В некотором царстве, в некотором государстве.

ОТЕЦ. Ох, до чего ж ты неудачный вышел, Петя, Петенька, сынок. Правду люди говорят: засиженное яйцо всегда болтун, занянченое дитя всегда - дурак. До чего ж ленивый, да прожорливый. Маленькие детки - маленькие бедки, а вырастут велики - большие будут. До чего ж ты полоротый-то, сынок, а?

ПЁТР. А?

ОТЕЦ. Бэ. И куда в тебя только лезет - ешь и ешь с утра до ночи, да спишь еще. А на охоту не ходишь, землю не пашешь, работать не приучен …

ПЁТР (смеется). Где пирог с крупой, тут и я с рукой, а где блины - тут и мы, а где оладьи, тут и ладно.

ОТЕЦ. То-то и оно. За дело - не мы, за работу - не мы, а поесть да поспать - против нас не сыскать.

ПЁТР. Батя, не могу я: хвораю. Больной я постоянно. То поясница схватит, то руки тянет, то ноги ломит …

ОТЕЦ. Да что у молодого болеть-то может?

ПЁТР. Ну вот - видите, папа: болит. Разогнуться не могу с утра с самого.

ОТЕЦ. Ну да, болезнь-то у тебя одна: как поешь, так спать хочется.

ПЁТР. Вот, вот. И не знаю, что за беда, что за напасть такая!

ОТЕЦ. Ну, а ты что молчишь, Ваня?

ИВАН. А что сказать?

ОТЕЦ. Что смотришь на меня?

ИВАН. На то и глаза.

ОТЕЦ. Ох, и этот неудачный получился. Молчит и молчит. Шел - молчит, потерял – молчит, нашел – молчит. Надуется, как мышь на крупу, и - молчит. Или в поле идет, ходит, с цветочками разговаривает.

ИВАН. Они ж живые.

ОТЕЦ. Помолчи! Помолчи! Помолчи!

ИВАН. Сами ж говорите, папа, что я молчун, вот и говорю.

ОТЕЦ. Дак не говори, когда не надо и когда не просят. Ишь, непоседа какая, дырку на боку вертит.

ИВАН. Ладно, папа.

ОТЕЦ. Молчи, сказал! Ваше дело – из носа кап, да в рот - хап. Как сказал, так и будет. Делайте, что сказал!

Стоят сыновья, молчат.

Ну, что молчите?

ПЁТР. Приказания ждем, батя.

ОТЕЦ. Невест в дом приводите, сказал ведь уже вам!

ПЁТР. Да это я с большим моим удовольствием. Только где искать невесту-то? У нас в округе девиц на выданье нету. Куда идти, куда податься?

ИВАН. Так что ж, батюшка, благослови. На ком тебе желательно нас поженить?

ОТЕЦ. А сделайте вы вот что, сынки, мои любезные.

ПЁТР. Слушаем.

ОТЕЦ. Молчи! Вот что, сынки, возьмите по стреле, выйдите в чистое поле и стреляйте: куда стрелы упадут, там и судьба ваша.

ПЁТР. Чего-то чудно это, отец. Глупость какая-то. Стреляй не стреляй - откуда невесте-то появиться?

ОТЕЦ. Раз сказал - делай! И не возражать старшим! Ясно?

ПЁТР. Ясно. (Помолчал, голову почесал). Ясно-то ясно, только, думаю, дурь, вроде, это какая-то …

ИВАН. Отца надо слушаться.

Сыновья поклонились отцу, взяли по стреле, вышли в чистое поле, натянули луки и выстрелили.

У старшего сына упала стрела на широкий купеческий двор.

Подняла её купеческая дочь, Анисья. Такая расфуфыренная, разодетая, толстобокая, такая розовощекая девица была эта самая Анисья. А еще крикливая, капризная. Ведь давно уж на выданье она, засиделась в невестах, никто не зарится на нее. А тут – такая удача!

Пришел Петр в ее двор за стрелой. Смотрит Анисья на Петра, улыбается.

АНИСЬЯ. Чего ходишь тут, молодец, а? В мой дом чего пришел? Ишь ты как: залетела ворона в высокие хоромы - крутится, крутится, а вылететь не знает как.

ПЁТР. Не ворона я. Я жениться пришел.

