Я.Чайка
В 1648 году Алексей Михайлович в своей грамоте пишет:
«Ведомо нам учинилося, что на Москве, наперед сего в Кремле и в Китае, и в Белом, и в Земляном городах, и за городом, и по переулкам, и в черных и в ямских слободах по улицам и по переулкам, в навечери Рождества Христова кликали многие люди Каледу и Усень, а в навечери Богоявления Господня кликали Плугу» [1].
Ну, если с «Колядой» и «Авсенем» все более или менее ясно, то вот что такое «Плуга», которую кликали в крещенский сочельник?
В работе Л. А. Тульцевой «Рязанский месяцеслов» (Рязань, 2001 г.) говорится: «Особо подчеркнем, что в Касимовском уезде был записан текст с ритуальным призывом «Плуга!» В этнографической литературе отмечено ограниченное число мест с бытованием традиций таких призывов. Судя по царским и синодальным указам XVII века, ритуальное окликание типа «Плуга» некогда исполнялось наряду с «Авсенем» и географически совпадало с границами бытования «Авсеня»» [2].
Сюжет текстов с ритуальным призывом «Плуга!» однотипен и представляет собой цепочку вопросов и ответов, загадок и отгадок.
Коряканка березова,
Ты не тесана,
Ты не скобляна,
Плуга, Плуга, уж ты где была?
Я коней стерегла.
Ну, а кони-то где?
За воротами стоят.
А ворота где?
Быки выломали.
А быки-то где?
В тростники ушли.
Ну, а где тростник?
Девки выломали.
Ну, а девки-то где?
Замуж вышли.
А мужья-то где?
По Коляду ушли.
Ну, а где Коляда?
На печи в углу.
Это говорит об архаичных истоках данных текстов, их особой ритуальной значимости. Обращает особое внимание и ритуальный призыв «Плуга!» Если бы это была обычная песенка с упоминанием обычного крестьянского плуга, возможно, заклички «Плуги» не попали бы в число обрядов, запрещавшихся светскими и духовными властями средневековой Московии. Но поскольку новогодние ритуальные оклички буквально пронизаны астрально-солярной символикой, то особый смысл вкладывался и в новогодний призыв «Плуга! Плуга!». По некоторым сведениям, «Плугами» наши предки называли одно из зимних созвездий”. В своей работе «Русская народная астрономия» (Свердловск, 1987) М. Е. Рут отмечает земледельческий характер славянской астрономии. Большинство созвездий соотносятся с пахотой и обработкой урожая. С Плугом соотносится созвездие Ориона, которое в некоторых регионах до сих пор называется Плуг (Плуга).
В начале 20 века, по данным Рязанской губернии, «плугу» кликалась вместе с «Авсенем» в Васильев вечер. В научном архиве Рязанского историко-архитектурного музея-заповедника хранится текст записанной в деревнях Полтавке и Павловке в 20-ые годы 20-го века:
Плуга! Плуга! Ты где была?
Плуга! Плуга! Я коней стерегла.
Плуга! Плуга! И где кони?
Плуга! Плуга! За воротами стоят.
И где ворота? Водой залиты.
Плуга! Плуга! И где вода? Быки попили.
Плуга! Плуга! И где быки?
Плуга! Плуга! В тростник ушли.
Плуга! Плуга! И где тростник? Девки выломали.
Плуга! Плуга! И где девки?
Плуга! Плуга! За мужьями ушли.
Плуга! Плуга! И где мужья?
Плуга! Плуга! Мужья померли.
И где гробы?
Плуга! Плуга! Гробы прогнили.
Плуга! Плуга! И где тела?
Плуга! Плуга! Черви расточили.
Плуга! Плуга! И где черви?
