Дженкс с серьезным видом кивнул, а я резко развернулась и опять стала глазеть вперед. Какая же я была дура, что попросила ее помочь! Проклятый таксист теперь тоже кивал.
— Труп, — бубнил он. — Труп, труп, труп.
Вот так. Чем дальше в лес, тем толще партизаны. Учитывая разговорчивость Дженкса и таксиста, прежде чем я подам заявление, весь город уже будет знать о том, что я увольняюсь.
— Ладно, не беспокойтесь, — пробормотала я. — Я больше не желаю об этом разговаривать.
Айви набросила руку на спинку моего сиденья.
— А тебе не приходило в голову, что кто-то может тебя подставлять? Всем известно, что лепреконы пытаются купить себе свободу. Если тебя застукают, то по первое число всыплют.
— Угу, — отозвалась я. —Я уже об этом подумала. — Ясное дело, у меня даже мысли о таком варианте не было, но я не собиралось Айви об этом сообщать. — И моим первым желанием станет то, чтобы меня не застукали.
— Так всегда бывает, — лукаво заметила лепреконша. — Значит, это твое первое желание? — Пылая гневом, я кивнула, и женщина ухмыльнулась, показывая ямочки на щеках. Она уже была на полпути к дому.
— Послушай, — сказала я Айви. — Мне не нужна твоя помощь. И на том спасибо. — Я зашарила у себя в сумочке, ища бумажник. — Высадите меня здесь, — сказала я таксисту. — Хочу выпить кофе. Дженкс, ты меня слышишь? Айви доставит тебя до ВБ. Сделаешь это для меня, Айви? По старой дружбе?
— Рэчел, — запротестовала Айви, — ты меня даже не слушаешь.
Таксист осторожно просигналил, затем подкатил к тротуару.
— Будь осторожней, Плутовка.
Я вылезла из машины, распахнула заднюю дверцу и довольно бесцеремонно вытащила лепреконшу наружу. Мои наручники уже полностью устранили ее заговор величины. Теперь женщина была размером с пухлого двухлетнего ребенка.
— Вот, — сказала я, швыряя на сиденье двадцатку. — Думаю, моя доля не больше.
— Здесь все еще дождь идет, — заныла лепреконша.
— Заткнись. — Капли нещадно по мне барабанили, непоправимо портя пучок волос у меня на макушке и прилепляя к шее свисающие оттуда пряди. Я резко захлопнула дверцу как раз в тот момент, когда Айви собралась что-то сказать. Терять мне больше было нечего. Моя жизнь прекратилась в кучу магического навоза, и я даже не могла сварганить из него удобрение.
— Но я же промокну, — пожаловалась лепреконша.
— Хочешь назад в машину? — спросила я. Мой голос был спокоен, но внутренне я вся кипела. — Если хочешь, мы можем про все забыть. Не сомневаюсь, Айви по всем правилам тебя оформит. Два задания за одну ночь. Ей наверняка дадут премию.
— Не-ет, — еле слышно пропищала женщина. Бурля от негодования, я бросила взгляд через дорогу на кафе «Старбакс», обычно обслуживавшее местных приверед, которым требовалось не менее шестидесяти разных способов сварить кофейные зерна, чтобы ни одним из них не удовлетвориться. Поскольку кафе находилось по эту сторону реки, в такой ранний час там, скорее всего, было пусто. А значит, в настоящий момент оно представляло собой идеальное место, где я могла избавиться от дурного настроения и собраться с силами. Я чуть ли не силком подтащила лепреконшу к двери, пытаясь прикинуть стоимость местной чашки кофе по числу доповоротных безделушек на витрине заведения.
— Рэчел, погоди. — Айви опустила стекло, и до меня снова стала доноситься музыка из такси. На сей раз «Тысяча лет» Стинга. Я чуть было не решила залезть обратно в машину.
Однако вместе этого я резко распахнула дверь в кафе и усмехнулась радостному перезвону колокольчиков.
— Кофе. Черный. И сиденье помягче! — крикнула я парнишке за прилавком, твердо шагая в самый темный угол с лепреконшей на прицепе. Будь оно все проклято. Парнишка представлялся исключительно честным малым — идеальная прическа, фартучек в красно-белую полоску. Скорее всего, студент университета. Я тоже могла бы ходить в университет вместо районного техникума. По крайней мере семестр-другой. Тогда бы меня наверняка признали, оценили и все такое прочее.
