... В штормовках, вытертых до дыр,
и в касках, выцветших от пота,
не ГЭС мы строили - ворота
в свободный, бескорыстный мир!
(Татьяна Хлебцевич)
1.
Уважаемый и терпеливый читатель! Тебе еще не надоело шляться за моими героями исключительно по горам? Ты еще не забыл о той огромной ГЭС на Енисее, откуда Анка и Пашка, герои первой повести трилогии, поехали в Цей? И не забыл ли ты, что ехали-то на Кавказ они поодиночке, а вернулись в Саяны вдвоем? Что, если мы с тобой навестим эту славную парочку? Только навестим в таком месте и такой момент их жизни, чтобы тебе стало понятнее, какой осталась в памяти моих героев, - и в моей, конечно, тоже, - величайшая стройка конца ХХ века...
А я постараюсь, чтобы это не вышло занудно. Тем более, что плотина вылезла, наконец, из аморфно-эмбрионального состояния, так раздражавшего некогда нежную душу великого гидротехника Витьки-Зондера. Он, по некоторым сведениям, даже начинает ею гордиться.
Каков гусь, а?
Людям, не видевшим в упор всесокрушающую мощь воды, наверное, трудно преодолеть ироническое отношение к тому трепету, который вызывают у гидростроителей слова “водосброс” и “паводок”. Что им, несведущим, до проблем узкого круга людей не самой распространенной нынче профессии? Все равно, что жителям спящего города - до настроения экипажа самолета, пролетающего где-то в далекой вышине. Может это и правильно... Пока ошибка пилота не перечеркнет, не дай Бог, мирный покой этого города.
Пропускающая паводок строящаяся ГЭС, тем более, такая громадная, как в Саянах, подобна самолету, пробивающемуся сквозь грозовой фронт. А на плечах ее пилота - главного инженера строительства - груз не меньше, чем у любого воздушного аса.
|
|
И ошибка в расчетах так же неприемлема...
Витька-Зондер за десяток лет после института повидал в деле не одного Главного. Эту категорию людей он уважал, мечтая когда-нибудь примерить и на себя столь почетное звание. Но сейчас, переминаясь с ноги на ногу в кабинете главного инженера, он был раздражен его медлительностью и нерешительностью.
Чего побаиваться-то? Весенний паводок, слава Богу, прошел. Хоть плотина, бедная, и тряслась, как в лихорадке, а по галереям вблизи отверстий второго яруса было просто страшно ходить, но все это уже позади. Приток упал и прогнозы спокойные. Пора закрывать последнюю дырку и набирать уровень для пуска очередного агрегата. А старого хрыча как подменили.
Тянет резину, блин!
Если срочно не закрыть этот последний - попусковый - водосброс, можно прощаться с мечтами о пусковой премии. Значит, черта с два он сможет купить Танюшке новые лыжи. Но разве ж это аргументы для Главного? На него ведь и так давят со всех сторон: о пусковой премии не один только Витька мечтает!
Он раздраженно посмотрел на задумавшегося главного инженера, которого все его сверстники за глаза звали Дедом Кузей. Переполнения водохранилища не должно быть. А вот сегментный затвор из-за перегрузки запросто может оказаться неуправляемым. Куратор из Ленгидростали и так уже икру мечет, только что в ООН не писал протестов против надругательства над техническими нормами! И ведь мужик по сути прав! Ну, как зависнет эта трехсоттонная железяка в полуметре над порогом?
То, что остатки паводковой воды впустую пролетят, это еще цветочки. А ягодицы будут в том, что может натворить неуправляемая струя воды, лупящая по лотку со скоростью под тридцать метров в секунду.
|
|
От любого бетона клочья полетят!
Неделю назад, когда Витька лазил с Келдышем в водосбросы второго яруса, ему чуть дурно не стало, когда увидел, что навытворяла там вода. Именно по результатам того осмотра Главный и принял решение обходиться без основных отверстий, вроде бы рассчитанных на сегодняшнюю ситуацию. Отсюда и все гадания на кофейной гуще насчет наполнения водохранилища.
Но чего паниковать-то? Самый поганый по воде 1928 год и тот можно было бы нынче заглотить водохранилищем. Полтора кубокилометра резервного объема – это вам не кот начхал! Перебор может случиться при совсем уж фантастическом раскладе!
А Дед Кузя - ни тпру, ни ну...
Вообще-то, своего Главного и Витька, и все его сослуживцы, любили..Да не просто любили. Обожали! Потому как было за что. Знающий дело, неутомимый в работе, деликатный и доброжелательный с ними, молодыми...
Но у Витьки, помимо этих критериев, были и другие...