АНИСЬЯ. Жениться? Да не знаю я даже, про что ты. Какое тут жениться? У нас тут некому жениться.

ПЁТР. А ты, красная девица, замужем разве?

АНИСЬЯ. Ой, молода я еще замуж-то идти! Застыдил прям, щеки у меня румянцем налились, фу, фу, фу на тебя!

ПЁТР. А дозволь узнать, кто будешь ты, девица красная?

АНИСЬЯ. Анисья я, купеческая дочь. А тебя как звать?

ПЁТР. Петром кличут.

АНИСЬЯ. Петя? Ну, какой Петя-петушок, золотой гребешок, пришел в мой двор зернышки разгребать! Ишь, беззастенчивый какой, пришел к девице и с порога – бух! – жениться хочу! Знаешь, как люди говорят: жена не гусли - поигравши, на стенку не повесишь.

ПЁТР. А еще говорят: жена не коза, травой кормить не будешь.

АНИСЬЯ. А еще говорят: женихи, что лошади, - товар темный. Кого это ты травой кормить собрался? Меня? Меня?!

ПЁТР. Да присказка такая…

АНИСЬЯ. Присказка? Ишь ты, Петя. Сказочник-присказочник. Вот ты какой оказался. Где уж нам уж выйти замуж, мы уж так уж как-нибудь …

ПЁТР. Ну, ладно.

АНИСЬЯ. Что – ладно? Я говорю: где уж нам уж выйти замуж, нам и в девках хорошо …

ПЁТР. Ну, раз нет, пойду искать в другом месте …

АНИСЬЯ. Куда, куда искать? Кого искать? Всё, уже нашел! Сядь рядом, сиди, не бултыхайся. Пошел он куда-то, ишь. Ладно, ладно, я ведь согласна!

ПЁТР. А борщ варить ты умеешь? А пельмени стряпать? А вареники с творогом?

АНИСЬЯ. Нет, конечно. А зачем тебе?

ПЁТР. Кушать очень хочется.

АНИСЬЯ. Совсем ты сдурел, что ли? Ты что такое говоришь, Петя, Петенька, дружок? Тебе жена нужна или служанка?

ПЁТР. Дак батя говорит …

АНИСЬЯ. Да чхать я хотела на то, что он там тебе говорит. Дак что ж я - должна руки свои белые похабить работой? Ты за кого меня принимаешь?

ПЁТР. Пойду я тогда, в другом месте поищу …

АНИСЬЯ. Куда?! В каком другом месте он поищет? Сядь! У меня прислуги – полный двор, сто человек, вот они тебе и сварят, и напарят, и накормют до отвала! Что ж, прям сразу – пошел он куда-то.

ПЁТР. А?

АНИСЬЯ. Взял вот так вот, соблазнил и на порог, бежать от меня?

ПЁТР. Кого соблазнил?

АНИСЬЯ. Молчи! Всё! Я согласна! Вези меня к отцу своему на показ, я согласна, сказала! Сказала же, не слышишь, глухой? Эй, вы, запрягайте тройку, едем, едем, свадьба, свадьба, дождалась я, дождалась своего суженого-ряженого, дождалась!

Сели они в тройку и помчались. Милуются, радуются.

Поехал Петр показывать отцу невесту свою, Анисьюшку.

А Иван по лесу искал всё стрелу свою, никак не мог найти. Потому что стрела его поднялась и улетела - сам он не знает куда.

Вот он шёл, шёл, дошёл до вязкого болота.

Встал, стоит, оглядывается.

ИВАН. Эх, правду люди говорят: по бедному Захару всякая щепа бьет. Опять не везет мне. Потерял я свою стрелу. Поди, в болоте в этом утонула …

Вдруг слышит он из-под коряги голосок чей-то.

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА. Ква-ква, Иван! Здравствуй, Иван. Как ты живешь? Что у болота моего делаешь? Далеко ли путь держишь?

ИВАН. Вот так дела … Лягушка разговаривает … Вот это да! Сколько лет прожил, а такого не видел.

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА. Ква-ква, Иван! Ну, так что, Иван, не отвечаешь мне? Испугался меня, что ли?