Кабинка оказалась на удивление уютной и мягкой. Даже скатерть на столике была настоящая. И ступни там к полу не липли. Определенный плюс. Заметив, что парнишка одарил меня высокомерным взглядом, я стянула с себя сапожки и села по-турецки, чтобы ему досадить. Я все еще была одета как проститутка. Кажется, он прикидывал, не вызвать ли ему ВБ или ее человеческий эквивалент, ФВБ. Вот была бы умора.
А мой билет на выход из ВБ нервно ерзал на противоположном сиденье.
— Можно мне с молоком? — заныла лепреконша.
— Нет.
Колокольчики опять затрезвонили. Повернувшись к двери, я увидела входящую в кафе Айви. Она шагала с совой на руке, пристроив ее на специальную нарукавную повязку. Джёнкс восседал у Айви на плече, держась как можно дальше от совы. Я оцепенело повернулась к картинке над столиком. Там были изображены детишки, одетые как фруктовый салат. Наверное, картинке полагалось вызывать добрые чувства, но лично у меня она вызвала только голод.
— Послушай, Рэчел. Мне надо с тобой поговорить.
Для мальца за прилавком это уже был явный перебор.
— Прошу прощения, мэм, — произнес он своим идеальным голосом. — С домашними животными сюда нельзя. Сова должна остаться снаружи.
«Мэм?» — подумала я, отчаянно стараясь удержаться от истерического смеха.
Парнишка побледнел, когда Айви на него посмотрела. Затем, слепо и неуверенно пятясь назад, чуть не упал. Она давила на него аурой. Н-да, приятного мало.
Тут Айви обратила свой взор на меня. Из моей груди со свистом вышел весь воздух, когда я ударилась о заднюю стенку кабинки. Черные, хищные глаза буквально пригвоздили меня к виниловому сиденью. В животе у меня все сжалось от лютого голода. А пальцы скрючились.
Сковывающее напряжение Айви было как яд. Я просто не могла отвернуться. Ничего похожего на вежливый вопрос, заданный мне мертвым вампиром в «Крови и варено». Здесь ясно чувствовался гнев, властное преобладание. Слана Богу, что Айви гневалась не только на меня, но и на того мальца за прилавком.
Конечно, как только она увидела появившееся у меня на лице выражение, гнев в ее глазах последний раз полыхнул и погас. Черные зрачки сжались, возвращая на место привычную карюю радужку. В мгновение ока покров силы соскользнул с Айви, удаляясь в самые глубины ада, откуда он и пришел. Да, наверняка это был ад. Столь мощное преобладание обычные чары дать не могли. Тут уже мой гнев снова нахлынул. Если я гневалась, я не могла бояться, разве не так?
Прошло уже несколько лет с тех пор, как Айви давила на меня аурой. В тот последний раз мы спорили о том, как нам лучше арестовать одного низкокровного вампира, подозревавшегося в соблазнении несовершеннолетних девушек посредством какой-то дебильной ролевой игры в карты. Я тогда урезонила Айви сонным амулетом, затем красным лаком начертала на ее ногтях «ТЫ— ИДИОТКА», после чего привязала ее к стулу и разбудила. С тех пор Айви была образцовой подругой, разве что порой чуточку прохладной. Думаю, она высоко оценила то, что о том инциденте я никому ничего не рассказала.
Малец откашлялся.
— Вы, мэм... э-э... вы не вправе здесь оставаться, если только что-нибудь не закажете, — вяло заметил он.
«Отважный парнишка, — подумала я. — Должно быть, Внутриземец».
— Апельсиновый сок, — сказала Айви. — Без мякоти.
Я удивленно на нее посмотрела.
— Апельсиновый сок? — Затем я опять нахмурилась. — Послушай, — сказала я, расцепляя ладони и резко выдергивая сумочку с амулетами себе на колени. — Мне наплевать, если Леона Бейна в конечном итоге по стенке размазали. Я увольняюсь. И никакие твои доводы моего решения не изменят.
Айви неловко переступила с ноги на ногу. Такая ее неуверенность охладила остатки моего гнева. Айви была обеспокоена? Никогда еще такого не видела.
— Я хочу уйти вместе с тобой, — наконец сказала она.
Несколько секунд я могла лишь молча на нее глазеть.
