ПЕРВОЕ БОЛЬШОЕ ДЕЛО – ПО ПЫТКАМ РЕБЯТ ИЗ АНАПЫ,
где четверых молодых парней задержали, обвиняя в совершении разбойного нападения с применением оружия. Парни молодые — там меньше двадцати пяти лет им. Выбивали из всех показания, пытали, одного мальчика изнасиловали в отделе полиции, причем уже после того, как он все подписал. Они пьяные там были. И у нас есть все медицинские документы — там следы от применения тока, следы избиения и т.д. И мы никак не можем возбудить уголовное дело, все время отказывают, несмотря на такие тяжелые обстоятельства.
Я ездила лично, встречалась лично с каждым парнем. И это психологически тяжело. Особенно для парня, которого изнасиловали. Он об этом молчал долго, пока у него кровотечение не открылось и его не отвезли на операцию. Доктор уже сказал, что это произошло, что вероятнее всего что-то такое было, и тогда только он рассказал.
И очень тяжело объяснить родителям, что мы правы, но власть и правоохранительные органы не хотят этим заниматься, потому что там замешаны достаточно большие лица в погонах.
УГОЛОВНОЕ ДЕЛО? – НЕТ, ПЫТОЧНОЕ
Ребята работали у одного парня, у которого с отцом есть, они индивидуальные предприниматели, свой бизнес небольшой, что-то со складами связанное. И, как я понимаю, одного из клиентов этого склада дважды ограбили с периодичностью в два месяца. Напали на его фуры, забрали товар, но товар был застрахованный. Хозяин фур обвинил ребят, якобы они напали, хотя и биллинги телефонные говорят о том, что двое из них вообще в этот момент в другом месте были.
Они не дают признательные показания, за неповиновение полиции всех арестовывают на пятнадцать суток, потому что или им надо было предъявлять обвинение, или их надо было отпускать. Отпустить они их не могут, потому что они не признаются, и они понимают, что, если пацаны сейчас выйдут, появятся платные адвокаты. Поэтому, соответственно, они закатывают всех на пятнадцать суток, и начинается с ними работа именно по уголовному делу.
Двое суток их избивают, на ногах между пальцами у ребят следы от тока.
И не только наша независимая, а даже полицейских экспертиза дает заключение, что были следы от клемм по применению тока, многочисленные ушибы, гематомы, травмы. И в общем-то они дали признательные показания, трое из них на домашнем аресте, один из них содержится под стражей.
Отец одного из ребят приезжал, и в приемную президента ходил, и все пороги в Москве обивал — бесполезно. Честно говоря, не знаю, каким образом он сюда пришел, но он пришел на прием и попросил взять адвоката именно из другого региона. Потому что все адвокаты, которые работают сейчас именно по уголовному делу, они сразу сказали, что мы заниматься делом по пыткам не будем, потому что нам здесь работать, нам здесь жить, и мы никаких неприятностей для себя не хотим. Они никак не помогают в решении второго дела, пыточного, хотя по сути если мы докажем, что к ним применялись пытки в тот момент, то у них летит доказательство по уголовному делу, потому что все явки, признательные показания были выбиты именно в момент причинения пыток.
ДЕЛО ИЗБИЕНИЯ ВО ВЛАДИМИРСКОМ ЦЕНТРАЛЕ
Я приехала на встречу с парнем, который пожаловался, что его избили во Владимирском централе. Кажется, это была осень четырнадцатого года. Мне надо было его опросить, что случилось, как, где и почему. Мама приехала к нему на свидание, ее не пустили, потому что у него были повреждения — мама бы затрубила. А адвоката же не могут не пустить. И я пришла, у него действительно подбит глаз, на теле есть повреждения. Меня что сразу насторожило, нас отвели в кабинет для встречи с адвокатом — и закрыли. Сроду меня нигде не закрывали, ни в каких колониях, и так прям раз — и закрыли. Мы побеседовали, я у парня брала объяснение, он мне все подписал, заявление написал. Я стучу, чтобы меня выпустили. Заходит небольшой, я даже не знаю, кто он у них был, в сопровождении двух выводных, и говорит: «Отдайте бумаги, что он вам написал». Я говорю, мол, а еще что вам дать? С ними по-другому нельзя, потому что, если ты начинаешь там это… они понимают, что всё.
Я говорю, может, еще вам все дело дать полистать? Нет, отвечает, вы должны мне отдать, вся переписка только через сотрудников тюрьмы. Я говорю, это где написано? Если покажете, я с вами соглашусь и с удовольствием вам все отдам, чтобы не нарушать закон. Но вообще если вы знаете закон, говорю, любая переписка, общение с адвокатом — это адвокатская тайна. Ничего я вам, конечно, говорю, не дам. Говорю, если хотите, приглашайте начальника тюрьмы, зама, — кого угодно, будем с ними беседовать.
Он прямо близко подходит, думал, что меня сейчас запугает (думаю, сейчас еще плечами как начнет толкать), и: «Не будете отдавать?». Я говорю, вы, во-первых, отойдите от меня, не плюйте мне в лицо, вы нарушаете мое личное пространство, говорю, и я вам вообще ничего не отдам.
А парень заключенный, мальчик молоденький совсем, испугался, вроде я же девочка: «Может, отдадите? Вы не боитесь?». А я не боюсь, у меня за воротами человек сидит в машине. И знает, что, если я до пяти часов, пока у вас пересменок не начнется, не выйду, значит, что-то случилось. Вы понимаете, говорю, что я приехала сюда не одна в любом случае. И он приказал парня увести, его увели — меня закрыли: «Будете сидеть здесь, пока не отдадите».
А в каждом кабинете стоит наверху, в углу, камера. Я взяла демонстративно большой лист белой бумаги, села вот так у камеры и вот такими буквами ему пишу: «ГЕНЕРАЛЬНОМУ ПРОКУРОРУ ЧАЙКЕ, ПРОКУРОРУ ВЛАДИМИРСКОЙ ОБЛАСТИ ОТ АДВОКАТА.. В ЗАЩИТУ ИНТЕРЕСОВ» — так, чтобы было видно в камеру. Я уже подхожу к концу страницы, как дверь открывается.
В общей сложности, может, минут двадцать-тридцать прошло. Пришли выводные провожать меня. А этого нет. Я говорю, что, постеснялся сам прийти, хоть доброй дороги, говорю, пожелал бы. Они в ответ: «Зря вы так, вот приезжаете и проблемы создаете». Я, говорю, проблемы создаю, а не вы, когда у человека глаз один практически не видит? У него, говорю, блямба. Это вы считаете нормальным? Поскользнулся и упал, да? «Ну вы же все понимаете, у нас служба такая».