Плуга! Плуга! Гуси выклевали. [3]
Вместе с тем, в Рязанской земле сохранялся обычай кликания и в крещенский сочельник. А. Н. Гаврилов в книге «Народный календарь Шиловского края» пишет: «В Шилово ещё в середине XX века сохранились воспоминания о каком- то древнем обряде, напоминающим колядки. Об аналогичном обходе села с ритуальной песенкой накануне Крещения вспоминают и в селе Увяз. В Шилове же собравшаяся гурьбой молодежь обходила дома односельчан с песней-закличкой «Луга». В припевке песенки — «Луга! Луга!» — несомненно, угадывается уже встречавшаяся на Святках закличка «Плуга». Почему же в старом Шилове исполнялась она не перед Новым годом, как в Ерахтуре, а накануне Крещения? В церковных документах XVII века прямо указывается, что кликали «Плугу» в навечерье праздника Богоявления. Видимо, лишь в более поздние времена под влиянием православия хождение с «Плугой» («Лугой») было перенесено в новогодье:
Луга на луга! Друга за друга!
На луге огни горять! Котлы кипять!
— На што котлы кипять?
— Косы клепать!
— На што косы?
— Траву косить!
— На што траву?
— Коров кормить!
— Пошто кормить?
— Молоко доить!
— Пошто доить?
— Свинок кормить!
— Пошто кормить?
— Землицу рыть!
— Пошто землицу рыть?
— Пашенку рыхлить!
— Пошто пашенку рыхлить?
— Хлеб засевать!
Исполнителей заклички одаривали замысловатым печеньем». [4]
Пели в Шилово и «Плугу», но кроме того, что при этом шумели «Плуга, плуга» да нескольких строчек:
А иде жа мужья?
Дак все померли,
А иде жа гроба?
Дак все погнили…
А иде же костья?
Мыши разнесли – по стуронушкам, по светушкам…
И к вам принясуть, коль ничаво не дадитя.- текст не сохранился.
Интересно отметить, что мышиные кости использовались при наведении порчи на скот местными колдуньями. Во время обхода села молодежь так же рядилась в «шаболы» (старую или старинную одежду), как на Коляду и на Авсень.
У А. Н. Афанасьева в «Поэтических воззрениях», говорится: «Старинные запрещения кликать плугу накануне Богоявления Господня, вероятно, были направлены против обрядовых песен, подобных сейчас приведенной “щедривке”. На Коляду, празднуя поворот солнца на лето, славяне славят по углам избы необмолоченные снопы, а на стол кладут чересло плуга, для того, чтобы мыши и кроты не портили нив; тогда же дети ходят по домам засевать, т. е. входя в избу, посыпают хлебными зернами, с припевом о плодородии, обращенным к Илье-пророку. В Червонной Руси вечером накануне Нового года ходят по хатам с плугом и, показывая вид, что пашут, — посыпают овсом и кукурузою. Германцы, как мы видели, идею плуга и земледелия связывали с богинею весенних гроз; по их сагам, Frau Perahta (Perchtha, Berchte — светлая, блестящая) при самом начале весны обходит землю, сопровождаемая толпою умерших детей (т. е. карликами, в виде которых миф олицетворял с одной стороны грозовых духов, а с другой — души усопших); эти малютки должны тащить за нею плуг и поливать из своих сосудов поля». [5]
По сообщениям из других регионов России, плуг используется тем или иным образом в ритуалах и обрядах святочного времени, в том числе и в обрядовой пахоте.
В селе Борок Спасского уезда Рязанской губернии девушки на Святки, набрав лукошко снега, выбирали пустое место и волокли по этому месту, по снегу, суковатую палку — как бы пахали. Затем одна рассевала снег из лукошка, при этом пели:
Сею, вею, рассеваю снежок.
Уродися, уродися, уродися ленок.
Тонок, долог, головит-головист.
Сею, вею, рассевая росу
На девью, на девью,
На девичью косу...
