Не использовать для исследований с летальным исходом. 13 глава




— Мы? Кто «мы»? Кто будут эти люди?

Севилл небрежно заметил:

Мне кажется, мы забегаем немного вперед. Я не думаю, что Элизабет хорошо понимает свою роль в истории с этой собакой. Позволь мне задать один вопрос, Элизабет. Сегодня утром, перед тем как ты пришла сюда, где находился пес?

— В корпусе длительного содержания.

— Собака все еще в собственности университета? Элизабет еле сдерживалась.

— Да.

— Итак, формально, — продолжил Севилл, — уведя собаку из клетки без разрешения — а я предполагаю, что у тебя нет разрешения, и поправь меня, если я ошибаюсь, — уведя собаку из клетки, ты совершила действие, которое можно истолковать как кражу или попытку кражи.

— Нет, я так не думаю — я же привела его сюда. Что в этом плохого?

— Ты абсолютно правильно сделала, — ровно ответил Севилл. — Нужно было показать его доктору Новак. Животное находится под юрисдикцией главы Департамента, и она поступит с ним так, как сочтет нужным. Ты улавливаешь мою мысль?

Она улавливала. Почему Новак не скажет что-нибудь? Элизабет совершенно запуталась. Она повернулась к Новак:

— Я привела сюда Дамиана, потому что доверяла вам. Кажется, вам небезразлична его судьба. Вы поможете мне?

— Чего ты конкретно хочешь, Элизабет? — спросила Новак. — Ты просишь и беспокоишься о вещах, в которых недостаточно разбираешься. Очень сложно понять, чего ты требуешь и что я могу для тебя сделать.

— Я хочу защитить Дамиана от эксплуатации и жестокого обращения. — Элизабет многозначительно взглянула на Севилла. — Вот почему я пришла сегодня сюда — я не хочу просто отдать Дамиана кому попало, понимаете? Он доверил мне защищать себя… — Она умолкла, чувствуя себя в ловушке.

— Мы хотим того же самого, Элизабет. К чему весь этот шум? — сказал Севилл, присев на корточки в нескольких футах от собаки. Дамиан прижал голову к груди Элизабет, и она погладила его, словно утешая ребенка. — Почему бы тебе не показать нам, чему еще ты его научила? — Тон исследователя был таким вежливым, поза такой обезоруживающей, что Элизабет закусила губу.

Что еще я могу сделать? Какой у меня выбор?

Она ни на что не могла решиться.

Разговоры только помешают любым ее попыткам помочь Дамиану. Она даже не может обратиться в газеты. Если кто-нибудь ей и поверит — а это крайне сомнительно, — Департамент официально опровергнет все ее заявления, объявив их смехотворными. У нее нет доказательств. Она даже не догадалась сделать видеозапись и теперь проклинала себя за это. Ей придется с ними согласиться.

— Хорошо, — ответила она с неохотой, — но вы должны отойти подальше, он вас боится.

— Я понимаю.

Она отпустила Дамиана и встала. Новак вернулась за стол, а Севилл пересек комнату и прислонился к стене, сложив на груди руки.

Она пыталась, честно пыталась, но Дамиан молчал. Он понимал, чего она хочет, но задыхался, крутился и ходил взад-вперед на поводке: он был слишком встревожен, чтобы отвечать на вопросы. Внезапное появление Севилла, незнакомая обстановка в офисе Новак, гнев и напряжение Элизабет — все это нервировало пса, Элизабет поняла, в чем дело, и повернулась к Новак:

— Мне очень жаль, но Дамиан слишком нервничает. Я не могу заставить его работать. Простите, но, может быть, мы сделаем маленький перерыв, может, отвести его обратно…

Снова вмещался Севилл:

— Мы с Катариной на минуту выйдем. Успокой его, и попробуем еще раз. — Он показал на дверь, и Новак послушно поднялась. Элизабет поняла, что он хочет побыть с Новак наедине. Она смотрела, как они уходят, понимая, что выбора нет и нужно двигаться дальше, принимая все их подачки. Горькая злоба на Новак жгла ее, как холодная головная боль. Через несколько минут они вернутся и заберут у нее Дамиана.

