Декабря 1972 года
По доброй воле Эйвери ни за что бы не стал ввязываться в такие мероприятия, как проведение сомнительных ритуалов прямо в Хогвартсе, да ещё и в разгар учебного года. Но когда с просьбой обращаются семикурсники, признавая превосходство его знаний, ― тут не устоишь.
Целый день Эйдан ходил довольный собой: в обмен на помощь с ритуалом Нотт и Крэбб пообещали ему, что в течение всего года ни один преподаватель не придерётся ни к одной его работе, а отметки «Превосходно» будут сыпаться как из рога изобилия. Однако ближе к вечеру эйфория начала спадать.
― Да не понадобится тебе это, ― презрительно произнёс Крэбб, кивнув на учебник по Чарам в руках у своего младшего сообщника, когда они собрались в укромном уголке гостиной, чтобы обсудить свой план. ― Если всё срастётся, демон за нас будет все домашние задания выполнять, ещё и нашим почерком. Ведь так?
С этими словами он обратился к Нотту, который в это время наблюдал за тем, как четырнадцатилетняя наречённая невеста Амикуса Кэрроу, Глициния Пьюси, пытается поближе подсесть к своему жениху, который, ни на что не обращая внимания, пишет какое-то письмо.
― Да, ― коротко ответил Нотт, но не повернулся к своему собеседнику.
Эйвери поёрзал в кресле, уже начиная жалеть, что согласился. На Слизерине обычно держались обособлённо, и в другое время он бы не стал связываться с двумя мрачными парнями. Но они обратились к нему сами, и он просто растаял от такого внимания. Нет, нужно было тогда соглашаться на Хаффлпафф…
― Так это всё-таки демон, ― уточнил Эйвери.
― Ну, покойников я предпочитаю поднимать подальше от места, в котором живу, ― вполголоса произнёс Крэбб, и Эйдан помимо своей воли вжался в спинку кресла. Сидящий перед ним семикурсник уже несколько лет носил перстень главы рода и, несомненно, постигал науку своих предков.
|
|
― Что, прямо-таки поднимаешь? ― ляпнул Эйвери.
Холодный взгляд был ему ответом, и он прикусил язык. Верхом глупости и неприличия было спрашивать про фамильные тайны у полузнакомого человека. Проучившись пять лет на Слизерине, Эйвери всё же сохранил в себе черты, благодаря которым едва не загремел на факультет чёрно-жёлтых, и подобная открытость была одной из этих черт. Естественно, на его факультете это называлось бестактностью.
― Я просто хотел спросить, насколько это опасно… ― пробормотал Эйвери, стушевавшись.
― Петуха в жертву демону мы уже добыли, ― монотонно поведал Нотт. ― Если что ― его сдержит пентаграмма. Мы же не самого вызываем…
― А если преподы заметят? ― заикнулся Эйдан, и Нотт наконец повернул к нему лицо с безжизненными водянистыми глазами.
― Кто? ― спросил он, и от его тона Эйвери стало немного жутко. ― Насквозь светленький Дамби? Или Йетс, который дальше своих пикси ничего не видит? Может, полоумный Флитвик? Или этот недоумок Хагрид, который даже пропажу петуха не заметил?
Эйвери молчал, не желая выставлять себя ещё большим идиотом. Однако Крэбб, более мягкий по характеру, чем его товарищ, понял терзания своего сообщника.
― За этот ритуал ничего не будет, его нет в реестре запрещённых, я смотрел. Максимум, что с нами могут сделать, ― снять по пятьдесят баллов с каждого.
Сто пятьдесят баллов ― это было много. За одну их ошибку весь следующий семестр Слизерин должен будет трудиться не покладая рук. И, разумеется, в стенах факультета кара будет страшнее, чем снятые баллы.
|
|
― Хорошо, а что требуется от меня? ― уточнил Эйвери, не желая больше тянуть кота за хвост. Сегодня утром, когда Крэбб и Нотт отловили его после завтрака, он услышал только хвалебные оды в честь своих познаний в Древних Рунах.
― У нас есть описание ритуала, ― сказал Крэбб, в то время как Нотт отвернулся и снова принялся наблюдать за неуклюжими потугами Пьюси привлечь внимание Кэрроу. ― Но нет описания символов, которые нужно нанести вне пентаграммы. Древние знали их наизусть и потому не сочли нужным записать. Но мы их не знаем. Твоя задача ― определить, что это за символы.
― Хорошо, ― сказал Эйвери. Ему было не по себе, но знакомый предмет успокоил его, а мозг уже обдумывал задачу. ― Там хотя бы есть упоминание о смысле этих символов? Ещё мне нужно описание похожих ритуалов, где внешние знаки упомянуты. Я сравню их и попробую вычислить нужные.
Крэбб и Нотт переглянулись, как будто что-то безмолвно решая.
― Будут, ― коротко ответил Крэбб. ― Встречаемся завтра в библиотеке после уроков.
