Перстень, хорошо известный под этой кличкой среди узкого круга близких и не очень близких, но компетентных людей, в более широких, но менее осведомленных массах именовался Михаилом Николаевичем Волковым и прославился в столице как уважаемый предприниматель, меценат и осторожный, но влиятельный политик городского масштаба.
Его офис занимал целый этаж гостиницы. Ученый был здесь впервые и с интересом разглядывал кабинет хозяина, отличавшийся от остальных помещений не только размерами, но и настоящим, непоказным английским аристократизмом. Большой книжный шкаф, такие же кресла с прямыми спинками и ажурным орнаментом. Такие же напольные часы, письменный и журнальный столы, бюро и секретер. «Чиппендейл», – автоматически отметил Ученый.
Из общего пространства огромного кабинета как бы вычленялась ниша для гостей. Именно гостей: Михаил точно знал, что деловые переговоры Перстень предпочитал вести в расслабляющей – не его, а партнеров – обстановке одного из своих многочисленных шикарных ресторанов.
Сейчас он расположился в вальяжном белом кресле и с увлечением слушал сидящего напротив на непомерной ширины диване моложавого и подтянутого батюшку. На изящном журнальном столике были навалены какие-то чертежи. Их суетливо собирал, постоянно роняя на роскошный восточный ковер, всклокоченный молодой человек в непонятного вида головном уборе – то ли затертой предыдущими хозяевами до блеска допотопной фетровой шляпе, то ли хасидском кашкете.
Перстень кивнул Ученому:
– Обожди, сейчас закончу.
Августа 1998 года
Михаил Стерхов – Ученый
– …Теперь очень важно провести второй этап, а именно: разобраться со структурными проблемами, которые явились причиной кризиса.
– Что имеет в виду господин Сорос под структурными проблемами?
– Я имею в виду то, что в России очень большая часть сделок осуществляется в бартерной, а не денежной форме. Поэтому предприятия, которые совершают сделки бартерным способом, не показывают никакой прибыли, с которой нельзя собирать налоги, в то время как прибыль уходит в дочерние предприятия…
Ученый выключил радио. Сорос говорил, как всегда, умно и интересно. Особенно про бартер, но что ему от этого разговора? Да, вероятно, так и нужно было. И 17 августа 1998 года стало началом конца постсоветской эпохи, теперь время нормальной рыночной экономики. Не будет больше спекуляций с МММ и ГКО, начнется реальное производство, жизнь по средствам… Хорошо все это и правильно, только как эту жизнь начинать ему, Михаилу Стерхову?
Он остановил машину возле лотка с газетами, вышел, купил «Известия». Поискал Соколова, нашел.
Ну, что тут… Все то же: «…Свирепая антикризисная программа никому не сулит большой радости, но для страны в целом – это крайне противная, но не смертельная процедура, сродни с пребыванием в зубоврачебном кресле, для представителей же виртуального бизнеса – это смертельный приговор…»
Зазвонил мобильник.
– Слушай, – затараторила Настя, – ничего не понимаю! Вчера сигареты по шесть покупала, а сегодня уже двенадцать. А у меня деньги кончаются… Ты мне баксов триста не привезешь?
Триста… Да весь их пластиковый заводик сейчас столько не потянет, верней, потянет в тысячи раз дороже, только как за итальянское оборудование расплачиваться?.. Братцы-итальянцы слово «дефолт» не понимают, у них договор.
– Ты меня слушаешь или нет? День рождения, а у меня даже нового прикида нет! И между прочим, у меня еще сегодня на работе собеседование, в чем туда идти прикажешь?
– В трусах! – рявкнул он и отключился.
Блин, ему бы такие проблемы…
За оборудование надо платить. Это тебе не лизинг – итальянцы не поставят шнек, пока не расплатишься, а без него экструдер – мертвый груз. Даже не продать. Разве что в металлолом…
Теперь помочь может только один человек.
Он ехал к Перстню, надеясь исключительно на чудо.
* * *
Год назад Перстень открыл представительство российско-польской фирмы «Маса Пластиечна Лтд.» и начал перегонять из Польши лизинговые фуры с отборным полипропиленом. Набрал каких-то ветеранов Афгана, согласившихся за долю малую оформить на себя фиктивные купчие на машины.
Схема была простой до гениальности, а главное, быстрой: утром водитель на немецком грузовике выезжал в Польшу через первый пост таможни «Западный Буг», которая еще с советских времен контролирует автомобильные потоки на белорусско-польской границе в районе Бреста. В тот же день – вечером – он въезжал на том же грузовике, но уже принадлежащем афганскому ветерану, назад через второй пост той же таможни. Вернувшиеся машины тут же продавались собственной подставной фирме. А поскольку грузовики приходили не пустые, Перстень весьма успешно сбывал этот ходовой товар по вполне приемлемой цене.
