11мая1945.
1 Иисус вот-вот прибудет на лодке в Капернаум. День склоняется к вечеру, и озеро все в желто-красном сиянии.
Пока обе лодки лавируют, чтобы причалить, Иоанн говорит: «Сейчас сразу пойду к источнику и принесу Тебе воды – утолить Твою жажду».
«Здесь хорошая вода», – восклицает Андрей.
«Да, хорошая. Иот вашей любви она делается для Меня еще вкуснее».
«Я отнесу домой рыбу. Женщины приготовят ее на ужин. Ты будешь после нам говорить, нам и им?»
«Да, Петр».
«Теперь домой возвращаться приятнее. Раньше мы были похожи на кучу бродяг. Но теперь, с приходом женщин, больше порядка, больше любви. И еще! Увижу Твою Мать – и у меня тут же проходит усталость. Не знаю…»
Иисус молча улыбается.
Лодка царапает дно. Иоанн и Андрей, которые лишь в коротких поддёвках, спрыгивают в воду, с помощью работников вытаскивая лодку на берег, и кладут доску, что служит трапом. Иисус сходит первым и ждет, когда вторая лодка тоже окажется на берегу, чтобы присоединиться ко всем Своим ученикам. Затем медленным шагом они идут к источнику. Это природный источник, родник, который бьет чуть за пределами селения, и его прохладная серебристая вода обильно стекает в каменный водоем. Она такая прозрачная, эта вода, что зовет напиться. Иоанн, убежавший вперед с амфорой, уже возвращается и подает покрытый каплями сосуд Иисусу, который долго пьет.
«Какая же у Тебя была жажда, мой Учитель! А я, глупец, не запасся водой».
«Ничего страшного, Иоанн. Теперь все позади», – и гладит его.
2 Они уже собираются идти назад, когда замечают спешащего со всей быстротой, на какую способен, Симона Петра, который ходил в дом относить свою рыбу.«Учитель! Учитель! – кричит он, прерывисто дыша. – В селении переполох, из-за того что единственный внук фарисея Илии при смерти от укуса змеи. Он пошел в их оливковую рощу как раз со стариком, против воли своей матери. Илия присматривал за работами, а мальчик играл возле корней старой оливы. Сунул руку в дупло, надеясь найти там какую-нибудь ящерицу, а нашел змею. Старик кажется обезумевшим. Мать ребенка, которая, между нами, ненавидит своего свекра, и тут она права, обвиняет его в том, что он убийца. Мальчик с каждым мгновением холодеет. Родственники – а нет между ними любви! И ведь это самые близкие!»
«Скверное дело, когда в семье распри!»
«Ну, Учитель, я скажу, что сами змеи не любили этого змея, Илию. И умертвили его змееныша. Жаль, что он увидел меня и стал кричать мне вслед: „Здесь Учитель?“, и мне жалко этого мальца. Он был милый ребенок, и не его в том вина, что он внук фарисея».
«Да. Не его в том вина…»
3 Они продвигаются в сторону селения и видят, как к ним навстречу идет куча голосящего и плачущего народа, во главе которой – старый Илия.
«Нас обнаружили! Повернем назад!»
«Но зачем? У того старикагоре».
«Тот старик Тебя ненавидит, помни об этом. Это один из самых ожесточенных и первых Твоих обвинителей при Храме».
«Я помню о том, что Я – Милосердие».
Старый Илия, растрепанный, потрясенный, неаккуратно одетый бежит к Иисусу, вытянув руки, и валится Ему в ноги, крича: «Помилуй! Помилуй! Прости! Не карай невинного за мою жестокость. Только Ты можешь спасти его! Бог, Твой Отец, привел Тебя сюда. Я верую в Тебя! Я почитаю Тебя! Люблю Тебя! Прости! Я был несправедливым! Лжецом! Но я наказан. Одни эти часы стоят наказания. Помоги! Он мальчик! Единственный сын моего умершего мальчика. А она меня обвиняет в том, что я его убил», – и он плачет, ритмично ударяясь головой о землю.
«Ну полно! Не плачь так. Ты что, хочешь умереть и больше не заниматься воспитанием внука?»
«Умирает! Умирает! Может, уже умер. Дай мне тоже умереть. А не жить в том пустом доме. О! мои печальные последние дни!»
«Илия, вставай и пойдем…»
«Ты… действительно придешь? А Тызнаешь, кто я?»
