С О Д Е Р Ж А Н И Е
ПОЭЗИЯ И ПРОЗА
АЛЕКСАНДР ГАЛИЧ — Старый принц. «Когда-нибудь дош лый историк...» «Я в путь собирался всегда налегке...»
«От беды моей пустяковой...» Песня. Стихи 4
Д. Л. — Крест. Рассказ 14
АНДРЕЙ ПЛАТОНОВ — Государственный житель. Рассказ 35
ОЧЕРКИ СОВРЕМЕННОСТИ
АЛЕКСАНДР ПЕТРОВ-АГАТОВ — Арестантские встречи 47
ПРИЛОЖЕНИЕ: Биографии 77
ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА
ЛЮДМИЛА КЛЕЙМАН — Заметки о «Раковом корпусе»
А. Солженицына 79
ТЕМИРА ПАХМУСС — Замолчанное произведение Зинаиды Гиппиус 113
ЗИНАИДА ГИППИУС — Роман о мистере Уэлльсе 117
ПУБЛИЦИСТИКА
Дискуссия о Марксовой теории отчуждения
Я. ТРУШНОВИЧ — От переводчика 129
МИЛОВАН ДЖИЛАС — Отчуждение — в природе человека 132
МИХАИЛ МИХАЙЛОВ — Джилас против Маркса 154
ПРИЛОЖЕНИЕ: Биографии М. Джиласа и М. Михайлова 175
ФИЛОСОФИЯ
Д. РУДНЕВ — Встреча с Розановым 183
БИБЛИОГРАФИЯ
Аркадий Столыпин. Две ценные книги о психотюрьмах. —
Ю. Трегубов. Лагерный роман 218
Памяти Б. К. ЗАЙЦЕВА 234
Список книг, поступивших в редакцию 235
Обращение редакции «Г р ан е й» 238
Обращение издательства «П о с е в » 239
Статьи, подписанные фамилией или инициалами автора, не обязательно выражают мнение.р едакции.
Не принятые к публикации рукописи редакцией не возвращаются.
© 1972 С ор у^ М Ьу РоББеу-Уег^,
V. ОогасЬюк К. О., Бгапк^ г! аш М ат
Издательство «П о с е в »
Литературная критика
Людмила Клейман
Заметки о „Раковом корпусе” А. Солженицына
ТЕМА СЧАСТЬЯ В РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ X IX ВЕКА И В «РАКОВОМ КОРПУСЕ»
Уже не раз писалось о Солженицыне и о его связи с писателями X IX века. Многие из тем и идей писателей этого века представлены у Солженицына в их разви тии, в их сложности и противоречивости, характерных уже для нашего века. Мне кажется, что одна из особен ностей, делающая «Раковый корпус» большой книгой большого писателя, — ее тон, очень далекий от песси мизма, хотя последний оправдывался бы и даже напра шивался хотя бы уже тем местом, где происходит дей ствие; и тем, что вся ткань книги пронизана воспомина ниями о лагерях и тюрьмах; тем, что большинство ге роев книги — это люди сосланные, то есть безо всякой причины сорванные с насиженного места, вынужден ные жить вдали от родины, — что усугубляет их стра дания. Слова «битая», «побитая», относящиеся в книге к Олегу Костоглотову и к врачу Донцовой, можно от нести к очень многим ее героям: к Дёмке и Вере Ган- гарт, к Шулубину и Елизавете Анатольевне, к Сигбато- ву и многим другим.
И всё же Солженицын сумел показать мгновения счастья. Счастье это — разное, различающееся по сте пени и по причине, его вызвавшей. Это — счастье лю дей и людишек. Прежде чем обратиться к теме счастья
ГРАНИ № 83 Л.КЛЕЙМАН
в «Раковом корпусе», вспомним вкратце, как относи лись к счастью писатели X IX века.
