По мнению Кона “на Западе национализм имел с самого начала политическую мотивацию и был тесно связан с концепцией индивидуальной свободы. Он был ответом на проблемы, возникшие в процессе строительства нации и обретения ее суверенитета, то есть в борьбе с монархическим принципом легитимности... Такой национализм концентрировался на текущей политической борьбе и весьма мало был обращен в прошлое, то есть был ориентирован на достижение практических, рационально положенных целей. Нация понималась как объединение граждан, как воля индивидов, реализуемая через общественный договор. Национализм периферии возникает как протест против существующих государственной формы, а импульсом для него служит культурное влияние Запада, стремление к имитации форм жизни передовых стран. В национализме периферии очень сильный акцент делается на прошлом, которое подвергается инструментальной интерпретации. Образ “идеального” отечества как отдаленной цели, сконцентрированность на идеализированных образах прошлого и будущего — эти ключевые элементы не связаны напрямую с решением практических политических и экономических задач, нагружены заметно более высокой эмоциональностью. Нация в этом случае понимается как сообщество, построенное на неформализуемых, не оформленных в правовом отношении концепциях традиционной культуры, расовой, этнической общности. Акцент делался на различиях и самодостаточности нации.”[9][9]
Собственно, если говорить объективно, под понятие Запад в такого рода рассуждениях попадет только одна страна — Франция. В качестве классического примера называют также и Англию, но ниже мы коснемся проблемы английского национализма и увидим, что он в данную схему не вписывается, более того, он не вполне, но все-таки похож на тот тип национализма, который Кон описал как “восточный”.
|
|
Поэтому мы взяли бы на себя смелость предположить, что современный национализм как идеологическая и политическая модель были изобретены (по всей вероятности во Франции конца XVIII века) — точно также, как была изобретена и, пусть не сразу, но со временем, опробована на практике идеологическая и политическая модель социализма. И как социализм пытались и еще пытаются опробовать все снова и снова, так снова и снова в ходу оказывается модель национализма. Со временем она трансформировалась, от “западной” модели перешла к “восточной”. У какого западного народа в настоящий момент сохранилась “западная” модель? А если так — почему?
В этой связи несомненный интерес представляют рассуждения о французской и немецкой модели национализма П. Серно. “Французская нация представляет собой политический проект (projet polotique). Немецкая нация, наоборот, появилась сначала в трудах интеллектуалов-романтиков как вечный дар, основанный на общности языка и культуры. Для этих последних язык был сущностью нации, тогда как для французских революционеров он был средством достижения национального единства. Таким образом мы можем в общих чертах противопоставить два определения слова “нация”, существовавшие в XIX веке. Во Франции под влиянием якобинской идеологии суверенный народ провозглашает существование единой и неделимой нации. Это государство, то есть политическая сущность, которая порождает нацию. По немецкой романтической концепции нация, напротив, предшествует государству. “Volk” (это следовало бы перевести как этническая группа) представляет собой природной единство, основанное на общности языка и культуры. В соответствии с немецкой концепцией сначала был язык и культура, тогда как во французской концепции язык — лишь средство политической унификации. Немецкая идея “культуры” связана с традиционными культурными обычаями, прежде всего деревенскими, тогда как французская идея “цивилизации” скорее связана с городскими “буржуазными” ценностями, которые должны распространяться на всю национальную территорию в ущерб сельской культуре (местным диалектам, традиционному образу жизни и т.п.). Немецкая романтическая идея нации — это органическая система, в которой язык как носитель национальной культуры неразрывно связан с народом.”[10][10]
|
|
Это рассуждение кажется очень правдоподобным (так именно и было с истории), но вместе с тем оно ничего не объясняет. Если “проектом”, “искусственным изобретением”, “идеологией” была “французская” модель, то почему по всему свету, причем в один не очень большой промежуток времени, стала распространяться “немецкая”, очевидно органично выросшая из немецкой культуры? А если добавить, что и современный французский национализм во “французскую” модель не укладывается, а больше похож на “немецкую” модель, то картина и вовсе получается запутанной.
Остается допустить следующее: во Франции национализм возник как социальный проект, то есть возникла сама мысль о возможности национализма как проекта. А содержание проекта было со временем, в процессе развития идей, скорректировано. В других странах национализм также осуществлялся как своего рода “политический проект”, но в основании этого “проекта” лежали элементы заимствованные из немецкой системы. Так и возникла “восточная” модель национализма. В противном случае идеология национализма не могла бы реализоваться ни в одной другой стране, кроме Франции (где были совершенно особые предпосылки) и не стала бы одной из наиболее значимых идеологических систем в мире.
|
|
Таким образом, мы получаем идеологическую конструкцию, имеющую мифологическое основание, которая якобы органичным образом возникает внутри культурной системы. Но если согласиться, что “мифология” выросла органичным образом в рамках одной конкретной культуры — немецкой, а идея формирования нации как осуществление политического проекта возникла во французской, что компоненты французской идеологии национализма были заменены на немецкую национальную мифологию, то мы имеем дело с политическим проектом сознательно основанном на мифологеме и сконструированном искусственно. Здесь вопрос к историкам идей.