ИВАН. Да ничего живу. Как говорится: живем не тужим - бар не хуже, они на охоту, мы на работу. Они спать, а мы работать опять. Они выспятся, да за чай, а мы - цепами качай.

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА. Ква-ква, Иван! А ведь стрела-то твоя здесь, у меня!

ИВАН. Вот ведь беда какая! А ну отдай, отдай быстро! Надо же такому случиться: лягушка зеленая, да вся в бородавках к тому же, стрелу мою прихватила и во рту держит!

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА. Ква-ква, Иван! Поди ко мне, Иван, бери свою стрелу, а меня - возьми замуж.

ИВАН. Да что ты такое говоришь?! Как же я тебя замуж возьму? Придумала тоже! Меня люди засмеют!

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА. Возьми, Иван, жалеть не будешь, обещаю тебе!

ИВАН. Ишь, обещает она. Журавля в небе не сули, дай прежде синицу в руки. В грязи лежит, а кричит: не замарай.

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА. Ква-ква, Иван! Возьми меня в жены, Иван!

ИВАН. Как мне за себя квакушу взять? Квакуша не ровня мне!

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА. Ква-ква, Иван! Возьми меня замуж! Возьми, не бойся!

ИВАН. Что ты, что ты! Да как я возьму себе в жёны лягушку?

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА. Бери, знать, судьба твоя такая.

Помолчал Иван, подумал, голову почесал.

ИВАН. Ну, деваться некуда. Эх, в какие-то веки удалось коту с печки спрыгнуть, и то лапки отшиб. Давши слово, держись, а не давши - крепись. Будь что будет. Дальше земли не упадешь. Пошли, лягушка. Знать, судьба моя такая.

Подхватил Иван лягушку и понес отцу невесту свою показывать …

И пошла плясать свадьба по деревне, да не одна, а две сразу!

Радуется старик, что женит сыновей, и горюет, что так не повезло младшему …

ОТЕЦ. Да неужели, Ванька, другой невесты ты не мог найти? Что ж ты позоришь-то меня так?

АКСИНЬЯ (Петру). Вот дурень, так дурень братец у тебя, ну, сказать честно: таких дурачков мало я видала!

ПЕТР. Ага, да дурак он, самый настоящий дурак. Ну, что нам до них! Ты-то вон у меня какая пышная, мягкая, а у него что? Неужли с лягушкой целоваться станет? Куда годно! Папаня, он нас перед людьми позорит!

АКСИНЬЯ. Ой, ой, ой! Дурак ты, Ваня, не дурак, а хороший ты полудурок! Правду говорят: дурак один родится - всему свету беда.

ПЕТР. Дурак тому и рад, что ума нет.

АКСИНЬЯ. Дурака учить - что горбатого лечить.

ПЕТР. Дураков учить - что мертвых лечить.

АКСИНЬЯ. Дурному дитёнку батькино благословенье не на пользу.

ПЁТР. Какая ж ты у меня красавица, какая ж ты у меня языкастая!

ОТЕЦ. Ну всё, молчите вы, сороки! Растрещались!

ПЁТР. Мы ж шуткуем, мы – шутя-любя-нарошно, батюшка …

ОТЕЦ. Раз он слово дал – пусть так и будет. Русское слово – нерушимое. Бери, Ваня, в жены квакушу, ничего тут не поделаешь …

ИВАН. Слушаю, батюшка …

ОТЕЦ. Ну, вот. А теперь слушайте меня внимательно, сыны мои. Хочу я посмотреть, сынки мои любезные, которая из ваших жён лучшая рукодельница. Вот что, душеньки мои, невестки, сделайте для меня. А сшейте-ка вы мне к завтрашнему дню по полотенцу красивому! Да чтоб расшито полотенце было золотом-серебром, цветами, розами, лебедями! Вот и посмотрю я, на что вы годны!

АКСИНЬЯ. Надо позвать моих нянюшек, пусть они вам, тятенька, и сошьют, и соткут, и выткут, и вышьют …

ОТЕЦ. Нет, милая Аксиньюшка. Что нянюшки твои мастерицы – знаю я. А вот на что ты сама годна – посмотреть хочу.

АКСИНЬЯ. Дак я …

ОТЕЦ. Молчать! Кто в доме хозяин? Я или кошка?

