Мой герой - Евдокия Васильевна Абрамова 1932 года рождения, урожденная Захарова из д Тереки, живет в Кончезере. Ее мама - Мария Александровна - из многочисленного терековского рода Сергеевых. Ее батюшка - Василий Яковлевич Захаров - пришел в Тереки в дом Сергеевых из Пялозеро - Наволока в "КОДОВЯВЮ", ДОМАШНИЕ ЗЯТЬЯ. Впервые это слово мне встретилось в «Людиковских текстах» академика Перти Виртаранты. Теперь оно для меня живое, не книжное.
Я не этнограф и не историк по образованию и по профессии, но прошлая жизнь мунозерских окрестностей занимает и волнует меня. Мои корни оттуда. От моих читателей я узнала, что в Кончезере живет интересный человек, много помнящий о прошлом и готовый делиться воспоминаниями, Евдокия Васильевна. К ней меня привела Наталья Чеснокова, потомок терековского и пялозерского родов, тоже кончезерский житель.
Тема нашего разговора - довоенная и послевоенная деревня Тереки. Перебираем все дома, имена и фамилии ее жителей тех лет.
Деревня Тереки стоит под высокой горой Хёммяги на берегу прозрачного глубокого Мунозера. Деревню делит на две части никогда не пересыхающий ручей Курей, вытекающий из маленькой бездонной ламбы. По «преданиям старины глубокой» пробовали мужики достать на лаутах- плотах шестами ее дно, но не достали...
Дорога в Тереки ведет вдоль озера, берег с правой стороны, а слева - поля, черные, как от чернозема, а на самом деле - от шунгита. Это самые плодородные поля в Карелии, но сейчас они зарастают лесом.
Перед войной на обращенном к юго- западу склоне Х'оммяги, за домом Геккиных, был высажен яблоневый сад. После войны яблони уже плодоносили. Сторожем в этом саду поставлен был дядя Миша Геккин. Он сторожил еще и гороховое поле, а делал это не выходя из дому.
Вот ребята пойдут, нарвут гороху, яблок, сядут под окнами дяди Миши, съедят и яблоки, и горох, а огрызки там и кинут, нарочно. А дядя Миша в это время спит- почивает. А когда увидит следы преступления, уже поздно - за руку не поймал. И сейчас еще живы эти старые яблони, но яблочки на них уже мелкие, как у дичка.
А вот я слышу рассказ о водном пути из Мунозера в Петрозаводск, слышанный не раз от моей мамы. Теперь и Евдокия Васильевна подтверждает этот факт: были времена, когда из ОЗЕРА МУНОЗЕРА ХОДИЛИ НА ЛОДКАХ В ПЕТРОЗАВОДСК ЗА НЕДЕЛЮ. Где по воде, где волоком - миную пороги - посуху. По реке Мунозерке, вытекающей из Мунозера. Мунозерка, как нитка с иголкой, нанизывает на себя череду бусин - ламб: Рагуй-ламбу, Долгую ламбу, ламбу без названия, и впадает в Пертозеро. Из него путь по речке Викшице в Кончезеро, из Кончезера через пролив в Косалме в Укшезеро, из Укшезера по Шуе в Логмозеро, а тут и Онего!
Этот водный летний путь был нашим мунозерским жителям необходим, так как сухопутную дорогу до Петрозаводска строил главный наш строитель дорог - мороз.
Мечтала и я пройти хоть часть этого водного пути из Пертозера вверх по реке, но бобры свое дело знают. Изменили они русло этой чистой как слеза речки. Без пилы и топора там не проберешься и десяти метров.
А мы с Евдокией Васильевной идем своей пешей дорогой, хранимой памятью, из Мунозера в Тереки, мимо полей, пожен, мимо кладбища, темной еловой рощи, обозначающей границы миров.
В кладбищенской роще руками местного жителя восстановлена часовня. И как это дорого сердцу! Есть люди, не от большого богатства на храмы подающие, не для того, чтоб за грехи свои откупиться от всевышнего. Простые люди. Берут в руки пилу и топор, находят подходящий материал от разборки старых строений. И вот на кладбище возникает маленький деревянный храм. Чудо совершилось.