Да они в толпе обалдели, когда узнали, кого Бог и Минзнерго послали на стройку в качестве главного инженера! Что им до того, какие плотины и ГЭСы проектировал и строил этот человек, если был он еще и легендарным альпинистом, соратником самого Абалакова[2]! Молодые разряднички тихо тащились: у них появится свой выпускающий, то есть тот, кто своим авторитетом будет открывать им дорогу в большие горы! По тогдашним правилам это должен был быть мастер спорта.
А тут не просто мастер, а заслуженный!
|
|
Зондер хорошо помнил свою первую встречу с Дедом Кузей. У кассы гастронома он столкнулся нос к носу с незнакомым мужиком, только что рассчитавшимся за две бутылки кефира и укладывавшим их в простенькую матерчатую авоську. Невысокого роста, пожалуй даже слегка полноватый, чем-то неуловимым он показался Витьке похожим на готовую к залпу морскую торпеду. За каждым движением проступала переполняющая его скрытая энергия - не суетливая, но упорядоченная и отлично управляемая. Незнакомец притягивал внимание и Зондер невольно проводил его взглядом. В многолюдном зале гастронома тот шел, ни с кем не раскланиваясь.
Нездешний, факт...
Но молодые альпинисты не дождались своего выпускающего. Да и то сказать: до их ли проблем было человеку, отказавшемуся ради высотной плотины от места в первой советской гималайской экспедиции? Именно плотина, а не вся ГЭС в целом, поглощала теперь все его время, немалые силы, знания и опыт. Арочно-гравитационная плотина - уникальная, капризная…
И рискованная, как ни крути.
Дед Кузя прокашлялся:
- Кхм... Виктор, э-э... Владимирович, надо посмотреть еще. Попробуйте на июль двадцать восьмого наложить август двенадцатого... Вы что-то хотели сказать? Нет? Ну и хорошо...
2.
Главный инженер с улыбкой посмотрел вслед молодому коллеге, явно раздраженному таким нелепым заданием. С этими мальчиками из его карманного КБ справиться проще всего. Пошевелят губами, ругая про себя непонятливого старого черта (а интересно, как именно его в таких ситуациях величают?), а потом увлекутся работой и забудут все обиды. Глядишь, еще и гордиться когда-нибудь будут, как собственной идеей.
Сложнее с другими. Только что был на связи секретарь крайкома. Кто накрутил этого, в общем-то, корректного человека, никогда раньше не вмешивавшегося в технические детали? А ведь кто-то же накрутил! Без малого полчаса ходили вокруг да около, боясь переступить грань, за которой надо стучать кулаком по столу... или класть на стол партбилет.
Но удержался Виктор Васильевич, не стал партийной властью злоупотреблять...
А горе-конструктора? Перестраховщики! Машут инструкцией по эксплуатации сегментного затвора. И молчат про то, что сочиняли ее в кабинете., в потолок глядя.
Почему не спросили тех, кто имеет практический опыт?
Месяц назад, когда стало ясно, что второй ярус больше открывать нельзя, главный инженер дозвонился до своего старого товарища по команде. Сергей до больших чинов не дослужился, но подобными проблемами занимался детально. А уж слову его можно верить больше, чем самому официальному документу. Сергей долго молчал в трубке, потом попросил перезвонить. И на следующий день не был готов к ответу. Дозвонился сам на третий день, под утро. Зато сообщил такое, что теперь можно спокойнее реагировать на причитания конструкторов...
Главный, кажется, уже пришел к решению, которое объявит завтра на штабе.
Потому что в жизни гидростроителя не бывает ничего страшнее переполнения водохранилища, когда излишек воды устремляется напропалую через гребень.
Так что закрывать последнее отверстие нельзя, чтобы там ни насчитали его пылкие помощники и советчики.
Семьдесят девятый год повторять нельзя! Хоть и признали все те, кто хотел бы повесить собак на Главного, что не было за ним прямой вины, но погибающий котлован будет теперь сниться, наверное, до самой смерти. Башенный кран, последние мгновения сопротивляющийся осатаневшему потоку... Разрушающаяся эстакада и заглохший на ней самосвал... Водитель, чудом спасшийся и оцепенело глядящий, как слизывает вода его двадцатитонную “лошадку”... Женщина, вытаскивающая из захлебнувшейся насосной горшок с цветами... Всплывающий мусор... И полчища крыс, спасающихся из закоулков тонущего здания станции...
А самое страшное - чувство полной беспомощности.
Полной?!.
Ну уж нет!
Разве не так же беспомощен был он в тот день, когда Джумбер сдернул его на склоне пика Победы и они скользили к километровой пропасти? Но ведь скоблили до последнего почти бесполезными ледорубами твердый, как бетон, фирн! И таки зацепились за что-то, когда всей жизни, казалось, оставалась минута - только долететь до подножия этой чертовой стены!
