История Русской Церкви Проф. П. В. Знаменского
Период IV. Московское патриаршество (1589-1700 гг.).
Исправление богослужебных книг и обрядов до патриарха Никона.
Направление, в каком пошли эти исправления после Стоглавого собора, не изменялось до половины ХVII века. Книги правились с добрых переводов исключительно по славянским спискам и предавались печати со всеми ошибками и неисправностями последних, которые в печати становились еще распространеннее и тверже. Для предупреждения новых ошибок патриарх Гермоген установил при типографии особое звание книжных справщиков, которые должны были внимательно сверять печатаемые книги с лучшими списками, исправляя в случае надобности даже и эти последние. Но трудно было найти на первых порах и надежных справщиков. В московское разорение печатный двор сгорел, и издание книг на время даже вовсе прекратилось. По возобновлении его при Михаиле Феодоровиче исправление книг, по желанию царя, было возложено на известного троицкого архимандрита Дионисия, старца того же монастыря Арсения Глухого и священника подмонастырской Клементьевской слободы Ивана Наседку, человека начитанного, ловкого, хитрого и большого говоруна.
Новые справщики, более других образованные, повели дело весьма усердно и с попытками привлечь для сличения текстов даже греческие списки. Они начали с Требника и исправили его более чем по 20 древним, в том числе 5 греческим спискам. Ошибок нашли множество; в водосвятной молитве на Богоявление выпустили слово: «и огнем,» которое было прибавлено к словам: «Освяти воду сию Духом Твоим Святым»; исправили концы некоторых молитв, опустив в славословиях призывание того Лица Святой Троицы, к Которому обращена самая молитва; в других печатных книгах, которые подвергались их пересмотру, нашлись даже ереси, например в служебниках говорилось, что «Отец с Сыном воплотися»; особенно много неисправностей оказалось в церковном уставе, который в 1610 году был издан троиц-ким головщиком Логгином Коровою после при патриархе Филарете в 1633 году устав этот велено было предать сожжению. После полуторагодовой работы летом 1618 года справщики представили исправленный ими Требник местоблюстителю патриаршего престола митрополиту Ионе и тут же попали под суд. Иона, мелочно ревнивый к своей власти, был сердит на них, потому что они вели свое дело за его глазами, в Троицком монастыре, да и начато оно было самим царем без предварительного совещания с митрополитом; вероятно, он же настроил против справщиков сильную мать царя Михаила, старицу Марфу, жившую в Вознесенском монастыре. Нашлись у них недоброжелатели и среди высшего московского духовенства, обиженные тем, что им предпочли в этом деле Дионисия с товарищами. Со своей стороны, рады были посодействовать осуждению своего архимандрита и троицкие монахи, между которыми были недовольные своим святым настоятелем. Особенно рьяными обвинителями его на суде явились головщик Логгин, издатель упомянутого устава 1610 г., задетый за живое критикой справщиков, и уставщик Филарет. Логгин был голосистый и уважаемый чтец и певец, на один стих мог сложить распевов по пяти, хотя часто без смысла, так что, например, вместо «семени его» выходило «семени его». Дионисий со всею своею ласковостью указывал ему на его ошибки, но надменный головщик, избалованный общим удивлением своему голосу и искусству, только раздражался этими замечаниями и делал архимандриту разные грубости. Он сам был некогда справщиком и считал себя великим знатоком в богослужебном чине, а на Дионисия, как на монаха сравнительно молодого, смотрел презрительно. Дионисий, например, заставлял читать в церкви поучения святых отцов, часто сам читал
их и любил петь на клиросе; по мнению Логгина, во всем этом он вступался не в свое дело: «Знал бы ты, - говорил он, - одно, чтобы с мотовилом своим на клиросе болваном стоять».
Однажды во время чтения поучения он с бранью выхватил у Дионисия книгу и уронил аналой. Дионисий только перекрестился и молча пошел на клирос, а Логгин начал еще плевать на него, потом взял у него посох, изломал и бросил ему в лицо. Дионисий после этого всю заутреню проплакал перед иконой Богородицы. Так же не любил архимандрита Филарет, старик, живший у Троицы больше 50 лет, бывший 40 лет уставщиком и тоже превозносившийся обрядовой опытностью. По своему невежеству он даже впадал в ереси, думал, например, что Сын от Отца «не прежде век родися». Напрасно Дионисий увещевал обоих друзей, чтобы они не доводили его до доноса. Они сами предупредили его и донесли, что он уничтожил в молитвах Троицу и «Духа Святаго не исповедует, яко огнь есть.»
В июле 1618 года справщики были осуждены на соборе из высшего московского духовенства под председательством Ионы. Дионисий был отлучен от церкви и заточен в монастырь, где томили его в дыму на полатях, били, морили голодом, заставляли класть по 1000 поклонов на день. В праздники его таскали к митрополиту на смирение в цепях. Митрополит Иона после обедни сядет со властями за стол, а Дионисий до вечера стоит на летнем зное на дворе среди ругательств, пинков и тычков черни, сбегавшейся посмотреть на еретика, который хотел выводить огонь из мира. Сотрудник Дионисия Наседка как-то увернулся от заточения. Арсений томился в цепях на Кирилловском подворье; здесь он излил свою горечь в посланиях к боярину Салтыкову и любимцу Ионы, протопопу Ивану Лукъянову. Указывая на множество ошибок в книгах, он горячо обличал невежество тогдашних представителей духовенства, которые, по его словам, не знали ни православия, ни кривославия, да и ο благочестии воистину не болели. Через год в Москву приехал иерусалимский патриарх Феофан; после поставления Филарета в патриархи он принял участие в деле справщиков и засвидетельствовал невинность Дионисия. Полное оправдание справщики получили, впрочем, не ранее, как после присылки грамот от вселенских патриархов, которые единогласно утвердили, что слово «и огнем» в водосвятной молитве действительно лишнее. Иоанн Наседка выиграл больше всех товарищей; он сделан был ключарем Успенского собора и приобрел репутацию ученейшего мужа. Β 1626 году патриарх велел, наконец, вычеркнуть спорное слово из всех Требников. Но и после этого при освящении воды долго оставался обычай погружать в нее зажженные свечи; обычай этот отменен уже собором 1667 года.
Со времени патриарха Иосифа церковные исправления стали производиться в таких широких размерах, каких прежде не бывало ни разу. При печатном дворе к книжным исправлениям приставлены были Иван (в монашестве Иосиф) Наседка, протопоп церкви черниговских чудотворцев Михаил Рогов, архимандрит Силъвестр и некоторые другие духовные и светские лица. Но образованность этих справщиков и их приемы были также неудовлетворительны, как и прежних; оттого в изданных ими книгах допущено было множество неисправностей. Все старые спорные мнения ο двуперстии, об имени Исус, ο сугубой аллилуии, ο хождении посолонь, ο слове «истинного» в символе веры были возведены теперь на степень несомненных принадлежностей православия и внесены в книги самые употребительные: учебную и следованную Псалтири, Служебник, Требник, Малый Катехизис, Кириллову книгу и Книгу ο вере. Кроме этих собственно книжных справщиков, большое участие в церковных исправлениях принимали разные видные лица из духовенства, которые успели усилиться при бездеятельном патриархе. Главными из них были духовник царя Стефан Вонифатъев и ключарь Успенского собора, потом протопоп Казанского, Иоанн Неронов, люди до того сильные и при дворе, и при патриархе, что могли оказывать покровительство даже кандидатам на епископство, притом же люди передовые своего времени, которых уважали все более образованные лица, как например, митрополит новгородский Никон, образованный ревнитель благочестия боярин Федор Ртищев и другие. Как передовые люди, преобразователи, они в свое время произвели сильное движение в русском обществе. Не ограничивая своей исправительной программы деятельностью, какая шла на печатном дворе, они подняли но-вые вопросы ο церковном благочинии, об исправлении церковного пения и иконописания, об оживлении церковной проповеди, старались вместо прежнего многогласия в церковной службе ввести единогласие, вместо раздельноречного или хомового пения пение наречное. Никон выписал в Новгород киевских певчих и завел у себя хоровое пение по киевским и греческим напевам, которое так понравилось царю, что и он вызвал к себе таких же певчих.
Сам патриарх испугался таких нововведений и нарочно сносился ο них с константинопольским патриархом. Среди духовенства поднялся ропот, говорили, что «заводится ересь новая единогласное пение и людей в церкви учить, а преж сего людей в церкви никогда не учивали, учивали их втайне». Долгая неподвижность старого обряда была поколеблена, и началось быстрое преобразовательное движение. Скоро явились новые передовые люди с новой, еще более обширной программой исправлений и с новыми средствами для ее выполнения, после чего старые передовые люди остались позади и сами перешли на сторону приверженцев старины.
Β 1649 году в Москву приехали иерусалимский патриарх Πаисий¸ и образованный грек Арсений, учившийся в римской коллегии. Они первые указали на ошибки книжных справщиков и на несогласие русских обрядов с греческими. Смущенные этим, царь и патриарх Иосиф послали на восток для изучения греческих обрядов троицкого келаря Арсения Суханова, знавшего греческий язык. Посольство это было не в пользу греческих обрядов; принадлежа к числу людей, крепко заподозревавших чистоту греческого православия, Арсений выполнил свое поручение как раз в духе такой, почти тогда общей, подозрительности к грекам. Β 1649 году отправившись из Москвы вместе с патриархом Паисием, он доехал только до Ясс, где остановился Паисий, отсюда два раза снова возвращался в Москву и уже в 1651 году отправился далее. Во время второго приезда из Ясс он представил статейный список или отчет ο своем путешествии и ο своих беседах и прениях с греками, в котором рассказывал ο таких обрядовых отступлениях греков от православия, что совершенно поколебал православную репутацию востока у всех, кому это было теперь нужно. К довершению всего патриарх Паисий, уезжая из Москвы, оставил здесь Арсения, который мог быть выставлен живым образчиком еретичества греков, потому что, учась в Риме, отрекался от православия, обвиняем был даже в том, что в Турции принимал басурманскую веру. Патриарх Иосиф сослал его в Соловки. Но, несмотря на все это, мысль ο том, что исправления нужно производить непременно по греческим книгам и чинам, была принята в руководство еще при патриархе Иосифе. Тогда же в Москве нашлись и люди, способные встать во главе исправительных работ в этом новом направлении; то были ученые монахи из Киева, которых выписали оттуда в 1649 году как знатоков греческого языка, для исправления Библии и для вновь заведенного тогда же учительного Андреевского монастыря. Они открыли в этом монастыре ученое братство, стали заниматься переводами и преподавать желающим греческий язык, приняли участие и в книжных исправлениях; в 1650 году с их исправлениями был издан Шестоднев. Патриарх Иосиф, видя около себя начало какого-то нового движения, которое было еще менее ему понятно, чем прежнее, произведенное московскими протопопами, в последнее время совсем опустился и предоставил все дела Никону, который с увлечением схватился за мысль ο приведении русской обрядности в согласие с греческой. Престарелый патриарх чувствовал, что пора его прошла, боялся, что его скоро сменят с патриаршества, и умер с этими горькими мыслями.
Исправления при Никоне.
В патриаршество Никона книжные исправления окончательно получили новый греческий характер. Греки все чаще приезжали в Москву с обличениями. После патриарха Паисия посетил Москву бывший константинопольский патриарх Афанасий и тоже указывал патриарху на разные неисправления. В 1653 году воротился Арсений Суханов и представил царю и Никону записки ο своем путешествии, названные «Проскинитарием» Вместо того, чтобы представить отчет ο греческих уставах, он описал здесь, как и в статейном списке, одну только практику греческой обрядности, которая действительно была неудовлетворительна, отчасти вследствие мусульманского ига, тяготевшего над греками, отчасти вследствие упадка самой религиозной жизни в Греции. Но его старообрядческие отзывы ο греках уже не могли подействовать на патриарха. Занявшись сличением книг, Никон собственными глазами увидел их порчу. Β 1654 году в Москве был созван собор и признал исправление богослужебных книг и чинов совершенно необходимым. Решение этого собора вскоре было одобрено и в Греции, на соборе константинопольском. От имени последнего патриарх Паисий прислал в Москву послание с разрешением разных недоумений по части исправлений; послание это в 1655 году было напечатано Никоном при книге «Скрижаль,» содержавшей в себе обширное толкование на чин богослужения, переведенное с греческого языка. Β том же 1654 году приехал в Москву патриарх сербский Гавриил, а в 1655 году антиохийский Макарий, и тоже приняли участие в исправлениях. Патриарх Макарий вместе с другими восточными иерархами, бывшими в Москве, при обряде православия (1656 г.) в Успенском соборе произнес на двоеперстие осуждение и предал упорных его приверженцев анафеме. Между тем для руководства в книжных исправлениях в Москву отовсюду свозились древние книги. Арсений Суханов, снова отправленный на восток, в 1655 году привез оттуда до500 древних книг, да около200 прислали разные восточные иерархи. Начальным человеком по исправлению книг назначен был один из киевских ученых монахов, Епифаний Славинецкий; а помощником его Никон сделал вызванного из заточения Арсения Грека. Самая живая деятельность закипела на печатном дворе; не проходило года, чтобы не издавалось по нескольку вновь исправленных или вновь переведенных книг.
Очутившись в обидном положении людей отсталых, старые деятели придирчиво следили за действиями новых и предавали их безусловному порицанию. К ним примкнули еще разные приезжие в Москву их знакомцы, протопопы Аввакум из Юрьева, Даниил Костромской, Логгин Муромский, священник Лазарь Романовский. Одни из них подавали царю челобитные, умоляя защитить церковь от ересей, другие ходили на печатный двор бранить справщиков и все при всяком удобном случае открыто и грубо хулили патриарха, сами напрашиваясь на опасное столкновение с крутым первосвятителем. Начались аресты, истязания и ссылки. Один из архиереев, Павел Коломенский, за противоречие Никону на соборе 1654 года был лишен сана и сослан в новгородские пределы; Иоанн Неронов лишен скуфьи и сослан в Каменский монастырь, Даниил и Логгин расстрижены и сосланы, первый в Астрахань, второй в Муром, Аввакум сослан в Тобольск, потом на Лену, Лазарь тоже в Тобольск; уцелел один только уклончивый придворный протопоп Вонифатьев. Патриарх много вредил своему делу тем, что вел его слишком круто, без объяснений, одним авторитетом своей власти и возбуждал против себя много чисто личного раздражения. Даже между коноводами староверов нашелся человек, который оказался в числе противников патриарха из одной личной обиды и недоразумения; это был Неронов. Когда дело исправлений одобрено было на новом московском соборе 1656 года, изрекшем проклятие на неповинующихся церкви Божией, Неронов принес покаяния, сознаваясь, что доселе считал исправления личным делом одного патриарха, но что противником самой церкви быть не желает.
Никон благодушно относился к тем, которые изъявляли ему покорность обласкал Неронова, терпеливо выслушивал его укоризны за старое, даже снисходил его привычке к старым книгам: «обои де добры, все де равно, по коим хочешь, по тем и служишь.» Протест против новшеств распространился потом в массе народа и получил здесь еще более опасные размеры. Непривычные для слуха изменения в тексте церковных чтений и новое пение, запрещение двоеперстия, четвероконечный крест на просфорах все это сильно смущало народ, у которого привязанность к внешности богослужения была, разумеется, еще грубее, чем у его учителей. Β 1654 году патриарх возревновал об исправлении иконописания, объявил строгие наказания всем мастерам, которые будут отступать от древних подлинников, стал преследовать иконы, написанные по латинским образцам, велел их соскабливать и так носить напоказ по улицам, а в 1655 году в неделю православия торжественно предавал их даже проклятию и собственноручно в соборе разбивал об пол; все это представлялось народу не чем иным, как иконоборством. Как раз к этому времени подоспели тяжкие народные бедствия, война с Польшей и моровая язва и, разумеется, приписаны были гневу Божию за отступление от веры. Из Москвы волнение разошлось по областям, где много содействовали ему ссыльные противники патриарха. Новоисправленных книг не приняли во многих местах.
Строгости против ослушников только еще более усиливали волнение, развивая в изуверах мысли ο мученичестве за веру и ο последних временах. Давнишняя мысль ο кончине мира нашла теперь самое удобное время для своего развития; для большего уяснения ее недавно явились подходящие материалы в сочинениях, которые шли из западной Руси, в Книге ο вере и Кирилловой. Β западной Руси антихрист представлялся в лице папы, от которого пошел соблазн унии; это же представление ο латинстве, как духе антихриста, перешло и в Московскую Русь. И вот все новшества Никона стали объяснять латинством, говорили и писали, что православные сложились с униатами, малороссами и греком Арсением, который учился в Риме. Намечен был и год, которого с трепетом нужно ждать православным, год 1666, по числу, еже от антихриста. Во время 8-летнего отсутствия патриарха староверы до того усилились, что успели возвратить из ссылки самого рьяного своего вождя Аввакума. Фанатический страдалец за старую веру имел много сильных поклонников. Сам царь принял его с лаской, уговаривал соединиться с церковью и своей добротой едва не смягчил фанатика, так что он, по его собственному признанию, едва укрепился против духа антихристова. Но, укрепившись, он начал с еще большим фанатизмом действовать против исправлений. Его снова отправили в ссылку на Мезень. Β то же время заговорили и другие ревнители. Дьякон Благовещенского собора Феодор рассылал жаркие послания ο правой вере и пришествии антихриста; златоустовский игумен Феоктист тоже написал сочинение об антихристе; поп суздальский Никита сочинил обширную раскольническую челобитную.
Β разных местах появились проповедники против Никоновских новшеств из уважаемых народом пустынников и подвижников, в Костромских пределах чернец постник Капитон, в Нижегородской области строгий пустынник Ефрем Потемкин и старец Аврамий, в Сибири чернец Иосиф Истомин и многие другие. Сторону староверов принял даже один архиерей, Александр Вятский. Неронов, принесший было покаяние, снова пристал к староверам.
Одобрение Никоновых исправлений собором 1666 года и отделение раскола от Церкви. Наконец наступил страшный 1666 год, ознаменованный действиями великого московского собора. Одобрив совершенные доселе церковные исправления, собор этот произвел суд над главными их противниками; Александр Вятский, Ефрем, Никита, Неронов и Феоктист принесли покаяние и получили разрешение; нераскаянные Аввакум, Лазарь, Феодор преданы анафеме и сосланы в дальние ссылки. Потом приехали патриархи, и в 1667 году великий собор в их присутствии снова подтвердил прежние постановления и скрепил их клятвою против тех, которые их не примут и будут противниками церкви. Собор коснулся и главной опоры староверов Стоглава, отменил его клятву на троеперстие и на трегубую аллилуию, осудил также житие Евфросина. После этих определений упорные староверы явились уже раскольниками и произошло их решительное отделение от церкви. Так появился раскол одно из выразительнейших явлений русской религиозной жизни. Представители нравственных сил древнего общества, протопопы, попы, настоятели монастырей, уважаемые начетчики взволновали всю Русь, героически шли против рожна, лезли на костры из-за чего? Из-за старины, древлего благочестия и древлего обрядового безнарядья, ο которых новое благочестие дало в 1667 году соборный отзыв, как «о простоте и невежестве.»
Оживленная после продолжительного застоя, церковная жизнь стала исправлять обряды, вносить в них дух и мысль, поставила вопрос ο религиозном образовании. Ревнители древлего благочестия восстали против всего этого, выставив на своем знамени безусловное отрицание всяких новшеств, но отрицание без положения, с одним голословным: «До нас положено лежи оно так во веки веком; православным нужно помереть за один аз.» Раскол отделился от церкви не вследствие движения в какую-нибудь свою сторону от течения общей исторической жизни церкви, а именно вследствие своей косности, неспособности следовать за жизнию церкви. Отрекшись от движения, он остался окаменелостью, историческим памятником древней жизни и древлего благочестия со всею их мертвой обрядностью, привязанностью к азам и со всею порчей этих азов.