Мег на Ярмарке Тщеславия 6 глава

Лори говорил взволнованно, и было очевидно, что до­статочно малейшего повода, чтобы он привел в исполнение свою угрозу, ибо рос он очень быстро и, несмотря на при­вычку к праздности, испытывал, как любой молодой муж­чина, отвращение ко всякого рода зависимости и беспокой­ную жажду встретиться с этим миром лицом к лицу.

– Я советую тебе уплыть на одном из твоих кораблей и не возвращаться, пока тебе не надоест жить по-своему, – сказала Джо, чье воображение воспламенилось при мысли о столь дерзновенном подвиге и чье сочувствие было по­догрето тем, что она называла «нарушением законных прав Тедди».

– Ты не права, Джо, и не должна так говорить, а Лори не должен следовать твоему дурному совету. Дорогой мой мальчик, ты должен делать именно то, чего хочет твой дедушка, – сказала Мег самым материнским тоном. – Ста­райся хорошо учиться в университете, и, когда он увидит, что ты хочешь угодить ему, я уверена, он не будет суров или несправедлив к тебе. Как ты сам говоришь, у него нет никого, кто мог бы остаться с ним и заботиться о нем, и ты никогда не простишь себе, что покинул его без его согласия. Не унывай и не злись, но просто исполняй свой долг, и ты получишь награду, такую же, как мистер Брук, то есть будешь любим и уважаем.

– Что ты знаешь о Бруке? – спросил Лори. Он ис­пытывал благодарность за добрый совет, но был недоволен ее поучительным тоном, хотя и обрадован возможностью отвести разговор от себя после своей необычной вспышки чувств.

– Я знаю только то, что рассказал нам о нем твой дедушка: как он нежно заботился о своей матери до самой ее смерти и не поехал гувернером за границу в одну очень хорошую семью потому, что не хотел оставить мать в оди­ночестве; и как теперь он помогает старушке, которая уха­живала за его матерью, но никогда никому об этом не рассказывает, и какой он великодушный, добрый и терпе­ливый.

– Все правда, такой он и есть, дорогой старый друг! – сказал Лори сердечно, когда Мег сделала паузу, раскрас­невшись и проникнувшись глубоким чувством от собствен­ных слов. – Как это похоже на дедушку – узнать все о человеке и, ничего не говоря ему, рассказать всем о его добродетелях, чтобы они полюбили его. А Брук и не знает, почему ваша мама так добра к нему, приглашает его в ваш дом вместе со мной и так чудесно, по-дружески обходится с ним. Он считает ее совершенством и целыми днями говорит о ней и о вас всех в самом пылком тоне. Если когда-нибудь я смогу осуществить свои мечты, то вы увидите, что сделаю я для Брука!

– Начни прямо сейчас с того, что не отравляй ему жизнь, – сказала Мег резко.

– Ас чего вы взяли, мисс, что я отравляю?

– Я всегда могу узнать это по его лицу, когда он возвращается домой. Если ты был послушным и добросо­вестным, у него довольный вид и идет он быстрым шагом; если же ты досадил ему, он печален и идет медленно, словно очень хотел бы вернуться и сделать свою работу заново.

– Хм, мне это нравится! Значит, вы получаете отчет о моих хороших и плохих отметках, глядя на физиономию Брука, так? Я вижу, как он кланяется и улыбается, когда проходит мимо ваших окон, но даже и не подозревал, что вы устроили телеграф.

– Мы не устраивали. Не сердись и не говори ему о том, что я сказала! Я только хотела, чтобы ты знал, что меня волнуют твои успехи, и то, что было сказано здесь, было сказано по секрету, ты же понимаешь! – воскликнула Мег, очень встревоженная мыслью о том, какие последствия могут иметь ее необдуманные речи.

– Я не сплетник, – отвечал Лори «с высоты своего величия», как Джо называла некое определенное выраже­ние, иногда появлявшееся у него на лице. – Только если Брук намерен оставаться термометром, мне придется быть осторожным и поддерживать хорошую погоду, чтобы он мог о ней сообщать.