Если сейчас он согласится, чего не делал никогда, торговать с Ученым в рассрочку, фирма будет спасена. Иначе пойдет по миру… нет, не по миру, конечно, аварийный бизнес никуда не делся, только пора переходить в хотя бы условно-белую плоскость, как Перстень. Времена, чай, другие настают.
Странно, но Перстень согласился почти мгновенно. Как будто давно ждал этой просьбы. Тут же позвонил кому-то, продиктовал реквизиты, условия, через десять минут принесли договор, он не глядя протянул его Михаилу:
– Трудись дальше.
– Спасибо…
– Не мне – Кириенко с Чириком спасибо скажи. Если б не они, вся страна бы до сих пор в долгах сидела по самые помидоры. Своего ничего бы не было. Тогда либо комми воспользовались обвалом, который все равно бы случился, либо превратились бы мы в банановую республику.
И с этого дня скромный пластиковый бизнес Ученого пошел в гору. И не просто пошел – взлетел. Зато у Перстня начались нелегкие дни.
Как водится в России с давних пор, немереные Перстневые прибыли не давали спать спокойно многим, и в один черный день прокуратура наконец-таки возбудила против него нехилое уголовное дело. Один за другим были арестованы все главные фигуранты. Все, кроме самого Перстня, вовремя приземлившегося на солнечном Лазурном Берегу. По большому счету, ему и не грозило ничего, не на себя же он все оформлял. Был у него для этого зиц-председатель. Но береженого Бог бережет – один раз побывавши в знаменитой «Бутырке», Михаил Николаевич Волков вовсе не стремился посетить ее вновь. Даже в качестве временного постояльца.
Зато под замес попали Нанаец и Колокольчик. Первый – потому, что от халявных денег совсем нюх потерял: запустил дела, перестал следить за хотя бы мало-мальски законным прикрытием, все документы хранил в столе – в один ящик навалом складывал. А как налоговая нагрянула, даже вспомнить тошно, как себя повел…
* * *
Стерхов оформлял на белорусской таможне бумаги на новую партию того самого полипропилена, который привезли в новеньких импортных фурах Перстневы ребята. Работа в московском офисе была, как обычно, в полном разгаре. До обеда оставалось еще почти два часа, и сотрудники волей-неволей вынуждены были трудиться в поте лица, то есть постоянно пить дешевый растворимый кофе и беспрерывно курить на лестнице…
В первый момент появление в помещении людей в камуфляже трудовой народ воспринял как неуместную шутку, однако реплики «Всем стоять!», «Документы на стол!», «Руки за голову! Налоговая полиция» быстро развеяли заблуждение. Офис на мгновение замер в неустойчивом равновесии и, поколебавшись, обрушился под собственным весом.
Коммерческий директор, размахивая неизвестно откуда взявшимся удостоверением ветерана какой-то экзотической войны, попытался прорваться на выход, был остановлен и заперся в туалете, откуда больше не выходил, создавая массу проблем находившейся там уборщице. Ополоумевшая от страха тетка рвалась на волю с криками: «И про то расскажу, ирод, что воду не спускаете…»
Дольше других держалась главбух, но, вспомнив про полную коробку печатей в одном из столов, совершенно всерьез схватилась за сердце. Ее примеру последовали помощницы и, затворившись в бухгалтерии в полном составе, начали звонить в «скорую».
Камуфляжники, видимо привыкшие ко всему, рассредоточились по помещениям и от скуки принялись играть на компьютерах, а оторванные от родной техники менеджеры нервно курили в коридоре, безуспешно пытаясь вспомнить, что именно из левой документации они не успели уничтожить. Если учесть, что никаких мер предосторожности никогда не принимали, выходило, что все.
А героический Антон, выпив подряд два стакана виски, впал в состояние зомби и начал доказывать двум вежливым молодым людям, что оказался здесь совершенно случайно. На всякий случай он не отвечал даже на простые вопросы. Например, есть ли в здании запасной сортир. Зато мимо бдительного ока налоговика заманил в кабинет свою личную секретаршу, абсолютно тупую, но сногсшибательную блондинку Леночку, выгреб из ящика все документы – ну прямо классика – в коробку из-под ксерокса и всучил ей, приказав любым путем вынести из помещения. Старательная дура обмотала коробку скотчем и выбросила с черного хода, аккурат на крышу стоявшего под окном Антонова «Вольво». Образовав на машине изрядную вмятину, та смачно шмякнулась как раз под ноги слегка ошалевшему камуфляжнику.
Дальше началась даже не оперетка, а просто какой-то фарс. Уже в стельку упившийся Нанаец, вспомнив еще один героический эпизод из многовековой истории Родины, как Керенский, непостижимым образом ввинтился в содранное с Леночки платье и попытался покинуть поле боя. Перемахнув через окно, он долго блуждал на просторах заводской свалки, где и был все-таки задержан серьезными молодыми людьми в масках.
