Кабинет 9 «Б». Все сидят и ждут. Входит Валентина Андреевна и представитель райкома. Валендра - лучшая, это её звёздный час.
Валендра: (оглядывая зал) Где Люберецкая?
Зиночка: Ещё не пришла.
Валендра: (торжествуя) Так я и знала! Коваленко, беги, сейчас же за ней и тащи силой! (обращаясь к райкомовцу) Может, начнем пока?
Райкомовец: Придётся обождать. (садится)
Валендра: (к классу, с долей патетики) У нас есть время поговорить и поразмыслить, и может быть то, что Люберецкая оказалась жалким трусом, даже хорошо. По крайней мере это снимает с неё тот ореол мученичества, который ей усиленно пытаются прилепить плохие друзья и плохие подруги. Да, да! Плохие друзья и плохие подруги! Не жалеть надо – жалость обманчива и слезлива, а всегда оставаться принципиальным человеком. С этих принципиальных позиций мы и будем обсуждать сегодня персональное дело Люберецкой, но разбирая её, мы не можем забыть кое-какие иные имена. Мы не должны забывать о зверском избиении комсомольца и общественника Юрия Дегтярёва. Мы не должны забывать и об увлечении чуждой нам поэзии и о разлагающем влиянии вредной, либеральной, то есть буржуазной демократии. Далёкие от педагогики элементы стремятся всеми силами проникнуть в нашу систему воспитания, сбить с толку отдельных легковерных учеников, а то и навязать свою гнилую точку зрения.
Класс возмущенно гудит
Тихо! Тихо, я сказала! Вопрос о бывшем директоре школы решается сейчас.
Пашка: О бывшем?
Валендра: Да, о бывшем! Ромахин освобожден от должности, и …
Райкомовец: (вставая) Минуточку… Зачем же так категорически? Николай Григорьевич пока не освобожден, вопрос пока не решён, и давайте пока воздержимся.
Валендра: Возможно, я не права формально. Однако, я, как честный педагог…
В классе слышится презрительный смех
Да, я форсирую события, но я свято убеждена в том, что…
Хлопает дверь. Вбегает Зина Коваленко, она бледная и запыхавшаяся, опирается спиной о стену.
Валендра: А Люберецкая? Ну, что ты молчишь? Я спрашиваю, где Люберецкая?
Зиночка: (тихо) В морге. (сползает на пол по стене)
Свет гаснет, музыка.
Сцена 13. Квартира Поляковых.
Искра и её мама.
Т. Полякова: Пора брать себя в руки Искра.
Искра: (бесцветно) Конечно.
Т. Полякова: В жизни будет много трагедий. Я знаю, что первая – всегда самая страшная. Но надо готовиться жить, а не тренироваться страдать.
Искра: Может быть, следует тренироваться жить?
Т. Полякова: Не язви. Я говорю серьёзно. И пытаюсь понять тебя.
Искра: Я очень загадочная?
Т. Полякова: Искра!
Искра: У меня имя как выстрел, мама. Прости, я больше не перебью.
Т. Полякова: Самоубийство – признак слабости, это известно тебе? Поэтому человечество исстари не уважает самоубийц.
Искра: Даже Маяковского?
Т. Полякова: (стукнув кулаком по столу) Прекратить!!!
(Искра встает, чтобы убрать разлетевшиеся со стола мелочи.)
Сядь. Ты, конечно, пойдешь на похороны… и это правильно. Друзьям надо отдавать последний долг. Но я категорически запрещаю устраивать панихиду! Ты слышишь? Категорически! Мы не хороним самоубийц за оградой кладбища, как это делали в старину. Но мы не поощряем слабовольных и слабонервных. Или ты даешь мне слово – никаких речей, или я запру тебя в комнате и не пущу на похороны.
Искра: Неужели ты сможешь это сделать, мама?
Т. Полякова: Да, потому что мне не безразлично твоё будущее.
Искра: (горько усмехаясь) Моё будущее… Ах, мама, мама… Не ты ли учила меня, что лучшее будущее – это чистая совесть?
Т. Полякова: Совесть перед обществом, а не... (после паузы, подойдя к дочери, обняв её) Ты единственное, что у меня есть, доченька, единственное. Я плохая мать, но даже плохие матери мечтают о том, чтобы их дети были счастливы… Иди спать. Завтра у тебя тяжелый день.
Сцена 14. Кладбище.
Ученики, учителя, знакомые, незнакомые слушают речь Николая Григорьевича.
Николай Григорьевич: Товарищи! Парни и девчата! Смотрите. Во все глаза смотрите на вашу подругу. Хорошо смотрите, чтобы запомнить. На всю жизнь запомнить, что убивает не только пуля, не только клинок и осколок – убивает дурное слово и скверное дело, убивает равнодушие и казенщина, убивает трусость и подлость. Запомните это, на всю жизнь запомните.
Закрывает лицо руками, отворачивается и уходит в задние ряды, чтобы никто не видел, что он плачет.
Искра: (выйдя в центр толпы, к самой могиле)
До свиданья друг мой, до свиданья
Милый мой ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.
До свиданья, без руки, без слова
Не грусти и не печаль бровей
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.