Пушкин — единственный писатель, кого считают представителем ренессанса в русской литературе. Был ли он счастлив и создал ли образы счастливых людей? Сам лично Пушкин боялся счастья и считал, что не рожден для него. Таков он в письмах и записках. А его герои? Татьяна в «Евгении Онегине» восклицает:
«А счастье было так возможно, / Так близко!..1». Да, бы ло возможно, но что-то помешало его осуществлению. Онегин несчастлив; Ленский убит; Герман из «Пиковой дамы» сходит с ума; гибнет Дубровский; гибнет Пуга чев; несчастлив и Алеко, герой поэмы Пушкина «Цы- ганы».
Лермонтов известен своей меланхолией, своим жизнеотрицанием. «И жизнь, как посмотришь с холод ным вниманьем вокруг, — / Такая пустая и глупая шутка!»2; ангел несет младенца: «Для мира печали и слез...»3. Печорин мечется, не находя не только счастья, но и места, где мог бы жить сносно. Ясно, что в произ ведениях Достоевского нет счастливых людей; может быть, старец Зосима в «Братьях Карамазовых»?
Чехова счастье благополучия отталкивало. У рас сказчика «Крыжовника» вид счастливых людей вызы вает отвращение. Как можно быть счастливым, когда вокруг страдают? Есть у Чехова рассказ «Счастье», в котором говорится о том, что счастье — это мираж, что где-то в земле зарыт этот клад, но никто не знает, где он зарыт, поэтому в жизни люди несчастливы.
Лев Толстой кажется мне единственным писателем X IX века, умевшим показать счастливых людей; сча стье, изображаемое им, мгновенное. Так, например, в
«Войне и мире» разные люди забывают обо всем под влиянием Наташиного пения. Вспомним, например, Ни колая Ростова, который только что был расстроен из-за своего денежного долга, долга чести, но которому все эти невзгоды вдруг начинают казаться ничего не зна-
ЗАМЕТКИ О «РАКОВОМ КОРПУСЕ»
чащими по сравнению с Наташиным пением, ее талан том затрагивать самое сокровенное в душе человека и просветлять ее.
Более длительное счастье Толстой видел в семей ной жизни: таково счастье Наташи и Марьи Болкон ской в конце романа. Но к этому счастью способны у Толстого только женщины, да и то не все. Трудно наз вать Долли Облонскую из «Анны Карениной» счастли вой. Анна испытала счастье любви, но было в нем и много горечи, хотя бы мысли и чувства, связанные с ее сыном Сережей, которого она вынуждена была оста^- вить. И не длительным оказалось это счастье, — оно привело героиню под колеса поезда!
У Толстого семья не дает, как правило, счастья мужчине. Как отмечает Марк Алданов в своей книге
«Загадка Толстого», счастливый семьянин Константин Левин несколько раз был близок к самоубийству. Что уж говорить об Андрее Болконском? Даже Пьер Безу хов не удовлетворяется семейной жизнью, ищет чего-то иного... Мужчины Толстого думают, а это — болезнь, по его мнению (да и по мнению Достоевского), поэтому они не могут быть счастливыми. Во время последнего разговора Андрея с Пьером, первый говорит:
«Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится чело веку вкушать от древа познания добра и зла...»4.
Солженицын представляет тему счастья в «Рако вом корпусе» с помощью нескольких способов: он, на пример, сталкивает героев в споре, заставляет их в раз ное время повторять одни и те же ходячие мнения о счастье с разным отношением к этим мнениям; один и тот же герой в разных ситуациях высказывает проти воречивые мысли о счастье; кроме того, герои показаны не только в минуты страдания, но и радости, счастья.
Ася первой высказывает мнение, что жизнь дана для счастья5. Жизнь ее сильно ударила, и сомнительно,
ГРАНИ № 83 Л. КЛЕЙМАН
сможет ли она со своими представлениями о счастье найти его.