Разве не превозмогал он подступающее отчаяние, когда человек за человеком погибала на его глазах невезучая грузинская команда? Могучие, веселые, бесшабашные парни, витязи в пуховках, со своим, так и не понятым им до конца, кодексом чести!
Илия, до последнего скрывавший смертельное недомогание, чтобы дать шанс выжить остальным...
Кухо, сбитый камнем на том месте, где секундой раньше был он, Кирилл...
Джумбер, дважды обманувший, было, костлявую, но сложивший голову в безнадежной попытке помочь другу...
А может, после гибели Кухо Джумбер просто не захотел больше жить?.. Светлая память тебе, генацвале, но как можно сдаваться без борьбы?
Вот и в жуткие дни семьдесят девятого Главный не позволил отчаяться ни себе, ни другим. Даже когда стало ясно, что хлещущий поток воды не удержать в приемлемых рамках.
Дрались с водой на каждом рубеже, отступали и снова упирались, задерживая ее на несколько бесценных часов или минут... Отдали Енисею башенный кран, который до последнего пришлось держать на укладке бетона в незаконченную защитную стенку... Метали мешки с цементом и мукой в брешь под эстакадой, откуда вода начала прорываться в котлован электростанции... Кинули против грохочущей Ниагары несколько пожарных машин и их жалкие насосишки удержали уровень еще пару лишних минут, которых хватило на эвакуацию самого ценного... Монтажники и эксплуатационники, обычно недоброжелательные друг к другу, стояли плечом к плечу, затыкая бесчисленные отверстия в генераторной “бочке” - надо было хотя бы не пустить грязь на обмотку...
А лестничные пролеты здания станции ступенька за ступенькой уходили под воду, как на медленно погружающемся “Титанике”...
Главный тряхнул головой, отгоняя тяжелые воспоминания. Через пять минут пора было идти на очередной “штаб”. Потянулся к телефону и набрал номер метеостанции. Слушая уверенный басок молодого метеоролога, окончательно решил для себя все. Закрывать попусковый водосброс он не позволит. Ни при каких обстоятельствах.
Надо выжидать...
3.
- Ну что ты, Паш...
- Женщина, имей совесть! Ты же на шестом месяце!
- Но я же только поцелую...
- Знаем мы ваше “только”! Тебе что сказали в консультации? Ни-ни!
- Ой, да что они понимают!
- Уж они-то понимают! Лежи и не хулигань!
Анка обиженно надула губы, хитро косясь на супруга. Пашка, рассмеявшись, все-таки чмокнул жену в нос и тут же придавил на ней одеяло, пресекая возможные поползновения:
- Подергайся тут мне!
Даже в самых разнузданных юношеских мечтах, тех самых, от которых выходили из строя плавки, Пашка не мог представить себе, что женщина будет с такой бесстыдной жадностью любить его тело. Конечно, не только мужнее тело любит Анка, но и душу. Даже в первую очередь - ее, родимую. Но с души-то какой спрос? Она от такой любви знай себе нежится и тает. А отдуваться за бессмертную душу приходится бренному телу. Особенно некоторым его частям. Да так отдуваться, что нескольких дней передышки каждый месяц ждешь, как новогодних каникул...
Впрочем, “каникулы” у них были только один раз. Анка забеременела почти сразу, как только они расписались в поселковом совете. А слушать советов осторожных врачей не хочет. Хоть запирайся на ночь в отдельной комнате, или меч обоюдоострый клади в постель, как рыцарь Круглого Стола.
И еще неизвестно, подействует ли на эту маньячку столь кардинальная мера...
Впрочем, еще из первого супружества Пашка вынес одно весьма действенное средство, которым мастерски владела Нина. Ничто так не благоприятствует безгрешному сосуществованию под общим одеялом, как дискуссии на вечные бытовые темы типа: “Белить потолок, или не белить?”.
Он и попытался завести рака за камень:
- Ань, так ты считаешь, мне стоит съездить в Питер?
- Обязательно! Тебе давно пора на повышение! - поддалась на провокацию Анка, безумно гордившаяся инженерным талантом своего Пашеньки.
- Ну, ты уже разогналась! На это знаешь, какая очередь!
- А ты у меня самый умный...
- Э! Ты опять за свое? - Пашка решительно пресек диверсионную вылазку супруги.
- Какой ты глупый...
- Тебя и не поймешь - то ли я умный, то ли глупый?
- Всякий... - прошептала Анка, неугомонно мостясь к непокобелимому мужу. - Я тебя всякого люблю...
Нет! Видно не на все случаи жизни действует Нинкино средство. Во всяком случае, для любящих друг друга мужчины и женщины обсуждение любой темы кончается одинаково...
