75. Буквально — сад св. Михаила (orto — сад). Позже, между 1327 и 1404 гг., Симоне Таленти здесь была построена церковь св. Михаила в саду (San Michele in Orto, или Or San Michele), два верхних этажа которой служили в качестве городских хлебных амбаров на случай голода или войны.
76. Приор в церковном мире — настоятель монастыря или церковного прихода. Все хронисты называют Нери Абати виновником пожара.
77. Пожар произошел 10 июня 1304 г.
78. Хронист Джованни Виллани (умер в 1348 г.) сообщает, что пассивность Корсо Донати объяснялась тем, что у него в это время был приступ подагры.
79. Не в Рим, а в Перуджу, где в это время находился папа.
80. Деревня в двух милях от Флоренции, близ Синьи.
81. Толозетто Уберти был гибеллином, управлявшим Пистойей в должности капитана.
82. Стинке — подземная тюрьма во Флоренции.
83. В 1306 г. новые знамена не выдавались.
84. Эти названия возникли позднее (не в 1306 г.).
85. Т. е. к должности подеста и капитана народа добавили должность исполнителя справедливости (esecutore di giustizia).
86. Пьеро Бранка в октябре 1308 г., когда происходили эти события, был подеста, а не капитан народа.
87. Каталонские наемники были приведены в Тоскану в 1305 г. Робертом Анжуйским, будучи на службе у Флоренции и Лукки, вели войну с Пистойей, которую я завоевали для Флоренции (см. о контадо кн. II, прим. 56).
88. Это решение было принято 27 августа 1311 г.
89. 24 декабря 1311 г. ему была предоставлена синьория над Флоренцией.
90. Фактически 42 дня (с 19 сентября по 31 октября 1312 г.).
91. С Федериго III Арагонским (см. кн. I, прим. 109).
92. Угуччоне стал синьором Пизы в октябре 1313 г., синьором Лукки в июне 1314 г.
93. Пьеро, граф ди Гравина.
94. Битва произошла 29 августа 1315 г.
95. Франческо делла Фаджола.
96. Бертран дель Бальцо, зять Роберта Анжуйского.
97. Ландо Бекки из Губбио был приглашен во Флоренцию в 1316 г.
98. «Исполнителя справедливости» (см. кн. II, прим. 84), позднее эта должность стала именоваться барджелло (или капитан справедливости).
99. Екатерина, дочь Альберта I Габсбурга.
100. Фактически — после ее отъезда из Флоренции и прибытия в Неаполь в октябре. 1316 г.
101. Так было дважды: в октябре—ноябре 1316 г. и декабре 1316—январе 1317 г.
102. В апреле 1316 г.
103. О нем см. кн. I, прим. 114.
104. Синьория (или тирания) с XIV—XV вв. стала новой формой правления в итальянских городах-государствах, сменив республику. Во главе государства становился какой-либо род, захвативший власть или формально получивший ее от республики (в отличие от феодальной сеньории, вручаемой какому-либо лицу королем). Некоторые синьории перерождались затем в региональные абсолютистские государства.
105. См. кн. II, прим. 18.
108. Здесь использован юридический термин (лат. sibi princeps) юриста Бартоло да Сассоферрато в переводе на итальянский (principe di se stesso) — суверенный государь.
107. Военные действия в Луниджане Каструччо вел в 1321 г., осаду Прато с 1323 г. О нем написано сочинение Макьявелли «Жизнь Каструччо Кастракани да Лукка»..
108. Пенноньер — знаменосец (прапорщик), от реппо — вымпел, флажок; так же как гонфалоньер — знаменосец, от gonfalone — знамя, хоругвь (см. кн. II, прим. 45)
109. Каждые два месяца.
110. В октябре 1323 г.
111. Точнее, на 42 месяца.
112. Избирательная сумка, или мешок (borsa), обычно кожаный; отсюда imborsazione — помещение в мешок (сумку) записок с фамилиями кандидатов.
