Павел Владимирович Засодимский
Милочка
https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=633175
«Дедушкины рассказы и сказки»: издание редакции журнала «Детское чтение»; Москва; 1899
Аннотация
«…В ту минуту за окном послышался шорох, ветви сиреней, росших под окном, заколебались, хотя ветра вовсе не было и в воздухе стояла тишь. Затем послышалось, что по стене как будто кто‑то карабкался, – и в то же мгновенье в окне показалось веселое, смеющееся личико Милочки с мокрыми волосами – и растрепанными достаточно для того, чтобы окончательно привести в ужас бабушку…»
Павел Владимирович Засодимский
Милочка
I
Важное известие застает Милочку врасплох
Небольшой поросенок – белый, с темными пятнами – лежал в тени под березой, у крыльца, а Милочка, опустившись на колени, сидела с ним рядом и дружески обнимала его за шею. Милочка гладила его, ласково приговаривала: «Вася мой! Васенька!» и иногда дергала его за уши.
Когда золотистый солнечный луч, пробившись из‑за листвы, падал на «Ваську», его нежные розовые уши так заманчиво просвечивали, что девочке как‑то невольно хотелось потеребить их. Поросенок, по‑видимому, уже привык к таким ласкам и покорно принимал их, как должное и неминуемое. Он лежал, растянувшись, уткнув в траву свою продолговатую мордочку, и полузакрытыми глазами лениво посматривал на Милочку.
– Ваське хорошо! Васька развалился… нежится! – говорила девочка, почесывая поросенку за ухом, как обыкновенно чешут кошек.
Ваське, конечно, было хорошо, да и Милочке – недурно… Майское солнце сильно припекало с голубого, безоблачного неба, а здесь, под березой, – тень и прохлада, и лишь небесная лазурь сквозит из‑за ветвей там и сям…
На вопрос: кто в ту минуту был чище – поросенок ли, слывущий обыкновенно за самое грязное животное, или барышня? – отвечать можно было легко и совершенно безошибочно… Поросенок был совсем чистенький и с таким же правом, как теперь под березой, мог лежать и в гостиной на ковре. Ну, а барышня, по сравнению с поросенком, – надо уж правду сказать, – была настоящей замарашкой.
Ее ботинки, чулки, передник, руки были замазаны землей; в темных волосах ее набились какие‑то зеленые листочки, желтые сухие стебельки, какой‑то сор… И, – что всего замечательнее, – даже кончик ее маленького носа был замаран в черноземе, так что иной недогадливый человек, пожалуй, мог бы подумать, что эта девица носом землю рыла, – предположение, разумеется, маловероятное…
Но если бы меня спросили: кто из них был красивее – барышня ли замарашка, или этот чистенький поросенок? – то я должен был бы сознаться, что барышня, на мой взгляд, была красивее своего четвероногого приятеля, хотя и тот со своей милой мордочкой и с розовыми, просвечивающими ушками, может быть, со свинячьей точки зрения должен был казаться замечательно красивым созданием.
У Милочки были большие и блестящие, темно‑карие глаза; были мягкие, шелковистые, темные волосы, на щеках – горячий, густой румянец; Милочка, для десяти лет, была довольно высокого роста, стройна и грациозна. У поросенка глаза были хотя также темные, но маленькие, узенькие; шерсть – грубая, жесткая; румянец его, разумеется, не походил на Милочкин, и с нашей – с людской – точки зрения он был, если хотите, мил, смешон, но неуклюж и уж вовсе не грациозен…
В ту минуту, как Милочка занималась с поросенком и вообще так приятно, хотя и без особенной пользы, проводила время, послышался стук колес, и вскоре в воротах показалась пара старых, поджарых, серых лошадей, по‑видимому, едва переставлявших ноги, за ними – небольшая, старомодная коляска, и на козлах ее – высокий, широкоплечий старик с большой седой бородой и в заправской, хотя довольно потертой, кучерской шляпе. Распрягши лошадей и поставив их под навес сарая, кучер медленно направился к крыльцу барского дома. Милочка с большим интересом следила за этим явлением, а поросенок своими полузакрытыми глазками, казалось, на весь Божий мир смотрел совершенно равнодушно.
– Здравствуйте, барышня! – заговорил кучер, снимая шляпу и кланяясь Милочке.
– Здравствуйте! – отозвалась та, приподнимаясь и опираясь рукой на поросенка.
– Видно, не узнали меня, сударыня? – переступая с ноги на ногу, продолжал кучер. – Помните, как я вас по саду в тележке‑то катал?
– Не помню… Разве это было когда‑нибудь давно, когда я была еще маленькой… – промолвила барышня, обдергивая свое короткое платье. – А вас как зовут?
– Фомой! – ответил старик, с добродушной улыбкой посматривая на девочку.
– Фома!.. Не помню… – прошептала Милочка, качая головой и всматриваясь в старика.
– Я кучер вашей бабушки, Евдокии Александровны… Бабушка приказала вам кланяться, к себе вас в гости зовет, лошадей за вами прислала… – докладывал Фома.
– Ах! А у меня еще в огороде работа не кончена!.. – вскричала Милочка. – Нужно садить горох, салат… цветы еще не все пересажены! Работы еще много, много… А вы зачем, Фома, без шапки стоите?
– Нельзя нам, барышня, перед вами в шапке стоять… никак это невозможно! – поучительным тоном отвечал кучер. – Неучтиво‑с… ведь мы то же кое‑чему учены…
– Ведь вам солнышком голову напечет… Нет, Фома, вы уж лучше наденьте шляпу… Пожалуйста, Фома! – дергая поросенка за ухо, промолвила Милочка так настойчиво, что старик, наконец, должен был накрыть шляпой свою лысую голову.
– вот и письмецо от бабушки – мамаше… Извольте получить! – сказал Фома, передавая барышне письмо.
– Бабушка здорова? – спросила та, вертя письмо в руках.
– Ничего, слава Богу!.. Вас в гости дожидаются…
– Уж, право, не знаю… Я вот сейчас! – сказала Милочка и, быстро вскочив с колен, побежала в дом.
Поросенок хрюкнул и лениво перевалился на другой бок.
А по дому уже раздавался звонкий, серебристый голосок: «Мама! Мама!»…
II