― Хорошо, ― повторил Эйвери. Другого ему ничего не оставалось: он знал, что Обливиэйт, наложенный незрелым магом, может вызвать необратимые повреждения памяти. А она ему ещё была нужна, хотя бы для того, чтобы закончить курсовую по Древним Рунам.
Когда семикурсники, не прощаясь, ушли в спальню, Эйдан обернулся и тоже посмотрел на диван в другом конце гостиной: отчаявшаяся Пьюси сидела к Кэрроу спиной.
|
|
Декабря 1972 года
В библиотеке его встретил один только Нотт, кивком головы велел присесть за отдалённый стол, надёжно укрытый за стеллажами от посторонних глаз. Эйвери подчинился, стараясь не показывать, что ему жутковато. Одно дело ― в гостиной, где полно народа, а другое ― здесь, в укромном уголке, наедине с угрюмым старшекурсником. Эйдан уже на полном серьёзе подумал, что Обливиэйт ― дело уже решённое.
― Не дёргайся, ― лениво произнёс Нотт, доставая палочку. Он окружил их стол Заглушающим заклятием и положил перед Эйвери учебник по Древним Рунам за пятый курс. К счастью, Эйдан не успел ляпнуть глупость, сообразив, в чём дело. Как он и ожидал, внутри книга не имела с учебником ничего общего, и Эйвери догадался, что держит в руках фамильную собственность кого-то из двоих семикурсников.
― Семьдесят вторая страница, ― подсказал Нотт, глядя в сторону. ― Ритуалы по вызову демонов для мелких нужд.
Только сейчас Эйвери понял, что именно эта привычка смотреть куда-то вбок и нервировала его в компаньоне. Ведь не было сомнений, что Нотт видит каждое его движение.
Эйдан открыл указанную страницу и углубился в изучение ритуалов. Он сразу же понял, что для защиты от слабого духа нужен всего один круг символов вне пентаграммы, но о каких символах шла речь?
Через некоторое время юный рунист достал из сумки перо и пергамент, а Нотт услужливо подвинул ему свою чернильницу, зорко следя, чтобы ни одна капля чернил не попала на драгоценные страницы книги. Он спокойно смотрел то по сторонам, то на пишущего сообщника, но это было спокойствие выжидающей в засаде змеи. Под его взглядом Эйвери ставил на пергамент кляксы, не смог сразу начертить пентаграмму и под конец перепутал Вуньо и Райдо.
Потом он задумался и отвлёкся: мимо их стола прошмыгнул какой-то младшекурсник со стопкой книг в руках, такой огромной, что ему приходилось придерживать её подбородком. Тут же Эйвери заметил ещё двух, которые внимательно наблюдали за первым мальчишкой из-за стеллажа и о чём-то перешёптывались.
― Вы двое, живо сюда, ― приказал Нотт, сбрасывая Муффлиато. Те подошли, глядя исподлобья. То, как вызывающе они держались при старосте, Эйвери не понравилось, и Нотту тоже.
― В библиотеке положено заниматься, а не выслеживать, ― произнёс Нотт. ― Где галстуки? Почему рубашки навыпуск?
Эйвери благоговейно молчал, глядя на Нотта, и чернила капали у него с пера. Этим летом он до последнего надеялся, что станет старостой, однако счастье почему-то привалило Долохову, который встретил друга на вокзале диким гоготом превосходства.
Однако провинившиеся ребятишки не разделяли чувств Эйвери. Один из них враждебно зыркал на слизеринцев из-за стёкол очков, а второй почти не обращал внимания на досадное препятствие: привстав на цыпочки, он вглядывался в темноту между стеллажами, как будто высматривая добычу.
― По пять баллов с каждого, ― процедил Нотт. ― Ещё раз увижу в непотребном виде ― сообщу вашему декану. Вы позорите не только Гриффиндор, но и свои семьи…
Мальчишки молчали, переминаясь с ноги на ногу. В который раз Эйвери убедился, что Хаффлпафф и Райвенкло живут куда более мирно и счастливо, чем два остальных факультета: там не было ни испепеляющей гриффиндорской ненависти к врагам, ни холодной отстранённости слизеринцев.
― Идите, ― наконец кивнул Нотт, и мальчики сорвались с места подобно спущенным с цепи гончим, бесшумно исчезли в проходе между стеллажами.
Не в силах больше мучиться, Эйвери пододвинул изрисованный пергамент Нотту.
― Вот, ― сказал он. ― Альгиз можно нарисовать здесь, а можно рядом с Райдо. Тогда она просто станет сильнее. Защитит лучше.
― Пусть так, ― кивнул Нотт, мало что понимая в рунах. Он забрал листок и книгу и добавил: ― Встречаемся сегодня в гостиной, после отбоя. Если всё получится, ― экзамены сдадим без проблем.
