Михаил Небогатов
ВЫСОКАЯ РОЛЬ
Артистам, создавшим на сцене образ В. И. Ленина.*
Мы знаем иллюзиям цену.
Но как до конца нам постичь
То чувство, что вышел на сцену
Не просто актёр, а Ильич?
Всё в точности – лоб и бородка,
Рука у борта пиджака,
И жесты его, и походка,
И голос, картавый слегка.
По снимкам, по многим картинам
Запомнив вождя своего,
Мы верим в порыве едином,
Что видим живого его.
Вот вскинул он руку призывно,
И слова ещё не сказал,
Но – разве такое не дивно –
Гремит уж овацией зал!
Не так ли, в накуренном зале,
С гранёным штыком у плеча,
Отцы наши, деды встречали
В октябрьские дни Ильича?
…На улице – синие лужи,
Апрель всё светлей, веселей.
И кажется: не было стужи
С последним путём в Мавзолей…
Спасибо артисту за чувство,
Что бьёт животворным ключом!
Спасибо ему за искусство –
За встречу с родным Ильичём!
// Кузбасс. – 1967. – 22 апреля. – С. 4
(опубликовано в день рождения Владимира Ильича Ленина).
___________________________________
* – изначально стихотворение посвящалось артисту кемеровской филармонии Николаю Сизову; посвящение артистам было сделано редакцией газеты. – Примечание Н. Инякиной)
ПОИСКИ И НАХОДКИ
Критика и библиография
Имя Владимира Матвеева хорошо известно многим читателям – он единственный в Кузбассе поэт, который работает исключительно в жанре юмора и сатиры. В повседневном обиходе его так и зовут: поэт–сатирик.
В Кемеровском книжном издательстве вышло четыре стихотворных сборника В. Матвеева: «Иронические строки» (1962 г.), «Букет шипов» (1964 г.), «Житьё-бытьё» (1969 г.) и «Копыто Пегаса» (1973 г.). Четыре сборника – это не так уж мало для того, чтобы обстоятельно поговорить о творческих поисках и находках их автора.
Первый сборник В. Матвеева вышел с кратким предисловием известного московского сатирика Цезаря Голодного, который тепло напутствовал своего молодого собрата по перу, желая ему успехов на нелёгком поприще поэтического обличителя всего того, что мы привыкли именовать пережитками прошлого. Название сборника очень точно определяло его содержание и форму – это были действительно короткие, четырёхстрочные и восьмистрочные иронические миниатюры, высмеивающие всяческих бюрократов, тунеядцев, подхалимов, обывателей. Уже по этим кратким ироническим строкам было видно, что перед нами – серьёзная творческая заявка поэта, умеющего зорко подмечать косное, отживающее свой век, а главное – умеющего по-своему, оригинально решать ту или иную тему. Но в этом сборнике молодой поэт иногда ограничивается простыми каламбурами, вроде «Беда в хозяйстве: головы дубовые (ещё немало их, увы и ах!) – культуры сеять не хотят бобовые и остаются на бобах». Или «Петровой предложенье внесено: как лучше раскроить сукно. Идея хороша, – на фабрике решили. И… под сукно идею положили». В таких каламбурных строчках чувствуется нарочитость, а это уже плохо. Не свободен молодой поэт был в первом сборнике и от подражательности.
Поиски наилучшей формы выражения своих мыслей и чувств В. Матвеев продолжил и во второй книге – «Букет шипов». Он пробует создать серию стихотворных фельетонов, но эту пробу, на мой взгляд, нельзя назвать удачной. Большинство фельетонов были многословны, декларативны, лишены оригинальных поворотов мысли. Сильнее здесь то, что было найдено вначале, в первой книжке, – короткие, но ёмкие по мысли стихи, например:
Сынка журил за грубость папа:
«Как ты ведёшь себя, растяпа?!
Не бей девчонок, крокодил,
В кого, лопух, ты угодил!».
