Как нельзя описать империю Фридриха II без изложения некоторых предпосылок, так и история легенды нуждается в нескольких предварительных замечаниях.
Корни старой германской легенды об императоре (которая ни в коей мере не соответствует «современной» саге о горах Киффхаузен) уходят вглубь веков вплоть до первого века нашей эры. Отдельные ее элементы обнаруживают родство с еще более старыми мифами Древнего Востока. С 4-5 веков известны «пророчества Сивиллы» (ими в христианской манере была продолжена традиция античных оракулов) о «последнем императоре». На протяжении последующих двенадцати столетий появлялись новые «издания» пророчества, а также новые варианты этого особо любимого Средневековьем жанра, как в рамках церковного учения, так и в рядах язычников, излагавших «правоверные» пророчества на свой лад. Сколько всевозможных хитросплетений скопилось за все это время, может проиллюстрировать комментарий к загадочным строкам, стоящим в названии этой главы.
Речь здесь может идти только о пророчествах, относящихся к Фридриху-Антихристу или к Фридриху – «последнему императору» и заложивших основу германской легенды о Фридрихе. Можно предположить, что такие пророчества составляли небольшую область в средневековых представлениях о мире, темную и чуждую нам сторону, которую сегодня лишь изредка удается осветить лампой исследователя. Эти пророчества ни в коей мере не типичны для средневековой духовной жизни, и несовместимы с христианством наших дней. Церковь в соответствии с программным учением Блаженного Августина 5 века прокламировала, что на земле никогда не наступит эра абсолютного счастья. Картина мира была исключительно пессимистической. Сопровождаемое ужасами явление Антихриста предвещалось вновь и вновь. И тогда Страшный Суд должен был завершить земную историю. По ту сторону земной жизни блистала небесная родина как цель и утешение верующих.
|
|
Среди первых христиан было распространено ожидание, что Святая Земля вскоре будет возвращена и наступит 1000-летний мир. Эти видения преследуемых явно отражены в «Апокалипсисе», написанном одним из апостолов «Откровении», появившимся примерно в конце 1 столетия и включенным в Новый Завет при канонизации текста Библии. Когда при императоре Константине Великом христианство стало официальной религией, надежда на радикальный слом государственного и церковного порядка должна была показаться подозрительной. Поэтому было вполне логично, когда Блаженный Августин объявил, что церковь (несмотря на значительные недостатки) олицетворяет господство Христа. Соответственно выкристаллизовалась и вся историческая картина. В конце концов знаменитые герои времен принятия Христом человеческого образа или одаренные особой милостью язычники новейшей истории должны были также занять место в царстве света.
«История» в средние века была чем-то таинственным. Она начиналась не от первого письменного свидетельства, а от сотворения мира. Знаменитый хронист епископ Отто Фрайзингский, написавший не только уже упомянутые в 1 главе «Деяния Фридриха», посвященные Барбароссе, которому он приходился родственником, но и «Мировую хронику». Свои историко-философские рассуждения он, к примеру, последовательно возводит к шестому дню творения. Общее историческое полотно было, соответственно, ирреальным, сказочным. Великими императорами древнего мира были Александр Македонский, франк Карл и гунн Этцель (Атилла), «бич Божий». В их тени в сознании народа продолжали жить легендарные герои: Дитрих Бернский (хотя Папа Грегор Великий и проклял его как арианского короля-язычника) и Роланд, паладин Карла Великого.
|
|
Конкретная временная история в области личных переживаний была делом не менее темным. Пути передачи информации о событиях были столь многообразны, что у хрониста было множество возможностей вольно или невольно исказить истину, поэтому через многие годы нельзя поручиться за те «новости», о которых он повествовал.
Дело часто не ограничивалось только отражением прошлого и настоящего: если на сознание хрониста сильно повлияло какое-либо пророчество, он мог описать последние часы всего человечества с такой же уверенностью, с какой он принимал на веру рассказы хронистов прошлого. Из одного пророчества рождалась под его пером история будущего. И люди тогда верили, что история мира лежит на ладони, начиная от сотворения и до Страшного Суда. Адам, Ной, Александр и Карл Великие были им известны так же, как Антихрист, чье неистовство должно было возвестить конец времен. Поэтому они были подготовлены к тому, чтобы однажды улицезреть бесов, карающих служителей секуляризованной церкви.