— Что? — наконец сумела выдавить я из себя. Айви с деланной беззаботностью села напротив меня, ставя свою сову присматривать за лепреконшей. С шумом отклеив «липучку» своей нарукавной повязки, она положила ее рядом с собой на скамью. Дженкс спрыгнул с ее плеча на столик — глаза его были широко распахнуты, а рот для разнообразия закрыт. Парнишка приволокся с мягким сиденьем и нашей незатейливой выпивкой. Мы молча подождали, пока он дрожащими руками все расставит и удалится подобру-поздорову в заднее помещение кафе.
Моя чашка оказалось треснутой и налитой лишь наполовину. Я было поигралась с мыслью о том, чтобы прилепить под столом один амулет, от которого сворачивалось бы все молоко в радиусе полутора метров, но затем решила, что сейчас следует позаботиться о куда более важных вещах. Например, о том, почему Айви решила в буквальном смысле спустить в унитаз свою блестящую карьеру.
— Но почему? — потрясенно спросила я. — Начальство в тебе души не чает. Ты сама выбираешь себе задания. В прошлом году у тебя даже оплаченный отпуск был.
Избегая моего взгляда, Айви изучала картинку над столиком.
— Целых четыре недели! Ты тогда на Аляску за полночным солнцем отправилась!
Густые черные брови Айви мрачно сдвинулись, когда она протянула руку, чтобы погладить свою сову и поправить ей крылья.
— Половина аренды, половина коммунальных услуг... короче половина всего за мной, половина за тобой. Я вношу свою долю и занимаюсь своими делами, ты вносишь свою и занимаешься своими. Если потребуется, работаем вместе. Как раньше.
Я откинулась на спинку сиденья. Моя вспышка раздражения вышла не столь очевидной, как мне того хотелось, поскольку падать здесь можно было только на мягкую обивку.
— И все-таки почему? — снова спросила я.
Ладонь Айви упала с совы на столешницу.
— Я очень хорошо делаю свою работу, — сказала она, по-прежнему не желая мне отвечать. В голосе ее теперь звучала смутная уязвимость. — Так что обузой для тебя, Рэчел, я не стану. Ни один вампир не осмелится против меня выступить. Могу распространить это благо и на тебя. Наемных убийц из вампиров я буду отваживать до тех пор, пока ты не накопишь денег, чтобы расплатиться за разорванный контракт. С моими связями и твоими заклинаниями мы сможем оставаться в живых так долго, что ВБ отменит цену за наши головы. Но у меня есть одно желание.
— Никакой цены за наши головы не будет, — быстро вставила я.
— Рэчел... — взмолилась Айви. Ее карие глаза смягчились, предостерегая меня. — Пойми, Рэчел, цена будет. — Айви стала подаваться вперед, пока у меня не возникло острое желание удариться в бегство. Я вдохнула ее запах, ища привкус крови, но там был только апельсиновый сок. И все-таки она ошибалась. ВБ никогда бы не назначила цены за мою голову. Там искренне хотели, чтобы я ушла. Тревожиться следовало как раз Айви.
— Я тоже, — вдруг выдал Дженкс и шустро подлетел к ободку моей чашки. Радужная пыльца проплыла от его согнутого крылышка, оставляя маслянистую пленку на кофе. — Я тоже хочу войти в дело. Я тоже хочу желание. Я уйду из ВБ и стану работать наводчиком для вас обеих. Вам обязательно потребуется наводчик. Ты, Рэчел, получишь четыре часа после полуночи. А ты, Айви, следующие четыре часа. Или как вам будет удобнее. Я получаю каждые четвертые сутки выходной, всего семь оплаченных выходных в месяц, и еще желание. Вы позволяете мне с моей семьей жить в конторе — знаете, тихо-мирно за надежной стеной. И платите мне каждую неделю столько же, сколько я зарабатываю сейчас.
Кивнув, Айви отхлебнула еще немного сока.
— По-моему, звучит славно. Как думаешь, Рэчел?
А у меня просто челюсть отпала. Я никак не могла поверить в услышанное.
— Я не могу отдать вам свои желания.
Лепреконша энергично замотала головой.
— Очень даже можешь.
— Нет, не могу, — нетерпеливо возразила я. — Я хочу сказать, они мне нужны. — Острая тревога засела у меня в кишках при мысли о том, что Айви, вполне возможно, была права. — Я уже использовала одно, чтобы меня не застукали, когда я ее отпущу, — продолжила я. — И теперь мне надо для начала пожелать выйти из контракта.