– Пожалуйста, не обижайся. Я не собиралась ни по­учать, ни сплетничать. Просто мне не хотелось, чтобы Джо поддерживала тебя во мнении, о котором ты сам позднее пожалеешь. Ты так добр к нам, и мы относимся к тебе как к брату и прямо говорим то, что думаем. Прости меня, я хотела как лучше. – И Мег протянула ему руку в жесте, одновременно и ласковом и робком.

Стыдясь своего минутного раздражения, Лори пожал маленькую нежную руку и ответил искренне:

– Это мне нужно просить у вас прощения. Я сердит и весь этот день был не в духе. Мне нравится, что вы прямо говорите мне о моих недостатках и относитесь ко мне по-сестрински, так что не сердитесь, если я иногда ворчлив. Все равно, я вам очень благодарен.

И, твердо решив доказать, что не обиделся, он постарался быть как можно любезнее – разматывал пряжу для Мег, читал стихи, чтобы доставить удовольствие Джо, сбивал шишки с ели для Бесс и помогал Эми срисовывать папо­ротники – и показал себя вполне достойным принадлежать к «Обществу усердных пчелок». В самый разгар оживленной дискуссии о семейных привычках черепах (одно из этих прелестных созданий проползло вверх по холму от реки) отдаленный звук колокольчика донес им, что Ханна поста­вила чай настаиваться и у них остается ровно столько вре­мени, сколько нужно, чтобы добраться домой к ужину.

– Можно мне прийти снова? – спросил Лори.

– Да, если ты будешь хорошо себя вести и любить свою книжку, как говорят ученикам приготовительного клас­са, – сказала Мег, улыбаясь.

– Я постараюсь.

– Приходи, и я научу тебя вязать; ведь вяжут же шотландские мужчины, – сказала Джо, когда они расста­вались у калитки. – Носков сейчас нужно много, – добавила она, размахивая своим вязаньем, словно большим синим шерстяным флагом.

В тот же вечер, когда в сумерки Бесс играла для ми­стера Лоренса, Лори, стоя в тени оконных занавесей, слушал «Маленького Дэвида» – простую мелодию, кото­рая всегда успокаивала его мятежный дух, и наблюдал за дедушкой. То – сидел, опустив седую голову на руку, и с нежностью на лице думал об умершем ребенке, которого так любил. Вспомнив разговор в роще, мальчик сказал себе, с радостной решимостью принести жертву: «Пусть растает мой воздушный замок – я останусь с моим до – рогим стариком; я нужен ему, ведь я – это все, что у него есть».

 

Глава 14

Секреты

 

Октябрьские дни начали становиться холоднее, а вече­ра короче, и Джо все больше своего свободного времени проводила на чердаке. Два или три часа теплое солнце глядело в высокое окно, освещая Джо, расположившуюся на старом диване и усердно что-то пишущую; бумаги были разложены на сундуке перед ней, а Скрэбл, ручная крыса, разгуливала под балками в сопровождении старшего сы­ночка, славного малого, который явно был очень горд сво­ими усами.

Совершенно поглощенная своим занятием, Джо тороп­ливо и небрежно царапала пером, пока не была исписана последняя страница. Тогда она вывела внизу свое имя с великолепным росчерком и, уронив перо, воскликнула:

– Вот, я сделала все, что могла! Если это не годится для печати, придется подождать, пока я не научусь писать лучше.

Откинувшись на спинку дивана, она внимательно прочла всю рукопись, делая кое-где пометки и вставляя множество восклицательных знаков, похожих на маленькие воздушные шарики; затем она перевязала ее хорошенькой красной лен­точкой и с минуту сидела, глядя на нее с серьезным, за­думчивым выражением, ясно говорившим о том, с каким усердием она трудилась. Старый кухонный ящик из жести, подвешенный на стену, заменял Джо конторку. В нем она держала свои бумаги и несколько книжек, заботливо запирая все это от Скрэбл, которая тоже отличалась любовью к литературе и, если какие-либо томики оказывались ей до­ступны, устраивала библиотеку с выдачей книг на дом, съедая целые страницы. Из этого жестяного вместилища Джо извлекла вторую рукопись и, сунув обе в карман, тихонько спустилась по лестнице, оставив своих друзей грызть ее перья и пробовать чернила.