АКСИНЬЯ. Вы …

ОТЕЦ. Вот и за работу. А утром посмотрим, кто на что горазд …

Ушел отец, в сердцах хлопнув дверью.

Аксинья давай по комнате бегать, давай ножницами полотно резать, иголкой руки колет, вышить ничего не может.

АКСИНЬЯ. Ну, сделаю я тебе полотенце. С петухами! С лебедями! С орлами да с оленями! С кошками и котятками! С воронами и воробьями! Да такое вышью, что умываться не захочешь! Ишь ты какой! Решил из меня прислугу, поломойку грязную сделать!

ПЕТР. Не спеши, не спеши, Аксиньюшку …

АКСИНЬЯ. Уйди с глаз долой, без тебя знаю! Сюда воткну, тут выткну! Что я, полотенец не вышивала, думаешь? Ой, ой! Да что же это! Все руки в крови! Бедная я, бедная! Ну да ладно … И так сойдет этому старому хрычу. Пойду-ка я спать, ночь уж на дворе, не буду я маяться, руки белые надрывать …

Легла на сундук и давай храпеть.

А Иван пришел домой, сел и голову повесил. Лягушка, по полу скачет, спрашивает его:

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА. Что, Ванюшка, не весел, что голову повесил? Или горе какое? Или что дурное с тобой приключилось?

ИВАН. И не знаю, как сказать …

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА. Говори.

ИВАН. Батюшка, велел тебе к завтрему полотенце красивое приготовить, цветами, розами расшить. Да чтоб лебеди по нему плавали, чтоб глаза ломило от красоты, от серебра-золота.

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА. Это не беда, Ваня. Не тужи, а ложись лучше спать-почивать, ведь утро вечера мудренее.

Послушал Иван лягушку, лег спать на лавку.

А Лягушка квакнула, прыгнула на крыльцо, сбросила с себя лягушечью кожу и обернулась душой-девицей, Василисой Премудрой, такой красавицей, что и в сказке не расскажешь.

Принялась она полотенце шить-расшивать.

Где кольнет иглой раз - цветок зацветет, где кольнет другой раз - хитрые узоры идут, где кольнет третий - птицы летят...

Солнышко еще не взошло, а полотенце было уже готово, да какое!

Иван утром проснулся, лягушка опять по полу скачет, а уж полотенце лежит на столе, золотом сияет.

Отец, на лавке сидя, принимал от сыновей полотенца новые.

Взял полотенце от Петра, посмотрел, крякнул хмуро, сказал:

ОТЕЦ. Этим полотенцем только от дождя лошадей покрывать!

АКСИНЬЯ. Батюшка, чем же я вам не угодила? А по-моему, красивое, нет?

ОТЕЦ. Нет, нет! Его только у ворот стелить!

АКСИНЬЯ. Да за что это, батюшка?

ОТЕЦ. Нет, нет! Только в баню с ним ходить, под ноги в бане класть и ноги вытирать! Нет, нет, надо его в черную избу отнести, пусть там лежит, пусть глаза мне не мозолит …

АКСИНЬЯ. Экий вы батюшка, не угодишь вам …

Принял от Ивана полотенце, взглянул и сказал:

ОТЕЦ. Откуда ты это полотенце взял?

ИВАН. Да это моя квакуша, батюшка, за ночь расшила …

ОТЕЦ. Правда?

ИВАН. Что ж мне врать – воля ваша.

ОТЕЦ. Ну, вот что тогда скажу. А этим полотенцем только по большим праздникам утираться! А сейчас – надо повесить его в моей светлой горнице, да любоваться им! Это ж надо, красота какая!

Анисья зарыдала, Петр зубами заскрипел, а Иван разулыбался радостно.

ИВАН. Слава Богу, угодил я батюшке … И квакуша моя угодила.

ОТЕЦ. Угодил, угодил.Ну и полотенце, никогда такого не видывал!Ну, спасибо, сынки, что наказ мой выполнили. А теперь вот что скажу: пусть завтра ко мне ваши жены явятся, да явятся ко мне пусть нарядные, красивые. Хочу я на них посмотреть, кто из них стройнее, любезнее, веселее, да кто из них пляшет лучше!