Это бьёт прямо в цель – в некультурного папашу – воспитателя. В фельетонах же этой остроты мысли нет, и воздействие их на читателя ослаблено длиннотами. Иную, более яркую окраску приобретает в «Букете шипов» то, что было сперва заурядным каламбуром; игра слов наполняется большой смысловой глубиной. Вспомним стихотворение «Поклонник заморского голоса»: «К волне заморской тянется душой. (Плетут такое – дыбом волосы!). Сначала «Голос…» слушает чужой, потом поёт с чужого голоса…». Здесь уже не просто обыгрывание слова «голос», а углубленное проникновение в политическую тему с позиций гражданина, патриота своей Родины. С истинным остроумием обыграно слово «сидит» в миниатюре «Маг»:
Сидит завмаг.
В отчёте пишет:
«Полпуда мяса
съели мыши…».
Все хитрецом возмущены:
«Вот это гусь!
Вот это маг! –
Выходит, мыши,
как слоны».
Обыгрывание слов и понятий у многих сатириков – излюбленный приём. Удаётся он только тогда, когда проявляется чувство меры.
Положительным результатом творческих поисков в «Букете шипов» является раздел под названием «Посадил дед репку… (Как бы написали некоторые из кузбасских поэтов по мотивам народной сказки)». В этом разделе помещены литературные подражания особенностям стиля кузбасских поэтов – Евгения Буравлёва, Владимира Измайлова, Виктора Баянова и др. Эти подражания – первые подступы к этому жанру, в котором наиболее сильно проявится позже сатирическое дарование В. Матвеева. В этом убеждаешься, раскрыв его третий сборник – «Житьё-бытьё».
По сравнению с первой книжкой лишь третья представляется нам заметным шагом вперёд в творчестве В. Матвеева. В ней больше, чем в двух предыдущих, стихов по-настоящему зрелых по мысли и отточенных по форме.
О последнем сборнике – «Копыто Пегаса», вышедшем в нынешнем году, говорить гораздо сложнее. В нём сделана попытка в форме пародий и шаржей создать галерею портретов писателей, артистов, художников, творческой интеллигенции Кузбасса. Задумано это интересно, если учесть, что каждый литературный портрет дополняется рисунком художника Николая Бурцева, и у сборника как бы два автора. Но дело в том, что не все персонажи книги хорошо знакомы широкому кругу читателей. Эта книга, что называется, об избранных и для избранных. Если бы, предположим, речь шла о популярных кинозвёздах, о которых все мы знаем очень многое, то в этом случае самый маленький характерный штришок портрета вызывал бы у нас целую гамму ассоциаций, связанных с тем или иным фильмом, с той или иной ролью. А что даст массовому читателю, например, шарж на художников Вадима и Анатолия Пресняковых под названием «Знаем мы вашего брата» (название – остроумное): «Они из талантливой творческой рати, знает их область вся: простые расейские братья повсюду творят чудеса»? Нет здесь и намёка на какую-то творческую индивидуальность братьев–художников. И таких портретов в книге много. В некоторых случаях и того хуже: игра слов оборачивается обидной для персонажа характеристикой.
Подведём некоторые итоги. Лучшее в работе Владимира Матвеева – короткие басни и пародии. В этом направлении, думаем, и надо ему продолжать свои поиски, особенно в создании литературных пародий.
М. НЕБОГАТОВ, член Союза писателей СССР.
г. Кемерово. // Кузбасс. – 1973. – 26 декабря.
ХОРОШЕЕ НАЧАЛО
Издано в Кемерове
Большинство молодых авторов начинает свой путь в литературу, как правило, через газеты, альманахи, журналы, коллективные сборники. Это, пожалуй, самое типичное явление в писательской практике. У студентки из Новокузнецка Любови Никоновой творческое приобщение к литературе произошло несколько иначе: она почти не выступала перед широким кругом читателей в периодической печати, а сразу заявила о себе как о поэте самостоятельной книжкой, весьма солидной по объёму (семьдесят одно стихотворение). Уже сам этот факт, содержащий в себе элемент неожиданности, и заинтересовывает, и настораживает: а не поторопился ли автор с выпуском такого объёмистого сборника, оправдан ли такой смелый шаг?