— Так ведь... это самое... — принялась заикаться лепреконша. — Если это есть в документе, я ничего поделать не смогу.
Дженкс презрительно фыркнул.
— Что, не настолько ты хороша?
— Заткнись... сикараха! — рявкнула лепреконша. Щеки ее мигом порозовели.
— Сама заткнись, тварь болотная! — прорычал в ответ феек.
«Этого просто не может быть!» — подумала я. Все, чего мне хотелось, это стоять в сторонке, а никак не возглавлять мятеж.
— Вы это не всерьез, — наконец сказала я. — Айви, признайся, что твое извращенное чувство юмора наконец-таки себя проявляет.
Айви спокойно встретила мой пристальный взгляд. Никогда не могла понять, что творится по ту сторону глаз вампирши.
— Впервые за всю мою карьеру, — сказала она, — я возвращаюсь с пустыми руками. Я отпустила свой улов. — Айви развела руками. — Просто открыла багажник и выпустила их обоих. Грубо нарушила положения. — Краткая улыбка вспыхнула на ее плотно сжатых губах и тут же исчезла. — Как, для тебя это достаточно серьезно?
— Пойди поищи себе своего лепрекона, — отозвалась я, протягивая руку к своей чашке, но вовремя спохватываясь. На ее ручке все еще сидел Дженкс.
Айви рассмеялась. Смех вышел холодный, и на сей раз я действительно задрожала.
— Верно, я сама выбираю себе задания, — сказала она. — Как по-твоему, что случится, если я отправлюсь за лепреконом, напортачу с ним, а потом попытаюсь уйти из ВБ?
Напротив меня тяжко вздохнула лепреконша.
— Никакие желания тут бы не помогли, — пропела она. — Очень тяжело было бы выдать это за простое совпадение.
— А ты, Дженкс? — хрипло спросила я. Дженкс пожал плечами.
— Мне нужно желание. Оно даст мне то, чего мне никогда не сможет дать ВБ. Мне нужно бесплодие, чтобы моя жена меня не бросила. — Он по кривой подлетел к лепреконше. — Или для тебя это слишком сложно, плесень зеленая? — стал насмехаться феек, широко расставив ноги и положив ладони на бедра.
— У, сикараха, — проворчала та. Мои амулеты стали позвякивать, когда лепреконша не на шутку вознамерилась раздавить моего наводчика. Крылышки Дженкса аж покраснели от злости, и я всерьез задумалась, не загорится ли слетающая с них пыльца.
-— Бесплодие? — переспросила я, стараясь не уходить от темы.
Выразительно показав лепреконше средний палец, Дженкс зашагал по столу прямиком ко мне.
— Ну да, — сказал он. — Знаешь, сколько у меня уже мелких спиногрызов?
Даже Айви, кажется, удивилась.
— Так ты из-за этого собираешься жизнью рискнуть? — спросила она.
Дженкс испустил звонкий смешок.
— А кто сказал, что я вообще жизнью рискую? ВБ будет глубоко наплевать, если я уйду. Фейки никаких контрактов не подписывают. Нас слишком быстро из виду теряют. Я свободный агент. И всегда им был. — Он ухмыльнулся, выглядя слишком уж хитромудро для такой крылатой мелочи. — И всегда буду. Я так прикидываю, моя жизнь продлится чуть дольше, если мне придется работать только на вас двоих, верзилы несчастные.
Я повернулась к Айви.
— Я знаю, что ты подписывала контракт. В ВБ тебя обожают. Если кому-то и следует тревожиться о какой-то угрозе, так это как раз тебе, а не мне. Зачем тебе так рисковать ради... ради... — Я заколебалась. — Ради пустого места? Какое желание может окупить такой риск?
Лицо Айви буквально окаменело. На нее словно бы наплыла какая-то черная тень.
— Я не обязана тебе ничего рассказывать.
— Я не такая дура, — продолжила я, стараясь скрыть свое беспокойство. — Откуда мне знать, не возьмешься ли ты за старое?
Явно оскорбленная, Айви сверлила меня глазами до тех пор, пока я, похолодев до костей, не опустила взгляд. «Пожалуй, — подумала я, — это была не слишком удачная мысль».
— Я не практикующая вампирша, — наконец сказала Айви. — Уже давно. И больше никогда ею не буду.