* * *
С Колокольчиком обстояло иначе. Он еще продолжал числиться на заводе, но окончательно перебрался в службу безопасности Перстня; то ли от неизбывной личной преданности, то ли просто ради близости к высокой персоне – Михаил Николаевич Волков в то время уже стал в московских деловых и политических кругах персоной грата.
Взяли Леху на собственной даче, и поначалу совсем по другому делу.
В одно серое пасмурное утро, страдая от невыносимой головной боли, Колокольчик обозрел хмуро сидящих за столом пацанов.
– Скучно живем, – вздохнул он.
Один из братков подобострастно посмотрел шефу в глаза:
– Так какие проблемы, Алексей Иванович! Ща баб привезем.
Колокольчик вяло отмахнулся:
– Надоело. Чего-нибудь этакого хочется…
Пацаны тоскливо переглянулись – в голову ничего «этакого» не приходило.
К счастью – как потом выяснилось, к большому несчастью, – на пороге комнаты возник Отвертка. Он услышал конец фразы и тут же коварно предложил:
– Во-во, вечно какое-то пьяное застолье, а надо провести имиджевое мероприятие, поддержать статус и положение хозяина. Например, устроить историческую реконструкцию «Героическое взятие Уральска Чапаевской дивизией».
Колокольчик поднял на него совершенно осоловевшие глаза.
– Чего-о-о?..
– Ну, понимаешь, реконструкция – это военно-историческая игра, характерной чертой которой является строгая временная и территориальная локализация. Воспроизведение исторических боев, например.
– Вау! – живо сообразил Леха и тут же приказал: – Я буду Чапаевым, ты – Петькой, а ты…
Он вскочил и начал бодро раздавать роли, приказы, распоряжения. Кто-то покатил в Москву за реквизитом, кто-то полез на чердак за хранившимся там раритетным «максимом». Жизнь в доме закипела. От тоски и похмелья не осталось и следа. Лишь на мгновение Леха задумался, когда Эдик поинтересовался, что, собственно, станет объектом атаки. Колокольчик замер и почесал затылок. Через секунду лицо его расплылось в улыбке, и он указал перстом в сторону соседнего участка с недостроенным домом: «Во!»
А потом началось…
Колокольчик в бурке, папахе и с шашкой наголо быстро распределял обязанности, расставлял посты, руководил постройкой блиндажей, раздавал оружие и боеприпасы. Отвертка наскоро проводил среди бойцов исторический ликбез, а те, краем уха прислушиваясь к словам политинформатора, сноровисто готовили винтовки и ружья, с вожделением поглядывая на соседскую дачу.
И вот Леха скомандовал: «Начали!» – хлопнул стакан водки, взмахнул шашкой и повел своих красных революционных бойцов на штурм. Дружный сплоченный коллектив с криками «Ура!» двинулся на приступ. Размахивая ярко-красной тряпкой с коряво намалеванными на ней серпом и молотком Эдик открыл огонь из маузера в сторону соседей. Пацаны приволокли приставные лестницы и полезли на стены.
Вокруг дачи собралась толпа любопытных, делались ставки, кто-то пытался подсказывать и рвался принять участие в битве. Наконец, когда большинство бойцов уже выдохлось, Чапаев, то есть Леха, выхватил из-за пазухи гранату, зубами выдернул чеку и с радостным криком «За Родину!» метко швырнул ее в дом. Грохот, дым, огонь…
Победу отпраздновать не удалось: через двадцать минут после начала банкета в дом Колокольчика ввалились омоновцы – хозяином недостроенного дома оказался весьма солидный чин из прокуратуры. Причем, как выяснилось уже через несколько часов, тот самый, который вел дело об автомобильных аферах Перстня на таможне «Западный Буг».
И, разумеется, во время обыска – искали-то оружие – было найдено пять папок с документами на ворованный польский полипропилен, которые во время очередной пьянки забыл Нанаец…
Вот уж пришлось Стерхову побегать…
Накануне того дня, когда судья начал слушания дела о контрабанде, Ученому организовали встречу. О том, что происходило на этом рандеву, он никому не рассказывал. Но результат говорил сам за себя. Подсудимые, в том числе и отсутствующий Перстень, были оправданы по всем статьям, кроме основного обвинения в контрабанде в особо крупных размерах. По этой статье им грозило от семи до двенадцати лет. Получили они, однако, по году каждый, причем тут же были и освобождены по амнистии. Автомобили, изъятые следствием как вещественные доказательства по делу, тихо вернулись к владельцам, то есть в «Маса Пластиечна Лтд.». Что же касается пропилена, то судьба его осталась известна лишь очень узкому кругу посвященных.
В конце девяносто девятого Перстень благополучно вернулся в Москву.
– Еще поживем, – подмигнул он Ученому, который его встречал.
Августа 2007 года