После этого каждая бросалась в снег, чтобы спиной упасть. Считалось, что от этого лён будет большой, а девки — приглядней”. [6]
Таким образом, в той или иной форме образ плуга (сохи) присутствовал в святочной обрядности, что может быть истолковано, как имитационное магическое действие, направленное на обеспечение плодородия. Однако несколько не укладываются в это заключение содержание текстов «Плуги»: только шиловская «Луга» описывает действия, связанные с сельским хозяйством: траву косить, коров кормить, молоко доить,
хлеб засевать. В других вариантах «Плуги» мы видим следующую схему: Плуга стережет
коней, которые стоят за выломанными быками воротами. (По распространенным поверьям рязанских крестьян, т. е. там, где записаны приводимые «плуги», на Святках открываются ворота на «тот свет», и мертвые свободно ходят по этому миру, навещая живых. Этим объясняется и возможность гаданий святочных.) Интересен образ девок, ломающих тростник перед замужеством, – это может быть явный намек на способ гадания по пучку соломы или травы. Благополучно выйдя замуж, девки становятся вдовами, причем это верно и для шацкой «Плуги» («А мужья-то где? По Коляду ушли. Ну, а где Коляда? На печи в углу…») поскольку в ряде мест рязанской области Коляду прямо связывают с «тем светом», со смертью (в одной легенде прямо говорится, что Коляда охраняет ворота на «тот свет», пропускает души либо в рай либо в ад). Следовательно, связь Плуги, которая несомненно является одушевленной («Где была? Что делала?»), со смертью или, по крайней мере, с «тем светом» несомненна. Интересно отметить, что знаменитые обряды опахивания во время эпидемий проводились вдовами, девицами и старухами.
В деревне Кривцово (Спасский уезд Рязанской губернии) в заговоре от лихорадки упоминается «Плуга ползучая», которая пышет дымом, и этот мифологический персонаж очень напоминает змею. В работе Козловой Н. К. «Восточнославянские мифологические рассказы о змеях. Систематика. Исследования. Тексты» (Москва, 1997 год) очень обстоятельно рассматривается культ Змея и Змеиха в славянской культуре и доказывается связь плуга(плуги) с культом Змеихи. Зеленин Д. К. отмечал, что у русских плуг имел и женскую форму названия – «плуга», вероятно – более архаичную или сакральную.
В восточно-славянской культуре образ Змеихи сохранился слабо: это и «Дъна» древнерусских амулетов-змеевиков, изображавшаяся со змеями вместо волос; и даже хорошо знакомые всем русалка и «летавица», «перелестница», «дикая баба», «богиня» карпатских украинцев и лихорадки, «коровья смерть». И, наконец, таинственная «Плуга», которая обладает змееподобными чертами (ползучая), связана с жизнью и смертью и входит в святочный триумвират. На Рязанщине это бабка Коляда, обходящая селения перед Рождеством, Авсень (Таусень), верхом на свинье объезжающий по мосту в Васильев вечер мир и Плуга, появляющаяся в канун Крещения, когда вся вода становится безгрешной и чудодейственной.
Так что Плуга – персонаж мифологический, но вероятнее всего не богиня посевов, как считает А. А. Бычков[7] а существо опять таки связанное с рождением и смертью.
[1] Сахаров И.П. Сказания русского народа.Библиотечка «В помощь клубному работнику» №8.М.1990.с164-165
[2] Тульцева Л.А. Рязанский месяцеслов.Круглый год праздников,обрядов и обычаев рязанских крестьян.Рязань,2001.с56
[3] ЭАОИРК,кн.VII,№160
[4] Гаврилов А.Н. Народный календарь Шиловского края. Шилово,2004 с20-21
[5] Афанасьев А.Н.Поэтические воззрения славян на природу: Опыт сравнительного изучения славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народовт.1. – М.1995.с180
[6]. Гаврилов А. Н. Ук. соч с.20
[7] Бычков А.А. Энциклопедия языческих богов.М,»Вече»,2001 г.с219