 

Дамиан проводил мужчину взглядом, и ему стало намного легче. Внезапное появление Севилла ужаснуло его, несмотря на то, что нос его предупреждал: ученый где-то рядом. Теперь питбуль мечтал поскорее покинуть это место — он больше ни о чем не мог думать. Элизабет обнимала его, гладила и пыталась успокоить, но Дамиан лучше знал, что нужно делать.

— Дём, — сказал он, резко потянув ее к двери. Поводок не пускал его: девушка, казалось, не подозревала, что уйти будет Хорошо. В мире собак такое решение было простейшей, очевидной вещью.

Затем Единственная повела себя странно. Она опустилась перед ним, обхватила его морду и сжала так сильно, что ему стало неудобно. Она говорила с ним, слов он не понимал, но чувствовал ее волнение.

Его сердце разрывалось от желания успокоить ее.

Затем она тихо, напряженно произнесла:

— Веди себя хорошо.

Элизабет поднялась. Распахнулась дверь, и вошли Севилл с Новак. Взгляд, которым Севилл посмотрел на пса, был Плохой. При появлении Севилла в голове Дамиана возник смутный предупреждающий шепот, вспыхнули самые неприятные воспоминания о страданиях в лаборатории этого человека. В складках одежды ученого прятались ужасающие запахи анестетиков, крови и едва уловимый аромат страха.

Дамиан отступил назад, снова пытаясь бежать, но поводок не пускал его. Над головой загремел голос Севилла:

— Давайте посмотрим, как он работает. Элизабет подняла цветную карточку, ожидая ответа:

— Дамиан, что это?

Но Севилл стоял слишком близко, и Дамиан, пронизывая Элизабет умоляющим взглядом, чуть присел, взывая к ней о спасении. Элизабет посмотрела вниз, поймала его взгляд и лишь коротко сказала:

— Все в порядке.

Ее тон убедил его, что все далеко не в порядке. Севилл скрестил руки и смотрел на пса. Дамиан тоже отважился посмотреть на него. Шерсть его встала дыбом оттого, что он увидел в глазах этого человека. А Элизабет снова требовала, чтобы он работал:

— Мы должны это сделать, дружок.

Дамиан не мог понять, чего именно он боится, но мысль, что Севилл протянет руку и коснется его, невообразимо пугала его. Глядя на ученого и слыша за спиной голос девушки, он хотел работать, хотел заслужить похвалу, но не мог.

— Простите, он не может сейчас работать. Вы видите, как он напуган. Отойдите от него, пожалуйста.

— Сядь, Элизабет, мы должны обсудить детали, — ответил Севилл.

Она села — усталая и покорная. Новак заговорила первой:

— Я буду с тобой откровенна. Думаю, ты понимаешь свое положение. Пес принадлежит университету, конкретно — Исследовательскому центру, отдавшему его под мою ответственность. Я вынуждена назначить ему куратора с опытом и специальными навыками, учитывая важность проекта.

Элизабет сидела, обняв Дамиана за шею, и молчала.

— Существует множество обстоятельств, которые нужно учесть, Элизабет, — помимо твоих чувств. Однако доктор Севилл и я, мы оба склоняемся к мнению, что будет полезно ввести тебя в группу исследователей. Но ты должна понять, что придется держаться протокола. Это ясно?

— Ты понимаешь, что мы тебе предлагаем? — спросил Севилл.

Элизабет подняла на него взгляд.

— Да, я понимаю, что мне предлагают, все в порядке. Вы и будете главным исследователем, которому отдадут Дамиана.

— Я приглашаю тебя сотрудничать, но мне нужна уверенность, что ты будешь вести себя дисциплинированно. Ты не должна задавать вопросов, обсуждать или критиковать мои действия, что бы ни произошло. Я попрошу твоего совета, когда буду в нем нуждаться.