- Ну нельзя же, зараза ты эдакая! Побереги себя... И Надюшку!
- Господи, да что ты все заладил: Надюшка да Надюшка! Не знаю такой! Мы Никитку ждем. И нечего меня лелеять - здоровущая я! И даже не тошнило ни разу! Хочешь - завтра на Борус сбегаю?
- Только попробуй! Удавлю без разговоров!
- А в Питер... - Анка весьма неумело выдержала обиженную паузу в разговоре и продолжила, - В Питер съездить полезно в любом случае. По крайней мере, приданное купишь для Никитки, - она выделила последнее слово. - А за меня можешь не переживать. Может, если ты меня соблазнять не станешь, так я и угомонюсь... Ага, попался! - торжествующе закричала она, все-таки обманув бдительность строгого мужа.
- Ан...
4.
Метеорологи, как и водится, обманули. Откуда-то с Тихого океана в центр Сибири дотянулся фирменный тайфун с очень ласковым женским именем. Правда штормовые ветры буйствовали ближе к побережью, а материку досталась всего лишь вторая серия всемирного потопа. Таких затяжных ливней с толстыми отвесными струями не припоминали даже старожилы.
Их, впрочем, в этих краях было немного. На месте будущей ГЭС раньше стояла крохотная таежная деревушка в полтора десятка дворов.
Притоки, по которым о масштабе паводка можно судить на глазок, вздулись чудовищно. Уже были первые потери. У кого-то смыло баню, над ручьем поставленную. У кого-то затопило половину огорода. Но внимание главного инженера строительства занимали не эти драмы, а коренная вода, угрожающая плотине и поселку под ней. Она шла от самых монгольских предгорий. Информацию о растущем там притоке гидрологи передавали за сутки до того, как эта вода докатывалась до створа плотины.
Но что можно предпринять за сутки?
Больше всего главного инженера тревожил попусковый водосброс, выметывающий из своего жерла ежесекундно тысячу тонн воды. Трудно представить, чем обернулось бы его преждевременное закрытие, которого он не допустил. Беда только в том, что водосбросной тракт ниже отверстия к таким запредельным нагрузкам не готов. Уже наблюдаются разрушения бетонных бычков. Вчера, на глазах дневной смены, вода оторвала и стащила вниз обломок массива весом с полтысячи тонн. Под угрозой бетоновозная эстакада - основная артерия стройки. Под угрозой котлован ГЭС, в котором работает уже не один, как в семьдесят девятом, а пять агрегатов и шестой готовится к пуску.
Зато поселки теперь, по самому большому счету, вне опасности.
- Последние сводки! - женщина-секретарь, незаметно проскользнувшая в кабинет, положила на стол несколько листков бумаги, густо заполненных цифрами - результаты наблюдений за притоком в верхнем течении реки.
- Кхм-м... Галина Петровна, ну где же вы раньше были?
Женщина уже с порога встревожено оглянулась на своего начальника, чем-то, как ей показалось, недовольного. И все поняла: он, пробежав глазами по листкам, весело косился в окно на проклюнувшееся только что солнышко.
- Пожалуйста, соедините меня с Гидромонтажом!
Когда Главный, обращаясь по имени и на “ты”, попросил собеседникаподготовиться к посадке затвора на порог, у нее окончательно отлегло с души. Она уже прекрасно знала, к кому и в каком настроении Дед Кузя обращается подобным образом.
- Да-да! Начнем, кхм-м... в двадцать часов. Ну конечно, чтобы меньше зевак было. Хорошо! До вечера!
5.
Анку подняли перед полуночью. Спросонья она все никак не могла сообразить, что такое стряслось и почему за ней персонально приехал Николай Федосеевич - самый главный ее начальник. И только одевшись и спустившись в автобус, где уже сидели оживленно галдевшие девчонки из бригады и мужики-монтажники, узнала причину.
Узнала и охнула...
Вечером, при посадке затвора на порог коротнул кабель питания гидропривода. Коротнул по закону мировой сволочности - в самое неподходящее время и в самом неподходящем месте. Затвор завис в полуметре над порогом. Электромонтажникам и вторичницам это мало что говорило. Но Анка-то от своего Пашеньки кое-чего знала. Он как-то в сердцах прохаживался по строителям, затеявшим рискованные манипуляции на попусковом водосбросе, и как раз боялся зависания затвора.
Как в воду глядел!
По правилам нормальной эксплуатации “силу” - бронированный силовой кабель толщиной с руку - полагается прокладывать отдельно от его младших собратьев, кабелей управления и связи. Если, не дай Бог бабахнет, так хоть они не пострадают.