Она постаралась как можно бесшумнее надеть шляпу и жакет, подошла к заднему окну, выходившему на крышу невысокого крыльца, спустилась с нее на поросшую травой небольшую насыпь и кружным путем направилась к дороге. Добравшись туда, она успокоилась, окликнула проезжавший омнибус и покатила в город, с видом очень веселым и таинственным.

Если бы кто-нибудь наблюдал за ней, то, несомненно, счел бы ее действия очень странными, так как, высадившись, она зашагала быстро и решительно, пока не добралась до одного из домов на одной из оживленных улиц; найдя с некоторым трудом нужный подъезд, она вошла в дверь, взглянула вверх на грязную лестницу и, постояв с минуту как вкопанная, вдруг вынырнула на улицу и зашагала прочь так же стремительно, как пришла. Этот маневр она повто­рила несколько раз, к большому удовольствию черноглазого молодого человека, который сидел развалившись в кресле у окна здания напротив. Возвратившись в третий раз, Джо взяла себя в руки, надвинула шляпу на глаза и пошла по лестнице с таким видом, словно наверху ей должны были вырвать все зубы.

Среди других вывесок, украшавших витрину у подъезда, в котором исчезла Джо, была и реклама дантиста, и, бросив взгляд на пару огромных искусственных челюстей, которые медленно открывались и закрывались, чтобы привлечь внимание к красивым белым зубам, молодой человек надел пальто, взял шляпу и спустился, чтобы встать на караул в дверях напротив, бормоча при этом с улыбкой и содрога­нием:

– Как это на нее похоже – прийти одной! Но если ей придется туго, понадобится кто-нибудь, чтобы проводить ее домой.

Через десять минут Джо сбежала вниз по лестнице с очень красным лицом и обычным видом человека, только что прошедшего через определенного рода тяжкое испыта­ние. Увидев молодого человека, она отнюдь не просияла и прошла мимо, лишь кивнув ему, но он последовал за ней и спросил с сочувствием:

– Тяжело пришлось?

– Не очень.

– Быстро ты выбралась.

– Да, слава Богу!

– Почему ты пошла одна?

– Хотела, чтобы никто не знал.

– Ну и странная же ты! И сколько тебе вырвали?

Джо взглянула на своего друга, словно не понимая, о чем он говорит, а потом принялась смеяться, как будто услышала отличную шутку.

– Есть два, которые я хотела бы вырвать, но придется ждать две недели.

– Над чем ты смеешься? Ты что-то затеваешь, Джо, – сказал Лори с заинтригованным видом.

– Ты тоже. Что это вы делали, сэр, там, в бильярдной?

– Прошу прощения, мэм, но это не бильярдная, а гим­настический зал, и я брал урок фехтования.

– Я рада.

– Чему?

– Ты сможешь научить меня, и тогда мы поставим «Гамлета» – ты будешь Лаэртом, и у нас будет велико­лепная сцена сражения на шпагах.

Лори сердечно, по-мальчишески расхохотался, так что несколько прохожих тоже невольно улыбнулись.

– Я научу тебя, независимо от того, будем мы ставить «Гамлета» или нет. Фехтование – отличное развлечение и замечательно поможет тебе избавиться от сутулости. Но я не верю, что ты только поэтому так решительно заявила: «Я рада». Ведь так, скажи?

– Я рада, что ты был не в бильярдной, и надеюсь, ты никогда не ходишь в такие места. Ты ведь не ходишь?

– Хожу, но не очень часто.

– Я хотела бы, чтобы ты не ходил.

– В этом нет ничего плохого, Джо. У меня есть бильярд и дома, но одному, без хороших партнеров, неинтересно. И так как я люблю бильярд, я иногда хожу поиграть с Недом Моффатом или кем-нибудь еще.

– Боже мой, мне так жаль, потому что такие занятия будут привлекать тебя все больше и больше, ты будешь зря терять время и деньги и станешь похож на этих про­тивных щеголей. А я-то надеялась, что ты останешься до­стойным уважения и будешь гордостью своих друзей, – сказала Джо, качая головой.

– Разве не может человек иногда позволить себе не­винное развлечение, оставаясь при этом достойным уваже­ния? – спросил Лори с уязвленным видом.

– Все зависит от того, где и как он находит эти раз­влечения. Мне не нравится Нед и его компания, и я хочу, чтобы ты держался подальше от них. Мама не позволяет нам приглашать его в гости, хотя он хотел бы прийти; а если ты станешь таким, как он, она не согласится, чтобы мы дружили и резвились вместе, как дружим и резвимся сейчас.

– Не согласится? – переспросил Лори с тревогой.

– Нет, она терпеть не может этих светских франтов и скорее упрячет нас всех в шляпные картонки, чем позволит общаться с ними.

– Ну, пока ей не нужно доставать шляпные картонки. Я не светский франт и не собираюсь им становиться, но я люблю порой безобидные развлечения, а ты разве не лю­бишь?

– Люблю, да никто и не против этого, так что развле­кайся на здоровье, но не делайся повесой, хорошо? А то придет конец нашим радостям.

– Я буду святой высшей пробы.

– Терпеть не могу святых: будь простым, честным, порядочным мальчиком – и мы всегда будем с тобой. Не знаю, что я стала бы делать, если бы ты вел себя, как сын мистера Кинга; у него полно денег, но он не знает, куда их девать, и пьет, играет в карты, убегает из дома – я думаю, он и как отца-то родного зовут забывает – и вообще ведет себя отвратительно.

– И ты думаешь, что я мог бы делать то же самое? Покорно благодарю.

– Нет, нет, не думаю – о Боже, конечно нет, – но я слышала, как люди говорят, что деньги – большое иску­шение, и иногда мне хочется, чтобы ты был бедным; тогда я не беспокоилась бы так о тебе.

– А ты беспокоишься обо мне, Джо?

– Немного; когда ты угрюм или недоволен, как это с тобой иногда бывает; потому что у тебя такая сильная воля, и если ты однажды собьешься с пути, то, боюсь, трудно будет тебя остановить.

Несколько минут Лори шагал в молчании, и Джо по­глядывала на него, жалея, что не придержала язык, потому что глаза его были сердитыми, хотя на губах все еще играла усмешка, как будто вызванная ее предостережениями.

– Ты собираешься читать наставления всю дорогу до­мой? – спросил он вскоре.

– Конечно нет. А что?

– Да если ты собираешься, я сяду в омнибус; а если нет, то я хотел бы пройтись с тобой и рассказать тебе кое-что очень интересное.

– Я не буду больше поучать, и я очень хочу узнать новости.

– Очень хорошо, тогда пошли. Но это секрет, и, ес­ли я расскажу тебе о нем, ты должна рассказать мне о своем.

– У меня нет никакого секрета, – начала было Джо, но резко оборвала речь, вспомнив, что это не так.

– Ты же знаешь, что есть! Ты ничего не можешь скрыть! Так что давай выкладывай или я ничего не скажу! – воскликнул Лори.

– А твой секрет стоящий?

– Еще бы! И о людях, которых ты знаешь! И так забавно! Тебе следовало бы послушать, да мне и самому уже давно до смерти хочется рассказать. Давай, ты первая.

– Но ты ничего не скажешь дома, хорошо?

– Ни слова.

– И не будешь дразнить меня, когда мы вдвоем?

– Я никогда не дразню.

– Дразнишь. Ты можешь выудить из человека все, что захочешь. Не знаю, как ты это делаешь, но ты прирожден­ный искуситель.

– Спасибо. Выкладывай.

– Я оставила два рассказа редактору газеты «Парящий орел», и он даст мне ответ на следующей неделе, – шепнула Джо на ухо своему доверенному лицу.

– Да здравствует мисс Марч, знаменитая американская писательница! – закричал Лори, подбросив в воздух и снова поймав свою шляпу, к большому удовольствию двух уток, четырех кошек, пяти куриц и полудюжины ирландских ребятишек, – дорога уже вышла за город.

– Тише! Может быть, ничего и не выйдет, но я знала, что не найду покоя, пока не попробую. Я ничего не говорила об этом дома, потому что не хочу, чтобы еще кто-то был разочарован.

– Неудачи не будет, Джо. Твои рассказы – творение Шекспира по сравнению с половиной той чепухи, которую каждый день печатают газеты. Вот здорово будет увидеть твои произведения в печати, и разве не будем мы гордиться нашей писательницей?

Глаза Джо блеснули – всегда приятно, если в тебя верят, а похвала друга всегда милее, чем дюжина газетных статей с дутой рекламой.

– А где же твой секрет? Веди честную игру, Тедди, или я никогда больше тебе не поверю, – сказала она, ста­раясь погасить ослепительный блеск надежд, засиявших от ободряющих слов Лори.

– У меня, конечно, могут быть неприятности из-за то­го, что я скажу. Но я не давал слова молчать, так что все-таки скажу, потому что не смогу успокоиться, пока не поделюсь с тобой великолепной новостью. Я знаю, где перчатка Мег!

– И это все? – спросила Джо разочарованно. Лори кивнул, в глазах его зажегся огонек, а на лице появилось таинственное выражение.

– Вполне достаточно. И ты сама согласишься, когда я скажу тебе, где она.

– Так скажи.

Лори наклонился и шепнул на ухо Джо три слова, что привело к забавной перемене: она остановилась и с минуту глядела на него с видом одновременно и удивленным и недовольным, затем пошла дальше, спросив резко:

– Откуда ты знаешь?

– Видел.

– Где?

– В кармане.

– Все это время?

– Да, разве не романтично?

– Нет, отвратительно.

– Тебе не нравится?

– Конечно нет. Это возмутительно, такое нельзя по­зволять. Какое безобразие! Что сказала бы на это Мег?

– Ты не скажешь никому. Не забудь.

– Я не обещала.

– Это подразумевалось, и я доверял тебе.

– Хорошо, не скажу. По крайней мере пока. Но мне противно, и лучше бы ты мне ничего не говорил.

– Я думал, ты обрадуешься.

– Тому, что кто-то придет, чтобы увести Мег? Нет уж, спасибо.

– Тебе станет легче это вынести, когда кто-нибудь придет, чтобы увести тебя.

– Хотела бы я посмотреть, как это он попробует, – сказала Джо свирепо.

– Я тоже! – И Лори засмеялся при этой мысли.

– Боюсь, мне вредно узнавать секреты. У меня голова идет кругом, с тех пор как ты мне это сказал, – заявила Джо, проявляя некоторую неблагодарность.

– Давай со мной наперегонки с этого холма – и ты сразу будешь здорова, – предложил Лори.

Никого не было видно поблизости, соблазнительно гладкая дорога отлого спускалась с холма, и, найдя иску­шение непреодолимым, Джо помчалась, вскоре потеряв шляпу и гребень и рассыпая шпильки во все стороны. Лори оказался у цели первым и был вполне удовлетво­рен результатами своего метода лечения, ибо его Аталанта[27]подбежала запыхавшаяся, с развевающимися волоса­ми, сияющими глазами, румяная и без всяких признаков недовольства на лице.

– Хорошо бы быть лошадью, тогда я могла бы пре­одолевать милю за милей на этом чудесном воздухе и никогда не запыхалась бы. Это было замечательно, но на кого я теперь похожа? Пойди собери мои вещи, будь другом, ты ведь друг? – сказала Джо, присев под кленом, устлав­шим землю пурпурными листьями.

Лори неторопливо отправился на поиски потерянного имущества, а Джо свернула косы в узел и стала ждать, надеясь, что никто не пройдет мимо, пока она не приведет себя в порядок. Но кто-то появился, и этот кто-то был не кто иной, как Мег, особенно изящная и женственная в своем праздничном наряде, так как в этот день она ходила в гости.

– Боже мой, что ты здесь делаешь? – спросила она, глядя на свою взлохмаченную сестру со сдержанным удив­лением хорошо воспитанной особы.

– Собираю листья, – кротко ответила Джо, разгляды­вая горсть красных листьев, которую только что зацепила.

– И шпильки, – добавил Лори, бросая полдюжины их на колени Джо. – Они растут вдоль этой дороги, Мег, так же как гребни и коричневые соломенные шляпки.

– Ты бегала, Джо! Как ты можешь? Когда же ты наконец прекратишь подобное озорство? – воскликнула Мег с упреком, одновременно поправляя свои манжеты и приглаживая волосы, по отношению к которым ветер по­зволил себе некоторую вольность.

– Никогда, разве только если стану старой, не смогу ни согнуться, ни разогнуться и мне придется взять костыль. Не старайся сделать меня взрослой раньше времени, Мег. И так уже тяжело, что ты внезапно изменилась; позволь мне оставаться маленькой сколько смогу.

Говоря это, Джо склонилась над своей горстью листьев, чтобы скрыть дрожь губ. В последнее время она все яснее чувствовала, что Маргарет быстро превращается в женщину, а секрет, который поведал ей Лори, заставлял ее содрогаться от страха при мысли о неизбежной разлуке, которая теперь, казалось, была очень близка. Лори заметил ее волнение и постарался отвлечь внимание Мег торопливым вопросом:

– Куда это ты ходила такая нарядная?

– К Гардинерам. Салли рассказала мне о свадьбе Бел­лы Моффат. Свадьба была великолепная, а всю зиму мо­лодые проведут в Париже. Подумать только! Какое это, должно быть, удовольствие!

– Ты завидуешь ей, Мег? – спросил Лори.

– Боюсь, что да.

– Я рада! – пробормотала Джо, судорожным движе­нием завязывая ленты шляпы.

– Почему? – спросила Мег удивленно.

– Потому что, если для тебя так важно богатство, с тобой никогда не случится такого, чтобы ты вдруг вышла за бедного человека, – сказала Джо, хмуро взглянув на Лори, который взглядом просил ее следить за своими сло­вами.

– Я никогда вдруг ни за кого не выйду, – заметила Мег и зашагала домой с большим достоинством, а Джо и Лори последовали за ней, смеясь, перешептываясь, прыгая через камешки на дороге, «совсем как дети», как сказала себе Мег, хотя и у нее, возможно, появилось бы искушение присоединиться к ним, если бы она не была в своем лучшем наряде.

Неделю или две Джо вела себя так странно, что сестры были в некотором замешательстве. Она бросалась к двери, когда звонил почтальон, была груба с мистером Бруком, когда они встречались, подолгу сидела, глядя на Мег со скорбным выражением лица, и иногда подбегала к сестре, чтобы встряхнуть ее и затем поцеловать с очень таинствен­ным видом. Она все время обменивалась с Лори странными знаками и толковала с ним о каких-то «парящих орлах», пока сестры не заявили, что оба они, вероятно, совсем потеряли рассудок. В субботу, спустя две недели после того, как Джо ездила в город, Мег, сидевшая у окна с шитьем, была возмущена, увидев, как Лори гоняется за Джо по всему саду. Наконец он поймал ее в беседке, и, что про­изошло там, Мег было не видно, но оттуда доносились взрывы хохота, за которыми последовало жужжание голосов и громкие хлопки газет.

– Что нам делать с этой девочкой? Она никогда не научится вести себя как барышня, – вздохнула Мег, наблю­давшая за погоней в саду с явным неодобрением на лице.

– И хорошо, что не научится; она такая веселая и милая, – сказала Бесс, скрывая некоторую обиду, вызван­ную тем, что у Джо есть секреты с кем-то кроме нее.

– Это очень досадно, но, боюсь, нам никогда не сделать ее commy la fо, – добавила Эми, которая сидела, пришивая новые оборки к своему платью, и с кудрями, перехваченными лентой так, что они были ей очень к лицу, – два приятных обстоятельства, заставлявшие ее чувствовать себя необык­новенно изящной и элегантной.

Через несколько минут в комнату влетела Джо, растя­нулась на диване и сделала вид, что читает.

– Что-нибудь интересное? – спросила Мег снисходи­тельно.

– Так, просто рассказ; ничего особенного, я думаю, – отвечала Джо, стараясь держать газету так, чтобы не было видно ее названия.

– Почитала бы вслух; и нас развлечешь, и сама не будешь скакать и проказничать, – сказала Эми самым взрослым тоном.

– Как он называется? – спросила Бесс, удивляясь, почему Джо закрывает лицо газетой.

– «Художники-соперники».

– Название неплохое, прочти, – сказала Мег.

Издав громкое «Гм!» и набрав побольше воздуха, Джо начала читать очень быстро. Девочки слушали с интересом; история была весьма романтической и довольно трогатель­ной, так как большинство героев в конце умирали.

– Мне понравилось то место, где говорилось о заме­чательной картине, – с одобрением сказала Эми, когда Джо замолчала.

– А мне больше всего понравилась любовная линия. Виола и Анжело – наши любимые имена, ну не странно ли? – отозвалась Мег, вытирая слезы, так как «любовная линия» была трагической.

– А кто автор? – спросила Бесс, которая мельком увидела лицо Джо.

Чтица вдруг села, отбросила газету, открыв взорам рас­красневшееся лицо, и с забавной смесью торжественности и волнения громко отвечала:

– Ваша сестра.

– Ты? – вскрикнула Мег, роняя шитье.

– Очень хороший рассказ, – сказала Эми с видом кри­тика.

– Я знала! Знала! О, моя Джо, я так тобой горжусь! – И Бесс подбежала, чтобы обнять сестру, и запрыгала от радости по случаю такого замечательного успеха.

Боже мой, как восхищены все они были, можете не сомневаться! Как не верила Мег, пока не увидела слова «мисс Джозефина Марч», действительно напечатанные в газете; как благосклонно разбирала Эми те фрагменты рас­сказа, где речь шла о живописи, и давала советы, как написать продолжение, что, к несчастью, не представлялось возможным осуществить, ибо герой и героиня были мертвы; как взволнована была Бесс и как она прыгала и пела от радости; как вошла Ханна, чтобы воскликнуть: «Вот это да! В жизни такого не видала!» – в огромном удивлении от того, «что наша Джо учинила», как горда была, узнав обо всем, миссис Марч; как смеялась со слезами на глазах Джо, как она заявила, что чувствует себя спесивым павли­ном; и как «Парящий орел», если можно так выразиться, триумфально взмахивал крылами над домом семейства Марч, когда газета переходила из рук в руки!

– Расскажи все. Когда у тебя появилась такая идея? Сколько тебе за это заплатили? Что скажет папа? А как Лори-то будет смеяться! – наперебой кричали все, стол­пившись вокруг Джо, потому что эти безрассудные, любящие люди превращали в большой праздник каждую ма­ленькую семейную радость.

– Не галдите так, девочки, я все расскажу, – улыбну­лась Джо, одновременно задавая себе вопрос, больше ли гордилась своей «Эвелиной» мисс Берни, чем она своими «Художниками-соперниками». Рассказав, как она распоря­дилась своими рассказами, Джо добавила: – А когда я пришла за ответом, этот человек сказал, что ему понравились оба рассказа, но он не платит начинающим авторам, а только дает им напечататься в его газете. Он сказал, что рассказы – это хорошая практика, а когда начинающий станет писать лучше, тогда любой заплатит. И я позволила ему взять оба рассказа, а сегодня мне прислали этот номер газеты. Лори увидел меня с ним в саду, поймал и настоял, чтобы я показала. Ну и я показала, а он сказал, что рассказ хорош и чтобы я писала еще, а он постарается устроить так, чтобы за следу­ющий заплатили. И я так счастлива, потому что со временем я, возможно, смогу содержать себя и помогать девочкам.

Тут у Джо перехватило дыхание и, уткнувшись головой в газету, она окропила свой маленький рассказ искренними слезами, так как быть независимой и заслужить похвалы тех, кого она любила, было самым заветным желанием ее сердца и казалось, что первый шаг к этой цели сделан.

 

Глава 15

Телеграмма

 

– Ноябрь – самый неприятный месяц в году, – ска­зала Маргарет, стоя у окна в один из хмурых дней и глядя на побитый морозом сад.

– Вот почему я именно в нем родилась, – заметила Джо с меланхолическим видом, не подозревая о том, что нос у нее испачкан чернилами.

– А если бы сейчас случилось что-нибудь очень при­ятное, мы подумали бы, что это замечательный месяц, – сказала Бесс, которая с надеждой глядела на все, даже на ноябрь.

– Осмелюсь сказать, что в нашем семействе никогда ничего приятного не происходит, – отозвалась Мег, которая была не в духе. – Корпим изо дня в день – никаких пе­ремен и очень мало развлечений. Не лучше, чем каторжнику на ступальном колесе.

– Дай Бог терпения, ну и хандра же у тебя! – вос­кликнула Джо. – Впрочем, я не очень удивлена, бедняжка ты моя, потому что ты видишь, как отлично проводят время другие девушки, а сама только трудишься да трудишься из года в год. О, как было бы хорошо, если бы я могла создать для тебя иные обстоятельства, так же как я делаю это для моих героинь! Ты уже достаточно красива и до­статочно добродетельна, так что мне осталось бы устроить так, чтобы какой-нибудь родственник неожиданно оставил тебе большое состояние. И тогда ты в один миг превратилась бы в богатую наследницу, холодно отнеслась бы ко всем тем, кто прежде смотрел на тебя свысока, поехала за границу и вернулась бы домой леди такой-то в полном блеске рос­коши и изящества.

– В наши дни люди не получают наследство подобным образом; мужчинам приходится работать, а женщинам вы­ходить замуж из-за денег. Это отвратительно несправедли­вый мир, – сказала Мег с горечью.

– Мы с Джо обеспечим состояние вам всем, подожди­те лет десять – и увидите, – вставила Эми, которая сиде­ла в углу и «строила куличики» – так Ханна называла создание маленьких глиняных масок и моделей птиц и фруктов.

– Я не могу ждать и боюсь, что не очень верю в чернила и глину, хотя и благодарна вам за ваши добрые намерения.

Мег вздохнула и снова обернулась к побитому морозом саду; Джо застонала и, опустив локти на стол, поникла в безнадежной позе, но Эми продолжала энергично мять глину, а Бесс, сидевшая у другого окна, сказала с улыб­кой:

– Целых два приятных события произойдут прямо сей­час: мама идет по улице и Лори бежит через сад с таким видом, словно хочет сообщить что-то очень хорошее.

Через минуту оба появились в гостиной – миссис Марч с обычным вопросом: «Не было ли письма от папы, девоч­ки?», а Лори, чтобы сказать, как всегда, самым проникно­венным тоном:

– Не хотите ли прокатиться в экипаже? Я занимался сегодня математикой до «каши» в голове и теперь собираюсь освежить мозги быстрой ездой. День мрачный, но воздух очень хорош. Я хочу отвезти Брука домой, так что будет весело, если не снаружи экипажа, то внутри. Поехали, Джо, ведь вы с Бесс поедете?