Дамиан заворчал от боли, когда пальцы Элизабет непроизвольно впились ему в шею.

— Я понимаю.

Дамиан посмотрел ей в лицо, и она ответила ему быстрой, ободряющей улыбкой.

— Кто знает о собаке? — спросил Севилл.

— Никто. Я не знала, кому можно доверять, поэтому сохранила все в тайне.

— Ты поступила правильно, Элизабет, — подала голос Новак. — Ты можешь сомневаться в методах доктора Севилла, но быстро освоишься, когда поближе познакомишься с его работой.

— Элизабет, — продолжил Севилл, — единственное важное условие этого проекта — полная конфиденциальность. Ничто из того, что будет происходить, не должно стать известно, пока мы не закончим работу. Если кому-нибудь об этом расскажешь, ты уйдешь из проекта в ту же секунду и собаку больше не увидишь. Я понятно выражаюсь?

Она кивнула.

— Хорошо. Я жду тебя завтра в десять утра.

— У меня лекция.

Молчание.

— Хорошо, я приду. Куда?

— Насколько я понимаю, ты знаешь, где моя лаборатория?

— Да.

Севилл мстительно наслаждался ее замешательством:

— Прекрасно. Там и увидимся.

Элизабет осталась сидеть. Невозможно, чтобы доктор Новак сейчас велела ей уйти, оставив Дамиана в руках Севилла. Невозможно.

— Спасибо, Элизабет. — Новак подошла к двери и взялась за ручку. — Ты можешь оставить собаку с доктором Севиллом.

Она медленно поднялась. Тело ее окаменело, она даже не могла понять, как себя чувствует. Дамиан тревожно ткнулся носом ей в ладонь. Поводок все еще был у нее в руках. Пес понял, что она его оставляет, и прижался к ее ногам, пытаясь уйти вместе с ней. Севилл взялся за поводок и с трудом удерживал пса возле себя.

Элизабет даже не заметила, что разговаривает с собакой:

— Нет, Дамиан, ты остаешься. Я обещаю, я вернусь, обещаю.

У двери она в последний раз оглянулась. Поводок Дамиана был намотан на руку Севилла, он крепко его держал. Дамиан перестал бороться и только смотрел, как она уходит. Его взгляд разрывал ей сердце.

— Люкс, стой! — услышала она его слова, и дверь за ней захлопнулась.

 

Глава 9

 

Бог собаки — человек.

Бёрнс

 

Выйдя из здания, Элизабет медленно шла в тусклом свете послеполуденного солнца. Отделенная завесой горя от студентов, снующих вокруг, она брела, не останавливаясь. Ноги привели ее в дендрарий — там она уселась на краю заросшего травой оврага и заплакала от отвращения к себе.

Она привела Дамиана прямо в руки Севилла. Она сама, сама все испортила. Нужно было сделать что-то другое. Нужно было украсть его, нельзя было доверять Новак. Нужно было пойти к Хоффману, сделать что угодно, только не то, что сделала она.

Девушка боялась идти домой. Она не сумеет скрыть отчаяние, дедушка все заметит. Элизабет знала, что Билл не станет ни о чем спрашивать, но могла поспорить: он будет утешать ее, скажет, что так даже лучше, и больше с Дамианом ничего не случится, он не станет отвлекать ее от занятий. Но какая может быть польза от таких утешений?

Элизабет заставила себя подняться, когда длинные тени, что долго подкрадывались к ней, перечеркнули наконец весь этот день, накрыв темнотой ее ноги. Она безжизненно встала, заглянула в овраг. Теперь его покрывала ранняя весенняя трава с яркими желтыми пятнами шотландского ракитника. Цветы навевали грусть, источали густой сладкий аромат. Оранжевый полынок и голубые люпины усеивали склоны. Но Элизабет, стоя в одиночестве у края обрыва, видела только безобразную, пустую яму, лишенную жизни.