Так ведь, блин, бабахнул в единственном месте, где из-за тесноты потерны это правило не соблюли! И, судя по тому, что подняли не только монтажников, которым надо срочно менять сгоревший кабель, но и всю бабскую бригаду, начальство боится и за «вторичку».
Может она и не сильно пострадала, но пока не прозвонишь полмиллиона цепей и не прохлопаешь контакты на всех релюшках - пускать гидропривод нельзя.
Собачий холод в потерне был особенно ощутим после бархатной июльской ночи: бетон плотины в обязательном порядке охлаждали до плюс пяти градусов. Паша и про это рассказывал Анке, но она пропустила все мимо ушей.
Пофигу были ей подобные подробности в медовый месяц...
На нее накатили такие сладкие воспоминания, вроде бы совсем неуместные в этой преисподней, что внизу живота и между ног все сразу поджалось аж до боли... Правда это быстро схлынуло, когда они подошли ближе к помещению гидропривода.
Господи, вот уж где был ад кромешный! За бетонной забральной стенкой в двух метрах от них неистово гремела вода. Вода ли? Неужели мягкая нежная влага может вытворять такое?
Похоже было, что там, за стенкой, с огромной скоростью проносится поток, состоящий из железных обломков, - такие удары, толчки и непостижимые звуки оглушили людей, вошедших в помещение.
Теть Лида заметила Анку и глаза ее расширились. Она что-то сердито закричала в самое ухо, но та не расслышала. Тогда бригадирша показала на Анкин живот. Вот в чем дело... Гонит отсюда.
Вот уж фиг!
Читатель! Честное слово, наша незабываемая стройка вовсе не напоминала ГУЛАГ, а права трудящихся женщин были неплохо защищены. И уж силком никто не погнал бы беременную Анку не то, что в потерну, а просто на сверхурочные работы. И с Федосеичем, впопыхах ткнувшимся к ней, можно было разобраться, не выходя из дому.
Дело в другом. Так поступить былобызападло.
По крайней мере - для Анки.
Не знаю, удастся ли донести до тебя, что на таких отчаянных стройках работали в большинстве своем те, кто заводился на трудовые подвиги не за длинный рубль. И уж вовсе не за переходящее Красное знамя. Эти безумцы бывали насквозь пропитаны совершенно непонятной сегодня гордостью за свое дело и ответственностью за недостроенную ГЭС. Только кто подсчитал, сколько из них расплатилось за былые подвиги утраченным здоровьем или преждевременной смертью?
Или бесплодием, что для женщин бывает страшнее смерти...
Нет, наверное рассказывать про такое сегодня - непосильная задача. Но я все равно пытаюсь...
Впервые за все время работы в Гидроэлектромонтаже Анку совершенно не злил ожесточенный мат монтажников, рвущих пупы над проклятым кабелем. Она и сама была близка к истерике: дело почти не продвигалось. Еще бы! В таких кошмарных условиях заниматься их работой, точной и кропотливой, не приходилось, наверное, даже теть Лиде. Одуреть можно! Но надо же как-то приспособиться...
Постепенно работа пошла на лад. Анка почти успокоилась, окунувшись в привычные операции. Даже вода стала грохотать как будто бы потише. Только сильно подмерзли ноги: пришлось уже дважды бегать кое-куда.
Ей вдруг опять резко захотелось по-маленькому.
- Маша, сходим? - окликнула она подружку.
- Мы же только оттуда... - ответила та недоуменно. - У тебя все в порядке?
Анка промолчала.
6.
Генка не успел подать миксер к бетононасосу, когда чуть ли не под колеса к нему кинулась непонятная фигура в брезентовой робе.
- Ты что, ох...ел? - заорал парень не столько от злости, сколько с испугу за идиота. КаМАЗ-миксер - это такая дура, что даже не заметит, как колесами перемесит.
- Геночка! - на подножку вскочила Агнея. Столь необычное для грубоватой тетки обращение сразу насторожило его. Небось, за спиртяшкой для своих сварных хочет смотаться...
- Геночка, в больницу надо. Баське плохо!
У Генки все оборвалось внутри. Почти ничего не соображая, он развернул своего “мамонта”. Баське плохо...
Отношения с этой девчонкой рухнули в одночасье, когда она прошлой осенью вернулась из гор. Он еле вытерпел бесконечные четыре недели ее отсутствия и в первый же вечер приперся с цветами, собираясь говорить о серьезных отношениях. О серьезных!
А она - чужая. Ничего еще не сказала, а он глядел на ее глаза и все внутри кричало: “Чужая! Чужая!”.
Попозже, когда перебесился, попытался здраво рассуждать. Что ему до ее глупого курортного романа? Набрался храбрости и сделал предложение по полной форме: даже насчет возможной беременности рискнул высказаться в том смысле, что не препятствие это...