Эйвери приуныл. Ему, безусловно, хотелось порадовать родителей набором «Превосходно» на С.О.В., но он прекрасно понимал, что не блещет знаниями ни по Трансфигурации, ни по Чарам, ни по Зельям, и отличные оценки вызовут подозрение.
Где-то в другом конце библиотеки раздался глухой шум, как будто упала стопка книг, но он не обратил на это внимания.
***
Время до отбоя тянулось невыносимо медленно. Эйвери поужинал, взял с собой пару бутербродов, под столом налил во флягу тыквенного сока ― вдруг ритуал затянется или случится что-то непредвиденное? ― и поплёлся в подземелья.
Младшие курсы уже справились с домашним заданием и сейчас либо мирно рассматривали карточки от шоколадных лягушек, либо шушукались по углам, стараясь не мешать заниматься старшекурсникам, ― насчёт этого в Слизерине было строго. Старшие же, загруженные куда больше, всё ещё занимались, и в гостиной был слышен шелест страниц и скрип перьев.
Эйвери присел на свободное местечко на диване. Ни о каком домашнем задании не могло быть и речи: он бы сейчас запросто всё перепутал, не в силах ни на чём сосредоточиться.
Напротив него сидели два каких-то второкурсника. Эйдан точно знал, что это второкурсники, потому что помнил, как в прошлом году распределялся один из них. Оба мальчика были чем-то неуловимо похожи, щуплые брюнеты с тонкими как птичьи лапки руками. Разница заключалась лишь в том, что один из них, низко склонившись над пергаментом, строчил эссе по Трансфигурации, и в его руке плясало куцее перо, а второй даже не открыл учебник, и только быстро-быстро крутил в руке маленький ножичек. Про себя Эйвери тут же окрестил их заучкой и лентяем.
― Ну, дай списать… ― протянул лентяй, видимо, не в первый раз, обращаясь к своему товарищу, а тот недовольно дёрнул плечом.
― Не дам, ― отрезал он. ― Иди лучше заклинания отрабатывай.
― Где? ― спросил лентяй уныло.
― В спальне! ― прошипел заучка, явно теряя терпение.
― Опять балдахин рухнет… ― обречённо пробормотал ленивый ученик.
― Тогда пиши эссе, ― посоветовал трудолюбивый.
― Да ну, не нравится мне всё это, ― отмахнулся лентяй, и ножичек в его руке замелькал с удвоенной скоростью, а взгляд синих глаз мечтательно устремился куда-то поверх голов всех находящихся в гостиной. ― Убегу я. Там, за Хогсмидом, говорят, пещеры есть… Вот на Пасхальных каникулах скажу, что домой поехал, а сам туда.
― Не городи ерунды, ― проворчал заучка, не отрываясь от своего эссе. ― Ты там умрёшь один в горах.
― Кто, я? ― удивился лентяй, но ответа не получил.
«Я бы так не смог», ― отстраненно подумал Эйвери, следя тем временем за миниатюрным лезвием, которое как будто вовсе не касалось тощих пальцев.
― Марш заниматься, ― вполголоса произнёс он, обращаясь к лентяю. Тот медленно перевёл взгляд на него, а заучка так и вскинулся. Оба уставились на него с другой стороны стола. У заучки глаза оказались чёрными, смотрел он настороженно, как будто прикидывая степень опасности. Лентяй смотрел спокойно и изучающе.
― Сейчас, ― сказал он и придвинул к себе учебник, но даже не удосужился открыть.
― Заниматься! ― рявкнул неизвестно откуда взявшийся Долохов. ― Позоришь факультет, chertyaka!
Появление друга означало, что он не отвяжется, как минимум, до отбоя, что ставило под угрозу весь ритуал, однако Антонин только хлопнул Эйвери по колену и вновь скрылся за дверью в коридор ― наверное, пошёл обжиматься с девчонками по тёмным углам.
Лентяй, которого староста пятого курса обозвал непонятным русским словом, зевнул и развалился на диване. Ножичек уже куда-то исчез из его руки.
«Всё-таки быть старостой хлопотно, ― рассудил Эйвери, который в глубине души ещё не простил другу назначения. ― Ходишь, шпыняешь нахальную мелочь, а им хоть бы что. Второй курс вообще бешеный какой-то, что Слизерин, что Гриффиндор…»
Осторожно осмотревшись, он обнаружил, что Крэбб и Нотт, сидя у камина, что-то обсуждают. Горы книг и пергамента вокруг них, наверное, должны были создать видимость работы, однако Эйвери готов был поклясться, что говорят они вовсе не о Высших Зельях.