Эти же слова повторяет Олег, разговаривая с Руса новым, повторяет, издеваясь над «глубиной» выска занных им мыслей, считая, что счастливо может быть и животное: «курица, кошка, собака» (стр. 158). А за тем, в разговоре с Шулубиным, Олег, на долю которого выпала на редкость несчастливая жизнь (а может быть, и обычная доля в советской действительности), требу ет свою меру счастья, восклицая: «Нет, счастье — вы мне оставьте!... хоть на несколько месяцев перед смер тью!» (стр. 491), якобы противореча сам себе. Но проти воречие здесь только внешнее: в каждом человеке за ложено желание быть счастливым; только на «счастье» Русанова — материальное благополучие, построенное на чужих слезах и купленное ценой доносов и уничтоже ния многих честных людей, — на такое «счастье» Олег, конечно, не согласится. Зато Олег оказывается очень восприимчивым к тому, что Солженицын называет «са- мосущими радостями» (стр. 174), ощущение которых очень обострено у Олега, конечно, в связи с возвращен ной ему относительной свободой, на которой он оказал ся после стольких лет тюрьмы. Кроме того, Олег умеет воспринимать счастье, заключенное в самых незначи тельных проявлениях жизни, таких, например, как возможность дышать свежим воздухом и курить папи росу (стр. 174). Этой способностью герой Солженицына напоминает многих героев Ивана Бунина, не сидевших, правда, в тюрьме и все-таки отдающих должное просто му немудрёному счастью самой жизни, таким ее яв лениям, или проявлениям, или просто предметам, как запахи, цвета или даже абажур на лампе6.
Подобному отношению к жизни Олег научился у Кадминых, которые, живя в большом городе внешне благополучно, были несчастливы, а в ссылке научились ценить такие «самосущие» радости7, как круглый дере вянный, почти самодельный стол или же керосиновую
ЗАМЕТКИ О «РАКОВОМ КОРПУСЕ»
лампу. Они счастливы потому, что в царстве жестоко сти советской России сумели сохранить гуманность: любовь к человеку, любовь к животному.
Затем: по мысли Солженицына, счастье человека зависит от самого человека. Вот как об этом думает Олег под влиянием чудесной семьи Кадминых:
«Потому что ведь — она права! — совсем не уровень бла гополучия делает счастье людей, а — отношение сердец и на ша точка зрения на нашу жизнь. И то и другое — всегда в на шей власти, а значит, человек всегда счастлив, если он хочет этого, и никто не может ему помешать» (стр. 301—302).
Почти весь последний день Олега в городе — это счастье нового рождения человека. Очень многое воз буждает в Олеге восторг бытия, вводит его в царство счастья: это, например, цветущий урюк, его красота, нежность его розового цвета, которую Олег хочет за помнить и унести с собой. Или шашлык: как Олег ест его — вся его душа затронута этим внешним, таким, казалось бы, неважным для человека действием. Сча стье нового рождения Олега связывается Солженицы ным с обновлением, которое есть закон жизни. Олег думает:
«Это большая радость: в землю что-то тыкать, а потом смотреть, как вылезает» (стр. 513).
В этом есть нечто общее со счастьем, которое на ходят герои Толстого в семье — она ведь тоже источ ник обновления жизни. С этим же связана и неполно та счастья Олега:
«Пришло долгозванное счастье жизни, пришло! — а Олег его почему-то не узнавал» (стр. 581).
Невозможность для Олега иметь детей, иметь пол ноценную семью нарушает счастливое состояние его Духа.
Вообще же трудно быть постоянно счастливым в жизни, а тем более, когда нет свободы ни от пут госу
ГРАНИ № 83 Л. КЛЕЙМАН
дарства с его тюрьмами и ссылками навечно, ни от бо лезни и ее последствий. И всё же верится, что Олег, такой, как он есть, выживет, сохранит свою душу и еще не раз будет счастлив потому, что жестокость жиз ни не убила в нем ростков хорошего, доброго. Олег спо собен оценить доброту (например, доктора Масленни кова), самоотверженный труд врачей (Донцова), быть душевно тонким, помочь человеку, нуждающемуся в помощи. В Олеге сохранилось и стремление к идеалу:
«А хотелось бы коснуться чего-нибудь совсем другого. Чис того. Незыблемого» (стр. 455).
Иначе относится к счастью Шулубин. Он лгал, уни жался, лицемерил во имя так называемого счастья, в чем-то смыкающегося с пошлым счастьем Русанова, и оно обмануло его. Всё это делалось Шулубиным во имя семьи; во имя семьи уничтожалась душа, — а де ти вышли порождением зла, соответствующими гос подствующему в стране строю. По мысли Солженицы на, семейное счастье, заключающееся в продолжении жизни, в обновлении цепи человеческого рода, отнюдь не оправдывается уничтожением во имя этого других или своей души.
