
поезда на станции Лоцкино. Когда поезд чуть замедлил ход, через вынутые
из пола вагона доски, шестеро выпрыгнули на ходу. В живых осталось двое.
Ночью на следующий день добрался домой. Он жил на улице Фалеевской,
52. А утром снова попал в облаву. Снова бежал. Но домой уже не вернулся.
Его спрятали родственники в котле бани, которая была на улице Столярной.
Там с ним прятались еще несколько человек, в том числе и его сестра Нина
Солнцева. (Сейчас ей 86 лет и живет она на улице Б.Морская, 185).
Наша семья, а мы по маминой линии николаевцы от дедов - прадедов,
жили недалеко от Парка им. Петровского, на улице Акима, 71 (сейчас
Б.Морская, 185).
Это добротный двухэтажный дом. Наша семья занимала I этаж и жила в
этом доме с 1910 года. Семья Тарасовых была большая, но к началу войны в
квартире, состоявшей из 2-х комнат и кухни жили: бабушка Тарасова
Евдокия Петровна, мама и папа - Веретенниковы Мария Ивановна и Петр
Ефремович, я, Лида 10 лет, 1931 года рождения и брат Валентин, 4-х лет,
1937 года рождения.
Папа был военный, мама работала на заводе им. 61 Коммунара.