В половине одиннадцатого в гостиной не осталось ни одного младшекурсника, да и старшие уже тоже начали разбредаться. Эйдан, который «читал» пособие по Чарам, держа его вверх ногами и не видя ни строчки, в который раз оценил обстановку. Теперь в длинной, немного мрачной комнате оставалось всего несколько человек. Вокруг стола со стоящей на нём моделью звёздного неба ходила задумчивая Андромеда Блэк, которая явно переживала творческий кризис в написании эссе для профессора Синистры. Амикус Кэрроу, пишущий одно и то же письмо уже третий вечер, в очередной раз рвал его и испепелял Инсендио. На соседнем диване какие-то шестикурсницы склонялись над пергаментом с вычислениями ― учили Нумерологию. В углу, в самой тени, сидел с книгой староста мальчиков шестого курса, замечательный тем, что Эйвери никак не мог запомнить его фамилию: та скользила мимо ушей и не откладывалась в памяти, хотя Эйдан твёрдо выучил, что в ней целых четыре буквы «о» (Имеются в виду латинские «о», попарно складывающиеся в два сочетания «оо», ― прим. авт.).
Наконец по подземельям прокатился удар колокола, возвещающий об отбое. В эту же минуту в гостиную ворвался нереально счастливый Долохов, просвистел через всю комнату и скрылся в спальне. Кэрроу решительно обмакнул перо в чернила и занёс над пергаментом, но вдруг зевнул и устало потёр глаза. Блэк, отчаявшись призвать вдохновение, сгребла пергаменты, забрала модель неба и ушла спать. Шестикурсницы ушли, забыв свои вычисления на столе, а староста с книгой исчез совершенно незаметно.
Ещё через пять минут в гостиной осталось только трое студентов; Эйвери поднялся с дивана и вопросительно посмотрел на своих сообщников.
***
― Здесь? ― недоверчиво спросил Крэбб, пока Нотт взмахами палочки расчищал выбранную им комнату от пыли.
Эйвери, который никогда не забирался в подземелья дальше, чем коридор со статуей горгульи, только озирался по сторонам.
― Не стой столбом, помоги, ― толкнул его Нотт, и пятикурсник поспешно принялся накладывать на пол и стены все известные ему чистящие заклинания.
Наконец комната была приведена в порядок. Светильники по стенам горели мягким зеленоватым светом ― всякий волшебный свет в подземельях был только такого оттенка. В углу комнаты стояла накрытая чёрным платком клетка, в которой изредка копошился предназначенный для заклания петух, а на другом платке лежали чёрные свечи, кубок и короткий широкий нож.
Нотт тщательно запер дверь, наложил Заглушающие и отступил в сторону, давая другу право распоряжаться ритуалом самому. Крэбб снял мантию, засучил рукава форменной рубашки и шагами стал отмерять расстояние в центре комнате, прикидывая, где будет располагаться пентаграмма. Эйвери на всякий случай прижался спиной к двери, но смотрел во все глаза, ведь ни в каких ритуалах ему ещё участвовать не доводилось. Пока Крэбб мелом намечал контуры пентаграммы, Нотт оглушил петуха заклинанием и вытащил его из клетки, держа за ноги. Крылья петуха свесились в разные стороны, а голова безжизненно повисла, и Эйвери даже стало его на минуточку жаль. Крэбб тем временем уже поставил в центр пентаграммы кубок и несколько раз на пробу взмахнул ножом. Эйдан ёжился у двери: на светлый ритуал никак не тянул, и ему было и страшно, и радостно, что его допустили участвовать вместе со старшими.
Пламя светильников слегка дрогнуло, когда Крэбб перехватил петуха поудобнее и простым, даже каким-то будничным движением отсёк ему голову. Подставленная чаша быстро стала наполняться чёрной кровью, в нос Эйвери ударил неприятный тяжёлый запах. Семикурсники, по очереди макая пальцы в чашу, чертили на полу пентаграмму, и Эйдан только гадал, каковы же по-настоящему тёмные ритуалы, если за этот только снимут пятьдесят баллов?
― Иди сюда, ― позвал его Нотт. ― Черти свои руны, а то не будет тебе счастья.
Эйвери сглотнул, поняв, что сейчас тоже придётся пачкать руку в петушиной крови, и не смог скрыть замешательство.
― Ну! ― прикрикнул Нотт. ― Хочешь нам всё сорвать?
Эйвери был способен подсыпать в унитаз женского туалета Разбухательный порошок или приклеить кого-нибудь к стулу, но подвести доверившихся ему старшекурсников оказалось превыше его сил. Он, не глядя, обмакнул пальцы в тёплую маслянистую жидкость и принялся вырисовывать руны на каменном полу. За то время, что раздумывал над ними в библиотеке, он успел выучить их расположение наизусть.
Только закончив и отойдя, чтобы оглядеть свою работу, он сообразил, что переборщил с символами защиты. Удар самого Йог-Сотота рунная вязь сдержать бы не смогла, но на демона средней руки её сил бы достало вполне. Мелкий дух в окружении этой вязи будет подавлен и вряд ли способен на осмысленные действия.
