Люди поняли, свидетелями чего довелось им стать. Перед ними раздвинулись врата ада. Расщелина была не менее тридцати футов шириной, и корни древних деревьев переплетались в ней, словно вены лишенного кожи тела. Из бездны исходил удушающий запах, омерзительнее которого невозможно себе представить. Тысячи гниющих существ не способны породить такое зловоние. Отвратительные миазмы разъедали глаза, так что герцог и его люди начали плакать, точно малые дети.
Гога, полуослепший от слез, лишившийся лошади, вынужден был оставаться на месте, у самых врат ада, рядом со своей жертвой. Сорвав с рук перчатки, он пытался вытереть слезы.
И пока он тер воспаленные глаза, из расщелины появилось еще одно существо. То была женщина с волосами столь длинными, что они покрывали ее всю и шестифутовым шлейфом волочились сзади. Наготу нарушало лишь ожерелье из белых блох, чьи крошечные глазки горели пронзительным огнем. Тысячи этих тварей ползали по шее и лицу женщины, составляя замысловатый узор.
Женщина не смотрела на герцога. Взор ее черных глаз под красными веками – глаз, не имевших ни бровей, ни ресниц, – был устремлен на диковинный гибрид козла и ребенка. За то время, что врата ада разверзались, остатки жизни покинули тело монстра, и теперь уродливый труп недвижно распростерся в луже крови.
«Ты убил мое дитя, – молвила женщина, по-прежнему не удостаивая герцога взглядом – Моего обожаемого, прекрасного Квафтзефони. Посмотри на него. Мир не видывал подобной красоты. Он был моим счастьем, моей радостью. Как мог ты совершить подобную жестокость?»
В этот момент один из охотников, стоявший поодаль, попытался спастись бегством и что было мочи пришпорил свою лошадь. Но мать убитого чудовища простерла руку, и, подчиняясь ее приказу, из глубин ада вырвался вихрь, такой сильный, что волосы женщины, дотоле лежавшие на земле, поднялись и устремились в сторону беглеца, словно тысячи извивающихся пальцев. Бедняге не суждено было скрыться. Порыв вызванного женщиной урагана был полон колючек, подобных крохотным злобным насекомым. Будто тысяча острых крючков, они впились в тело несчастного. Ослепленный, он упал с лошади и закрыл лицо руками, пытаясь защититься. Однако новые и новые смертоносные колючки вонзались в его кожу, вспарывая ее, и в мгновение ока человеческое тело было все испещрено багровыми ссадинами. Душераздирающие крики, вырвавшиеся из груди охотника при первом прикосновении колючек, быстро смолкли. Меж тем злобные твари, лишив его кожи и мускулов, описали вокруг своей жертвы еще одну спираль и впились в обнаженные кости. Окровавленный остов несчастного упал на груду искромсанной плоти и затих.
|
|
Над ним вились уже хищные птицы; предвкушая пиршество, они выжидали, пока убийцы покинут свою жертву.
«Этому человеку повезло больше, чем всем вам, – молвила женщина из ада. – Ему досталась легкая смерть. Всех прочих ждут долгие, неисчислимые страдания. Такова расплата за то, что ты совершил сегодня».
Женщина повернулась к распростертому на земле телу сына, и волосы ее принялись ласкать его, точно нежные материнские руки.
Герцог опустился на колени и, молитвенно сложив руки, обратился к женщине на своем родном языке.
«Госпожа, – сказал он. – Я не хотел убивать твоего ребенка. Я принял его за животное. Он убегал от меня, приняв облик козла».
|
|
«Это излюбленный облик его отца. Бывают ночи, когда он предстает в этом облике», – рекла женщина.
Гога понял, каков смысл этих слов, и похолодел. Представать в облике козла способен только дьявол. Значит, эта женщина – не кто иная, как Лилит, супруга дьявола, а убитое чудовище – дьявольское отродье. Сказать, что это открытие потрясло герцога, – значит не сказать ничего. Он пытался скрыть охвативший его ужас, для которого, надо признать, были все основания. Под ногами у герцога разверзлась адская бездна; он умертвил отпрыска самого дьявола, и его неминуемо ожидала страшная кара. Он боялся, что в качестве расплаты дьявол завладеет его бессмертной душой. Все, что оставалось герцогу, – это вновь повторить:
«Я принял твоего сына за козла. Конечно, это была непростительная ошибка, и я сожалею о ней всем сердцем».
Женщина подняла руку, повелевая ему замолчать.
«Я подарила своему супругу семьдесят семь детей. Но ни одного из них он не любил так, как Квафтзефони. Что я скажу ему, когда он пожелает увидеть своего возлюбленного сына, а тот не явится на зов?»
Во рту герцога пересохло, и онемевший язык не повиновался ему. Однако, сделав над собой усилие, он проронил:
«Я не знаю, что ты ему скажешь».
«Ты ведь догадался, кто мой супруг, не так ли? Не пытайся оскорбить меня, делая вид, что пребываешь в неведении».
«Я полагаю, твой супруг – не кто иной, как дьявол, госпожа», – с достоинством ответил герцог Гога.
«Ты прав, – кивнула головой женщина. – А я – Лилит, первая из его жен. Как ты думаешь, многого ли стоит твоя жизнь после того, что ты совершил?»
|
|
После минутного раздумья Гога произнес:
«Верю, что Господь спасет мою душу. Что до моей жизни, то, боюсь, она не стоит ничего».
– Так вот, – продолжал Зеффер свой рассказ, – на всех четырех стенах этой комнаты были изображены сцены охоты. И не только на стенах. Потолок и пол тоже были расписаны. Неведомый художник использовал каждый дюйм плитки. Я был потрясен, изумлен, восхищен. И тут же в голову мне пришла мысль…
– Подарить эту восхитительную комнату женщине, которую вы боготворили, – подсказала Тэмми.
– Да. Именно это я и подумал. К тому же я понимал, что передо мной уникальное творение. Удивительное, не знавшее себе равных. Впрочем, теперь, вспоминая тот день, я сознаю, что отнюдь не только эти соображения заставили меня купить картины из плиток. Эта комната уже имела надо мной власть. Переступив ее порог, я ощутил себя сильнее. Почувствовал прилив жизненной энергии, если можно так выразиться. Конечно, это произошло не случайно. Комната хотела, чтобы я ее освободил.
– Как может комната чего-то хотеть? – недоуменно пожала плечами Тэмми. – Стены не имеют желаний.
– Поверь мне, то была далеко не обычная комната, – возразил Зеффер. И добавил полушепотом, словно опасаясь, что дом может услышать его слова: – Думаю, некогда роспись была выполнена по приказу самой госпожи Лилит, супруги дьявола.
Тэмми, никак не ожидавшая подобного поворота, лишилась дара речи. У нее уже была возможность убедиться в том, что злополучный каньон является прибежищем всяческих диковин. Однако, сколь бы загадочным ни было их происхождение, у нее не возникало сомнений в том, что все это – творение рук человеческих. Но, оказывается, здесь не обошлось без дьявола. Это заставляло воспринимать происходящее совершенно в ином свете. И бесспорно, именно здесь присутствие дьявола более чем уместно. Не случайно его порой называют отцом лжи. И если такое имя заслуженно, Голливуд – вполне подходящее место для его обладателя.
– А когда вы покупали комнату, вы догадывались, что она собой представляет на самом деле? – спросила Тэмми.
– Возможно. Но то были лишь слабые догадки, и я сам не решался в них поверить. Отец Сандру упоминал о некоей женщине, которая жила в крепости как раз в те годы, когда расписывались стены.
– И вы думаете, это Лилит?
– Я полагаю, это именно она, – кивнул головой Зеффер. – Ты сама понимаешь, она приготовила эту ловушку, чтобы заманить в нее герцога.
– Пока что я абсолютно ничего не понимаю.
– Герцог убил ее любимого сына. Она хотела отомстить. Хотела, чтобы месть была долгой и мучительной. И в то же время Лилит понимала, что это вышло случайно. Герцог и в самом деле убил ее отродье по ошибке. И она знала: закон не позволяет ей завладеть его душой.
– А вы полагаете, она подчинялась законам?
– Речь ведь идет не о человеческом законе. Этот закон установил Господь, чья воля едина для земли, небес и ада. И она решила: чтобы обречь герцога и его людей на страдания, которые она им уготовила, необходимо найти потаенное место, скрытое от взора Господа. Необходимо сотворить внутри этого мира некий замкнутый мир, где герцог будет обречен вечно охотиться за ускользающей добычей, не зная ни отдыха, ни покоя…
Наконец Тэмми начала догадываться.
– Так вот для чего ей понадобилась комната, – пробормотала она.
– Да, она нашла выход. Хитроумный и коварный выход. Она прибыла в крепость, убедила всех, что является дальней родственницей пропавшего герцога…
– А где в это время был герцог?
– Об этом никто не знал. Возможно, он томился в своем подземелье, ожидая, пока для него приготовят новую, еще более страшную тюрьму.
Так вот, Лилит пригласила мастеров-плиточников со всей Европы – из Голландии, Португалии, Бельгии, даже из Англии. К тому же она наняла лучших художников. Днем и ночью они трудились в течение полугода и в результате создали то, что ты можешь увидеть внизу. На первый взгляд, их произведение изображает охотничьи угодья герцога. Там во всех подробностях воспроизведены леса и реки, море, сверкающее у горизонта. Но этим миром правит не Всевышний, а Лилит. Она населила этот мир существами, порожденными ее собственными чарами, – чудовищами и монстрами. Их уродливые формы, покорные ее воле, художники изображали с великим тщанием. А потом Лилит взяла души герцога и его людей – живые души, ибо она не хотела переступать закон – и поместила их в этот мир. Теперь они обречены вечно скакать под вечным солнечным затмением, одержимые вечным ужасом. Они не могут сомкнуть глаз, так как чудовищные звери угрожают сожрать их. Но разумеется, есть в этом мире и кое-что еще. Лилит подчинила себе работавших на нее людей и взамен предоставила им полную свободу воплотить на этих стенах свои самые сокровенные, самые греховные мечты и помыслы.
Для художников не существовало запретов. Рисуя, они получали возможность отомстить. Чаще всего жертвами этой мести становились женщины. Одна из их кошмарных фантазий до сих пор заставляет меня содрогаться, хотя я видел ее множество раз.
– А вы уверены, что все это правда?
– Я давно уже ни в чем не уверен. То, что я тебе рассказал, – всего лишь предположения. Долгие годы я пытался выяснить истину и складывал воедино разрозненные факты. Некоторые из них неопровержимы. Например, я знаю точно, что герцог Гога и его свита пропали во время солнечного затмения, которое произошло девятнадцатого апреля тысяча шестьсот восемьдесят первого года. Мне известно также, что в лесу было найдено тело с содранной кожей, в котором опознали одного из людей герцога. Тому существуют документальные свидетельства. Все прочие участники охоты исчезли бесследно. Герцог лишился жены и детей во время эпидемии чумы, так что прямых наследников после него не осталось. Впрочем, у него было три брата. Через полгода после исчезновения герцога, в сентябре, они собрались – и этому также есть документальные подтверждения, – дабы разделить имущество старшего брата. То было с их стороны прискорбной ошибкой. В ту самую ночь госпожа Лилит завладела крепостью герцога Гоги.
– Значит, она убила его братьев?
– Нет. Они добровольно отказались от причитавшегося им наследства, заявив, что не претендуют ни на крепость, ни на земли и передают все права некоей дальней родственнице, ибо таково было желание их брата. Дарственную они заверили собственноручными подписями. После этого братьям герцога позволено было отправиться восвояси. Однако в течение года все они при разных обстоятельствах умерли в своих владениях.
– И все это не возбудило никаких кривотолков?
– Не сомневаюсь, многие подозревали, что дело тут нечисто. И все же Лилит – или кем там она была на самом деле – стала полновластной хозяйкой крепости. У нее было много денег, и она сорила ими направо и налево. Если летописи правдивы, то благодаря ей местные купцы обогатились, а местные чиновники были осыпаны ее милостями…
– А где вы откопали эти летописи?
– Я купил у святых отцов все документы, имеющие отношение к крепости. Монастырю они были не нужны. Сомневаюсь, что монахи хоть раз в них заглядывали. И, сказать откровенно, по большей части документы эти не представляют ни малейшего интереса. Перечисляются цены на свинину, стоимость починки крыши… одним словом, речь идет о самых заурядных хозяйственных делах.
– Значит, Лилит была неплохой хозяйкой?
– Судя по всему, да. Думаю, она хотела превратить крепость в свой собственный дом. В неприступное убежище, куда никогда не явится ее супруг, куда он просто не сможет проникнуть. Мне удалось обнаружить черновик письма, которое, как я полагаю, Лилит писала ему…
– Самому дьяволу? – прошептала Тэмми, не верившая своим ушам.
– Своему супругу, – уклончиво ответил Зеффер, – кем бы он ни был. – Он похлопал себя по карману. – Кстати, это письмо у меня с собой. Хочешь, я прочту его?
– Оно что, написано по-английски?
– Нет, на латыни.
Зеффер сунул руку в карман и извлек сложенный кусок бумаги, истершийся по сгибам и пожелтевший от времени.
– Взгляни сама.
– Я не знаю латыни.
– Все равно взгляни. Потом будешь вспоминать, что тебе довелось держать письмо, написанное рукой супруги дьявола. Возьми, не бойся. Оно не кусается.
Женщина протянула руку и осторожно взяла письмо. Конечно, его нельзя было считать неопровержимым доказательством. Но и на грубую подделку оно тоже не походило. К тому же в каньоне Тэмми повидала уже достаточно, чтобы понять: то, с чем встречаешься здесь, не объяснить посредством заученных в школе правил.
Она развернула письмо. Оно было написано весьма изысканным почерком; чернила, хотя местами и выцвели, по-прежнему сохраняли сверхъестественный блеск, словно при изготовлении в них добавили растертый перламутр. Тэмми пробежала глазами по строчкам и уперлась взглядом в украшенную замысловатыми завитушками подпись: «Лилит».
Пальцы женщины слегка дрожали, когда она возвращала письмо Зефферу.
– И о чем же там говорится? – спросила она.
– Ты действительно хочешь знать?
– Конечно.
Зеффер принялся переводить, не глядя на листок. Несомненно он давно выучил содержание письма наизусть.
– «Супруг мой, я обосновалась в крепости герцога Гоги и намереваюсь остаться там до тех пор, пока возлюбленный сын наш вновь не пребудет со мной…»
– Значит, она не сказала ему, что их сын погиб?
– Судя по письму, нет. – Зеффер скользнул глазами по строчкам. – Потом она сообщает о работах, которые затеяла в крепости. Это все можно пропустить. А вот что она говорит напоследок: «Тебе не следует являться сюда, супруг мой, ибо объятия мои закрыты для тебя. Если мир между нами возможен, не думаю, что он наступит скоро. Нарушив клятву, ты нанес мне величайшее оскорбление. Я боле не верю, что ты любил меня все эти годы, и прошу тебя: не усугубляй моей обиды, пытаясь меня в этом разубедить».
– Ну и ну, – пробормотала Тэмми.
Кем бы ни являлась женщина, сочинившая это письмо, чувства ее были вполне понятны. Тэмми и сама могла бы написать нечто в этом роде – конечно, в менее высокопарном стиле, зато с большим количеством грубостей. Жизнь не раз давала ей повод для подобных упреков. Бог Свидетель, Арни, этот человек без стыда и совести, не единожды нарушал собственные клятвы.
Зеффер сложил письмо.
– Ты можешь думать об этом все, что хочешь. Но лично я уверен: письмо подлинное. Полагаю, его написала не кто иная, как Лилит. Она готовила в крепости месть и не желала, чтобы ей кто-либо мешал – ни Бог, ни ее супруг. Как бы то ни было, комната кем-то создана. И этот кто-то обладал силой, далеко выходящей за пределы человеческого понимания.
– А что произошло после того, как она наконец отомстила?
– Она собрала свои вещи и исчезла. Вероятно, жизнь в крепости ей наскучила. Может, она вернулась к мужу. А может, нашла любовника. Так или иначе, она скрылась в неизвестном направлении, оставив изразцовую комнату в целости и сохранности. А Гога и его люди по-прежнему были пленниками ловушки, созданной по ее злобному замыслу.
– И все это вы купили?
– И все это я купил. Конечно, лишь некоторое время спустя я понял, что приобрел маленький кусочек ада. И должен сказать, что перевезти его оказалось поистине адской работой. В комнате насчитывалось тридцать три тысячи двести шестьдесят восемь плиток. И каждую из них необходимо было снять, протереть, пронумеровать, запаковать, погрузить на корабль, а потом, по прибытии, поместить в точности на то место, где она находилась прежде. Я занимался всем этим в то время, пока Катя участвовала в мировом турне – она разъезжала по свету с одной из своих картин.
– Думаю, вы чуть с ума не сошли.
– Мне помогала только мысль о том, как обрадуется Катя, увидев мой подарок. О деньгах и усилиях, потраченных на эту комнату, я ничуть не сожалел. Мне хотелось одного: поразить Катю. Наверное, я надеялся, что после этого она иными глазами взглянет на меня – человека, преподнесшего ей такую необычную вещь. Я жаждал ее благодарности. Рассчитывал, что в порыве радости она бросится в мои объятия с криком: «Женись на мне». Я упивался этими мечтами.
– Но им не суждено было сбыться?
– Разумеется, нет.
– Но почему? Ей не понравилась комната?
– Напротив. Она с первого взгляда поняла, что это за комната. А комната поняла, что за женщина в ней оказалась. Катя начала водить в подвал своих друзей. Избранных друзей. Тех, кто ее обожал. Тех, кто сходил по ней с ума. Таких в ту пору хватало – и мужчин, и женщин. Они пропадали там часами.
– Вы думаете, они занимались там любовью?
– Именно это я и думаю.
– Но вы сказали, там были и женщины?
– Разумеется. Катя обожала разнообразие. Любила одновременно наслаждаться и мужской, и женской любовью.
– И все об этом знали?
– О ее пристрастиях? А как же иначе. Но это никого не шокировало. В те времена, знаешь ли, это было очень модно. По крайней мере для женщин. «Сладким мальчикам» вроде Наварро и Валентино приходилось действовать менее откровенно. Но Кате всегда было наплевать, что о ней думают люди. Особенно после того, как у нее появилась эта комната.
– Значит, комната ее изменила?
– Эта комната изменяет всех, кто переступает ее порог. Включая меня. Человек становится другим – и духовно, и физически.
– Но как это происходит?
– Посмотри на меня и поймешь сама. Да будет тебе известно, я родился в 1893 году. Как видишь, в это невозможно поверить. Все это благодаря колдовской комнате. Я думаю, плитки пропитаны особой энергией. Магия Лилит по-прежнему жива. Она использовала свои чары, чтобы превратить герцога и его людей в пленников иллюзорного мира. То были сильные чары. Монахи об этом знали. И у них хватало ума держаться от этой комнаты подальше.
– Значит, всякий, кто туда войдет, остается вечно молодым?
– Нет, все не так просто. На каждого комната воздействует по-разному. И не каждый может это выдержать. Многие, зайдя туда, выскакивают через мгновение.
– Но почему?
– Тэмми, это творение дьявола. Верь мне, так оно и есть.
Женщина в растерянности покачала головой.
– Значит, некоторые люди выбегают прочь, потому что ощущают присутствие нечистого?
– Да, ты угадала. Но по большей части люди, попав в эту комнату, испытывают мощный прилив энергии. Чувствуют, что помолодели, стали сильнее, красивее.
– И какова же расплата за это?
– Хороший вопрос, – проронил Зеффер. – Дело в том, что каждый платит свою цену. Некоторые сходят с ума, не в силах вынести увиденного. Некоторые кончают самоубийством. Но большей частью… продолжают жить и при этом довольны собой, как никогда раньше. По крайней мере, в течение некоторого времени. Ну, а потом эффект кончается, и они вынуждены приходить сюда за новой порцией… В своей жизни я встречал немало людей, попавших в зависимость от опиума. Одним из них был русский художник, Анатолий Василинский. Ты о нем никогда не слышала?
Тэмми молча покачала головой.
– Неудивительно. С тех пор как он умер, прошло много лет. Он работал у Дягилева, в «Русском балете». На редкость талантливый был человек. Но «маковая соломка», как он называл это зелье, полностью его поработила. Однажды он оказался здесь, и, конечно, Катя повела его смотреть комнату. Никогда не забуду, с каким лицом он оттуда вышел. Бледный, как мертвец, руки трясутся, на лбу испарина. Сказать, что он был в ужасе, – значит не сказать ничего. «Ноги моей больше здесь не будет, – заявил он. – Хватит с меня одного наркотика. Двух мне не вынести». И он был совершенно прав, – продолжал Зеффер. – Эта комната – действительно наркотик. Мощный наркотик. Она порабощает плоть, наделяя человека силой и красотой. Она порабощает дух, даруя ему видения, которые кажутся более реальными, чем сама реальность. Она порабощает душу, потому что тот, кто хоть раз здесь побывал, не желает уже никаких иных радостей. Тот, кто здесь побывал, забывает, что такое молитва. Забывает, что такое смех. Забывает о своих друзьях, об идеалах, стремлениях. В вечных сумерках, которые здесь царят, все это кажется таким незначительным. И, выходя в большой мир, человек думает лишь о том мире, что скрывается в стенах волшебной комнаты. И мечтает вновь попасть туда.
Тэмми снова недоуменно покачала головой. Она оставила всякие попытки объяснить услышанное с точки зрения здравого смысла. Рассудок ее признал свое полное бессилие.
– Теперь ты поняла, почему тебе следует бежать отсюда и забыть про Тодда? Он видел комнату. Катя увела его именно туда.
– Вы уверены?
– Сейчас он там, – кивнул Зеффер. – Ручаюсь, это так. А куда еще она могла его увести?
Женщина вскочила из-за стола. Еда определенно пошла ей на пользу. Хотя голова по-прежнему слегка кружилась, сил у Тэмми, несомненно, прибавилось.
– Ты, конечно, можешь принести себя в жертву, но, по-моему, в этом нет ничего героического, – изрек Зеффер. – К тому же Тодд наверняка не стал бы жертвовать собой ради тебя.
– Я это прекрасно знаю.
Зеффер вслед за ней подошел к дверям кухни.
– Раз так, значит, подумай о себе. Беги, пока есть возможность. Прошу тебя, Тэмми, не теряй времени. Я выведу тебя из каньона, и ты вернешься домой.
– Домой, – эхом повторила Тэмми.
Это слово показалось ей пустым и бессмысленным. После того, что произошло, у нее не осталось дома. А если и остался, это был совсем не тот дом, что прежде. Арни, маленький домик в Сакраменто… Сама мысль о том, чтобы вернуться туда, казалась ей невыносимой.
– Я должна найти Тодда, – заявила она. – Найти во что бы то ни стало. Именно за этим я сюда и явилась.
И, не оглядываясь на Зеффера, женщина выскочила из кухни и побежала к лестнице. Вслед ей летел встревоженный голос Виллема. Несомненно, старик хотел переубедить ее или рассказать новую невероятную историю. Но Тэмми было не до него; она торопливо устремилась вниз по ступенькам.
Глава 3
Катя продолжала свой рассказ:
«Жизнь моя не стоит ничего», – ответил герцог супруге дьявола.
Отважный воин, предводитель армий, некогда возглавлявший крестовые походы против неверных, он видел, что жизнь его подошла к концу. И что привело его к краю гибели? Нелепая ошибка. Жалкое существо, которое он принял за козла и умертвил.
«Это была случайность! – повторил герцог. Ярость, вызванная сознанием несправедливости происходящего, одержала в нем верх над всеми прочими чувствами. – Я хочу, чтобы меня выслушал иной, высший судья».
«Ты говоришь о моем супруге?» – осведомилась Лилит.
Герцог бросил на нее презрительный взгляд. Ужас, владевший им, был так глубок, что, как ни удивительно, придал Гоге мужества.
«Я говорю о Господе, – произнес он. – О том, кто взирает на нас с небес».
«Ты в этом уверен? – усмехнулась Лилит. – В том, что он по-прежнему на небесах? Что до меня, я видела Его всего один раз – в день, когда Он меня создал. И с тех пор Он более не являет нам своего лика. Ты в Стране дьявола, Гога. Здесь повелевает Люцифер, мой супруг. А в его отсутствие бразды правления принадлежат мне. Сомневаюсь, что Господь, на которого ты так рассчитываешь, протянет руку, дабы спасти твою душу».
«Значит, я спасусь бегством», – ответил Гога.
«Ты видел, что случилось с твоим товарищем. Прежде чем ты успеешь вскочить в седло, тебя ждет такой же удел. Тебе придется валяться у меня в ногах, заливаясь слезами».
Гога был отнюдь не глуп. Он понял, что спорить с этой женщиной не имеет смысла. Страшная смерть охотника, попытавшегося бежать, все еще стояла у него перед глазами, и он не сомневался, что Лилит выполнит свою угрозу. Все, что ему оставалось, – уповать на ее милосердие.
Герцог опустился на колени, принял самую что ни на есть смиренную позу и взмолился:
«Пожалуйста, милостивая госпожа, не откажись меня выслушать».
«Я слушаю тебя».
«Мне ведомо, что такое потерять ребенка. Чума отняла у меня шестерых детей и горячо любимую жену. Я знаю, что стал невольной причиной твоих страданий, и горько сожалею об этом. Но сделанного не исправишь. Да, я совершил ошибку, в которой буду раскаиваться до конца дней своих. Но поверь, я не имел злого умысла. Знай я, что эти земли принадлежат твоему супругу, я никогда не посмел бы здесь охотиться».
Лилит устремила на него пронзительный взор, словно пыталась понять, насколько искренни его слова.
«Но охота здесь доставляла тебе удовольствие, – наконец изрекла она – Так знай же, отныне ты и твои люди будете охотиться тут вечно. Это доставит мне удовольствие».
И, сопровождая ее слова, из разверстой пасти ада вновь вырвалось раскаленное дыхание. Волосы Лилит обвились вокруг ее обнаженного тела, а несколько жестких, как железо, прядей оцарапали лицо Гоги.
«Садитесь на коней, охотники, – приказала Лилит. – Вас ожидает любимая забава. В чащах бродят дикие вепри. На ветвях распевают птицы. Вы можете убивать их сколько угодно. Никто не будет чинить вам препятствий».
Герцог внимал ее словам, не доверяя собственным ушам. Неужели после всего, что случилось, она оказалась столь милостива к нему и его людям? Полагая, что, воззвав к снисходительности Лилит, он добился цели, Гога поднялся с колен и поблагодарил ее.
«Очень любезно с твоей стороны пригласить меня поохотиться на принадлежавших твоему супругу землях, – сказал он. – Возможно, когда-нибудь я воспользуюсь вашим приглашением. Но сегодня мне не до охоты. На сердце у меня слишком тяжело…»
«Иначе и быть не может», – кивнула женщина.
«Поэтому, я полагаю, нам лучше будет вернуться в крепость и…»
«Нет, – возразила она и вскинула руку. – Ты никогда не вернешься в крепость. Ты будешь охотиться».
«Но я не могу, милостивая госпожа. Поверь мне, я не в состоянии».
«Ты не понял меня, – проронила она, слегка покачав головой, у тебя нет выбора. Отныне ты будешь охотиться вечно. Точнее, до тех пор, пока не найдешь моего сына и не принесешь его мне».
«Но как я могу сделать это?»
«Ты найдешь его во второй раз».
И она указала на труп ребенка-козла, лежавший в луже остывшей крови. Волосы ее вновь коснулись окоченевшего тела, лаская его грудь, живот, конечности. К великому удивлению герцога, мертвый ребенок ответил на ласку матери. Из уст его вырвалось слабое дыхание, а пенис – чрезмерно крупный для его возраста – поднялся и напрягся.
«Выдерни свой меч», – приказала Лилит, обращаясь к герцогу.
Но зрелище дьявольского воскресения из мертвых так потрясло герцога, что ноги его словно приросли к земле. При всем своем мужестве он едва не намочил штаны.
«Все вы, мужчины, одинаковы, – пренебрежительно бросила Лилит. – Вонзаете меч без колебания, а когда дело доходит до того, чтобы его вытащить, у вас словно руки отсыхают».
И, омочив босые ноги в крови собственного сына, она взялась за рукоять меча. Почувствовав это, мальчик открыл глаза. Потом он медленно поднял руки и схватился за острое лезвие ладонями, словно пытаясь помешать матери извлечь меч наружу. Однако она решительно потянула за рукоять.
«Потише, мама, – попросил мальчик-козел, и в голосе его послышались сладострастные нотки. – Ты причиняешь мне боль».
«Тебе больно, дитя мое?» – нежно переспросила Лилит, поворачивая лезвие в ране, словно хотела усилить причиняемые сыну страдания. Он откинул голову, по-прежнему глядя на мать из-под полуопущенных век. Губы его приоткрылись, обнажая мелкие острые зубы.
«А так? – осведомилась она, поворачивая лезвие в другую сторону. – Это причиняет тебе невыносимую муку, не так ли, дорогой мой мальчик?»
«Да, мама».
Лилит вновь повернула меч в ране.
«А так?»
Мальчик не мог больше выдержать. Издав шипящий звук, он выпустил несколько зарядов спермы. Запах ее был таким едким, что у герцога защипало глаза. Лилит подождала, пока сын ее извергнет всю сперму, и одним движением выдернула меч.
Мальчик-козел растянулся на пропитанной кровью земле. На лице его застыло блаженство.
«Благодарю тебя, мама», – произнес он.
Герцог с удивлением увидел, как зияющая рана на животе мальчика мгновенно затянулась – словно чьи-то ловкие, проворные пальцы зашили ее невидимыми нитями. То же самое произошло с ранами на ладонях, которые монстр причинил себе, схватившись за лезвие. Не прошло и полминуты, а ребенок-козел вновь был цел и невредим…
– Но если ребенок не умер, почему герцога обвинили в убийстве? – подал голос Тодд.
– Так или иначе, герцог совершил преступление, – пожала плечами Катя. – Разумеется, сын дьявола бессмертен. Но герцог посягнул на его жизнь и должен был понести наказание за это.
Пикетт вновь взглянул на лесные заросли, в которых исчезли герцог и его свита. Он вспомнил, какой надеждой осветились изможденные лица охотников, когда они услышали детский плач. Теперь он понял, в чем дело. Неудивительно, что они в мгновение ока сорвались с места. Они по-прежнему надеялись отыскать мальчика и вырваться из Страны дьявола.