Чего угодно ожидал услышать в ответ, только не смеха. Правда, сразу спохватилась и даже чмокнула в щеку. Но так это сделала, что больше вопросов у него не осталось. Дупль-пусто!
- Бась, ты как? - тормошила подругу Агнея. Они уже выбрались из котлована, оставив позади разъяренного прораба ночной смены, у которого мог “закозлиться” бетононасос. До поселка, в котором была больница, надо было ехать километров двадцать по шоссе. - Ты как, Бась?
Анка не отвечала. Она толком не могла сообразить, в какой именно момент ей вдруг стало плохо. Сначала перехватило поясницу, но разве впервые ее перехватывало от неудобной позы? Привычно терпела, потому что заканчивала прозвонку толстого жгута проводов и только сама знала, какие жилы проверены, а какие нет. Если бросить работу в такой момент - кому-то придется начинать все сначала.
Первый раз полоснуло болью живот, когда она все-таки управилась с прозвонкой и пошла в “заведение” - даже со счету сбилась, в который раз: так часто бегать туда ей никогда раньше не приходилось. И уж тут скрутило так, что Анка присела на какую-то железяку и дыхнуть боялась. В таком состоянии ее и нашла Агнея, бригада которой тоже авралила в эту ночь.
Сейчас было вроде бы чуточку полегче. Агнейка первым делом сдернула с ее ног промокшие ботинки и укутала одеялом, которое достал из-за сиденья Генка. Стало уютно, но писать все равно хотелось до жути. И каждые несколько минут незнакомая боль опоясывала живот.
- Геночка, ты быстрее можешь? - повернулась к водителю Агнея.
- Да ты что?!. Поворотов много, а вертушка под завязку...
- Ну, хоть немножечко...
Генка не ответил, но Анке показалось, что двигатель заревел громче. Она закрыла глаза. Ей было страшно. Мамочки...
- Вы бы ее еще на бульдозере привезли! - проворчала нянечка в приемном покое.
- Да хоть на танке! - прорвало Агнею. - Вам-то какое дело!
Ее трясло от ярости. Так гнать переполненный бетоном миксер, крутиться с ним по узким улочкам, среди которых какой-то идиот умудрился разместить больницу, чтобы битый час объясняться с чертовыми бюрократами! Ну откуда они с Генкой могут знать, где карточка этой дурехи, попершейся на седьмом месяце спасать плотину? Какая группа крови и нет ли аллергии на лекарства? Пусть разбираются, раз медики. А они с Генкой свое дело сделали!
Ее трясло еще по одной причине. Три месяца назад она сама попала в этот самый приемный покой. С выкидышем. Залетела-то случайно и сперва обкусала своего долдона. А потом вдруг захотела родить. Может быть именно в пику засранке Баське. Ну надо же - тихоня, мать ее! Захомутала парня, на которого Агнея первая положила глаз! Их отношения здорово испортились после Баськиного неожиданного замужества.
А с беременностью не получилось. Не побереглась на работе - и привет. Врачиха сказала, что это почти аборт. И кто его знает, как оно дальше получится...
"Господи, за что?"
Агнея как-то враз обмякла.
- Не волнуйся, милая! - почувствовав перемену в настроении шумной посетительницы, успокаивающе сказала нянечка, - Все делается. Лаборанта вызвали, небось и анализы готовы. А подруга ваша уже на столе.
- На каком столе? - ошарашенно спросил Генка.
- На обычном - где рожают. Ребеночек-то уже двинулся. А вы кто будете? Папаша?
7.
К пяти часам утра главный инженер наконец спустился в потерну. Подмывало сделать это гораздо раньше, но он сдерживал себя. Стоять над душой у людей, знающих свое дело, ни к чему. Начальственные визиты в момент авралов не ускоряют работу. Разве что в самый последний момент, когда могут возникнуть нестыковки и нужно оперативно распорядиться.
Силовой кабель уже протащили по всем хитросплетениям шахт и галерей. Жаль, что не удалось обойтись одним куском и теперь над стыком колдовали специалисты. В сыром помещении контакты и изоляция должны быть безупречными.
В половине шестого утра в трещину забральной стенки начала пробиваться вода. Видно немилосердные вибрации нарушили монолитность бетона. Главный дал команду задраить гермодверь. Если все будет сделано нормально, гидропривод обязан сработать и в затопленном помещении.
В пять сорок пять его вызвал на связь диспетчер стройки. Главный чертыхнулся от услышанного: «Идиоты!..». Кто-то из местного руководства приказал оповестить о критической ситуации штаб гражданской обороны…
- Ну что же ты, милая? - укоризненно спросила акушерка. - Так хорошо начала... Ну-ка, тужься сильнее! Давай по команде!