Однако исправлять что-либо и думать над новой вязью уже было поздно. Пять свечей уже горели на концах лучей пентаграммы, а Крэбб стоял перед ней, простирая руки, в одной из которых держал нож. Вздрагивая то ли от страха, то ли от холода, Эйвери снова прижался к двери и заработал снисходительный взгляд Нотта. Каким мог стать этот взгляд, когда выяснится, что вина за сорванный ритуал лежит на бестолковом рунисте, Эйвери предсказать не брался.
― О, Альвадшхисстор! ― почтительно обратился Крэбб в пустоту. ― Я вызываю тебя из пограничного мира, дабы ты послужил мне, и в награду предлагаю вот эту кровь. Приди же, о, Альвадшхисстор!
Эйвери, который ожидал длинных протяжных заклинаний не на латыни даже, а как минимум, на древнеарамейском, даже забыл о том, что усилия его сообщников бесплодны, когда услышал обычную речь на родном языке.
Крэбб повторил свои слова трижды, после чего лёгким толчком ноги опрокинул чашу. Петушиная кровь пролилась на только что вымытый пол одним бесформенным чёрным мазком. Пентаграмма вспыхнула по всему контуру зловещим красным светом, который так контрастировал с привычным глазу успокаивающим зелёным, а Эйвери даже забыл о страхе, наблюдая перед собой чистую, дикую, почти неуправляемую магию.
― Ну? ― напряжённо спросил Нотт, подаваясь к другу.
― Кто-то идёт, ― промолвил Крэбб сквозь зубы. Его лоб блестел от пота. ― Идёт… Только это не он.
― Как не он? ― ахнул Нотт, выхватывая палочку, и в этот момент раздался взрыв.
Эйвери не мог точно сказать, был ли этот взрыв в комнате или только у него в голове. Его полоснуло по глазам светом, как ножом, и он съёжился на корточках, закрывая глаза руками. Он вспомнил, что дверь запирал Нотт, и не простым Коллопортусом; вспомнил, что они находятся глубоко в подземельях, да ещё и защищённые Заглушающим; догадался, что Йог-Сотот не пощадит потревоживших его покой…
Всё было тихо, и он рискнул открыть глаза. Сначала свет в комнате показался ему слишком ярким, но потом он понял, что пентаграмма погасла, а это всего лишь светильники горят так, как горели. Нотт ничком лежал у стены, крепко сжимая в руке палочку. Крэбб, видимо, просто опустился там, где стоял. Нож его валялся рядом.
И тут Эйвери понял, что в комнате есть кто-то ещё, ― прежде почувствовал, а увидел потом. В другой стороне от него стоял мужчина. Лица его видно не было, так как свет падал сзади, однако было видно, что он среднего роста, с крепкой фигурой, а волосы его падают до плеч. Однако, полностью придя в себя, Эйвери понял, что человеком это называться никак не может. От людей не исходит такая сила, что дыбом встают волоски на руках, сердце будто сковывает железом, и хочется только бежать, спасаясь от этого неведомого и нечеловеческого.
― Ну, ты, что ли, руны чертил? ― раздался низкий, немного насмешливый голос.
Фигура шагнула к юноше, громадная, словно придавливающая к полу. Эйвери попытался отползти, спастись, хотя бы закричать, но не смог и потерял сознание.
декабря 1972 года, первый час ночи
Он пришёл в себя оттого, что чья-то широкая ладонь бережно похлопывала его по щекам. Судя по ощущениям, он лежал на каменном полу, а неизвестный второй рукой поддерживал его голову, не давая затылку касаться пола.
― Ну, смертный, ты чего испугался? ― позвал над ним всё тот же голос. ― Давай, приходи в себя.
Форма обращения оптимизма не внушала, однако Эйвери, не до конца поняв это, всё же открыл глаза и уставился на незнакомца.
Наверное, ему только от страха показалось, что тот одним своим видом подавляет волю. Сейчас в нём не было ничего ужасного: широкое, заросшее щетиной лицо, чуть приплюснутый нос, яркие глаза. Плечи его, насколько Эйвери мог видеть покрывал ровный слой металлических бляшек, нашитых на кожаную куртку.
― М-м… ― сказал Эйдан, окончательно сфокусировав взгляд. Незнакомец помог ему сесть, и он тяжело привалился спиной к стене. Они точно натворили дел: даже если и не призвали из иного мира какую-то сущность, то точно вмешались в пространство или, что хуже, во время. Вряд ли сейчас кто-то расхаживает в доспехах…
― П-простите, сэр… ― заикаясь, пробормотал Эйвери. ― Это чуд-довищная ошибка… всё я виноват…
― У тебя язык заплетается, ― заметил мужчина, хлопнул себя по бедру, где висела плоская фляга, но тут же спохватился:
― Э, нет, смертный, это тебе нельзя… Так в чём ошибка-то?
Эйвери окончательно отдал себе отчёт в том, что его называют смертным, и внимательно оглядел собеседника.
― В том, что мы хотели вызвать демона… а появились вы… потому что я неправильно начертил руны… ― тихо объяснил он. Посланник из иного мира мог оказаться кем угодно; мог уметь принимать любую форму, но Эйдан тщательно гнал от себя мысль, что говорит не с человеком.
