Довольно неказистый по нынешним временам частный деревянный дом в стремительно разрастающемся, благодаря близости к областному центру, коттеджном посёлке, казалось, мирно хранил в этот поздний час сон своих хозяев. Но это было не совсем так. На голом полу в совершенно пустой комнате, единственным украшением которой были лишь плотно задёрнутые выцветшие шторы, сидели двое мужчин. Пластиковый стаканчик, уже почти на треть наполненный окурками, говорил о том, что эти люди провели здесь уже ни один час. И, судя по термосу с кофе и паре толстых бутербродов, собирались остаться здесь ещё и на всю ночь. Но то, что они не плевали и не стряхивали пепел дорогих сигарет на пол, и подложили под еду чистый носовой платок, однозначно говорило, что эти двое не принадлежали к боголюбимому сословию юродивых и бомжей. А то, что у каждого под мышкой в наплечной кобуре болтался пистолет, и в кармане лежало удостоверение говорило ещё и о том, что они – служивые люди.
Всё дело в том, что один из этих мужчин, капитан Леонид Карпов, был оперативником, а другой, старший лейтенант Алексей Блинов, – замом по режиму одного из отрядов, исправительно-трудовой колонии строгого режима, из которой три дня назад сбежал зек.
Осуждённый за кражи Виталий Тихомиров за несколько дней до своего побега получил от девушки письмо, в котором та сообщала, что наконец-то встретила свою большую любовь и в скором времени за эту самую любовь непременно собирается выйти замуж. Свой частный дом в пригородном посёлке она уже выгодно продала под снос и переезжает к мужу в другой город. Поэтому просит Виталия теперь навсегда её забыть и больше ей писем на прежний адрес не писать.
И то ли цензор не доглядела и не сообщила по инстанции, то ли её докладной не уделили должного внимания, но в результате – отлаженная система надзора не сработала. И к Виталию в этот момент никто не пригляделся. А ведь парень-то был совсем не простой. Дерзкий, высокий, спортивного телосложения, в юности серьёзно занимавшийся гимнастикой и паркуром.
В своих криминальных похождениях Тихомиров часто использовал свои неординарные способности и подготовку. Для него ничего не стоило с разбега добраться по голой стене до незапертого окна на втором этаже, перепрыгнуть с одного балкона на другой или пройти по узкому карнизу, где даже кошки ходят с опаской. Ранее не судимый, с криминалом он не общался, работал только на себя и "долю малую в общак" не заносил, поэтому никто из стукачей, работавших на уголовку, ничего о нём не знал. Брать Тихомиров старался только деньги или очень ценные украшения, которые, чтобы не светиться, барыгам не продавал, а оставлял себе "на чёрный день". К тому же он был удивительно удачлив и предельно аккуратен, – старался не оставлять после себя никаких следов. Многие из потерпевших о произошедшей у них краже даже узнавали-то не сразу, а лишь много времени спустя, – и это намного осложняло раскрытие преступления.
Несколько лет Тихомирова не могли поймать. Но ведь всему хорошему, по закону Соломона, бывает когда-нибудь конец. И будто предчувствуя это, Виталий незадолго до своего ареста стал готовиться покинуть страну. Не получилось. Удача только на миг от него отвернулась, и его тут же взяли на месте преступления.
В суде следователям удалось доказать лишь три эпизода, хотя только по этой области числилось как минимум около десятка похожих нераскрытых краж. Но и этих трёх хватило на пять лет строгого режима. Строгого "по первоходу" дали только потому, что одна из краж была совершена из "скромного" трёхэтажного особняка одного из городских судей. За своего стоят горой.
Фемида не подкупна, но на её глазах повязка, чем частенько и пользуются её слуги.
Из срока, назначенных судом, Тихомиров успел отсидеть целых четыре с половиной, когда в прошлую пятницу совершил необычный по своей дерзости побег. Впрочем, это всё было больше похоже не на спланированное заранее, а скорее на спонтанное решение.
Начало ноября – время, когда в средней полосе России готовятся во всеоружии встретить зиму, – покупают китайские пуховики, меняют летнюю резину на шипованную, квасят капусту и, хорошо откушав водочки, поют грустные песни о грядущих морозах.
В тот день сразу после обеда неожиданно случился короткий, всего минут на пять, но очень сильный снежный заряд. Видимость была почти нулевой. Тихомиров воспользовался этим и, как был в одном спортивном костюме и домашних тапочках, вышел из своего барака и с ходу без всякой подготовки всего за минуту сумел преодолеть все заграждения вначале внутренней локальной, а потом и запретной зоны. И, как вишенка на торте, – под конец легко перемахнул через почти четырёхметровый бетонный забор с противопобеговым козырьком и лучом СВЧ-диапазона. Впрочем, в этот раз именно из-за снегопада этот луч предательски и не сработал.
Побег через забор колонии можно считать одним из самых сложных по технике и очень рискованным по последствиям. Даже если ты каким-то чудом не застрял в паутине "Путанки", придуманной ещё легендарным генералом Карбышевым, и не перерезал себе вены острыми, как бритва, зубьями спирали "Егоза", то стоит тебе ступить на контрольно-следовую полосу, как ты становишься желанной мишенью для стоящих на вышке "вертухаев". И это всё помимо ещё пары заборов из сетки рабицы и десятков датчиков и видеокамер по периметру.
Именно поэтому разработчикам охранной системы этой колонии, и в страшном сне не мог привидится такой способ побега. Они не сразу и поверили в это, когда им сообщили обо всём произошедшем. Но реальность часто превосходит даже самые смелые наши фантазии и мечты. Не зря же говорят, что сила воли сильней неволи.
То, что осуждённый Тихомиров сбежал, обнаружили только на вечерней поверке. По горячим следам, которые, впрочем, к тому времени уже успело засыпать снегом, поймать сбежавшего не получилось, поэтому по области был объявлен план-перехват, а нескольких офицеров колонии направили в родной город Тихомирова в помощь местным оперативникам. И вот они теперь по двое несли круглосуточное дежурство в уже проданном и опустевшем доме бывшей невесты беглеца.
— Может, позвоним ребятам, чтобы пораньше сменили нас? – спросил со слабой надеждой в голосе Алексей. – Тяжело сидеть по двенадцать часов в этом нетопленном скворечнике.
— Позвони-позвони. Рябов со своими друзьями как раз на эту ночь забронировали сауну. Уже и водки накупили, и девчонок с вениками пригласили. А тут на тебе – побег. И вот все там… парятся, а он торчит вместе с каким-то лейтенантом из уголовки на чужой кухне в соседнем от нас коттедже. Абсолютно трезвый и с пистолетом под мышкой. А всё из-за нашего прокола.
— Да, парню-то оставалось всего полгода до свободы. Кто бы мог подумать, что ему станет так горячо, и он решится на побег?
— Работа у нас, Лёха, уж очень необычная, на которой, как при игре в покер, постоянно думать надо. Сейчас вопрос стоит о том, – лишимся мы с тобой погон и военной пенсии или отделаемся только неполным служебным. Так что сиди до утра в этом, как ты говоришь, скворечнике, терпи и не чирикай. И молись, чтобы этот акробат когда-нибудь здесь появился.
— Понятно… Ну, расскажи тогда хоть что-нибудь весёлое, чтобы не так тоскливо было.
— Хреновый из меня юморист. Я же всё больше рапорты, да характеристики на жуликов привык писать.
— Ну, тогда какое-нибудь интересное дело вспомни. Я же знаю, что до зоны ты в городском розыске работал.
— Ладно, пожалуй, расскажу тебе историю из-за которой мне и пришлось уйти из уголовки, – пробурчал Леонид, прикуривая очередную сигарету.