Свет гаснет, музыка.
Сцена 15. Дом Поляковых.
Искра у себя, держит в руках бандероль.
Искра: (недоумевающе) Кто мог мне прислать эту бандероль? Обратный адрес не указан. И что в ней?
Вскрывает бандероль, там - две книги: уже знакомый томик Есенина и книга Грина.
Искра: (со взрослой горечью) Ах, Вика, Вика… Дорогая ты моя Вика.
В томик Есенина вложено письмо в конверте. На нем написано «Искре Поляковой лично в руки». Искра вскрывает конверт.
Свет уменьшается, звучит голос Вики под музыку.
Голос Вики: Дорогая Искра! Когда ты будешь читать это письмо, мне уже не будет больно, не будет горько и не будет стыдно. Я бы никому на свете не стала объяснять, почему я делаю то, что сегодня сделаю, но тебе я должна объяснить всё, потому что ты – мой самый большой и единственный друг. И ещё потому, что я однажды солгала тебе, сказав, что не люблю, а на самом деле я тебя очень люблю, и всегда любила и всегда завидовала, самую чуточку. Папа сказал, что в тебе строгая честность, когда ты с Зиной пришла к нам в первый раз. И я очень обрадовалась, что у меня есть такая подружка и стала гордиться нашей дружбой и мечтать. Ну да не надо об этом. Мечты, мол, не сбылись. А пишу я не для того, чтобы объясниться, а для того, чтобы объяснить. Меня вызывали к следователю, и я знаю, в чем именно обвиняют моего папу. А я ему верю и не могу от него отказаться и не откажусь никогда. Если мы перестанем верить своим отцам, верить, что они честные люди, мы окажемся в пустыне, а мы сами перестанем быть людьми, мы нарушим связь поколений. Нет, я не струсила, Искра. Что бы обо мне не говорили, я не струсила. Я осталась комсомолкой и умираю комсомолкой. Сейчас упакую книги, отнесу их на почту и лягу спать. Я не спала ночь, да и предыдущую тоже не спала, и, наверное, усну легко. А книжки – тебе на память.
Прощай, моя единственная подружка. Твоя Вика Люберецкая.
Сцена 16. Школа. Класс.
Заходит Николай Григорьевич. Все встают.
Николай Григорьевич: Садитесь. Я попрощаться зашел. Ухожу. Совсем ухожу. Трудно с вами расставаться, черти полосатые, трудно! В каждый класс захожу, говорю: счастливо, мол, вам жить, хорошо, мол, вам учиться! А вам, 9 «Б», этого сказать мало. (кто-то из девочек всхлипывает) Не расстраивайтесь. Были бы бойцы, а командиры найдутся. А этим бойцам я верю: они первый бой выдержали. Я верю в вас, слышите? Верю, что будете настоящими мужчинами и женщинами. Верю потому, что вы смена наша, второе поколение нашей революции. Помните об этом, ребята. Всегда помните. (уходит)
В классе появляется Валендра и сходу начинает компенсировать все свои поражения.
Валендра: (резко) Коваленко, кто разрешил тебе пересесть?
Зиночка: Мне никто не разрешал… Я думала…
Валендра: Немедленно сядь на место.
Зиночка: Валентина Андреевна…
Валендра: Без разговоров, Коваленко. Разговаривать будем, когда вас вызовут.
Артём: Значит, всё же будем разговаривать. (с места)
Валендра: Что за реплики, Шефер? Забыл, что тебя чудом не выгнали из школы? Что такое, Коваленко? Ты стала плохо слышить?
Зиночка: Разрешите мне сегодня сидеть с Боковой. Та парта Вики и …
Валендра: Ах, вот в чем дело! Оказывается, вы намереваетесь устроить здесь памятник. Как трогательно! Только вы забыли, что это школа, где нет места хлюпикам и истеричкам. Сядь за свою парту! Живо!
Лицо Зины краснеет, губы дрожат.
Зиночка: Не смейте… Не смейте говорить мне «ты» никогда! Не смейте, слышите?... (выбегает из класса)
Опередив Артёма, со своего места поднимается увалень Александров
Валька: А ведь вы не правы, Валентина Андреевна… Коваленко я тоже не защищаю, но вы..
Валендра: (пренебрежительно) Садись Александров. Я, кажется, сказала, чтобы ты сел.
Валька: А я ещё до этого сказал, что вы не правы. У нас Шефер, Остапчук да Ландыс уже усы бреют, а вы – будто мы дети. А мы не дети. Вы уж учтите это, что мы…
Валендра: Кто ещё считает себя взрослым?
Встают Артём, Жора. А следом – вразнобой, подумав, весь класс. Хлопает дверь вбегает Зина, она опять в растрепанных чувствах.
Зиночка: Леонид Сергеевич Люберецкий вернулся домой!
Ландыс страшно кричит, колотит кулаками по парте, рвется в сторону Валендры, его удерживают втроем.
Артём: Тихо! Пошли. Мы должны быть настоящими.
Зиночка: Куда пошли?
Артём: К нему. К Леониду Сергеевичу Люберецкому.
Свет гаснет. Музыка.