― Да, с защитой ты переборщил, ― вздохнул незнакомец. ― С другой стороны, иначе бы и я здесь не оказался.
По его словам выходило, что он просто жаждал очутиться в запертой комнате наедине с косноязычным студентом и бессознательными телами ещё двух. Эйвери уже не мог удивляться, а всё, что его по-настоящему пугало, было то, что от незнакомца не исходило чувства опасности, наоборот, в комнате как будто стало теплее с его появлением.
― А вы кто? ― тихо спросил Эйвери, на всякий случай глядя исподлобья.
Незнакомец посмотрел на него и снова вздохнул.
― Понимаешь, не хочу тебя ещё раз пугать, ― сказал он. ― Но ты же всё равно испугаешься. Так вот, лучше попробуй сам догадаться, может, так легче будет.
Эйвери сглотнул; озвучивать все пришедшие на ум догадки было страшно. Вдруг незнакомец в ответ воскликнет: «Да, я Сатана!», облик его исказится, и глупого мальчишку настигнет жуткая смерть?
― Почему-то мне кажется, что вы не человек, ― прошептал Эйдан, стараясь больше не смотреть незнакомцу в глаза и дрожа как осенний лист. ― Но на демона тоже не похожи… Они, наверное, скользкие и холодные…
Незнакомец молчал. Эйвери в страхе поднял глаза и увидел, что он улыбается, а его лицо как будто светится от этой улыбки.
― Правильно, угадывай дальше.
Эйвери понял, что зашёл в тупик. Все ответы, которые крутились у него в голове, были нелепыми или могли бы оскорбить, а этого ему хотелось меньше всего. Что если первое впечатление было самым правильным?
― Дьявол? ― спросил он наконец, мысленно попрощавшись с родителями.
Ответом ему был звучный хохот, такой громкий и неожиданный, что Эйвери вздрогнул и попытался закрыться руками.
― Сдаёшься? ― незнакомец безо всяких усилий отвёл его руки от лица.
Эйдан не мог говорить, только кивнул, и его собеседник сразу посерьёзнел.
― Ты про богов что-нибудь слышал? ― спросил он. Несколько секунд Эйвери с приоткрытым ртом смотрел на него, а потом и руны, и просьба о защите, и ощущение жуткой, пугающей мощи сложилось в единую картину.
Они вызывали демона, а на зов откликнулось божество, ― в это невозможно было поверить. Про богов Эйвери, конечно, знал: некоторые волшебники поминали их наравне с Мерлином, а на Древних Рунах самому Эйдану иногда приходилось переводить тексты, в которых упоминались их имена.
― Но ведь… нужно было вас назвать по имени? ― пролепетал он.
― Так вы и назвали, ― улыбнулся незнакомец. ― Что за демон такой ― Альвадшхисстор ― в толк не возьму, а имя моё вы произнесли.
― Тор, ― машинально сказал Эйвери. Последний элемент головоломки встал на место.
Видимо, что-то изменилось в его лице, потому что бог сделал такое движение, будто собрался его подхватить.
― Нет, смертный, ты уж без обмороков, ― попросил он. ― Лучше скажи, как тебя зовут.
― Эйдан Эйвери, ― представился тот, чувствуя себя словно в полубреду. ― Разве боги не всё знают?
Он запрокинул голову, в самом деле боясь снова потерять сознание, и Тор встряхнул его за плечи.
― Просто прими это как есть, Эйдан, ― сказал он.
Эйвери попытался последовать его совету. «Я беседую с богом, и это нормально», ― произнёс он про себя и почувствовал, что ему как будто стало легче. По крайней мере, облик Тора был вполне человеческим, и можно было представить, что это и есть человек.
― Да, сэр, я понял, ― пробормотал Эйвери и тут же сообразил, что глупо называть бога сэром. Однако как правильно к нему обращаться, он тоже не знал. Вообще-то говоря, раньше он думал, что боги являются, окружённые сиянием, а голоса их подобны грому; но Тор вполне буднично сидел перед ним на корточках и наблюдал за тем, как эмоции сменяются на его лице. В этот момент Эйвери лихорадочно вспоминал всё, что он знал о богах германо-скандинавского пантеона. Кажется, Тор был воином, защитником границ Асгарда от всякой нечисти и ездил на колеснице, запряжённой волшебными козлами. Однако эти сведения никак не могли помочь Эйвери решить, как теперь держаться. А если Тор решит, что он тоже нечисть?
Как бы в ответ на его мысли бог протянул руку и взъерошил ему волосы. Сердце у Эйвери в груди заколотилось как сумасшедшее: он чего угодно ожидал, только не этой снисходительной, но без капли презрения ласки.