 

На следующий день в десять утра она поднялась по лестнице на второй этаж факультета психологии. Возле двери Севилла она отдышалась и помедлила. Она не знала, что увидит внутри. Неважно, что она почувствует, — ей не следует делать ничего, что может рассердить Севилла или спровоцировать сцену. Если она сделает хоть одно неверное движение, это даст ему повод выкинуть ее из проекта, избавиться от нее раз и навсегда. Она будет, как Дамиан, терпеливо выносить все, что придется, пока не найдет выхода.

Не зная правил, принятых в лаборатории, она в нерешительности застыла у двери. Разумеется, к отцу она вошла бы не задумываясь, но к этому типу? Она помедлила еще немного и легонько постучала. Дверь открыл Том — с лицом бесстрастным и вежливым, как всегда. Он кивком поздоровался и пропустил ее внутрь.

«Ох, Дамиан, ты не дождешься от него помощи», — подумала Элизабет, уже прикидывая, кто из персонала Севилла может стать ее потенциальным союзником, а от кого, наоборот, стоит ждать неприятностей.

Севилл сидел за компьютером. Элизабет остановилась посреди комнаты, пока Том не кивнул на табурет и мягко не предложил ей присесть. Она села, решив не обращать внимания на маленькие игры психологов-бихевиористов. Но легко сказать, труднее сделать. Она уже кипела от негодования через четверть часа, когда Севилл оторвался от компьютера и сказал:

— Идем.

Она пошла следом за ним и помощником по коридору и вниз по лестнице, сердитая и озадаченная. По дороге Севилл заговорил с ней:

— Собака у меня дома — из соображений безопасности. Полагаю, ты не против работать там?

— А… нет.

— Отлично. Сегодня мы отвезем тебя, я хочу поговорить с тобой по дороге.

Дэйв был настоящим ценителем роскошных спортивных автомобилей, и Элизабет выросла, окруженная дорогими машинами. Помимо воли она восхитилась черным седаном, к которому они приближались. Она знала, сколько стоит такая вещь.

У него есть фамильные деньги. Он не зарабатывает столько, чтобы купить такую машину.

Ее усадили на заднее сиденье. Она удивилась, когда на водительское место сел Том. Севилл устроился с ним рядом и повернулся к ней:

— Я хочу знать, какие слова он уже знает и как ты его учила. Прежде всего нужно записать это на пленку. Очень жаль, что ты не делала записей с самого начала. И невозможно поверить, что до сих пор ты не привлекла ничьего внимания. — Он смотрел на нее в упор. Элизабет была уверена, что он пытается вызвать в ней неловкость, поэтому ответила ему таким же взглядом. — Нас ждет много работы в ближайшие недели, и поскольку пес привык работать с тобой, очевидно, что ты — лучшая кандидатура на роль инструктора. По крайней мере, сейчас. Твое расписание позволит тебе этим заниматься? Я понимаю, что в этом есть определенное неудобство, однако же, надеюсь, ты осознаешь всю важность нашего проекта.

Она с отвращением смотрела на него в упор.

У тебя был шанс, не так ли? А теперь Дамиан не станет с тобой работать, ты его никогда не заставишь. Ты, верно, считаешь себя крутым парнем, но пес делает это для меня, а не для тебя.

— Конечно, — тихо ответила она, — конечно, я буду приходить, когда потребуется. В конце семестра я получу диплом. Я собиралась отдохнуть летом, а осенью начать учебу в медицинской школе.