113. Выборы по жребию производились путем извлечения этих записок из сумки вслепую. Эта процедура именовалась squittinio (выборы жеребьевкой).
114. Речь идет о Галеаццо Висконти, правителе Милана, и Пассерино Бонакосси. синьоре Мантуи.
115. В декабре 1325 г.
116. В Сицилии он был занят военными действиями не в 1325 г., а в мае 1326 г.
117. Герцог Афинский, Готье де Бриенн, родственник французских и неаполитанских королей, был послан во Флоренцию в 1326 г.
118. В марте 1327 г.
119. Флоренция овладела Пистойей в январе 1328 г. по соглашению с пистойскими изгнанниками. Синьория Каструччо в Пизе была установлена в апреле 1328 г. Осада Пистойи Каструччо происходила в мае 1328 г.
120. В апреле 1329 г.
121. Приобретение Пистойи — в 1331 г., Кортоны — в 1332 и Ареццо — в 1337 г.
122. См. кн. I, прим. 124.
123. Джотто ди Бондоне родился в 1266 г. (или 1276 г.), умер в 1337 г. Главные его работы — фрески в церкви Сайта Кроче (Святого креста) во Флоренции, в церкви Сан Франческо в Ассизи, в Капелле дель Арена в Падуе.
124. Точнее — Сайта Репарата — кампанилла (колокольня) Джотто кафедральной церкви Флоренции Сайта Мария дель Фьоре (св. Марии с лилией — символом Флоренции), бывшей церкви Сайта Репарата.
125. Правители (rettori) — главные должностные лица коммуны: гонфалоньер справедливости, подеста, капитан народа, исполнитель справедливости и др. (см. кн. II, прим. 45, 85, 98).
126. Оба они были подвергнуты большому штрафу.
127. 2 ноября 1340 г.
128. Один из наиболее видных сторонников господствующей партии.
129. Т. е. в Ольтрарно (Oltrarno — «Заарно», «заречье»), как этот район именуется и поныне.
130. Мост Рубаконте получил свое название по имени подеста Рубаконте да Манделло, который в 1237 г. заложил первый камень в его строительство, проводившееся под руководством архитектора Лапо. В 1371 г. на мосту выстроили небольшую церковь Сайта Мария делле Грацие, по которой мост затем получил наименование Понтеалле Грацие. Недалеко от него находится Виа деи Барди (улица Барди).
131. Лукка в 1331 г. перешла от Герардино Спинола к Иоанну, королю Чехии; от него — к Росси ди Парма и затем в 1335 г. — к Мастино делла Скала.
132. Согласно условиям соглашения 1332 г.
133. И, кроме того, в том же 1337 г. приобрели Ареццо.
134. Венеция приобрела в 1339 г. только Тревизо и некоторые земли Тревизской марки, но не Виченцу.
135. Висконти владели Пармой лишь в 1336 г. В 1341 г. город находился под властью Да Корреджо.
136. В июле 1342 г.
137. Готье де Бриенн, герцог Афинский, был провозглашен хранителем и протектором города Флоренции и его законов (conservatore e protettore) 1 июня, а капитаном 1 августа 1342 г. В его руках была сосредоточена административная власть, распоряжение финансами и иностранными делами.
138. Медичи был обвинен в подкупе, взяточничестве и измене, Руччелаи и Альтовити — во взяточничестве.
139. Имеется в виду «жирный народ» (см. кн. II, прим. 15), по своей социальной иерархии занимавший среднее положение между грандами и низами.
140. Минориты (лат. fratres minores — «меньшие братья»), или францисканцы, орден, основанный Франциском Ассизским, формально был утвержден папой Иннокентием III в 1215 г. Церковь Сайта Кроче была францисканской, так как, по преданию, была основана Франциском Ассизским. Строительство было начато в 1295 г. Проект приписывается Арнольфо ди Камбио.
141. Парадная лестница с большой площадкой, откуда зачитывались декреты или делались сообщения. Поэтому она условно и называлась трибуной (la ringhiera).