― Эйдан, ― серьёзно произнёс Тор, ― это большое счастье, что ты допустил ошибку, и я смог откликнуться. Прости, что взваливаю на тебя такую ношу, но больше не на кого, хоть она не для смертного, ― он на мгновение отвёл взгляд. ― Веришь или нет, но в твоих силах нам помочь.
Сначала Эйвери подумал, что ослышался, либо же всё-таки крепко приложился головой.
― Вам? В смысле, богам? Как я могу вам помочь?! ― воскликнул он, начиная понимать, что попал в неприятности гораздо более крупные, чем снятие пятидесяти баллов с носа. ― Вы же боги, а я человек!
Бог жестом велел ему замолчать, и Эйвери даже закрыл рот руками, боясь навлечь на себя божественный гнев.
― Выслушай меня, Эйдан, ― попросил Тор. ― Мы уже не те, какими ты нас представляешь. Ты знаешь, что, когда в богов перестают верить, они слабеют?
Эйвери помотал головой: ни о чём подобном он не слышал.
― Такое произошло и с нами, ― продолжал Тор, и в его голосе Эйвери расслышал сожаление. ― И вместе с силой мы теряли самое важное ― знание о том, кто мы есть. Потом мы лишились возможности узнать своё прошлое и будущее. Единственное место, где знание о нас могло бы сохраниться, это Мидгард, земля людей.
― Но почему бы вам просто не прийти и не узнать всё, что нужно самим? ― пробормотал Эйвери.
― Знания людей принадлежат им, ― пояснил Тор. ― И только человек может по своему усмотрению распоряжаться ими. А нам уже слишком тяжело спускаться в ваш мир, и если бы вы меня не позвали, я бы не откликнулся.
― Тяжело… ― повторил потрясённый Эйвери. В один миг рухнули все его полудетские представления о богах как о всесильных бессмертных существах. Не было никакого сомнения в том, что Тор говорит правду. Даже в его лице Эйвери теперь ясно различил усталость.
― Значит, я должен вычитать в книгах, откуда вы появились и что с вами станет? ― уточнил он.
― Вычитать, выстрадать и рассказать нам, ― подтвердил Тор.
― Что значит «выстрадать»? ― напрягся Эйвери. ― Если в книгах чего-то нет, а вы хотите, чтобы я это провидел, то у меня нет никаких способностей… ― уже тише закончил он. В самом деле, ему даже пришлось бросить Прорицания и перейти на Нумерологию, потому что профессор не обнаружил у него ровным счётом никакой склонности к науке предвидения.
― Эйдан, мы примем любую помощь, ― серьёзно заверил его Тор. ― Любую крупицу правды. Но прежде чем ты согласишься, я должен предупредить тебя. Если ты согласишься, никто не сможет тебе помочь, и ты один должен будешь нести эту ношу. Кроме того, ты будешь подвергаться опасности, потому что… ― он замялся. ― Потому что есть некто, кто не хочет, чтобы мы узнали правду.
Эйвери понял, что наступает момент, когда он должен дать однозначный ответ.
― А если я откажусь? ― хрипло спросил он. Если бы он отказался помогать Крэббу и Нотту, они бы просто наложили на него Обливиэйт. А если он откажется помогать богам? Без сомнения, Тор даже сейчас может стереть его в порошок одним взглядом…
― Не соглашайся из страха перед нами, ― быстро сказал Тор, видя его метания. ― Я не угрожаю тебе, я защитник, а не убийца.
Он потянулся к Эйвери и вдруг обнял его. Эйдан не знал, как себя вести, и уткнулся лицом в куртку-кольчугу, замер, стараясь запомнить ощущения. Это было то тепло, которого иногда так не хватало хаффлпаффской части его души, а слизеринская ни за что бы в этом не призналась. Но здесь и сейчас никто не мог увидеть его и уличить в постыдной слабости.
― Но мне всего пятнадцать, ― пробормотал Эйвери. ― И я простой смертный, хоть и волшебник. Что я могу сделать?
― Всё, ― просто ответил Тор. ― Разве люди неспособны стать богами? Согласись, что мы во многом похожи?
Эйвери осторожно кивнул.
― А если я не справлюсь? ― спросил он.
― Твои вопросы кажутся мне… ― начал Тор.
― Малодушными? ― перебил Эйвери и сжался, вспомнив, с кем разговаривает. Горечь обиды на секунду заставила его об этом забыть.
― Неуверенными, ― поправил Тор, ничуть не разгневавшись. ― За что ты так себя не любишь?
Эйвери озадаченно промолчал, не ожидая такого поворота. А в самом деле, за что бы ему себя любить? Он не слишком способный студент и не блещет ни богатством, ни красотой, ни длинной родословной. Дома уже говорили о том, чтобы после школы устроить его по протекции в Департамент магического спорта, хотя его даже не взяли в школьную квиддичную команду. И девушки у него тоже не было, всё, что ему оставалось, это слушать рассказы Долохова о его бравых похождениях.