— Прекрасно. Я уверен, мы не отнимем у тебя много времени и определенно успеем до осени. Я высоко ценю твою заботу о собаке. Очевидно, ты привязалась к ней, это понятно. Однако тебе действительно не о чем волноваться. Я вырос с собаками, у отца было хобби — он тренировал английских пойнтеров, когда я был еще подростком. Каждую осень я сам езжу охотиться, у нас дома живут собаки. И во время работы через мои руки тоже прошло множество собак, так что я знаю, как с ними обращаться. Вместе с тем ты должна быть готова к тому, что я буду использовать технику, с которой ты незнакома. Вот здесь между нами должно быть полное взаимопонимание. Я предлагаю тебе возможность общаться с Дамианом; я зависим от твоего отношения и твоей помощи, я говорил об этом вчера. Но это важно, поэтому повторяю еще раз. Я хочу быть честным с тобой, поскольку, говоря откровенно, мне кажется, ты не совсем верно оцениваешь некоторые факты. Конечно, ты огорчилась, ты была достаточно сильно настроена против меня — каковы бы ни были причины, — раз пошла к доктору Новак жаловаться. Я пытаюсь быть честным: если у тебя есть ко мне претензии, сейчас самое время их высказать. Если ты считаешь, что не сможешь со мной работать, время сказать об этом.

Элизабет обдумывала его слова. Она ни секунды не сомневалась, что этот самонадеянный тип хочет выкинуть ее из проекта как можно скорее. Она мешает ему присвоить все заслуги. Сейчас она ему нужна, чтобы выяснить, как управлять этим джинном из бутылки, но, как только он заставит пса работать с ним, ее услуги больше не потребуются.

— Просто скажите, чего хотите добиться, и я постараюсь все сделать. Я не хочу создавать проблем, это никогда не входило в мои намерения.

Севилл одарил ее легкой улыбкой.

— Я рад это слышать. Мы поладим. Я требую от моего персонала еще кое-чего. Снова повторяю это специально для тебя. Во-первых, ты не должна ставить под сомнение мои действия, касающиеся работы, — никакие действия. Включая все, что касается этой собаки. Я не терплю таких вещей от моего персонала и не потерплю от тебя. Мне не договориться с человеком, которому я должен объяснять, что делаю, понятно? Второе — между нами должно быть определенное доверие. Если у тебя есть вопросы или ты видишь во время работы что-то непонятное, в подходящее время ты придешь с этим ко мне, а не к кому-то постороннему.

— Вы доверяете мне, доктор Севилл?

— Ты до сих пор не дала мне такой возможности. Сейчас, пока мы не узнали друг друга лучше, я могу предположить лишь одно — тебе небезразлична судьба пса. Для него же лучше, если он будет спокойным и послушным, не так ли? Любое поощрение неуместного поведения закончится плохо и для Дамиана, и для тебя. Поскольку ты работаешь на меня, Элизабет, ты должна делать то, что я говорю и когда я говорю. Ты можешь не всегда понимать то, что видишь, но любые колебания или демонстративное неповиновение с твоей стороны затормозят или сведут на нет чрезвычайно важную работу с собакой. Ты не можешь обсуждать мои действия. Пойми это. Ты понимаешь? Элизабет медленно кивнула. Они проехали остаток пути в молчании.

Дом Севилла располагался в огороженной зоне, где жила администрация университета. Каждый дом занимал два акра земли, все участки густо засажены елями и кедрами. Между деревьями обильно разрослись папоротник и черничные кусты. Элизабет знала, сколько зарабатывают медики, и утвердилась во мнении, что Севилл, должно быть, из весьма состоятельной семьи: он не мог бы жить здесь на одни доходы от исследований.

Том проехал перед домом, обогнул его слева и остановился у боковой двери в полуподвал двухэтажного строения. Она чуть не сказала ему спасибо, когда он снова открыл перед ней дверцу машины.

Будь я проклята, если скажу спасибо кому-нибудь, кто работает на этого урода. С возрастающим любопытством она смотрела, как Том отпирает входную дверь и отключает сигнализацию. Севилл стоял рядом, засунув руки в карманы, и ждал. Расправив плечи, она собиралась с силами, чтобы выдержать трудное испытание — снова увидеть Дамиана в руках Севилла.

Том вежливо произнес: «Сюда, мэм», — и это отвлекло ее от размышлений. Насколько она помнила, ее никто раньше не называл «мэм». Том, наверное, южанин, судя по легкому акценту. Ее удивлял молчаливый помощник Севилла. Он казался не просто студентом или аспирантом, а был больше похож на персонального секретаря или ассистента.