ВОЙНА И ПОСЛЕ ВОЙНЫ.
Рассказывает Екатерина Васильевна:
«Для меня война началась, когда я увидела дым за Спасогубской горой. Тетка Насонова была в тот момент в Спасской, вернулась в Тереки с дочкиной рукой... Плакала: - Руку дочкину нашла только, по рукаву узнала!
А как вывозили нас в эвакуацию, не помню. Мама решила уехать, не осталась дома потому, что боялась папу подвести, оставшись в оккупации. Папа уже воевал. Помню эвакуацию только с того момента, как стали нас на баржу сажать, как спускалась по ступеням куда- то вниз. Тогда мы еще все при маме были, все четверо - Ваня, Коля, Аня и я, Дуся.
В Пудожский район нас привезли, а в какую деревню, не помню. Мама на дорожных работах работала. В 1942г ее с работы принесли мертвую... Принесли и на пол положили. Мы с сестрой упали на нее и плакали. Помню на щеке у мамы слезинку невысохшую... Умерла, как я думаю, от голода. На кладбище маму повезли братья, а нас с Аней хозяйка оставила полы мыть.
После маминой смерти хозяйка наши пожитки собрала и выкинула на улицу.
Братья постарше нас были, им сельсовет выдал справки, и они остались в той деревне. А нас с Аней отправили в детдом в Каршево. Отвел нас туда солдатик низенького росточка, пялозерский парень. В детдоме было несладко... Спали мы с сестрой на одной кровати. Страшно завшивели, как и все остальные.
Где были в это время братья, мы не знали. Из детдомовцев помню карелов: Сережу и Надю Архиповых, и кончезерских Вшивиковых.
Когда точно пришел за нами папа, я тоже не знаю. Но с этого момента война для нас закончилась. Мы с сестрой в тот момент на кровати сидели. Я смотрю в окно - солдат идет. - ПАПА! - и кинулась на него сверху вниз со ступенек. Папа поднялся в комнату и упал между коек. Контужен он был. Вызвали скорую, откачали. Из горла у папы вышел красный ком.
Когда он отлежался, мы втроем вернулись в свою деревню. Дом был целый, но пустой - хоть шаром покати. Вынесено все, кроме лавок, которые приделаны к стенам. Папа потом свой сундук нашел и забрал у своих же, деревенских.
Папа нам от вшей керосином головы мазал, в баню водил. Но волосы не обстриг!
А ели что? Соседи дали мелкой картошки. Макали ее в соль, вот этим и питались. Однажды папа принес жмых. Натолкли его, распарили, наелись. Как папе плохо было от этого жмыха, так животом мучился.
Я после возвращения в Тереки в школу во 2ой класс пошла, подростком. Закончила 4 класса и пошла работать сучкорубом в лесстройконтору, она в Спасской находилась. Лесосека тогда была в Нелгомозере.
Папа женился, когда мне то ли 15, то ли 17 лет было. Женщина из Спасской Губы, хорошая, нас не обижала. Я мамой ее звала.
Папа умер раньше нее намного, лет на десять. Она без него в Тереках жила одна, стала выпивать, оттого и умерла - увязла в снегу не дойдя до дома... Хорошая была, безобидная.
Я потом в Спасской в яслях няней работала.
А Коля наш, брат, так и пропал. Послали его со стадом частных коров - гнать их куда- то нужно было далеко. Он ушел и следы его потерялись... Искали- искали, да все без толку».
В следующую свою встречу с Евдокией Васильевной мы пели карельские песни и перебирали фотографии Петровского хора. Много лет Евдокия Васильевна пела в хоре и помнит эти песни по сей день. Со слов Евдокии Васильевны, начало этого хора – в деревне Тереки, он возник в 1936 году. Помнит с детства, как терековские женщины садились в лодки и ехали на репетицию в Спасскую губу. Гребли и пели. От них помнит и старую карельскую песню, которой не было в хоровом репертуаре... Красивая песня, в которой парень уходит на войну, прощается с милой и обещает вернуться, когда разобьет врага. Я сделала аудиозапись и попыталась расшифровать ее.
Екатерина Лобастова, Петрозаводск
4 июля 2019г
8 921 220 8038