Прочитав книжку, приходишь к твёрдому убеждению: нет, не поторопился, выход её оправдан.
Общее впечатление от книжки «Скрипичный ключ»* (* – Любовь Никонова. Скрипичный ключ. Стихи. Кемеровское книжное издательство, 1974) можно выразить в двух словах, которые вынесены в название этой рецензии: хорошее начало. Первое, что бросается в глаза при чтении стихов, – это зрелость мысли и чувства, которая временами заставляет забыть о том, что автор – совсем молодой человек. Не присущую молодости наивность, а склонность к глубоким, серьёзным размышлениям находим мы в лучших стихах Любови Никоновой.
Второе, на что сразу же обращаешь внимание, – это уверенное, почти профессионально свободное обращение автора со словом, со сложной, а иногда просто непосильной для многих молодых техникой стихосложения. Для Любови Никоновой уже нет особой проблемы, как в рамках стихотворной формы выразить ту или иную мысль. Невольно вспоминается пушкинское: «О чём, прозаик, ты хлопочешь? Давай мне мысль, какую хочешь…» и т. д. Судя по всему, выходу книжки предшествовала длительная, наверняка ещё на школьной скамье начатая, самостоятельная литературная учёба. И результат сказался.
Поэтический мир Любови Никоновой очень богат и разнообразен. Главное в нём – торжество жизни во всех её проявлениях: и в радостных, и в драматических: «Кругом лишь жизнь, одна лишь жизнь кругом. И в молодом и в старом человеке всё тот же смех, всё тот же слёзный ком – и не уйти от этого вовеки». Мотив жизнеутверждения проходит через всю книжку, он звучит даже там, где речь идёт о большой печали. Стихотворение «Какой любви исполнена печаль!» даёт нам возможность понять самое основное в мироощущении лирической героини: «Люблю простое – травы, небеса – не потому, что мне оно служило, не потому, что радует глаза, а потому, что это вечно живо».
Благодаря этой бесконечной любви ко всему не выдуманному, а реально существующему, и родились самые лучшие стихи Любови Никоновой. Стихи о Родине, о матери, о любимой бабушке, о добрых, гостеприимных жителях Севера – якутах, об оленьей тропе, проложенной быстролётными нартами, о «сказочной нежности в начале пробудившегося дня», о сельском клубе.
Музыка в сердце лирической героини занимает не последнее место, не случайно поэтому и название книжки – «Скрипичный ключ».
С тонким пониманием музыки, с возвышенной любовью к ней написаны такие, например, стихотворения, как «Прекрасные мелодии», «Мальчик со скрипкой», «Два марша», «Оркестр играет Чайковского», «Соната». С восторгом и нескрываемой завистью говорится в одном стихотворении о незнакомой музыкантке:
Тебя рядом с ней беспечально
Куда-то, как к небу, несло.
Что делать?
Она музыкальна.
А музыка выше всего!
Впервые, быть может, впервые
ценить научилась я их,
прекрасные, хоть и чужие,
те чувства, что выше моих.
Думается, что именно музыка, чуткое восприятие её помогли Любови Никоновой создать такие романтического настроя стихотворения, как «Венценосный журавль», «Стрекозы», «Козлёнок Бэк», «Амурские волны». Наряду с этими вещами, как бы приподнимающими читателя над обыденностью, в книжке встречаются стихотворения с сугубо реалистическими, бытовыми деталями и подробностями. Например, мысль о людской доброте в стихотворении «Бездомный кот» выражена при помощи самых простых житейских образов: «Всю ночь на лестнице кричал, кричал бездомный кот… Под утро сделалось жильцам не в меру как легко: на всех площадках, тут и там стояло молоко!». Сочетание возвышенно-романтического и житейски-прозаического в книжке свидетельствует о том, что Любовь Никонова обладает способностью пользоваться разнообразными изобразительными средствами, что её поэтические приёмы не однозначны, не стереотипны.