Поняв, что опять играюсь со своими влажными волосами, я заставила себя опустить руку. Уверенные слова Айви убеждали только отчасти. Бокал уже был наполовину пуст, а я припоминала, что она лишь раз из него отхлебывала.
— Ну что, партнеры? — спросила Айви, протягивая ладонь через стол.
«Партнеры с Айви? С Дженксом?». Айви была лучшим сыскным агентом, какой когда-либо имелся у ВБ. Конечно, мне, мягко говоря, льстило то, что она хотела на постоянной основе со мной работать, но это же самое не на шутку меня тревожило. С другой стороны, мне, как будто, не требовалось с ней жить. Только работать. Я медленно подняла руку и обменялась с Айви рукопожатием. Мои идеально очерченные красные ногти выглядели просто кричаще рядом с даже неотполированными ногтями изящной вампирши. Итак, два моих оставшихся желания пропали. Впрочем, я бы и так наверняка попусту их растратила.
— Партнеры, — сказала я, подрагивая от холода, идущего от ладони Айви.
— Порядок! — каркнул Дженкс, приземляясь аккурат на наши сцепленные ладони. От сочащейся из фейка пыльцы прикосновение Айви словно бы потеплело. — Партнеры!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
— Боже милостивый,, — чуть слышно простонала я. — Не допусти, чтобы меня вырвало. Нет, только не здесь. — Я подольше подержала глаза закрытыми, надеясь, что им не будет так больно от света, когда я их снова открою. Я сидела в своей кабинке на двадцать пятом этаже цитадели ВБ. Дневное солнце косо проникало внутрь, но поскольку мой стол находился почти в самой середине лабиринта проходов и кабинок, до меня оно никогда не доходило. Кто-то притащил с собой пончики, и от аромата сахарной глазури в животе у меня взбурлило. Впрочем, все, чего мне хотелось, это вернуться домой и хорошенько поспать.
Вытянув на себя верхний ящик стола, я пошарила там в поисках амулета от головной боли и жалобно застонала, когда выяснилось, что все эти амулеты у меня уже вышли. Тогда я уткнулась лбом в металлическую столешницу и сквозь узкую щелку меж края джинсов и растрепанных волос стала разглядывать свои высокие ботинки. Ради такого события, как день моего увольнения, я оделась вполне консервативно: в красную полотняную рубашку, заправленную в простые синие джинсы. На некоторое время больше никакой обтягивающей кожи.
Прошлая ночь стала ошибкой. Мне потребовалось слишком много бокалов, чтобы как следует отупеть, после чего я смогла официально отдать два моих оставшихся желания Айви и Дженксу. Я по-настоящему на этих двоих положилась. Любой, кто хоть что-нибудь знает про желания, прежде всего знает, что нельзя желать слишком многого. То же самое касается желания богатства. Деньги так просто ниоткуда не появляются. Если они все же откуда-то поступили, и если ты вдобавок не пожелала, чтобы тебя не застукали, тебя непременно повяжут за воровство.
Желания — вещь заковыристая, и именно поэтому большинство Внутриземцев в свое время выступило за то, чтобы получать сразу по три штуки. В ретроспективе я не так уж скверно ими распорядилась. Пожелав, чтобы меня не застукали после того, как я отпущу лепреконшу, я по крайней мере обеспечила себе уход из ВБ с незапятнанным личным делом. Если Айви была права, и меня действительно собирались угрохать за разрыв контракта, убийство следовало сделать похожим на несчастный случай. Но чего ради вэбэшному начальству было так напрягаться? Заказные убийства дорого стоили. К тому же оно само хотело, чтобы я ушла.
Айви получила вексель, чтобы реализовать свое желание как-нибудь позднее. Выглядел этот вексель совсем как старая монетка с дырочкой, так что Айви продела в дырочку пурпурный шнурок и повесила вексель себе на шею. Зато Дженкс растратил свое желание прямо в кафе и с гудением умчался прочь, чтобы сообщить своей жене радостное известие. Много лет утекло с тех пор, как у меня был последний ночной девичник, и я подумала, что на дне бокала я вполне могу найти отвагу сообщить начальству о своем увольнении. Короче, я там ее не нашла.
Ровно через пять секунд после начала моей отрепетированной речуги Денон легким движением руки вскрыл конверт манильской бумаги, вытащил оттуда мой контракт и порвал его в клочья, после чего тактично выразился в том смысле, чтобы через полчаса ноги моей в этом здании больше не было. Мой значок и вэбэшные наручники остались у него в столе; зато амулеты, что их украшали— у меня в кармане.