Она проследовала за мужчинами по коридору и оказалась под сводами помещения со звукоизоляцией — как будто в маленькую лабораторию переделали музыкальную студию. Здесь Севилл держал животных и проводил опыты, вдали от университета. Элизабет увиденное неприятно поразило.

Господи, неужели ему мало этого на работе?

Она поискала глазами Дамиана, но не увидела пса. Сердце ее забилось чаще, и усилием воли она попыталась успокоиться.

Слева от нее стоял стол со шкафами. У стены — устрашающий V-образный хирургический стол для животных, заставленный коробками и покрытый тонким слоем пыли. Чем же он тут занимается? Справа стоял письменный стол, напротив — странная кабинка. Элизабет вытянула шею, пристально вглядываясь туда. Раньше это явно была кабина звукозаписи — передняя стенка целиком из плексигласа, от пола до потолка. Другая стена — сплошная, с дверью и маленьким окном, прозрачным только с одной стороны. В окно направлена камера, а ниже установлен пульт управления оборудованием для видеонаблюдения. Комната, за которой предполагалось наблюдать, была вся белая и очень яркая.

Кем надо быть, чтобы устроить такое место в собственном доме?

Все это как-то подозрительно. На секунду Элизабет испугалась, что ее заманили в притон каких-нибудь сексуальных извращенцев, и тут же с мрачным юмором подумала: «Если бы все было так просто».

Севилл перешел к делу:

— Сначала я отправлю тебя туда одну и хочу, чтобы ты продемонстрировала нам стандартное взаимодействие, как во время своих обычных посещений.

— Что? Чего именно вы хотите?

— Веди себя как обычно. Я понятия не имею, как это может выглядеть, поэтому просто веди себя естественно и позволь нам это заснять.

— Хорошо. А где он?

Севилл подошел к панели управления и включил питание. Открыл дверь, она вошла внутрь и оказалась перед второй дверью — наподобие тех, что ставят в больших клетках для птиц. Дверь оказалась тяжелая, и девушке понадобилось несколько секунд, чтобы понять: заперто. Она обернулась к Севиллу, и тот протянул ей ключ.

Она смутилась, зная, что двое мужчин наблюдают за каждым ее движением. Севилл закрыл внешнюю дверь, она открыла внутреннюю и вошла в маленькую, пустую, сильно освещенную комнату. Сквозь плексигласовую стену ей был виден стол Севилла, похожий скорее на тень от стола. Маленькое окошко наблюдения изнутри оказалось зеркалом.

Господи, да кого он тут запирает и что с ними потом делает?

У нее скрутило живот. Дамиан лежал у противоположной от входа стены, под смотровым окошком — вот почему она его не видела, когда заглядывала внутрь. Поскольку звуки из лаборатории сюда не долетали, пес не мог знать, что она приехала, и ее появление стало для него полной неожиданностью. Он вскочил и прижался к ее ногам, зажмурившись от удовольствия.

— Эй, Ди, как ты тут поживаешь?

Они стояли посреди комнаты, и Элизабет опустилась на колени, но под его стремительным напором свалилась на пол. Она пыталась уклониться от собачьих поцелуев и тяжелых лап:

— Хорошо, хорошо! Успокойся!

Его бьющая через край радость без слов говорила, что пес пытается прийти в себя после тяжелейшего стресса. Она гладила его, успокаивая, тихо шептала что-то ему на ухо. Наконец он улегся перед ней, вытянув задние лапы, как лягушка, и оскалил зубы в улыбке. Она крепко обняла его могучую шею и вздохнула.

— Милый, милый Дамиан, злосчастная у нас с тобой судьба. От этого места у меня мурашки по коже. — Покосившись на маленькое окошко, она вспомнила, что Севилл записывает каждое ее движение и звук.

М-да.