Есть, конечно, в первой книжке молодой поэтессы и недостатки. Они разного характера. Иногда Любовь Никонова небрежна в рифмовке. Больше – ночью – разве это созвучно? В некоторых вещах чувствуется подражательность, причём не лучшим образцам, а просто так, ради моды. Вот, скажем, начальное четверостишие «Цыганочки»: «Плясала ты цыганочку. Какой момент! Цыганочка, цыганочка, хочу в «Ромэн»!» И так до конца – явно под Вознесенского. Самый существенный недостаток – впечатляющие первые строчки и скомканная концовка. Смотрите, как просто и в то же время выразительно начато стихотворение о весне: «Взошли цветы, поля зазеленели, но в перелесках снег ещё лежал и в тех местах, где ручейки звенели, темнел, переливался и дрожал». А заканчивается это стихотворение совершенно слабо – вяло и рассудочно: «И жизнь рождалась и в дерзанье смелом могущество предвидела своё Земля! – вот то, что вечно мы имеем, всё остальное – производные её». Здесь только одно слово «производные» и то уводит нас в сторону от поэзии.
Среди по-настоящему искренних, прочувствованных стихотворений попадаются, к сожалению, и надуманные, «из головы». Одно из них – «Ностальгия». Идёт кинофильм, на экране – чужие страны с экзотической красотой. Они захватывают внимание, но, по мысли автора, сердце вдруг начинает тосковать по всему тому, что за стенами кинотеатра: «Но что же это? Что же сталось? Звучат родные голоса. Душа по ним истосковалась в кино за полтора часа!». Чистейшая выдумка: нереальное, незнакомое ни одному зрителю чувство.
На частных языковых погрешностях останавливаться не будем – Любовь Никонова уже сама, наверно обнаружила их. А вообще впечатление от книжки, повторяем, приятное. Молодой автор выступил с первым сборником сочинений. Начало хорошее.
М. НЕБОГАТОВ, член Союза писателей СССР.
г. Кемерово. // Кузбасс. – 1974. – 13 июля. – С. 4.
Из будущей книги
Поэт Михаил Небогатов давно известен кузбасскому читателю. Его первый поэтический сборник вышел в Кемеровском книжном издательстве в 1952 году. С тех пор немало книг Небогатова увидели свет, заслужили признание земляков. В лирике поэта особое место по праву занимают стихи о войне. Человек военного поколения, три года воевавший на передовой и демобилизованный в 1943 году после тяжёлого ранения, Михаил Александрович слишком хорошо знает, что такое солдатские будни, что такое солдатская память.
Журнал «Наш современник» присудил поэту специальную премию и звание лауреата за лучшую подборку стихов, опубликованную в 1986 году (лауреатских подборок, вернее, циклов, было два: «Сибирское лето» (№ 6 – из одиннадцати стихотворений (172 строки без заголовков. Одно стихотворение «Бор – зелёная обитель», которое было в гранках, по вёрстке не уместилось) и «Времени река» (№ 11 – из десяти стихотворений) – Примечание Н. Инякиной ).
Сегодня, в канун Дня Советской Армии, поздравляя ветерана кузбасской поэзии с заслуженной наградой, мы предлагаем читателю его небольшую новую поэму «Аккордеон», которая войдёт в новую книгу стихов, над которой М. Небогатов завершает работу.
Михаил НЕБОГАТОВ.
АККОРДЕОН
Памяти брата Григория
I.
Детьми судьба их обделила.
А тут – и старости свой срок…
Теперь особо сердцу мило,
Когда племянник – на порог.
Едва разделся – полной чашей
Его уже встречает стол.
