НАЧНИ С НИЦШЕ — мб, это как-то облегчит тебе задачу..

Вирно, с.24: Понятие народа, пусть и со многими историческими вариациями, связано двойным узлом с четким разделением между привычным «внутри» и неведомым и враждебным «извне». Понятие же множества основывается как раз на исчезновении подобного разделения. <...> 24: Сегодня любые стреми- с.25 -тельные перемены не столько отменяют традиционные и повторяющиеся формы жизни, сколько влияют на самих индивидуумов, предоставленных воздействию всего самого непривычного и неожиданного, приноровившихся к частым изменениям и уже привыкших не иметь твердых привычек. Речь идет о всегда и в каждом случае постоянно обновляемой реальности. Вот почему больше невозможно эффективное разделение на стабильное «внутреннее» и неизвестное, со- трясающее основы «внешнее». Постоянное изменение форм жизни, а также рутина столкновения с бесконечными типами риска ведут к прямым отношениям с миром как он есть в неопределенном контексте нашего существования. <...> наблюдается полное наложение друг на друга страха и тревоги. Когда я теряю работу, я сталкиваюсь с определенной опасностью, которая вызывает во мне характерный страх, но эта фактическая опасность смешивается с более общей растерянностью перед лицом мира и объединяется с абсолютной неуверенностью, в которую попадает человеческое животное, лишенное специальных инстинктов. Можно было бы сказать, что страх всегда тревожен, описанная опасность всегда ставит нас перед лицом общей рискованности существования в мире. Если традиционные сообщества скрывали и смягчали отношения с миром, то их распад эти отношения усиливает: потеря места работы, нововведения, меняющие характер трудовой деятельности, одиночество больших городов – все эти аспекты наших отношений с миром приобретают многие черты, свойственные раньше ужасу существования вне стен общества. Необходимо было бы найти термин, отличный от «страха» и от «тревоги», но соединяющий вместе их характеристики. Мне приходит в голову определить его как «беспокойство» … Сегодня

все формы жизни сталкиваются с чувством, которое можно

описать как невозможность «ощущать себя в собственном

доме», как раз с тем, что, по Хайдеггеру, является причи-

ной тревоги. Таким образом, нет ничего более разделяемо-

го, более общего и, в определенном смысле, более обще-

ственного, чем «не ощущать себя в собственном доме». Нет

никого более изолированного, чем тот, кто чувствует непо-

мерное давление неопределенного мира. Говоря иначе, чув-

ство, в котором соединяются страх и тревога, касается непо-

средственно многих. Можно было бы сказать, наверное, что

особенность «не ощущать себя в собственном доме» – это

отличительная черта понятия множества, тогда как разде-

ление на «внутреннее» и «внешнее», на страх и тревогу от-

личают идею народа у Гобб са (и не только у Гоббса). Народ

един, потому что субстанциальное сообщество содействует — с. 26

с.27: успокоению страхов, возникающих из-за опасностей окру-

Жения. Множество же разделяет ощущение «не чувствовать

Себя в собственном доме», тотальную незащищенность по

Отношению к миру.

Тотальная незащищенность — прекарность

Выживание для че-

ловеческого животного – тяжкая задача и, чтобы с ней спра-

виться, нужно в первую очередь смягчить дезориентацию,

связанную с отсутствием фиксированной «среды»7. Перво-

степенная важность принадлежит здесь умению нащупывать

решения вслепую в собственном жизненном контексте. Когда

мы пытаемся сориентироваться и, значит, уберечься, для нас,

причем часто ретроспективно, становятся очевидными раз-

личные формы опасности.

28: В этой модификации диалектики страха / защиты укоренен в первую очередь опыт современного (или, если угодно, постфордистского) множества. Многие в качестве многих – это те, кто разделяет невозможность «ощущать себя в собственном доме» и фактически помещает этот опыт в центр собственной политической и социальной практики. -!!!!

29:

Для Аристотеля topoi koinoi –

это логическая и лингвистическая форма огромного значения,

или, можно даже сказать, скелет любой нашей речи, то, что

делает возможным и упорядочивает любое специфическое

выражение, любой оборот речи8. Эти «места» являются об-

щими, потому что никто (ни изысканный оратор, ни пьяный, в

напряжении коверкающий слова, ни торговец или политик) не

может без них обойтись

Они – сюжет «жизни разума», но только невидимый