142. Знамя народа (gonfalone del popolo) было символом власти гонфалоньера справедливости (см. кн. II, прим. 45). Уничтожение этого знамени означало ликвидацию республики.
143. Дворец богатого горожанина Филипетри.
144. Возможно, что это было сделано фактически, формальной отмены Установлений справедливости (см. кн. II, прим. 48) не было.
145. Черреттьери Висдомини (Visdomini, у Макьявелли не совсем верно — Bisdo-mini) — флорентиец.
146. Низы, плебс (plebe) — прежде всего массы бедных ремесленников, наемных рабочих, учеников цехов. Герцог Афинский демагогически использовал их естественный протест против богатой верхушки общества.
147. Т. е. гранды, «жирный народ» и «тощий народ».
148. Альтовити, Магалотти, Строцци и Манчини принадлежали к «жирному народу», а не к грандам; Донати, Пацци и Кавиччули — к грандам. Адимари также был гранд.
149. Во Дворце синьории, или в Старом дворце (см. кн. II, прим. 40).
150. См. кн. II, прим. 82.
151. См. кн. II, прим. 124.
152. Отряды прибыли из Сиены, Прато, Сан-Миниато; во главе одного из отрядов стояли братья Баттифолле — Симоне (граф Поппи) и Гвидо.
153. См. кн. II, прим. 145.
154. 6 августа 1343 г.
155. Граф Симоне да Баттифолле (см. кн. II, прим. 152).
156. После изгнания из Флоренции герцог Афинский отправился в Болонью, Венецию, затем на юг Италии и, наконец, во Францию, где в 1356 г. сложил голову в битве при Пуатье.
157. Кастильон Фьорентино.
158. Колле Валь д'Эльза.
159. В Ольтрарно.
160. См. кн. II, прим. 11 и 130.
161. Ольтрарно. Там засели Барди, Маннелли, Нерли, Росси и Фрескобальди.
162. См. кн. II, прим. 48.
163. Очевидно, речь идет о периоде с 1347 по 1349 г., когда были изданы декреты гвельфской партии.
164. Джованни Боккаччо (1313—1375 гг.), автор «Декамерона»; в начале произведения описывается чума во Флоренции в 1348 г.
КНИГА ТРЕТЬЯ
I
Глубокая и вполне естественная вражда, существующая между пополанамн и нобилями и порожденная стремлением одних властвовать и нежеланием других подчиняться, есть основная причина всех неурядиц, происходящих в государстве. Ибо в этом различии умонастроений находят себе пищу все другие обстоятельства, вызывающие смуты в республиках. Именно оно поддерживало раздоры в Риме, и оно же, если позволено уподоблять малое великому, поддерживало их во Флоренции, порождая, однако, в обоих этих городах различные последствия. Противоречия, возникавшие с самого начала в Риме между народом и нобилями, приводили к спорам; во Флоренции они выливались в уличные схватки. В Риме им ставило пределы издание нового закона, во Флоренции они заканчивались лишь смертью или изгнанием многих граждан. В Риме они укрепляли военную доблесть, во Флоренции она из-за них бесповоротно угасла. В Риме от равенства граждан между собою они привели их к величайшему неравенству; во Флоренции от неравенства они низвели их к равенству, вызывающему лишь горькое изумление. Это различие в следствиях следует объяснять различием в целях, которые ставили себе оба народа. Ибо народ римский стремился пользоваться той же полнотой власти вместе с нобилитетом, флорентийский же народ хотел править государством один, без участия нобилей. И так как стремления римского народа были более разумны, нобили легче переносили чинимые им обиды и большей частью уступали, не прибегая к оружию, так что после некоторого спора издавался по общей договоренности закон, и удовлетворявший народ, и сохранявший за нобилями их прежнее положение в государстве. Напротив, устремления флорентийского народа были столь же оскорбительны, сколь и несправедливы, так что дворянство старалось защищать себя, увеличивая свои военные силы, а из-за этого гражданская распря кончалась кровопролитием и изгнанием побежденных. Законы же, издававшиеся после нее, имели целью отнюдь не общее благо, а только выгоду победителя. Такое положение вещей приводило еще и к тому, что победы римского народа укрепляли в нем гражданский дух, ибо, получая возможность занимать государственные должности, командовать войсками иуправлять завоеванными землями наравне с аристократами, люди из народа преисполнялись теми же добродетелями, и государство в усилении гражданского духа черпало все новую и новую мощь. Но когда во Флоренции побеждали пополаны, нобили не допускались к должностям, и если они желали быть снова допущенными к ним, им приходилось не только уподобиться простому народу и в поведении своем, и в чувствах, и во внешнем обиходе, но и казаться всем такими. Отсюда — изменение фамильных гербов, отречение от титулов, к которым нобили прибегали для того, чтобы их можно было принять за людей простого звания. Так и получилось, что воинская доблесть и душевное величие, свойственные вообще нобильскому сословию, постепенно угасали. В народе же их никогда не было, и потому они не могли в нем возродиться, так что Флоренция становилась все слабее и униженнее. Однако добродетели римские с течением времени превратились в гордыню, и дошло до того, что Рим мог существовать лишь под властью самовластного государя. Флоренция же оказалась в таком положении, что мудрый законодатель мог бы установить в ней любой образ правления.
При чтении предыдущей части моего труда легко убедиться в правильности моих утверждений. После того как показано было, как возникла Флорентийская республика, на чем основывалась ее гражданская свобода и что вызывало в ней раздоры, после того как мы рассказали, каким образом разделение флорентийского народа на партии привело к тирании герцога Афинского и крушению нобильского сословия, остается поведать о вражде между пополанами и низами и о различных вызванных ею событиях.
II
После того как нобили были принижены, а война с архиепископом Миланским закончена, казалось, что во Флоренции не осталось уже никаких причин для волнений. Но злая судьба нашего города и несовершенство его гражданских установлений породили вражду между семействами Альбицци и Риччи, каковая разделила Флоренцию так же, как ранее разделила ее борьба между Буондельмонти и Уберти, а затем между Донати и Черки. Папский престол, находившийся тогда во Франции, и императоры, пребывавшие в Германии, дабы сохранить свое влияние в Италии, в разное время послали туда немалое число солдат различных национальностей, так что в то время, о котором сейчас идет речь, там были англичане, немцы, бретонцы. Войны между тем закончились, и они оказались без заработка, а потому стали возникать отряды наемников,[1] вымогавших деньги то от одного государя, то от другого. В 1353 году[2] один из таких отрядов под началом провансальского сеньора Монреаля[3] появился в Тоскане, нагоняя ужас на все тамошние города, и Флоренция не только набрала войско за счет государства, но вооружились также ради личной безопасности многие частные граждане, между прочими Альбицци и Риччи.
Семейства эти пылали друг к другу враждой, и каждое только и помышляло о том, как бы сокрушить другое и захватить в республике верховную власть. Впрочем, до вооруженных столкновений между ними еще не доходило, они только оскорбляли друг друга во всех магистратурах и на советах. Когда все в городе оказались вооруженными, случайно возникла какая-то незначительная перепалка на Новом рынке, куда, как это всегда бывает в подобных случаях, сразу сбежался народ. Суматоха усилилась, и семейству Риччи кто-то сообщил, что на его людей нападают Альбицци, а семейство Альбицци получило сведения, что на него двинулись Риччи. Весь город поднялся на ноги, и магистратам с великим трудом удалось обуздать оба семейства, так что схватка, слух о которой распространился случайно и безо всякой их вины, не произошла. Но случай этот, сам по себе пустяковый, еще усилил их взаимное ожесточение, и они принялись, как только могли, набирать себе побольше сторонников. Поскольку с крушением грандов все граждане пребывали в таком равенстве, что чтили должностных лиц республики более, чем когда-либо до того, оба семейства решили попытаться достичь верховной власти в республике законным образом, не прибегая к схваткам между своими сторонниками.
III
Выше мы рассказывали о том, как во Флоренции после победы Карла I правление перешло к гвельфам, каковые получили немалую власть над гибеллинами. Однако с течением времени, после многих новых событий и новых раздоров, все это настолько позабылось, что теперь немало потомков прежних гибеллинов занимали самые высокие должности в государстве[4]. И вот Угуччоне, глава семейства Риччи, поднял вопрос о восстановлении закона против гибеллинов, в числе которых по общему мнению были и Альбицци, которые, происходя из Ареццо, уже с давних времен переселились во Флоренцию. Угуччоне рассчитывал, что, восстановив этот закон, можно будет отстранить людей из дома Альбицци от всех должностей, ибо, согласно ему, каждый занимавший государственную должность гибеллин подвергался осуждению. Замысел Угуччоне был сообщен Пьеро, сыну Филиппе из рода Альбицци, который решил содействовать ему, опасаясь, что в случае сопротивления его обвинят в гибеллинстве. Таким образом, закон этот, восстановленный благодаря честoлюбивым замыслам дома Риччи, не только ничего не отнял у Пьеро дельи Альбицци, но усилил уважение к нему, став, однако, источником величайших бедствии. Самый опасный закон для государства тот, который заглядывает слишком далеко в прошлое. Так как Пьеро поддержал этот закон, та мера, которой его враги старались преградить ему путь к возвышению, только облегчила этот путь. Став руководителем этого нового порядка, он с каждым днем приобретал все больше власти, ибо новые гвельфы поддерживали его как никого другого.
Так как не существовало должностного лица, уполномоченного разыскивать гибеллинов, изданный против них закон не мог применяться. Пьеро позаботился о том, чтобы розыски гибеллинов поручены были капитанам гвельфской партии, которые, установив, какие граждане являются гибеллинами, должны были официально предупредить их, чтобы они не пытались занимать какие бы то ни было должности под страхом осуждения, если они не подчинятся этому предупреждению. Отсюда и пошло, что все те, кому во Флоренции запрещено занимать государственные должности, называются «предупрежденными».[5] С течением времени своеволие капитанов в этом отношении настолько увеличилось, что они стали без зазрения совести предупреждать не только тех, кто действительно подпадал под этот закон, но вообще любых граждан по прихоти своей, жадности или из честолюбия. С 1357 года,[6] когда введен был этот порядок, к 1366 году предупрежденных насчитывалось уже более двухсот человек, а капитаны и партия гвельфов стали в городе всемогущими, ибо каждый, боясь попасть в число предупрежденных, старался всячески их улестить, особенно вождей, коими были Пьеро Альбицци, мессер Лапо да Кастильонкио и Карло Строцци. Их поведение возмущало весьма многих, а наглость семейства Риччи — более всех других, ибо их считали виновниками этого безобразия, которое, с одной стороны, было гибельно для государства, а с другой, помимо их воли, содействовало все большему возвышению противников Альбицци.
IV
Вот почему Угуччоне Риччи, будучи членом Синьории, решил положить конец злу, вызванному им же и его сородичами, и по его предложению принят был новый закон,[7] по которому к шести уже имеющимся капитанам добавлялось еще три, причем два из них назначались из младших цехов, и, кроме того, устанавливалось, что каждое обвинение какого-либо гражданина в гибеллинстве должно получить подтверждение специально для того назначенных двадцати четырех граждан-гвельфов. Предосторожность эта на некоторое время обуздала своеволие капитанов, предупреждения почти прекратились и предупрежденных стало теперь гораздо меньше. Тем не менее обе партии — Альбицци и Риччи — бдительно следили друг за другом и из взаимной ненависти чинили препятствия всем государственным начинаниям: невозможно было провести деловое обсуждение чего-либо, заключить союз, принять какие бы то ни было меры. В таком неустройстве пребывала Флоренция с 1366 по 1371 год, когда партия гвельфов получила весьма ощутительное преобладание.
Был в семействе Буондельмонти рыцарь по имени мессер Бенки, каковой за заслуги в войне с пизанцами был причислен к пополанам, благодаря чему мог быть избран в Синьорию. Но когда он как раз ожидал этого избрания, издан был закон, не допускавший к исполнению должности члена Синьории гранда, объявленного пополаном. Мессера Бенки это весьма оскорбило, он сблизился с Пьеро Альбицци,[8] и они сговорились нанести, используя закон о предупреждениях, удар по мелким пополанам и вдвоем остаться во главе республики. Благодаря тому уважению, которым мессер Бенки продолжал пользоваться у древних нобилей и которое большая часть крупных пополанов питала к Пьеро, партия гвельфов вновь приобрела всю полноту влияния на дела государства, а Бенки и Пьеро, используя новую реформу, получили возможность располагать по своему усмотрению и капитанами, и комиссией Двадцати Четырех. Тут опять принялись за предупреждения еще более дерзновенно, чем когда-либо, и власть дома Альбицци, главарей этой партии, все время усиливалась. Со своей стороны Риччи со своими сторонниками изо всех сил старались, как только могли, помешать осуществлению этих планов. Так что во Флоренции все жили среди взаимных подозрений и каждый опасался гибели.
V
И вот несколько граждан, воодушевленных любовью к отечеству, сошлись в Сан Пьеро Скераджо и после длительного обсуждения всех этих неурядиц направились в Синьорию, где один из них, наиболее уважаемый, обратился к синьорам со следующей речью:
«Многие из нас опасались, великолепные синьоры, собраться вместе частным образом для обсуждения дела государственного, ибо могли мы быть сочтены обуянными гордыней или же осуждены за честолюбие. Но, приняв во внимание, что весьма многие граждане ежедневно и без малейшей помехи собираются в лоджиях или в своих домах, притом не ради общего блага, но ради своего личного честолюбия, мы порешили, что если люди, собирающиеся для нанесения удара республике, ничего не боятся, то и нам, объединяющимся ради общего блага, опасаться нечего. Впрочем, мы мало тревожимся о том, что про нас думают другие, ибо они тоже не беспокоятся о том, как о них судим мы. Великолепные синьоры, любовь наша к отечеству сперва объединила нас друг с другом, а теперь привела нас к вам, дабы могли мы побеседовать с вами о великой беде, беспрерывно растущей в нашем государстве, и заявить вам, что мы готовы всячески помочь вам ее изничтожить. Хотя предприятие это и кажется весьма трудным, вы преуспеете в нем, если, отбросив все личные соображения, власть свою поддержите всей мощью государства. Порча общественных нравов, разъедающая все города Италии, заразила и все более и более заражает также и вверенный вашему управлению город. Ибо с тех пор, как земля эта освободилась от ига императоров, города ее, лишившись узды, сдерживающей страсти, установили у себя правление, способствующее не процветанию свободы, а разделению на враждующие между собой партии. А это породило все прочие бедствия, все другие терзающие их смуты. Во-первых, среди их граждан нет ни единения, ни дружбы, разве только среди тех, которые являются сообщниками в гнусных преступлениях против родины или же против частных лиц. А поскольку вера и страх божий угасли в сердцах у всех, клятва и данное слово имеют значение лишь в том случае, если они выгодны, и люди прибегают к ним не для того, чтобы держаться их, а для того, чтобы легче обманывать. И чем обман оказался успешнее и ловчее, тем больше славы и похвал приносит он обманщику. Вот и получается, что зловреднейшие люди восхваляются как умники, а людей порядочных осуждают за глупость. Поистине в городах Италии объединяется все то, что может быть испорчено и что может заразить порчей других. Молодежь бездельничает, старики развратничают, мужчины и женщины в любом возрасте предаются дурным привычкам. И законы, даже самые лучшие, бессильны воспрепятствовать этому, ибо их губит дурное применение. Отсюда — жадность, наблюдающаяся во всех гражданах, и стремление не к подлинной славе, а к недостойным почестям — источнику всяческой ненависти, вражды, раздоров и разделения на партии, которые в свою очередь порождают казни, изгнание, унижение добрых граждан и превознесение злонамеренных. Добрые в сознании невиновности своей не ищут, подобно злонамеренным, незаконной поддержки и незаконных почестей, вследствие чего без поддержки и без положенной чести гибнут. Безнаказанность зла порождает во всех стремление разделяться на партии, а также и могущество партий. Злонамеренные объединяются в них из жадности и честолюбия, а достойные уже по необходимости. Самое же зловредное, что во всем этом наблюдается, — то искусство, с которым деятели и главы партий прикрывают самыми благородными словами свои замыслы и цели: неизменно являясь врагами свободы, они попирают ее под предлогом защиты то государства оптиматов,[9] то пополанов. Ибо победа нужна им не для славы освободителей родины, а для удовлетворения тем, что они одолели своих противников и захватили власть. Когда же власть эта наконец в их руках, — нет такой несправедливости, такой жестокости, такого хищения, каких они не осмелились бы совершить. С той поры правила и законы издаются не для общего блага, а ради выгоды отдельных лиц, с той поры решения о войне, мире, заключении союзов выносятся не во славу всех, а в интересах немногих. И если другие города Италии полны этих гнусностей, то наш запятнан ими более всех других, ибо у нас законы, установления, весь гражданский распорядок выработаны и вырабатываются не исходя из начал, на которых зиждется свободное государство, а всегда и исключительно ради выгоды победившей партии. Вот почему, когда одна партия изгнана из города и одна распря затухает, тотчас же на ее месте возникает другая. Ведь если государство держится не общими для всех законами, а соперничеством клик, то едва только одна клика остается без соперника, как в ней тотчас же зарождается борьба, ибо она сама уже не может защищать себя теми особыми средствами, которые сначала изобрела для своего благополучия. Все былые и недавние раздоры нашего государства подтверждают, что это именно так. Когда гибеллины были сокрушены, все думали, что теперь-то гвельфы и будут долгое время существовать во благоденствии и чести, а между тем весьма скоро они разделились на белых и черных. После поражения белых город ни единого дня не оставался без разделения на партии: мы не переставали воевать друг с другом — то из-за вопроса о возвращении изгнанных, то из-за вражды между народом и нобилями. И ради того, чтобы одарить других тем, чем мы сами не могли или не желали владеть в добром согласии, мы предавали свою свободу то королю Роберту, то его брату, то его сыну и под конец герцогу Афинскому. И все же мы никогда не могли обрести подходящего для нас порядка и оказывались неспособными ни договориться друг с другом об основах свободной жизни, ни примириться с рабской долей. До того склонны мы ко всяким раздорам, что, даже живя еще под властью короля, предпочли его величию власть гнуснейшего человека, простого смертного родом из Губбио. Ради чести нашего города не следовало бы и вспоминать о герцоге Афинском, чья жестокость и тиранство могли бы нас образумить и научить жить как должно. Однако не успели мы избавиться от герцога, как, все еще держа в руках оружие, обратили его друг против друга, притом с такой злобой и ожесточением, как никогда ранее, и дрались до тех пор, пока наши древние нобили не были разгромлены и не отдались на милость народа. Многие полагали, что теперь во Флоренции уже исчезли всякие поводы для взаимных раздоров и ожесточения, раз уж обузданы гордыня и наглое властолюбие тех, кого считали виновниками наших распрей. Но на горьком опыте убедились мы, сколь мнения людей обманчивы, а суждения ложны, ибо гордыня и властолюбие грандов были не уничтожены, а усвоены нашими пополанами, и теперь уже они по обычаю всех честолюбцев наперерыв стараются добиться высшей власти в республике. Не видя для этого никаких способов, кроме распрей, они снова привели город к раздору и воскресили забытые имена гвельфов и гибеллинов, которые наша республика лучше и вовсе бы не знала. Так уже положено свыше, чтобы не было на земле устойчивости и мира; в каждом государстве имеются злосчастные семейства, словно и порожденные только для того, чтобы навлекать на него бедствия. Флоренция наша ими особенно изобилует, ибо в ней затевали смуты и раздоры не одна, а многие семьи: сперва Буондельмонти и Уберти, затем Донати и Черки, а ныне — о постыдное и смехотворное дело! — смуту и распри сеют в ней Риччи и Альбицци. Мы напомнили вам о наших растленных нравах и о наших старинных непрекращающихся раздорах не для того, чтобы запугать вас, но чтобы вы вспомнили и о причинах всего этого и осознали, что если мы о них вспомнили, то и вы тоже можете это сделать, и что пример былых бедствий не должен вызвать у вас сомнений в том, что вы способны покончить с нынешними. Тогда мощь древних родов была так велика и милости, которыми их осыпали монархи, так щедры, что для обуздания их недостаточно было обычных гражданских установлений. Но теперь, когда императоры утратили свое влияние, папы не вызывают страха, а вся Италия, в частности же наш город, достиглатакой степени равенства, что способна сама собой управлять, — это не так уж трудно. Республика же наша, несмотря на былые примеры противного, более других может не только сохранить свое единство, но видоизменить к лучшему нравы свои и установления, только бы вы, милостивые синьоры, соблаговолили этого пожелать. Вот к чему мы вас и призываем, одушевленные единственно любовью к отечеству, а не соображениями своего личного благополучия. И хотя порча зашла далеко, исцелите не медля ослабляющий нас недуг, обуздайте пожирающую нас ярость, обезвредьте убивающий нас яд, а прежние наши раздоры приписывайте не человеческой природе, а условиям тех времен. Ныне же, когда времена переменились, вы можете установить лучшее правление и надеяться на лучшую судьбу для отечества. Рассудительность может совладать со злой волей рока, обуздав честолюбцев, отменив установления, питающие враждебность клик, и приняв другие, способствующие свободной и достойной гражданской жизни. Сумейте сделать это теперь, когда успеха можно достичь благодетельными мерами законодательства, и не дожидайтесь времени, когда вы будете вынуждены прибегнуть к силе оружия».
VI
Под влиянием этих доводов, которые они и сами хорошо осознавали, а также опираясь на серьезность и поддержку тех, кто к ним явился, синьоры назначили комиссию из пятидесяти шести граждан, которая должна была обсудить меры для укрепления государства. Совершенно верно, что сообщество большого числа людей гораздо более способно сохранить добрый порядок управления, чем уметь найти новый. Означенная комиссия заботилась скорее об уничтожении существующих партий, чем поводов для возникновения их в будущем, но не преуспела ни в том, ни в другом. С причинами, вызывающими разделение на партии, она не покончила, а из существующих партий одну чрезмерно усилила, что влекло за собой великую опасность для республики. Она отстранила на три года от всех общественных должностей, за исключением тех, что ведали внутренними делами гвельфской партии, трех членов семейства Альбицци и трех Риччи, в том числе Пьеро Альбицци и Угуччоне Риччи; запретила всем гражданам входить во Дворец синьории, разрешив свободный доступ туда лишь в присутственное время; постановила, что всякое лицо, каковому нанесли обиду или покусились на его имущество, может подать в Совет жалобу на виновника, которого объявят грандом и который должен будет отвечать согласно изданным против нобилей законам. Эти мероприятия нанесли удар клике Риччи, но усилили дерзновенность Альбицци, ибо хотя Пьеро уже не допускался во Дворец синьории, дворец партии гвельфов, где он по-прежнему пользовался большим влиянием, был ему открыт. И если прежде он и его сторонники усердствовали в предупреждениях, то теперь, после нанесенного им удара, они стали действовать еще более дерзко, и к этой злонамеренности их вскоре побудили еще новые причины.