Шулубин поднимает вопрос о счастье не только личном, но и будущих поколений. Перед нами — раз витие темы Достоевского, будущая гармония, которая не нужна, по мнению Ивана Карамазова, если будет достигнута ценой хотя бы одной слезы ребенка. Шулу бин, развивая эту тему, замечает, что неизвестно, кем и чем будут эти поколения, в чем они усмотрят счастье и окажется ли счастье этих грядущих поколений сто ящим сегодняшних жертв. Можно продолжить мысль Шулубина следующим образом: представим себе, что будущие поколения Ивана Карамазова это — процве тающие русановы; разве стоило для их счастья бороть ся, жертвовать многим, порою даже жизнью? А таким людям, — честным и хорошим, как Олег и Шулубин, —
ЗАМЕТКИ О «РАКОВОМ КОРПУСЕ»
жертвы предыдущих поколений ничего не принесли, кроме зла.
Шулубин приходит к концу своей жизни к выво ду, что счастье ■— мираж, его нет, да оно и не нужно.
«Счастлив и зверь, грызущий добычу» (стр. 491), — говорит он. Шулубин приходит к отрицанию того иде ала, согласно которому прожил свою жизнь:
«Если только заботиться о «счастье» и о размножении, — мы бессмысленно заполним землю и создадим страшное об щество...» (там же).
Для него главное — не обновление, иронически названное выше «размножением», и не счастье, а взаи мопонимание, взаимопомощь, взаимное просветление ДУШ.
Еще же важнее для Шулубина то, что в человеке есть нечто выходящее за пределы самого человека.
«Что-то уж очень есть неистребимое, высокое очень! Ка кой-то осколочек Мирового Духа» (стр. 534).
Эти мысли Шулубина перекликаются с мыслями доктора Орещенкова: необходимо сохранить в душе не запятнанным тот образ вечности, который заложен в каждом. Принадлежность ко Вселенной, ощущение ее, связь с Божественным источником жизни — вот что может дать счастье человеку задумавшемуся.
Вере Гангарт мгновение счастья может дать созна ние, что ее моральные ценности, выстраданные, выно шенные годами, нашли понимание, что в главном — она права. Стоит вспомнить описание того, как Вера идет после переливания крови Олегу, после их памят ного разговора. Она не идет, — она танцует, всё поет у нее в душе. Всё, что ей было раньше не под силу, теперь кажется возможным. А чего стоит ее воображае мый разговор с Олегом! Наряду с невозможностью вза имопонимания (например, разговоры Олега с Донцовой, с Зоей), Солженицын сумел показать, как в иных си
ГРАНИ № 83 Л. КЛЕЙМАН
туациях в прах разлетается стена взаимного непонима ния и какое счастье это дает людям, живущим под зна ком волчьего закона нашей жизни.
Есть в произведении и иное счастье: счастье Вади ма, которое он видит в работе, да не во всякой, а имен но в той, которая может принести ему славу. Он напо минает Андрея Болконского в определенный период жизни последнего. Начинает развенчивать высшую цен ность такой работы-славы Вадима — Шулубин. «Инте ресно» — единственный аргумент, которым в состоянии защитить свое кредо Вадим, не выдерживает критики Шулубина. Последний говорит:
«Коммерция тоже интересна. Делать деньги, считать их, заводить имущество, строиться, обставляться удобствами — это тоже всё интересно. При таком объяснении наука не возвыша ется над длинным рядом эгоистических и совершенно безнрав ственных занятий» (стр. 421-422).
При подобном подходе к вопросу «интерес» Вадима не очень-то многим отличается от «интереса» Русанова. Не случайно так часто совпадают мнения этих двух ге роев. Со своим «интересно» Вадим безразличен к лю дям, смотрит на них свысока, счастье его — эгоисти ческое.
Семейная ячейка, в созидании которой видит сча стье Зоя, напоминая этим Наташу Ростову, счастье в наслаждении Аси — всё это тоже разновидности мел кого, эгоистического счастья.