– Ты по пути, наверно, Саша?
– Нет, попроведовать пришёл.
Как жизнь? – Да лучше всех, пожалуй, –
Хозяин весело в ответ. –
Как скрипачи… скрипим помалу.
Других у нас занятий нет…
Но в грустноватом настроенье
Вдруг от стола поднялся он,
Взял и поставил на колени
Трофей войны – аккордеон.
II.
И была торжественность в моменте:
Голову склонив, прикрыв глаза,
Слушал фронтовик, как в инструменте
Плавно возникали голоса.
Так уже бывало не впервые –
Забывал племянника, жену.
Помнил лишь дороги фронтовые,
Долгую, тяжёлую войну.
Помнил, как военным первым летом
Там, где не смолкал и гром, и свист,
Был фашист – секрета нету в этом –
И силён, и весел, и форсист…
Как от шнапса, зноя, краснорожи,
Орды их – по локоть рукава –
Шли хлебами, с саранчою схожи,
«Рус, сдавайся!» выучив слова.
Как столкнув нас где-нибудь в болотце,
В нашем, только занятом селе
Гоготали, ржали у колодца,
От разбойных дел навеселе.
И особой болью в той печали
Было и для мёртвых, и живых:
Как фашисты весело играли
На своих гармониках губных.
Раздражая, душу надрывая,
Будто наждаком её скребя,
Заливалась музыка чужая,
Словно где-то дома у себя.
Словно им война – одни игрушки…
И тогда, собрав своих ребят,
Раненых, усталых, возле пушки,
Сам он заряжал её, комбат.
И хотя стоять уж было не с кем,
Вскидывал широкую ладонь
И, сливая гнев с движеньем резким,
Сам себе командовал: Огонь!
И одним оставшимся снарядом,
Как перед последнею межой,
С ненавистью бил по наглым гадам,
По занудной музыке чужой!
Вы хотели русских взять нахрапом?
Получайте!.. Взрыв – и тишина.
Словно им заткнули пасти кляпом –
Ни одна гармошка не слышна!
Но была крепка фашистов сила.
Для неё снаряд один – не в счёт.
Всё живое вновь она разила,
Орудийный выкосив расчёт…
Сам в живых остался – просто чудо.
Эх, поля, чужие и свои!
Сколько не вернулось нас оттуда,
Скольких искромсали нас бои…
Дни и ночи, месяцы и годы,
Вы тянулись медленной арбой.
Вы ползли, но Родины невзгоды
Оставляли в прошлом, за собой.
Вот уже в немецкое предместье
Наши танки врезались, пыля.
Вот уж наше русское возмездье
Над тобой, фашистская земля!..
И однажды майским синим утром
Шустрый батареец Ерофей
Новенький, сверкавший перламутром,
Притащил комбату свой трофей.
Осторожно (очень бережливый)
Он открыл футляр, как чемодан.
– Посмотри, какой струмент красивый.
На, играй, товарищ капитан!..
И затишье краткое наруша,
Зазвенел мотив родной, простой:
Выходила на берег Катюша,
На высокий берег, на крутой…
А когда ударили салюты
В честь Победы – вспыхнули меха
Золотом. Счастливые минуты!
И была та музыка лиха.
Побросав на землю сумки, ранцы,
Зная точно: Гитлеру – капут,
Из союзных армий иностранцы
Слушали, как русские поют.
Хоть для многих музыка – чужая,
Но как статен русский командир!
Улыбались, радость выражая
По плечу хлопками: – Браво! Мир!
III.
– Ну, всё. Небось, вам надоело?
– Нет, дядя Гриша, ты – талант.
Не просто любишь это дело,
А настоящий музыкант!
– До музыкантов далеко мне…
Они, сам знаешь, на виду.
А я лишь так… Войну припомню.
Возьму – и душу отведу…
// Кузбасс. – 1987. – 22 февраля. – С. 4.