― Сэр, вот увидите, что я вас подведу, ― невнятно сказал Эйвери, снова уткнувшись в куртку-кольчугу. ― Подведу, подведу…
― Так ты согласен? ― спросил Тор, кажется, поглаживая его по спине и пытаясь успокоить.
Конечно, Эйвери был согласен. Он не смог отказать в помощи двоим семикурсникам, куда уж тут сказать «нет» богам Асгарда.
― Я вернусь на пятый день, ― пообещал Тор, сжимая его в объятиях так осторожно, как будто боялся ему что-нибудь сломать. Впрочем, наверное, так оно и было. ― И вот ещё… Если увидишь, что огонь как-то странно себя ведёт, ― беги из этого места и зови меня. Может быть, я услышу…
Декабря 1972 года, утро
― Вставай! ― заорал Долохов, вскочил на кровать Эйвери с ногами и подпрыгнул под потолок.
― Отвали… ― простонал Эйдан, натягивая одеяло на голову. Порой друг бывал просто невыносим: если у него вчера случилось удачное свидание, обязательно нужно было орать и носиться по замку как метеор ещё сутки.
Но делать нечего, пришлось вставать. Эйдан откинул одеяло, сел, и вдруг память о вчерашнем разом навалилась на него: и неправильно пошедший ритуал, и Тор, и просьба богов… На этом воспоминания обрывались. Эйвери совершенно не помнил, как он оказался в спальне.
Он медленно провёл рукой по лицу. Разговор с богом ― это же надо такому присни… Точно! Приснилось!
Эйвери с облегчением выдохнул и отправился в душ. Однако сомнения не отступали. Что именно ему приснилось? Просьба семикурсников была реальна, отчётливо он помнил, как ждал в гостиной отбоя. Но, если он ждал, значит, ритуал был проведён. Тогда явление бога было галлюцинацией, но как же Эйвери оказался в спальне?
Он наспех вытерся, оделся и выглянул из ванной.
― А какое сегодня число? ― на всякий случай спросил он у Долохова, который рылся в своём сундуке.
― Семнадцатое, ― буркнул тот. ― Сегодня контрольная по Зельям, ты забыл?
― Забыл, ― признался Эйвери. Он покидал в сумку учебники и свитки с домашними заданиями и вышел в гостиную. Ни Нотта, ни Крэбба ещё не было, и он присел на диван, чтобы их подождать. Эйдан уже успел весь известись и напридумывать себе, что сходит с ума, когда помятые семикурсники появились в гостиной. Эйвери шагнул им навстречу, и Крэбб с Ноттом многозначительно переглянулись.
― Вы что-нибудь помните? ― напрямую спросил он.
― А ты? ― вопросом на вопрос ответил Крэбб.
― Ну, был взрыв, ― понизив голос, сообщил Эйвери. ― А перед этим ты сказал, что кто-то идёт, только не тот, кого ты звал.
― Всё? ― уточнил некромаг.
― Ага, ― кивнул Эйвери. ― Вы что, тоже больше ничего не помните?
Ответа он не получил, хотя и так всё было понятно.
― Забудь об этом Эйвери, ― велел Нотт. ― Не знаю, кто виноват в том, что ритуал не сработал… ― его глазки пробуравили Эйдана насквозь. ― Но больше с этим связываться нельзя, по крайней мере, в школе. Так что притихни. Вздумаешь нас шантажировать ― огребёшь по полной.
Эйдан кивнул; ничего другого он и не ждал.
― Возможно, в замке действует какая-то защита против тёмных или близких к ним ритуалов, ― миролюбиво сообщил Крэбб и хлопнул Эйвери по плечу. ― В любом случае, спасибо за помощь.
«Приснилось, ― убеждал себя Эйдан, глядя, как Пьюси хвостиком следует за Кэрроу к выходу из гостиной и что-то щебечет. ― Не могло же такое быть на самом деле?»
― Чего они от тебя хотели? ― подозрительно спросил подошедший Долохов.
― Интересовались, правда ли я такой знаток Древних Рун, как обо мне говорят, ― ответил Эйвери, даже не задумываясь над тем, что соврать.
― А ты что ответил?
― Что до знатока мне далеко. Ладно, Тони, пошли.
Мальчики вышли из гостиной и направились по коридору к выходу из подземелий. «Приснилось, ― повторял про себя Эйдан. ― Приснилось…». Всё это было галлюцинацией: и Тор, и его просьба, и объятия, и предостережения… При мысли о том, что мимолётная ласка тоже была сном, у Эйвери внутри шевельнулось сожаление, однако он быстро подавил его и, сунув руки в карманы, ускорил шаг.
Несколько метров он прошёл, пытаясь наощупь определить, что же лежит у него в левом кармане. Приостановившись, Эйдан вытащил этот предмет, и тут же его как ледяным душем с головы до ног окатило ужасом: это была круглая металлическая бляха, элемент кольчуги.
***
― Что с тобой? ― встревоженно спросил Долохов, который успел обогнать его и теперь остановился.