Когда один ученый историк хотел описать императора Генриха VI, отца Фридриха II, он сравнил его – как уже говорилось – с Александром Великим. Крестьянам на берегах Мозеля, которые лишь поверхностно дали обратить себя в христианство, арианский язычник Дитрих Бернский казался после смерти Генриха VI зловещим привидением. Кем же был этот богатырь, как ни германским богом Воданом, пилигримом в широкополой шляпе?
|
|
Мифология также принадлежит к вооружению исследователя германской легенды об императоре, как и знание иудейско-римско- византийских пророчеств, перенятых идеологами Священной Римской Империи и видоизменявшихся от века к веку. В этой связи необходимо обратить внимание на некоторые уже упомянутые предпосылки и соответственно элементы легенды о Фридрихе II: учение калабрийского аббата Йоахима фон Фиоре о трех возрастах мира; отождествление Фридриха с императором последних времен «иоахимитами» (по латинскому «joachitae» называемые некоторыми исследователями «иоахитами») по поводу крестового похода 1228/29 годов; более позднее его отождествление с Антихристом другими иоахимитами; соответствующая реакция Папы и передача Фридриху II роли мстительного императора- реформатора; постоянная готовность людей поверить в близкий конец света, как они продемонстрировали это в 1233 году «Большой Аллилуйей» и паникой по поводу нашествия монголов в 1241 году. Однако известны и более глубокие корни германской саги об императоре. Связи между иудейско-римско-византийскими пророчествами, их варианты в раннем средневековье и более поздние формы изложил в своей книге «Грядущее царство мира» (1964) берлинский медиевист Бернард Тёпфер. В то время как понятие «хилиазм» было тесно связано с тысячелетним господством Христа на земле, как оно предвещается в Апокалипсисе Иоанна, Тёпфер понимает под этим «все средневековые видения», «в которых высказаны надежды на приближение идеального мира на земле». Божественный план исцеления человечества был задан изначально, но человеческая деятельность и содействие не были лишними, так как земные силы были нужны в качестве «исполнительных органов».
Надежда на предопределенное исполнение Божьего Промысла характеризует все варианты хилиазма: ожидание реформ, которые можно сопоставить с принципами феодального порядка; языческие представления, последствия которых могли бы взорвать существующий общественный строй; и, наконец, действительно социально-революционные идеи, носители которых – например, радикально настроенные гусситы в 1420 году – постепенно перешли от пассивного ожидания чуда к революционным действиям.
Ожидания последнего императора, связанные с личностью Фридриха II, нужно воспринимать как часть очень сложного реформационного идеологического процесса. Сначала необходимо коротко упомянуть о важнейших пророчествах о последнем императоре, которые существовали до Йоахима фон Фиоре.
Когда в середине 7 века в Сирию пришел ислам, возник так называемый Псевдометодист, пророческий текст, в котором рассказывается о пришествии могущественного императора, который возродит господство византийской империи с помощью Сирии и с этим начнется что-то вроде золотого века. Здесь речь, наверняка, шла о «короле греков и римлян», который должен после эпохи мира победить пришедшие с Востока кочевой народ Апокалипсиса, Гог и Магог, приехать в Иерусалим и там через десять с половиной лет возложить свою корону на Голгофу. Только тогда явится Антихрист, непосредственный предвестник конца света и Страшного суда.
С 8 века латинские переводы этого текста появляются во Франции, и в многочисленных вариантах пророчества Псевдометодиста передаются из поколения в поколение. Определенные трудности появляются с самого начала, так как время мира, когда Сатана должен находиться в аду, задано в Апокалипсисе сроком на 1000 лет. Этот срок, который вряд ли можно себе представить, сокращался и сокращался. В остальном же в качестве «князя мира последних времен» оказывался правитель из династии, наиболее близкой самому пророку.