АНИСЬЯ. Батюшка, какой вы умный. Как вы хорошо это придумали на этот раз! А то с полотенцем с этим, знаете, намаялась я …

ОТЕЦ. Эх, какая … В глаза льстит, а за глаза пакостит. В глазах - как лисица, а за глазами - как волк. В глазах мил, а за глаза постыл.

АНИСЬЯ. Да что вы такое говорите, батюшка?

ОТЕЦ. То и говорю, что у тебя, как и у сына моего старшего, в голове-то реденько посеяно …

АНИСЬЯ. Чего?

ОТЕЦ. Ничего. Идите, наряжайтесь, готовьтесь.

АНИСЬЯ. А нарядов-то у меня много, вот разряжусь, да явлюсь к батюшке! Плясать-то я горазда, не остановить!

ПЕТР. А ты, Иван, лягушку-то свою хоть в платочке-то принеси, мы посмотрим, как она квакает!

АНИСЬЯ. Да, да! Все, поди, ты болота исходил, пока нашел такую красавицу! Долго выбирал? У какой бородавок больше, ту, поди, выбрал, нет? Ой, не могу, не могу я, смеюся вся!

Смеются Анисья да Петр, а Иван голову ниже плеч повесил, снова пошел домой.

А лягушка тут как тут.

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА. Ква-ква, Иван! Что ты так кручинишься? Али от отца услыхал слово неприветливое?

ИВАН. Как мне не кручиниться? Батюшка мой велел, чтобы я с тобой на смотрины завтра приходил. А как я тебя в люди покажу?

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА. Не тужи, Ванюшка! Ступай один к отцу в гости, а я вслед за тобой буду. И как услышишь стук да гром – ты скажи: это моя лягушонка в коробчонке едет. А сейчас - ложись спать, ведь утро вечера мудренее!

Послушал Иван лягушку, лег спать на лавку.

А Лягушка квакнула, прыгнула на крыльцо, сбросила с себя лягушечью кожу и обернулась душой-девицей, Василисой Премудрой, такой красавицей, что и в сказке, не расскажешь.

Принялась она платье себе к утру готовить.

Рукой взмахнет – цветок на ткани расцветет, другой помашет - хитрые узоры по низу платья бегут, двумя руками взмахнет - птицы летят по небу, несут в клювах цветы полевые, бросают их на платье и вмиг цветы в яркие вышивки превращаются...

Солнышко еще не взошло, а платье было уже готово, да какое!

Спрятала его Василиса Премудрая в сундук и снова в лягушку превратилась.

А Иван утром проснулся, отправился к отцу.

Вот и Иван с Анисьей явились.

Анисья разодета, разнаряжена. Вся в парче и в золоте. Хотя, правда, всё на ней сидит, как на корове седло.

ОТЕЦ. Ну, покажи, красавица, невестка моя, как ты петь да танцевать можешь?

Принялась Анисья петь - все уши заткнули.

Принялась танцевать - все лавки перевернула.

Злится, плачет, а Петр говорит Ивану:

ПЕТР. Чего ты смеешься? У меня хоть такая кривобокая, косорукая, да жена. Да человек! А у тебя – лягушка!

АНИСЬЯ. Вот именно! Я – человек. Не лягушка-квакушка! А что петь не умею – какие мои годы, научусь! А что танцевать не могу – дак тоже дело наживное! Я еще молоденькая! Да ведь, Петенька-петушок, золотой гребешок?

ПЕТР. Что ж ты, брат, без жены пришёл? Хоть бы в платочке принёс!

ИВАН. Лягушек бояться - в реке не купаться.

АНИСЬЯ. Вот, вот. Лягушечка курлычет, свой животик веселит.

ПЕТР. Вот, вот. Лягушке волом не быть, сколько воды ни пить

АНИСЬЯ. И где ты этакую красавицу выискал? Чай, все болота исходил, излазил?

Хохочут оба, умирают со смеху.

Вдруг поднялся великий стук да гром - весь дом затрясся. Все крепко перепугались, повскакивали с мест своих и не знают, что им делать.

ОТЕЦ. Это что ж такое? Землетрясение?

ПЕТР. Нет, нет, отец! В наших краях отродясь землетрясений не было! Это гром, молния, ливень ни с того ни с сего начались, да какой гром, какая молния, какой ливень страшный!