Анка ничего не соображала. Она уже Бог знает сколько лежала на этом ужасном столе с задранными и растопыренными ногами. Схватки прекратились как по заказу, едва лишь ее уложили сюда. Но в голове продолжался грохот, как будто взбесившийся водосброс хрипел и плевался прямо за стеной родильной палаты. Ей надо было только одно - чтобы ему, наконец, заткнули пасть. Тогда она сможет спокойно уснуть и проснется совсем здоровой. Дождется Пашеньку, доносит своего Никитку и в положенный срок спокойно родит. Зачем ее мучают сейчас?!
Она не знала, что процесс рождения нового человека необратим и начался еще в потерне.
Она не знала, что врача ужаснули ее анализы и высокое давление, поэтому еще полчаса назад та послала машину за урологом, опасаясь острой почечной недостаточности.
И никто в роддоме не знал, что к ним уже добирается главврач с приказом готовить его к срочной эвакуации...
Кабель испытали мегомметром в восемь двадцать пять. Две фазы дали отличный результат. Третья здорово не дотянула до нормы.
- В чем дело?! - рявкнул обычно корректный Главный.
- Концы кабеля влажные... - прокричал ему в ухо начальник монтажников.
- Почему не обрезали?
Монтажник, съевший не одну собаку на десятке ГЭС, изумленно поднял глаза. Откуда бы старому черту знать такие подробности? Концы-то обрезали не жалеючи, но видно малость не угадали...
- Вы подписываете акт? - Главный не давал больше времени на раздумья. - Можно подавать напряжение?
Монтажник думал только одно мгновение. Он-то знал, какие сумасшедшие запасы закладываются в нормы - и как мгновенно эти запасы улетучиваются, стоит лишь понадеяться на них. Но есть ли выход? Дефект изоляции может оказаться и за гермодверью, куда больше нет доступа.
Он кивнул и протянул руку к журналу, в котором предстояло поставить свою подпись. Эта подпись сейчас не значила ничего. Если кабель пробьет опять, они все останутся тут. Вместе с журналом...
- Мама-а-а! - закричала Анка, когда две дюжие тетки, растянув полотенце, принялись немилосердно давить ей на живот.
- Тужься, дурешка! - шепнула взмокшая врачиха. - Еще чуточку...
- Убери лишних из потерны!
- А вы? - начальник монтажников попробовал было отстоять хоть видимость независимости, но Главный не отреагировал. Наверное, попросту не расслышал: грохот за гермодверью достиг неимоверной силы.
- Командуй же, черт тебя дери!!!
Грохот в голове прекратился. Иначе бы она ни за что не уловила басовито-мяукающий голосок, еле-еле пробившийся в затухающее сознание. Анка неудержимо уплывала куда-то, не чувствуя ни боли, ни облегчения.
- Девочка! - успела еще расслышать она. - Кило семьсот... Время рождения - восемь тридцать четыре. Как назовете, мамаша? Мамаша!
- Лена, капельницу!!
На выходе из замолчавшей потерны продрогших людей окатило душной волной воздуха, не выстывшего за ночь. Главный потянулся и неожиданно благодушно глянул на начальника монтажников:
- Ну что, кхм-м... дядя Коля? Как насчет коньячку?
8.
КаМАЗ-миксер, всю ночь простоявший у ворот больницы, наконец тронулся в сторону плотины. Водителю, отрешенно смотрящему сквозь лобовое стекло, и сидевшей рядом с ним девушке в брезентовой сварщицкой робе еще предстояло как-то объясняться с начальством за самовольную отлучку. А уж от четырех кубометров схватывающегося с каждой минутой бетона надо было вообще избавляться немедленно. Но ни парень, ни девушка, привалившаяся виском к косяку дверцы, пока не способны были задумываться о столь сложных вещах. Все их мысли пока оставались там, за стенами родильного отделения.
- Ген, а что еще врачиха сказала?
- Главное - чтобы легкие раскрылись. Тогда выживет, - совершенно незнакомым голосом ответил Генка, - А пока только ждать надо.
Агнея укусила себя за ладонь и уткнулась лбом в окошко...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. РОДИТЕЛЬСКИЙ ДЕНЬ (ГОД 200...)
Здесь чистота снегов стирает грязь
той суеты, что душит нас внизу...
(Татьяна Хлебцевич)
Глава 1. ВТОРНИК
1.
В этот раз пробуждение оказалось необычным. Рядом кто-то был и вел себя нахально, настойчиво теребя затвердевшие соски. Странно, но эта бесцеремонная возня не возмутила! Напротив, большое гибкое тело выгнулось навстречу новым ощущениям, впитывая в себя неожиданную сладость и тут же отдавая ее кому-то, пока неразличимому в полумраке...
Запахи тоже не тревожили. Хотя... Нет, все-таки угрозы в них не было. Пахло чем-то знакомым, своим, родным... Вдруг стало ясно, что нет в мире ничего важнее этих запахов! Вся жизнь менялась ради того, кто может так сладко пахнуть, кто так урчит, прикусывая уже занывшие соски...
Молодая медведица осторожно пошевелилась, стряхивая с себя остатки прошлогодней хвои. Еще несколько движений - и сквозь пробитую в своде снежного убежища дыру ударил солнечный луч. Долгая зима кончилась...
Мать - а именно матерью стала она несколько недель назад, даже не проснувшись от зимней спячки, - стала внимательно разглядывать два меховых комочка. Это были ее первые медвежата, но память бесчисленных поколений предков, заложенная в инстинктах, четко подсказывала, что нужно делать с этими карапузами, раздувшимися от только что высосанного молока. Конечно же, первым делом - облизать!
И молодая Мать принялась за великое звериное священнодействие точно так же, как делала бы это многоопытная старая медведица. Может быть только любовалась она своими детенышами чуточку больше, чем любая другая мать, медвежья или человеческая? Кто знает?..
2.
"Да чтоб ты скис!"
Павел Николаевич К. ждал, чертыхаясь про себя, пока круто упакованный нью рашен откатит в сторону припаркованный как попало японский вседорожник. Ну что стоило приткнуть своего мастодонта чуть поаккуратнее, не затыкая выезд "копеечке" Павла Николаевича? Все их поганое нутро как на ладони! Что для них остальные? Быдло...
Ну, наконец этот мордатый говнолыжник откатил свою тачку. Вот же развелось шлангобратии! Нет, на Горе в бархатный сезон простым людям больше не климат! Драпать надо отсюда и поскорее. Прощай, Гора, в начале мая!
Дорогой мой читатель!
Думаю, что, прочитав последнюю фразу, ты озадаченно уставился в слово "Гора", написанное с заглавной буквы. Понимаю твое недоумение. И правда, в конце концов: что такое Гора?
Борус? Эверест? Или что-то третье? И почему с заглавной буквы?
Попробую ответить. Если горой (с прописной буквы) принято называть любое более-менее выраженное возвышение земной поверхности, то титулом Гора в альпинистско-горнолыжном сообществе награждаются лишь наиболее притягательные из таковых. А вот чем определяется эта притягательность, и о какой Горе в конкретном контексте идет речь, иногда объяснить попросту невозможно. Тут - как в японском языке, который неплохо знает великий лингвист Витька Зондер: значение слова определяется по интонации...
Но я продолжаю...
..."Ого, а это что за вентилятор на вертолетной площадке? - раздраженно подумал Павел Николаевич. - Никак богатенькие красноярцы собрались на экстрим? Точно, грузится крутая компания с лыжами! И детеныш здесь..."
- Э, Надюшка! Ты-то что здесь потеряла?
- Папаня, меня Сан Кстиныч вместо себя пихает! Вроде гида!
- А сам чего?
- Оскоромился... - хихикнула Надюшка.
Павел Николаевич понимающе кивнул головой. А чего тут не понимать-то? Шурка-Макар, а теперь уже Сан Кстиныч, главный заводила во всех горнолыжных сумасбродствах последних двадцати пяти лет, принял на грудь с кем-то из своих бесчисленных корешей. В таких случаях Кстиныч к лыжам не прикасается. Из принципа! Вот их дурёшке и пофартило слетать на халявку.
Вообще-то это уже бред собачий! Народ с жиру бесится: мало им укатанных склонов, лезут на этот свой э кстрим. Насмотрелись на видаках, как рассекают лихие американцы напропалую по целику, между камней и деревьев, прыгают через скальные сбросы... Так во-первых, уровень катания не такой, а во-вторых...
Павел Николаевич помнил, как обожгло увиденное на одной из таких кассет. Дочерна загорелая девушка неуловимо ошиблась в каком-то движении, не удержала сомкнутые лыжи, раскрылась... После удара о скалу тело кувыркалось в крутом кулуаре и уже ничего живого не было в безвольно мотавшейся голове...
Да разве остановишь этими резонами даже собственную дочь? И плевать ей, что пора навоз раскидывать на даче...
- Надюша, не лихачь! - высунулась в приспущенное стекло Анна. - Тебя когда ждать-то?
- Мам, мы с Леночкой в тренерском вагончике заночуем...
- Хм... - мать не стала высказывать собственные подозрения по поводу “Леночки”. - Вечером позвони!
- Ладно... Пока!..
Анна подняла стекло и повернулась к мужу:
- Ну что ты так с