Она села, размышляя о том, насколько вероятно, что Дамиан захочет работать в таких неприятных условиях.

— Ч-черт, я забыла принести игрушку, прости. А, вот! — С внезапным воодушевлением она сняла теннисную туфлю и стянула носок. Вывернула его, скатала — получился отличный мягкий мячик. — Смотри! — Она помахала им перед Дамианом. — Держи.

Элизабет бросила его через комнату, и Дамиан возбужденно погнался за носком. Схватив его лапами, он яростно трепал его, затем принялся дразнить ее, пока она не сгребла пса за шиворот и не забрала носок обратно. Она бросала этот носок еще несколько раз, пытаясь развлечь пленную собаку. Наконец Дамиан заскучал и улегся поперек комнаты, вежливо держа носок между лап и разжевывая его на нитки.

— Не могу поверить, что ты его сожрал, ты, бандит. — Элизабет простила ему носок — пес все-таки вынужден сидеть без игрушек в стерильной белой комнате.

Ей сильно не хотелось начинать работу — она боялась в такой обстановке провалить задание. Хуже всего, если Дамиан не станет отвечать. Пес должен работать с ней, иначе она не будет представлять никакой ценности для Севилла и он не колеблясь выгонит ее из проекта.

— Ладно, Дамиан, — сказала она, — давай поговорим. Понимаешь? Мы должны работать. Это важно. Мы будем работать здесь, сейчас.

Пес ухмыльнулся бульдожьей усмешкой, но хранил молчание. Она видела, как его взгляд нервно переместился на дверь, затем на плексигласовую стену. Севилл стоял у стола, скрестив на груди руки, и наблюдал за ними. Позади него маячил Том. Некоторое время пес покачивал головой из стороны в сторону, втягивая ноздрями воздух, затем повернулся к Элизабет и глуповато улыбнулся. Слегка помотал хвостом, очевидно, извиняясь.

— В чем дело, приятель? Я знаю, ты боишься, но все нормально. Они тебя не будут обижать — никто не будет, пока я здесь. Ты просто должен сосредоточиться на мне, Дамиан, и работать. Понятно?

Она уселась на цементный пол рядом с питбулем и осторожно стала гладить его шею и плечи. Со счастливым вздохом он устроился у нее на коленях. Он совершенно разомлел от удовольствия, когда она стала массировать ему мышцы на спине.

— Все хорошо, малыш, все хорошо, — бормотала она. Но пес все еще подрагивал. — Бедный мальчик, перепугался, — сказала она шепотом.

Она смотрела на мужчин и гадала, что же они тут делали с собакой, пытаясь выяснить, как заставить волшебную гусыню нести золотые яйца.

Чем они тут занимаются, хотела бы я знать?

 

Дамиан, как всегда, внимательно смотрел на Единственную, стараясь по мельчайшим изменениям в лице уловить ее желания. Она, как и другие люди, часто приводила его в замешательство — эти люди вообще странный вид, — и теперь он был сконфужен. Она хотела, чтобы он издавал звуки — здесь, в этом месте, хотя Голос говорил ему, что здесь очень Плохо. Она озадачила его — она ведь сама его научила, гораздо лучше, чем могла себе представить, — чтобы он никогда не разговаривал перед посторонними.

Он нарушил это правило вчера, ибо чувствовал, что это будет Правильно. Она отчаянно хотела, чтобы он работал, и он это сделал. Прямым результатом таких действий стало внезапное жуткое появление Севилла, девушка очень расстроилась, а через минуту Белая Боль забрал его от Единственной. На свой собачий манер Дамиан увидел связь между действием и его результатом. Но теперь он понял ошибку и не собирался ее повторять. Единственная снова с ним, и это Хорошо. Простая собачья мудрость гласила: если он будет работать в присутствии Белой Боли, тот заберет его от Единственной. В итоге он решил хранить молчание.

 

Если Дамиан откажется работать, Севилл выгонит меня. Один бог знает, что он тогда сделает с собакой.