ОТЕЦ. Ой, надо спрятаться в подпол! Бежим!

АНИСЬЯ. Ой, нет, надо на крышу, на чердак залезть, а то потоп начнется, утонем все, как котята!

ИВАН. Стойте, стойте! Не бойтесь! Это, видать, моя лягушонка в коробчонке приехала.

ОТЕЦ. Какая еще лягушонка в коробчонке?

АНИСЬЯ. Какая еще коробчонка с лягушонкой?

ПЕТР. Какие еще лягушонки, коробчонки, коробчонки, лягушонки?

Кинулись все к окнам.

Видят: подлетела к крыльцу золочёная коляска, в шесть лошадей запряжена, и вышла оттуда Василиса Премудрая - такая красавица, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Вошла в дом, взяла Ивана за руку и повела за столы дубовые, за скатерти бранные.

Стали гости есть-пить, веселиться.

Василиса Премудрая испила из стакана, да остатки себе за левый рукав вылила. Закусила баранинкой, да косточки за правый рукав спрятала.

Анисья увидала ее хитрости, давай и себе тоже делать.

После, как пошла Василиса Премудрая танцевать с Иваном, махнула левой рукой - сделалось озеро, махнула правой - и поплыли по воде белые лебеди.

Все вокруг диву дались.

А пошла Анисья танцевать, махнула левым рукавом - всех забрызгала, махнула правым - кость батюшке прямо в глаз попала!

Отец рассердился и давай гнать ее:

ОТЕЦ. Ты что ж как с дуба рухнула, матушка! Забрызгала меня вином, забросала меня костями, а одна кость прямо в глаз попала!

АНИСЬЯ. Дак я батюшка делала то, что Василиса Премудрая. Она тайком в левый рукав вино сливала, в правый косточки складывала!

ОТЕЦ. Как одна сорока хвост задерет, то за нею и все. Что крестьяна, то и обезьяна! Дак она махнет рукой – сделается озеро, махнет другой – плывут по озеру лебеди! А у тебя чего?

АНИСЬЯ. Ничего, батюшка, не получается у меня!

ОТЕЦ. Завидливые глаза всегда не наедятся. Иди отсюда с позором, не мельтеши перед глазами! А я буду танцевать с Василисой Премудрою!

Отец встал в центр избы, давай с Василисой Премудрой приплясывать.

А Иван улучил минутку и побежал домой.

Нашел он лягушачью кожу и спалил ее на огне в печке.

Тут как раз возвратилась Василиса Премудрая домой, хватилась - нет лягушачьей кожи.

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА. Ваня, где же моя лягушачья кожа? Куда подевалась?

ИВАН. Сжег я ее в печи. Зачем тебе в нее прятаться, зачем красоту свою прятать от людей, от меня, своего суженого-ряженого?

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА. Суженый, ряженый мой Иванушка, ах, что же ты наделал! Если бы ты еще три дня подождал, я бы вечно твоею была. А теперь, прощай, разыскивай меня за тридевять земель, за тридевять морей, в тридесятом царстве, у Кащея Бессмертного. Как три пары железных сапог износишь, как три железных хлеба изгрызешь - только тогда и разыщешь меня... Прощай, милый мой Иванушка!

ИВАН. Стой, стой, погоди, девица красная!

А Царевна-Лягушка обернулась белой лебедью и улетела в окно.

Заплакал Иван безутешно.

Но делать нечего. Поклонился он в четыре стороны, помолился Богу на все на четыре стороны и пошел, куда глаза глядят - искать жену свою, Василису Премудрую.

День прошел, и два, и три, и четыре.

Месяц целый идет Иван.

Идет, да идет - не остановится на отдых ни на часок.

И кафтан он истёр, и шапчонку его дождик иссёк. Третью пару железных сапог износил, третий железный хлеб он изгрыз и вот - вышел в чистое поле.

ИВАН. Эх, и кафтан ч истёр, и шапчонку мою дождик иссёк. Третью пару железных сапог износил я, третий железный хлеб я изгрыз… А всё не найду свою женушку милую Василису Премудрую. Пойду-ка я чистым полем, вдруг увижу селезня в небе, убью его, так есть хочется, силушки нету!