«Несчастный человек. Идем».
Старик поднимается и говорит: «Я отправлюсь вперед, а Ты беги, беги, торопись!» – и он уносится, стремительный от отчаяния, что жалит его в сердце.
«Но Господь, Ты думаешь, что этим его изменишь? О! Какое тщетное чудо! Да оставь умирать этого змееныша! Старик тоже умрет от горя, и… на Твоем пути будет одним меньше. Бог решил это о…»
«Ну, Симон! Поистине, сейчас змея –это ты»,–Иисус устремляется вперед, сурово отстранив Петра, который остается стоять с опущенной головой.
4 Красивый дом у самой большой площади Капернаума, а перед ним галдящая толпа… Иисус направляется к ней и уже почти достигает, когда из распахнутых дверей выходит старик, а вслед за ним растрепанная женщина, держащая на руках умирающего малыша. Яд уже начал парализовывать органы, и смерть близка. Пораженная ладошка висит с отметиной укуса у основания большого пальца. Илия только и может, что кричать: «Иисус! Иисус!»
И Иисус под нажимом и давлением толпы, едва позволяющей Ему сделать какое-либо движение, берет эту ладошку, подносит ее к Своим губам и отсасывает яд из раны, затем дышит на восковое личико с полузакрытыми остекленевшими глазами. Потом выпрямляется и говорит: «Вот, сейчас ребенок проснется. Не испугайте его всеми вашими искаженными лицами. Он и так будет напуган, вспомнив о змее».
Действительно, малыш, чье лицо розовеет, открывает рот в долгой зевоте, трет свои глазки, затем открывает их и застывает в изумлении от того, что он посреди такой толпы, потом вспоминает и порывается бежать, спрыгнув так неожиданно, что мог бы упасть, если бы не Иисус, который оказался готов подхватить его на руки.
«Хороший, хороший! Чего ты боишься? Смотри, какое красивое солнце! Там озеро, там твой дом, а здесь мама и дедушка».
«А змея?»
«Ее больше нет. Есть Я».
«Ты, Гос… – Ребенок задумывается… затем, голос невинной истины, добавляет: – Дедушка говорил мне называть Тебя: „проклятый“. Но я так не делаю. Ты мне нравишься».
«Я? Я это сказал? Малыш бредит. Не верь этому, Учитель. Я всегда Тебя уважал». Страх начал проходить – и старое нутро опять вышло на поверхность.
«Слова могут иметь ценность, а могут не иметь. Я приму их в качестве тех, что имеют значение. До свидания, малыш; до свидания женщина; до свидания, Илия. Любите друг друга и любите Меня, если можете»,–Иисус поворачивается и уходит в сторону дома, где остановился.
5 «Почему, Учитель, Ты не сотворил громкого чуда? Ты же мог отдать приказ, чтобы яд покинул малыша. А Ты, напротив, отсасывал этот яд, как какой-нибудь жалкий человек»,–Иуда из Кериота неудовлетворен. Он хотел чего-то оглушительного.
Другие того же мнения: «Тебе надо было его раздавить, этого врага, Своей мощью. Ты ведь слышал, эх! Он тут же подпустил отравы…»
«Его отрава не имеет значения. Но учтите, если бы Я поступил так, как вы этого хотели, он стал бы утверждать, что Мне помогал Вельзевул. Его пропащая душа еще в состоянии допустить во Мне целительную силу. Но не больше. Чудо приводит к вере тех, кто уже находится напути к ней. Но тех, в ком нет смирения – вера всегда свидетельствует о наличии смирения в душе, – оно ведет к богохульству. Поэтому лучше избегать такой опасности, обращаясь к приемам, по видимости, человеческим. Это несчастье неверующих, их неисцелимое несчастье. Его не устранить никакими средствами, поскольку никакое чудо не приведет их к вере и не сделает хорошими. Так что не беда. У Меня – Мой долг, у них – их злая судьба».
«Но тогда почему Ты его сотворил?»
«Потому что Я – Доброта, да и чтобы не говорили, что Я был мстителен со Своими врагами и вызывающим с вызывающими. Я соберу угли им на голову[a]. И они Мне их подают сами – чтобы Я их собирал. Будь добрым, Иуда Симонов. Ты старайся не поступать, как они. И достаточно. Идемте к Моей Матери. Она будет рада узнать, что Я исцелил малыша».
[a] См. (Притч. 25:21-22)