Элизабет боялась — чем дальше, тем сильнее. Она обязана заставить Дамиана работать. Дверь открылась, и вошел Севилл. Он принес ламинированные карточки.

— Вот, — он помахал ими, — возьми это. Когда он начнет работать, покажи мне все, что он знает.

Она поднялась, чтобы взять карточки, и Дамиан тревожно встал с нею рядом, нервно отступив на несколько шагов. Видя такую реакцию, Элизабет поспешила его успокоить:

— Все нормально, Дамиан, он не сделает тебе ничего плохого.

Дамиан недоверчиво отвернулся от мужчины, глядя перед собой. Во всем его облике чувствовалось напряженное смирение. И генетика, и обстоятельства говорили ему: он не должен ни бежать, ни нападать на этого человека, нужно терпеть. Но собаки могут бояться будущего, как и люди. Элизабет взяла карточки и теперь ждала, пока Севилл выйдет. К ее полному смятению, ученый закрыл дверь изнутри и стоял у стены, скрестив руки.

— Прошу прощения, но я никогда не заставлю его работать в вашем присутствии. Он слишком вас боится. Он так напуган, что не может сконцентрироваться.

Севилл кивнул — довольно учтиво, но его слова разочаровали ее:

— Я понимаю, но пес должен работать в присутствии людей, это непременное условие. Мы не сможем досконально изучить его поведение, если ответы будут непостоянными. В будущем ему придется выполнять задания тренера в присутствии посторонних. Из этого можно сделать статью, Элизабет, и ты имеешь возможность взяться за это немедленно. — Он вышел в центр комнатки, все еще держа руки скрещенными на груди, и вздохнул. — Проблема, видишь ли, в позитивном закреплении, — сказал он, кивнув на собаку. — Поощрение предполагает, что животное хочет демонстрировать такое поведение, или работу, как ты это называешь. Но что, если оно не хочет? Как сейчас Дамиан. Что, если он не голоден или не в настроении, что бы его гладили? — Он улыбнулся, и девушка почувствовала, как по ее телу растекается леденящий ужас. — Наказание же, с другой стороны, работает всегда. Нет, прости, я должен сказать — почти всегда; вполне предсказуемое желание избежать негативной стимуляции. Это убирает все проблемы, присущие «поведению домашних животных», типичные проблемы, вроде той, что у тебя с этой собакой. А с мышью или, скажем, обезьяной ее бы не было. — Севилл помолчал, глядя на пса. — Я дам тебе шанс заставить его отвечать на вопросы в соответствии с твоими методами. Но говоря откровенно, я не могу и не хочу ждать вечно. Пока что делай что хочешь, но кто-нибудь — я или Том — всегда будет присутствовать, и пес должен отвечать с самого начала в таких условиях. Я думаю, ты сможешь этого добиться. Я ставлю все на свете доверие на твои способности.

У нее на языке уже вертелся ответ, когда она опомнилась. Он что, ставит ей ловушку? Это он серьезно — он действительно думает, что честно просить собаку работать в его присутствии, или пытается заставить спорить ее саму, чтобы разделаться с нею здесь и сейчас? Так или иначе, придется с ним согласиться.

— Это важно, Дамиан, — сказала она тихо, словно пес понимал каждое ее слово, — ты должен сделать это для меня. Белая Боль хочет, чтобы ты говорил. Я хочу, чтобы ты говорил. Ты сделаешь хорошо, если будешь работать.

Дамиан неловко переминался, не в силах выполнить то, чего она требовала. Ее требование ощущалось как неправильное. Он нежно ее любил, но она просила чего-то невообразимого. Элизабет не знала, не могла знать, что произошло между ученым и собакой. Самой сильной эмоцией в жизни пса был страх перед этим человеком. Страх, порожденный месяцами систематических пыток. Его могло вытеснить только что-то сильнее страха. Голос внутри Дамиана почти кричал, он был громче голоса Элизабет.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-10-12 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: