(Автор – ANONSPANK)
Здравствуйте. Я хочу написать о своих впечатлениях от шлепальни – чисто советского феномена, о котором новое поколение знает лишь понаслышке. Сразу предупреждаю: я не писатель, выдумывать не умею напрочь, просто пишу как было (ну или как запомнилось, всё-таки прошла уже четверть века). Только изменил имена.
***
В 1982 году я защитил диплом, попал по распределению в ИНТ (Институт Низких Температур) и решил пойти в шлепальню. Районная шлепальня располагалась в обшарпанном двухэтажном здании, впритык примыкавшем к универу. В вестибюле висел портрет Ленина и знакомый с детства лозунг «Из всех наказаний важнейшим для нас является порка», хотя избы-шлепальни придумал Луначарский. Показав старой злобной вахтёрше свои корочки, я спустился в подвал, зашёл в кабинку, стены которой были испещрены выцарапанными матерными словами, и бросил монетку в автомат с надписью «1 монета 3 коп – порка без одежды». Автомат не работал. Кнопка «возврат монет» не работала тоже. Чертыхнувшись, я бросил монетку в другой автомат. Створки из исцарапанного никеля открылись, и выплыла изящная девичья попка и две голые ножки в домашних вязаных носочках.
– Неуды, значит, получаем, – сказал я, беря лежащий у автомата сыромятный ремень «Волгоградского комбината кожаных бытовых изделий, ц. 1 руб 15 коп»
– Не неуды, а один только неуд, – поправил меня голосок из автомата. – Я первокурсни... ой! – и она забавно дрыгнула ножками.
– Ну больно же! – обиженно сказала первокурсница и вдруг тесно свела ножки. Я полюбовался розовой полосочкой на ягодицах и сделал ещё одну, пониже. Девушка слегка взвизгнула, но коленок не развела.
– Звать-то тебя как, первокурсница?
– Ю.. Юля, – тихо сказали сведённые ножки. А вас? (Я назвал имя-отчество).
Я ожидал просьб отпустить, но услышал другое:
– Вы только не называйте меня всякими именами, ладно? А то подруга рассказывала, её какой-то гад назвал «секомое». Обидно, а что сделаешь? Скажешь что-то поперёк – вдвойне получишь. Она потом весь вечер проплакала.
И от избытка чувств Юленька развела колени широко в стороны. Сдержав смешок при слове «секомое» и полюбовавшись открывшимся зрелищем, я размахнулся и к двум полосочкам на попке добавилась ещё одна, потемнее, на середине девичьих бёдер. Повизжав и подрыгав нижними конечностями, Юля упрекнула:
– Ну так нечестно, Виктор Павлович! Вы меня по попе должны сечь, а на ногах кожа нежная.
– Лет-то тебе сколько, Юленька?
– Семнадцать... а вот через пять лет получу диплом и на парнях отыграюсь. Какому-нибудь первокурснику всыплю все 50 штук! А мне можно только десять ремнём, я де-ву-шка.
Последнее слово она пропела и хихикнула. Очевидно, я слишком уж слабо шлёпал и она больше не боялась.
Решив, что девушка слишком расшалилась, я вмазал по половинкам изо всей силы, с замахом. Ответом мне был пронзительный визг. После второго такого же удара Синие Носочки захныкали, а после третьего – всхлипывая, разревелись.
– Будешь вести себя прилично?
– Да, Виктор Петрович. Простите, Виктор Петро...
– Павлович.
– Извините, пожалуйста, Виктор Па-а-авлович... Я по оши-и-ибке, Виктор Па-а-авлович... Не надо меня больше шлее-ё-ёпать, это первая дво-о-о-ойка, – прорыдала девушка, выразительно жестикулируя попкой и ножками... АЙ! У меня ещё две четвёрки и пятёрка, я вам зачё-ё... зачё-ё... А-А-АЙ! Виктор Па-а-а... Па-а-ав...
Последний раз, по традиции, я шлёпнул её от души.
На шлёпальном автомате загорелось число 10 и открылась дверца. Минуты две плач постепенно стихал, затем из дверцы неловко вылезла, потирая попу, беленькая девчонка в синей футболке и таких же носках – наряд, который тогда называли шлепальник, по аналогии с купальником. Достав из недр шлепомата трусики, мятые джинсы и школьный портфель, она сползла на пол и принялась совать мне зачётку, сидя у моих ног. Расписавшись в разделе «физические наказания студента», я ласково погладил Юльку по голове и она опять расплакалась, уткнувшись мне в колени сопливым носом.
Шёл, как сказано, 1982 год, и строй казался вечным и незыблемым. Между тем до знаменитой горбачёвской кампании борьбы с телесными наказаниями (впоследствии, как известно, приведшей к развалу СССР), оставалось всего 3 года. А ещё через 7 лет мы с Юлей развелись.
***
На всякий случай – историческая справка. Когда в 1922 году ленинский план полной ликвидации неграмотности за 3 года натолкнулся на нежелание учиться отдельных несознательных элементов (попросту – неграмотным мужикам до лампочки были решения правительства), было решено ввести избы-шлепальни, где преподаватели могли бы наказывать нерадивых учеников. Вначале мужчин и женщин секли вместе, но уже через год шлепальни разделили на мужские и женские. Как-то само собой получилось, что преподаватели-мужчины обыкновенно бывали в женских шлепальнях, а женщины – в мужских. Примерно с 1930 года однополая порка стала рассматриваться как нарушение общественного порядка, а с 1934 года – как уголовное преступление (статья 121 УК). Но ещё раньше, в конце 20-х, шлепальни появились и в высших учебных заведениях. «Приведение в исполнение телесных наказаний», как это называлось на канцелярском языке, сначала было возложено на преподавателей каждого вуза, а потом это право получили любые научные сотрудники. При Хрущёве ввели автоматы, считавшие удары и закрывавшие верхнюю половину тела, так что теоретически тот, кто сечёт, не знал, кого он сечёт. На практике даже девушки, а тем более парни, обычно вылезали из автоматов сразу после порки. В какую светлую голову пришла идея брать 3 копейки «за износ и амортизацию оборудования», осталось неизвестным, но это новшество появилось в начале 70-х и так и продержалось до отмены порки в 1987. В начале 90-х годов было принято ругать «проклятое наследие социализма», но лично я уверен, что отмена порки сыграла немалую роль в последовавшем за этим развале науки: студенты лишились стимула учиться. Между прочим, и в советские времена студент при желании мог получить у врача освобождение от порки (девушкам, тем вообще давали освобождения без разговоров, стоило пожаловаться хоть на насморк), но тогда все двойки надо было пересдавать. Естественно, такая перспектива мало кого прельщала.