Около середины 10 столетия некий Адсо из западной Франции говорит об одном франкском короле, который будет править римской империей, а в 11 веке в Европе распространились видения тибуртинской сивиллы (при упоминании оракула в Тибуре речь идет о сегодняшнем Тиволи, предместье Рима), возникшие в 4-5 веках в Византии. В этих пророчествах сивиллы Констанс был упомянут как последний восточно- римский император, который должен принести с собой золотой век Византии и Рима (он будет длиться 112 лет). Однако уже в восьмидесятых годах 11 века император Генрих VI («Каносса-кайзер») занял место этого Констанса, а около 1160 года на этом месте в латинском «Тегернзейском действе об Антихристе» фигурировал Барбаросса. Во Франции король Людовик VII за несколько лет до этого удостоился той же чести в связи с его планами крестовых походов. После 1180 года появилось «Письмо из Толедо», предположительно арабское предсказание, обещавшее французам хотя и не последнюю империю, но грядущий мир. (В 13-14 веках новые варианты этого пророчества способствовали возникновению профранцузской саги о Карле).
До начала 12 столетия, то есть до сенсационной интерпретации Библии аббата Фиоре, для распространенных в Европе ожиданий последнего императора было характерно то, что в них никогда не сообщалось о каких бы то ни было глубоких общественных изменениях. Структура общества в этих областях, определявшаяся в большей мере еще натуральным хозяйством, не обнаруживала никаких социальных конфликтов. Это положение изменилось в известной мере в 12 веке. Недовольство существующими условиями выражалось в средние века в первую очередь критикой представителей феодальной идеологии, католического клира, а соответствующие надежды на будущее относились прежде всего к коренному преобразованию церковных отношений. Этому закону развития феодального общественного порядка, открытому Фридрихом Энгельсом, соответствовало то, что средневековые социально- революционные движения появлялись как еретические или, по крайней мере, по религиозным соображениям. Начавшийся в середине 14 века кризис европейского феодализма четко продемонстрировал это явление. В течение десятилетия перед пророчествами еремита Йоахима внутри и вне католичества распространились реформаторские стремления, так как проповедуемой Папой Грегором VII «чистки» (приведшей к спору за инвеституру с императором Генрихом IV) не хватало, чтобы заглушить критику по поводу нехристианского образа жизни церковников, которая была распространена в народе, эксплуатируемом светскими и церковными кругами. Постепенно по всей средней, южной и западной Европе распространилась волна громко высказываемых требований возращения к жизни в христианской «апостольской» бедности и строгости обычаев (vita apostolica) с помощью создания новых орденов. Однако именно в этих новообразованиях, прежде всего у цистерцианцев и премонстратов, вновь и вновь звучала критика в адрес церковной иерархии, которая рисовала всю жизнь вне пропагандировавшего ордена в черных красках. Только незадолго до Страшного Суда – как гласит один из дошедших до нас источников – церковь еще раз возродиться в истинно христианской чистоте и совершенстве, и только потом Антихрист придет своими ужасами возвестить конец света.
Йоахим, некогда аббат южноитальянского монастыря цистерцианцев Кораццо, покинувший монастырь и орден после 15-летнего служения, чтобы основать вблизи Фиоре строго аскетическое братство (см. выше, глава 1), воспринимался секуляризованной церковью как суровый критик. Понтифики того времени считали даже целесообразным, чтобы добивавшиеся большого уважения «пророки» не становились мучениками в быстро набирающих популярность нищенствующих братствах, хотя с ними нельзя было сопоставить прежнее движение еремитов с традиционной ролью клира как посредника между человеком и Богом. С другой стороны, мировоззрение монахов вряд ли было способно вызвать социально- революционные восстания. Позднее широкую базу иоахимизм получил прежде всего в ордене францисканцев, и именно с помощью толкователей, придавших ему политически актуальные акценты. Поэтому внутри, а еще в большей степени вне церковного ордена он смог принять характер еретической идеологии.
Абсолютно новое в видениях Йоахима осталось при этом всегда сохранено: туманно предполагаемый ранее конец света рассматривался теперь как нечто очень скорое. Нынешнему, или уже наверняка последующему поколению явится Антихрист. Или он уже начал свое бесовское дело? Достигло ли ужасное наказание разложившейся церкви своего апогея? Тогда счастливое время мира третьей эпохи вскоре должно было наступить! К тому же если бы Сатана – как говорилось в откровении Иоанна – не был прикован 1000 лет, конец света наступил бы значительно раньше, но: Какая неслыханная милость для живущих в такое время!
Такие пророчества скорого будущего рано начали включать в себя личность императора Фридриха II. Драматический рост его борьбы с папством отразился потом в пророчествах о Мессии и Антихристе, но в конце концов лишь «язычники» могли ожидать спасения от «императора- язычника». Гибеллинские предсказания, которые можно скорее предположить, чем найти в трудах патера доминиканцев Арнольда «Об Антихристе Иннокентии VI» и «Об очищении церкви», а также подробнее освещенный в следующей главе рассказ о вальденских сектантов в Швабском Халле, были абсолютно вытеснены иохамизмом из «официальной» истории.
Сначала внезапная смерть «Антихриста» смутила дружественных Ватикану иоахимитов. Их ожидания в отличии от гибеллинских были направлены на определенный год: в 1260 году должен был наступить «год Антихриста», высшая точка его ярости и, наконец, его падение. В кругах, где мнение иоахимитов имело влияние, продолжал упорно ходить слух, что Фридрих II не умер. Во всяком случае, были все шансы найти замену Антихристу в «грешном» роду.
Достаточно ясное представление об этой дилемме дает самый знаменитый хронист того времени, францисканский патер Салимбене из Пармы, чьи суждения о личности Фридриха приведены в конце четвертой главы. Вскоре после 1250 года он цитировал особенно популярную в его кругах «эритрейскую сивиллу» (древний оракул в Эритрее находился в греческой колониальной местности в Малой Азии), которая пророчествовала о Фридрихе II: "Oculus eius morte claudet abscondita supervivetque; sonabit et in populis: "Vivit et non vivit', uno ex pullis pullisque pullorum superstite"". В сокращенном варианте этого пророчества, появившемся в 1260 году, говорится: «Он жив, и все же не живет». Первый вариант, где говориться о том, что он один из его потомков (uno ex pullis...) продолжит его дело, исчез из пророчества сивиллы, очевидно, из-за распространенного сомнения в смерти Фридриха II.
Когда в 1260 году смерть Антихриста повлекла за собой идеологический крах иоахимизма, выход нашелся в одном – ошибочно приписываемом Йоахиму фон Фиоре – комментарии к библейским пророчествам Исайи и в «Пророчестве волшебника Мерлина», валлийско- бретонской легенде из сказаний о короле Артуре. Так называемое предсказание Мерлина доказывало, что Фридрих II должен был дожить до 100 лет. После бесконечного разочарования 1260 года в Италии все еще надеялись на возвращение императора, но уже не так сильно, как прежде. Большинство иоахимитов также в 1290 или 1293 году ожидало Антихриста (несмотря на противоречащее этому уже цитировавшееся выше пророчество эритрейской сивиллы), но только уже из числа потомков ужасного «вавилонянина». После того, как все сыновья императора и его единственный внук, обладающий правом наследования, умерли, гибеллинские круги с 1269 года долгое время надеялись на Фридриха Тюрингского, сына дочери императора Маргариты, о котором мы еще расскажем в связи с легендой горы Киффхаузен.
Если следовать выводам самых именитых исследователей, для предыстории поздней германской национальной легенды большую роль сыграло также уже цитировавшееся пророчество сивиллы. Уже вскоре после смерти Фридриха II в штауфенской нижней Италии, прежде всего в районе Этны, возникла легенда о том, что император на время скрылся в горах. Вскоре он возвратится, переплывет море и там довершит деяния, которые тибуртинская сивилла приписывала императору Констансу. Этна многие века считалась воротами в ад. Отто Фрайзингский рассказал в 1150 году, что Дитрих Бернский якобы торжественно въехал туда верхом на коне. В тридцатые годы 13 столетия адово жерло превратилось в место райских удовольствий: валлийско-бретонский легендарный герой Артур жил там как «король Артус» с лучшими героями из числа рыцарей Круглого Стола. В Германии этот идол европейского рыцарства также прославлялся в эпосе. Гартман фон Ауэ в предисловии к своему эпосу «Ивейн», заглавный герой которого принадлежит к Круглому Столу, вспоминает о крестьянах, которые «по сей день верят», что король Артур еще жив. В эпосе «Лоэнгрин» было сделано предположение, что волшебная гора Артуса может находиться в Индии – это связано с рассказами о крестовых походах. Со времени молодости Фридриха II дошло свидетельство одного англичанина, жившего в королевстве Бургундия, Гервасия Тильбари, который после длительного пребывания в королевстве Сицилия собрал для «императорского досуга» Оттона IV сказки и легенды. Это народная сага об Этне, в которой угадывается большое сходство с легендой горы Киффхаузен: у одного слуги около Этны сбежала лошадь и в поисках ее он встретил в горах короля Артуса... Между 1257 и 1274 годом датирована книга францисканца Томаса фон Экклестона о зарождении его ордена в Англии. Там автор с благочестивым ужасом повествует, будто бы один монах наблюдал на берегу моря около Этны, как император Фридрих II с 5000 воинами скакал к вулкану сквозь «шипящее» море. Для этого иоахимита Этна все еще была местом, где горит адово пламя, весьма подходящим для убежища Антихриста.
То, что то же самое можно было рассматривать с другой точки зрения, доказывает появление ложных Фридрихов, которые явно не хотели отождествлять себя с князем тьмы. В 1262 году один из них смог заполучить множество сторонников, разбив около Этны лагерь. Это заставляет предположить, что живущие вблизи вулкана сицилийцы верили в скорое возвращение императора-спасителя, пусть даже на короткое время.
С христианской легендой смешалось одно арабское пророчество, относящееся примерно к 7 веку, которое повествует о возвращении «Mahdi», спасителя. В конце времен он должен как калиф начать царство мира. Все религиозные споры, вся вражда, даже между людьми и зверями, уляжется. Весь мир станет «одной овчарней и одной церковью». Для живущих на Сицилии арабов Фридрих II после смерти еще более, чем при жизни, был защитником, почитаемым с суеверным страхом. Он легко мог стать «Mahdi», ждущим на Этне предназначенного дня для своего появления.
Однако эта многослойная, трудно определяемая в деталях легенда об Этне осталась лишь красивой сказкой. Слишком основательно работал тоталитарный аппарат Карла Анжуйского, слишком громко звучали апокалипсические пророчества иоахимитов.
Сдерживаемое вначале напряжение, обусловленное неуверенностью в ближайшем будущем, подкрепленной локальной партийной борьбой между гвельфами и гибеллинами, нашло в 1260 году выход в массовом психозе. Катастрофа разразилась в Перуджо. Вскоре экстатические толпы кающихся появились и в других городах. Мужчины и женщины избивали себя до крови бичами и призывали прочих последовать их примеру. Снова зазвучала весть о «приближающемся конце света», взбудоражившая умы. В один миг вся центральная и верхняя Италия огласилась покаянными песнопениями и воплями. В конце 1260 и начале 1261 годов Фриоль, Каринтия, Штирия и Австрия были захвачены волной самобичевания. Отголоски постепенно спадающего в отрезвлении и разочаровании потока достигли южной Германии, Богемии, Силезии и даже Польши. Агитация итальянских иоахимитов могла вызвать у фанатиков ожидания конца света, или по крайней мере способствовать этому, но в Италии с помощью мифов она не действовала. Длительная привязанность народной фантазии к кокой-то одной личности как император Фридрих II не была учтена этими эгоистичными теоретиками. Они любой ценой искали «своего» Антихриста – а их последователи по всему миру ищут его и сегодня. Однако «Свидетели Иеговы», так называемые Истинные Толкователи Библии, никак не притрагиваются к личности Фридриха II. Они представляют хилиазм «современного» образца, используемый для политических целей.
В то время как в Италии папско-гвельфская пропаганда сконцентрировалась на антиштауфенской, профранцузской легенде о Карле, и соответственно на ожиданиях исцеляющего все грехи церкви «понтифика-ангела», в гибеллинских кругах еще была жива надежда на менее мистическое появление последнего великого Штауфена. Вплоть до предела биологических законов приверженцы ожидали возвращения «без вести пропавшего» из изгнания, которое он сам избрал себе, возможно, из «искупающего грехи» паломничества. Гроб Господень был бы освобожден, а псевдохристианская папская церковь реформирована жесткой рукой.
Письменные доказательства того, что люди надеялись на возвращение павшего в борьбе (пусть даже его нельзя было победить на поле брани) дошли до нас по очевидным причинам в небольшом количестве. Самые ранние содержатся в нотариальных свидетельствах, в которых ювелир из Сан-Гиминьяно на протяжении 1257 года вел тяжбу с шестью персонами, доказывая, что Фридрих II жив.
Около 1260 года саксонская мировая хроника описывает события 1251 года: «В это время говорили, что император Фридрих умер; часть народа все же утверждала, что он еще жив; сомнение длилось долгое время». Продолжение этой хроники, длящееся лишь до 1265 года, повествует о событиях 1270 года: «После императора Фридриха государство оставалось без короля (!)...целых двадцать лет, так как никто не знал, жив император Фридрих или умер». Около 1280 года венец Янс Эникель рассказывал во вселенской хронике, что император скрывается, никто не знает, куда он отправился, и по сей день «в романских землях» люди спорят о том, жив он, умер или живет «в далекой стране». Баварское продолжение стихотворной хроники повествует около 1315 года: «Они похоронили императора в городе Фоггиа тайно в день Святой Люси, поэтому множество простолюдинов и господ почти 40 лет верило, что он жив, и ждало его. Он вернется и будет править империей с мощью и господской силой, как делал это 33 года подряд».
Меж тем в Германии чудо возвращение Фридриха II все-таки произошло, и даже в нескольких местах сразу.
Лже-Фридрихи
История знает бесчисленные примеры появления обманщиков или сумасшедших, выдававших себя за того или иного властителя (или его наследника), если его смерть была окутана тайной, и имели при этом немалый успех. Роман Фейхтвангера «Лже-Нерон» рассказывает об исторически реальном авантюристе, а незаконченная драма Шиллера «Деметриус» рассказывала о судьбе Лжедмитрия, предположительно младшего сына царя Ивана IV Грозного. Некоторые слишком самонадеянные «воскресшие», как, например, появившийся на Сицилии Манфред или Конрадин в северной Италии, были быстро разоблачены. Однако если какой-нибудь рафинированный авантюрист умело использовал политическую ситуацию и тоску народа по какому-нибудь спасителю, он мог на некоторое время завоевать власть и уважение. В бранденбургской истории известен один подложный Вальдемар (герой одноименного романа Виллибальда Алексиса), который в 1348 году послужил инструментом будущего императора Карла IV против территориальной политики династии Виттельсбахов.
Подобную же благоприятную ситуацию в 1225 году использовал «граф Балдуин Фландрский», чей законный предшественник принимал участие в «крестовом походе» 1203/04 годов, а в 1205 году как император Константинополя (по милости Венеции) пропал без вести в борьбе с болгарами. К графству Фландрия, сохранявшему относительную независимость между Францией и Германией, относились как французские, так и немецкие ленные владения. Территориальные разногласия дочери Балдуина графини Иоганны и ее супруга с французским королем привели к длительным военным осложнениям, а их попойки должны были как всегда оплачивать горожане и крестьянство. Тогда-то и появилась легенда, что Балдуин вернется во Фландрию и принесет своему многострадальному народу мир благосостояние.
В 1225 году действительно объявился тот, кого так ждали, и даже сама графиня Иоганна несмотря на большое сходство с ее отцом колебалась намного дольше, чем следовало. После этого ему удалось завоевать уважение дворянства, и прежде всего городских цеховых ремесленников, стремящихся иметь своих представителей в городском правлении. Его авторитет возрос настолько, что ненавистная ему графиня вынуждена была просить о помощи своего противника, французского короля Людовика VIII. Меж тем, сам английский король предложил этому «Балдуину» заключить союз. Благородный обманщик, став неосторожным из-за скорых успехов, попался на допросе, учиненном Людовиком VIII. После этого его покинула «свита». Наконец, он несмотря на переодевание был узнан по дороге к Папе во Францию, взят в плен и осенью того же года повешен в Лилле. Простой же народ верил, что в образе этого авантюриста жертвой интриг своей властолюбивой дочери стал настоящий Балдуин, и еще долго оплакивал его кончину, не переставая одновременно надеяться на его возвращение. Свое веское слово в решении вопроса о подозрительном пришельце наряду с французским сюзереном мог сказать и немецкий (для так называемой имперской Фландрии). Поэтому тогдашнему имперскому наместнику Энгельберту Кельнскому было бы правильнее в соответствии с этим определять основную линию своей политики в союзе с Англией и противодействовать французским противникам «Балдуина», признав его. Но это было бы не в духе профранцузской генеральной линии Фридриха II, а значит, Лже-Балдуин через несколько месяцев должен был потерпеть крах.
Социальные неурядицы, возникшие вокруг этого «спасителя», в некоторых наиболее значительных городах Фландрии были лишь прелюдией к столетней вражде между мощными патрицианскими родами и негодующими массами социально обездоленных. Из экономически продвинутой Фландрии городская борьба вскоре перекинулась в Германию.
Там бюргеры важнейших и самых крупных городов до последнего надеялись на победу Штауфена, так как один только могущественный император или король мог гарантировать безопасность торговых улиц, этих жизненных артерий городского экономического организма. После 1250 года они вынуждены были отражать разбойничьи нападения князей. Из-за возникших таким образом «объединений» городов после 1254 года приобрел общенациональное значение «Рейнский союз городов». Между Цюрихом, Бременом и Любеком, Аахеном, Кольмаром и Мюльгаузеном в Тюрингии для восстановления спокойствия объединились более 70 городов, но церковные и светские князья примкнули к союзу с двойственными намерениями. Уже вскоре после 1257 года он был расформирован в связи с внутренней конкуренцией. И все же экономика некоторых городов выросла, что повлекло за собой дальнейшую социальную дифференциацию. На этой почве в последнее десятилетие 13 века выросли сильнейшие социальные конфликты, так как значительно выросло количество людей, оторванных от экономики и недовольных. После пагубного владычества крупных и мелких феодалов в период междуцарствия правление Рудольфа Габсбурга, поначалу столь радостно приветствуемое, не могло гарантировать мир и защиту прав. Несмотря на энергичные действия против отдельных разбойников дворянского звания. Значительное повышение налогового бремени, как, например, закон о «тридцатом пфенниге» (всеобщая сдача имущества в размере 3 1/3 процента) натолкнулось на жесткое сопротивление, прежде всего в эльзасских городах. После всего этого последний император остался в народной памяти навсегда связан с «добрыми старыми временами». То, что Фридрих II был отреченным от церкви «еретиком», практически не играло никакой роли перед лицом слабых сторон «поповского короля» Рудольфа.
Почти всеобщая атмосфера национального неудовольствия дала плодородную почву для легенды о возвращении демонического Штауфена. Как только какой-нибудь незнакомец выдавал себя за пропавшего императора, он тут же находил доверие и поддержку. Каких высот достигла эта готовность поверить в волшебное обновление штауфенской империи в 80-х годах 13 века, нельзя узнать из исторических источников, контролируемых в то время антиштауфенскими правителями. Кольмарские Анналы 1284 года лаконично повествуют о том, что еремит Генрих выдавал себя за Фридриха II. Хронист Детмар из более независимого города Любека рассказывает подробнее, что в 1284 году «император Фридрих» был по-дружески принят там и «простой люд» провожал его с почестями через весь город. Бургомистр, который много раз бывал при дворе с посольствами, говорил с ним уважительно, однако вскоре после этого чужак бесследно пропал. Действительно историческое значение приобрела только загадочная фигура, появившаяся в хронике под нижненемецким именем Тиля Колупа (верхненемецкое имя – Дитриха Хольцшу).
Возможно, «Фридрих», появившийся в Кельне вскоре после коротких «гастролей» в Любеке, и Тиль были одним лицом. Встреча в Кельне, однако, была намного менее дружелюбна, так как там против него сразу же выступили люди архиепископа. Во всяком случае он был высмеян и выдворен из города как сумасшедший. Горожане близлежащего города Нойс приняли его тем более сердечней. В этом небольшом городе, находящимся во вражде с архиепископом Кельнским, его повелителем, «возвратившийся император» смог многие месяцы по всей форме держать свой двор. Скупые заметки об этом «правлении» весьма противоречивы. Во всяком случае кажется нелогичным думать о человеке крестьянского происхождения или из ремесленной среды, который лишь внешне напоминал бы Фридриха II. Чтобы смочь сыграть роль самого великого правителя своего времени, не достаточно было только казаться «почтенным». По крайней мере необходимы были достаточно интимные знания об императорском дворе и владение многими иностранными языками. Письма к графам Брабанта и Голландии дошли до нас лишь в весьма сомнительных копиях, но исследователи, которые считают их подлинными, учитывая пышность стиля несомненно штауфенской канцелярии, предполагают, что в лице возвратившегося императора предстал один из без вести пропавших потомков династии. Ответ же графа Голландского (сына короля- противника Вильгельма!) жестко отмел все претензии «нежданного привидения».
Кроме того, грамоты дарения и «изъявления милости» в расчете на ответную финансовую помощь могли также исходить из Нойса. Все же архиепископ Кельнский позднее даже судился с аббатисой Бертой Эссенской из-за одной такой грамоты. Старых рыцарей, знавших императора еще со времени крестовых походов, «возвратившийся» должен был называть по именам и чествовать по их заслугам. Слухи о таких доказательствах бродили по стране. Итальянские города и маркграф фон Эсте послали гонцов, чтобы узнать подробности, а Салимбене в своей хронике (длящейся только до 1287)писал, что в 1284 году ожили надежды иоахимитов первого десятилетия после смерти Фридриха, связанные с пророчествами тибуртинской сивиллы. Английский хронист заметил в этот год: После того, как императорский трон более 32 лет пустовал, Фридрих II появился, чтобы взять свои права обратно. Многие, считавшие его Антихристом, были очень удивлены, так как считали его мертвым.
Таким образом нам представляется не таким уж невероятным рассказ страсбургского хрониста Элленгарда о том, что некоторые князья поддерживали Фридриха из Нойса только из ненависти к королю Рудольфу. Магдебургская хроника шеффенов даже называет имена: Фридрих Тюрингский, его брат Дицманн и его зять Генрих Брауншвайгский. Такой ход событий король Рудольф, который в 1285 году как раз собирался насильно принудить мятежные эльзасские города к уплате специального налога, не мог долго терпеть сложа руки. Он прервал осаду Кольмара и переехал на Север. Меж тем Тиль Колуп оставил свою «резиденцию», возможно, потому, что архиепископ Кельнский угрожал осадить город, а может быть, чтобы найти еще бoльшую поддержку у эльзасских городов. В Ветцларе, примкнувшем к союзу городов против Рудольфа Габсбурга 9 мая 1285 года, он был принят с почестями, однако когда король Рудольф появился перед городом, патриции – согласно официальному донесению – выдали его, не сопротивляясь. Только между делом в составленной неподалеку от Ветцлара грамоте короля Рудольфа упоминается о человеке, который выдавал себя за императора, был изобличен во лжи и ереси и тем самым заслужил смерть на костре. 7 июля 1285 года он был сожжен. Только на пытках, как заявляют менее авторитетные хронисты, он назвал свое имя: Тиль Колуп, в верхненемецких источниках «Дитрих Хольцшу». Так как крестьяне в 13 веке еще не носили фамилий, имя «Тиль Колуп» могло быть присвоено преступнику как дискриминирующее символическое имя. В исторической литературе оно, во всяком случае, утвердилось.
Так как образ сожженного за ересь плохо подходит крестьянину, то, возможно, имеет смысл ослабить узду фантазии и выйти за рамки строгих научных законов. Можно было бы предположить за этой маской пропавшего без вести сына короля Генриха (VII). Его мать, последняя из династии Бабенбергов, после 1251 года вышла замуж за короля Оттокара II Богемского, который присвоил себе Австрию и Штирию. Однако сыновья коронованного мятежника, исключенные из череды законных наследников, только в надежном убежище могли надеяться избежать не столь разборчивой истребительной политики папской партии. В таком случае возможно, что рожденному в 1234 году Генриху или (вероятно, умершему в 1252 году в Италии) старшему Фридриху тяжелое положение Рудольфа Габсбурга придало мужества сыграть роль возвращенного императора. Сильную поддержку любой из них мог получить по крайней мере у многочисленных вальденсов.