Только натянул Иван лук, хотел было пустить в селезня острую стрелу, как вдруг селезень говорит ему с неба человеческим голосом:

СЕЛЕЗЕНЬ. Не убивай меня, Иван! Будет время - я тебе пригожусь …

ИВАН. Чудеса какие-то … Птицы по-человечьи разговаривают. Видать, и впрямь, зашел я уже в то самое тридевятое царство … Ну, лети с Богом, селезень, да смотри, не забывай про меня …

Пошел Иван дальше.

Пойду на берег моря выйду, вдруг в море найду рыбу какую, есть очень хочется!

Вышел Иван на берег моря, видит – щука лежит на желтом песке.

Вот, щука лежит на берегу, дай-ка, я ее зажарю! Мочи моей больше нет, так есть хочется!

ЩУКА. Ах, Иван, сжалься надо мной, не ешь - меня, брось лучше назад в синее море! Я тебе еще пригожусь!

ИВАН. Ну, ступай с миром в синее море … Да смотри, не забывай про меня … За тридевять земель, за тридевять морей зашел я, а все не могу отыскать мою красавицу … Пойду в лес густой, вдруг тропинку найду какую, по ней пойду искать свою женушку …

Только вошел в чащу, а навстречу ему – медведь.

Медведь! Дай убью медведя! Ведь у меня никакой еды нет.

Прицелился он, а медведь вдруг и говорит ему человеческим голосом:

МЕДВЕДЬ. Не убивай меня, Иван! Когда-нибудь я пригожусь тебе …

ИВАН. Ну, чудеса … Медведь по-человечьи говорит … Ну, ступай с миром.

Пошел Иван дальше.

Зашел я в чащу лесную, непроходимую … Вон, огонек какой-то и избушка виднеется … Смотри-ка, избушка на курьих ножках стоит! Стоит-стоит, а потом вокруг себя поворачивается … Эй, избушка, избушка! Встань, как тебя мать поставила: к лесу задом, ко мне передом.

Повернулась к нему избушка передом, к лесу задом.

Вошел Иван в избушку и видит - лежит Баба Яга на девятом камне над печкой.

БАБА-ЯГА. Кто это там по лесу шарится, меня, старую, пугает?

ИВАН. Здравствуй, бабушка.

БАБА-ЯГА. Здравствуй, дедушка. Чего тебе надобно? Не видишь, Баба-Яга перед тобой. Ноги у меня костяные, зубы на полку положила, нос на потолок повесила. Лежу на печи, на девятом кирпичи … Сопли через порог висят, титьки на крюку замотаны, сижу, зубы точу. Страшно тебе?

ИВАН. Нет.

БАБА-ЯГА. Не-ет?! Ишь, смелый какой … Зачем ко мне пожаловал, добрый молодец? Ищешь чего или убегаешь от чего? Дело пытаешь или от дела лытаешь? Волей пришел в мою избушку на курьих ножках или неволей?

ИВАН. Ах, Баба Яга, костяная нога. Чем пугать честных людей, лучше б ты меня накормила прежде, напоила бы, тогда бы и выспрашивала.

БАБА-ЯГА. Ишь, прыткий какой. Ну, садись за стол. Понравится ли тебе моя еда: кости вороньи, клыки собачьи, хлеб из сорняков, чай из тины болотной. Далеко ли близко идешь, молодец?

ИВАН. Ищу жену свою, Василису Премудрую …

БАБА-ЯГА. Да знаю, знаю... Эх, Иван, Иван! Зачем ты лягушью кожу спалил? Не ты её надел, не тебе и снимать было! Василиса Премудрая хитрей, мудрей отца своего, Кащея Бессмертного, уродилась. Он за то осерчал на неё и велел ей три года квакушею быть. Понимаешь?

ИВАН. Три года?

БАБА-ЯГА. Три года. Жена твоя у Кащея Бессмертного в темнице заперта. Трудно будет ее достать, нелегко с Кощеем сладить: его ни стрелой, ни пулей не убьешь. Потому он никого и не боится.

ИВАН. Да есть ли где его смерть?

БАБА-ЯГА. Его смерть - на конце иглы. Та игла - в яйце, то яйцо - в утке. Та утка - в кованом ларце, а тот ларец - на вершине старого дуба. А дуб тот в дремучем лесу растет. Кащей Бессмертный тот дуб пуще глаза бережет. Ну да так и быть - покажу я тебе дорогу к тому дубу.

ИВАН. Спасибо, бабушка.

БАБА-ЯГА. Ага. Дядя Филат подарил пару утят: вон, говорит, летят. Из «спасиба» твоего шубы не сошьешь. Ну да ладно. Чего с тебя взять. Понравился ты мне: зверей в лесу не трогал, башмаки железные истоптал, жену свою разыскивая, голодом столько дорог прошел. Видно, любишь ты ее, а раз так – то помогу тебе. Редко, редко люди нынче любят друг друга. Все в ненависти, все враздробь, всё не парами. В ком добра нет, в том и правды мало. Эх, люди! Смотри туда, Иван – вон он тот дуб, а на дубе том Кащей Бессмертный сидит. Никто его победить не может, даже я слаба супротив него … Ступай!

Вышел Иван из дома Бабы-Яги, пробежал по тропинке и вдруг перед ним – встал красавец дуб, огромный – до небес! А у дуба того - Кащей Бессмертный:

КАЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ. Фу, фу! Русской земли слыхом не слыхать, видом не видать, а здесь Русью несёт, русским духом пахнет! Кто это сюда явился? Ах, какие гости! Ну, что тебе, Иван, надобно?

ИВАН. Отдай, Кащей Бессмертный, мою Василису Премудрую, жену мою законную, отдай или плохо тебе придется!

КАЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ. Ой, насмешил! Да знаешь ли ты, с кем ты решил ругаться, биться, драться?

ИВАН. Не боюсь я тебя! Знаю я, где твоя смерть!

КАЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ. Ну, где же, скажи?

ИВАН. Твоя смерть - на конце иглы. Та игла - в яйце, то яйцо - в утке. Та утка - в кованом ларце, а тот ларец - вон, на вершине этого старого дуба.

КАЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ. Ну дак поди, достань его!

ИВАН. Я не достану, а звери лесные мне помогут! Эй, медведь, выходи реветь, сковырни дуб, достань мне ларец!

Вдруг откуда ни взялся, прибежал медведь и выворотил дуб с корнем.

Сундук упал и разбился.

Из сундука вылетела утка, поднялась высоко, под самое небо.

Эй, селезень, лови утку, что из ларца выпорхнула!

Глядь, на неё селезень кинулся, как ударит её - утка яйцо выронила, упало яйцо в синее море.

Эй, щука, поймай яйцо, что в море упала!

Вдруг подплывает к берегу щука и держит яйцо в зубах, и отдала яйцо Ивану.

Ну, что, Кащей, вот ты у меня где? Вот ты где, тут - в этом яйце смерть твоя, Кащей Бессмертный!

Упал Кощей на колени, взмолился:

КАЩЕЙ БЕССМЕРТНЫЙ. Не бей меня, Иван, станем жить дружно. Нам весь мир будет покорен! Не дави яйцо, не ломай иглу!

ИВАН. Нет, Кащей, не бывать тому!

Раздавил Иван яйцо, сломал иголку и рассыпался в прах и пепел Кащей.

Дым рассеялся, и вышла из облака к Ивану Василиса Премудрая, та самая Царевна-Лягушка.

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА. Ну, Иван-царевич, сумел ты меня найти, теперь я весь век твоя буду!

ИВАН. Жена моя, любовь моя, отыскал я тебя, отыскал!

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА. Ванюшка, милый, как я долго ждала тебя! Как сердце мое истосковалось, тебя дожидаясь!

ИВАН. Быстрее домой, чтоб забыть эти черные ночи и дни! Батюшка ждет тебя и меня!

ЦАРЕВНА-ЛЯГУШКА. Идем, Ваня! Будем жить, не тужить! Теперь нет нечисти на свете! Светлое время настало для нас!

ИВАН. Будем жить, не тужить! Отыскал я свою любовь!

Тут как в сказке рассыпались черные леса, оказались Иван и Василиса опять у порога дома родного батюшки.

Выбежали Петр, Аксинья, Отец, стали голосить поначалу от радости, а потом петь песни и плясать – тоже от радости.

От радости ведь - и плачут, и пляшут.

И я там был, мед пиво пил, по усам текло, да в рот не попало!

Тут и сказке конец.