Семь лет службы в ВБ оставили меня с богатой россыпью всевозможных безделушек и устаревших памяток. Дрожащими пальцами я потянулась к дешевой вазе с толстыми стенками, которая, бывало, месяцами не чуяла в себе ни одного цветка. Ваза отправилась в мусор — точно так же, как и в свое время тот кретин, который мне ее подарил. А вот тигель для приготовления растворов пошел в коробку у меня под ногами. Покрытая соляной коркой голубая керамика грубо заскребла по картону. Последний раствор высох еще на прошлой недели, и остатки соли теперь пылили.
Следом загрохотал большой штырь из красного дерева. Этот штырь был слишком толст, чтобы сделать из него волшебную палочку. Да и в любом случае я была не настолько хороша, чтобы делать волшебные палочки. Штырь я купила, намереваясь изготовить себе набор амулетов для распознавания лжи, но руки так и не дошли. Такие амулеты проще было купить. Вытянув руку дальше, я схватила список телефонных номеров моих прежних связников. Быстрый взгляд, чтобы убедиться, что никто не смотрит, — и я в темпе убрала список из поля зрения, засовывая его в коробку рядом с тиглем для приготовления растворов и прикрывая CD-плеером с наушниками.
У меня завалялось несколько справочников, которые следовало вернуть сидящей через проход от меня Джойс, зато контейнер с солью, на котором они покоились, некогда принадлежал моему папе. Я поставила контейнер в коробку, пытаясь прикинуть, что подумал бы папа о моем увольнении.
— Пожалуй, это стало бы для него ударом, — прошептала я себе под нос, скрипя зубами от мучительного похмелья.
Подняв глаза, я пристальным взором окинула уродливые желтые перегородки. Мои глаза сузились, когда со всех сторон на меня подняли головы мои сослуживцы. Они стояли повсюду плотными группками, прикидываясь занятыми, а на самом деле вовсю судачили. Испуская медленный вздох, я протянула руку к черно-белой фотографии Уотсона, Крика и стоящей позади них двоих женщины, Розалинды Франклин. Троица ученых стояла перед своей моделью ДНК, и в улыбке Розалинды проскальзывал тот же скрытый юмор, что и у Моны Лизы. Можно было подумать, будто она уже знает, что будет дальше. Я задумалась, не была ли Розалинда Внутриземкой. Множество людей на самом деле были скрытыми Внутриземцами. Я хранила эту фотографию как постоянное напоминание о том, насколько мир зависит от всяких мелких деталей, ускользающих от всеобщего внимания.
Прошло уже сорок лет с тех пор, как четверть человечества вымерла, пораженная смутировавшим вирусом под названием «Ангел-Т4». И, несмотря на частые заявления телевизионных евангелистов об обратном, в этом была наша собственная вина. Все началось со старой доброй человеческой паранойи и ею же закончилось.
Тогда, в пятидесятые, Уотсон, Крик и Франклин объединили свои умы и за шесть месяцев решили загадку ДНК. На этом все могло бы и остановиться, но тогдашний Советский Союз подхватил технологию. Подгоняемые страхом войны, в развивающуюся науку потекли большие деньги. В начале шестидесятых у нас уже был вырабатываемый бактериями инсулин. Последовал подлинный расцвет производства биоинженерных лекарств, наводнивший рынок побочными продуктами куда более зашхеренной разработки Соединенными Штатами биоинженерного оружия. До Луны мы на самом деле так и не добрались, обращая науку не наружу, а внутрь, чтобы в конечном итоге едва не покончить с собой.
А затем, ближе к концу того десятилетия, кто-то допустил ошибку. Вопрос о том, кто ее допустил, Советский Союз или Соединенные Штаты, так и остался спорным. Где-то в холодных арктических лабораториях вышел из-под контроля смертоносный штамм ДНК. За собой он оставил сравнительно умеренную тропу смертей, идентифицированную и тщательно размеченную соответствующими службами, тогда как широкая общественность пребывала обо всем этом в полном неведении. Однако в то самое время, когда ученые заканчивали свои отчеты и клали их на полки, вирус мутировал.
В конце концов он внедрился в биоинженерный помидор, найдя слабое звено в модифицированной цепочке ДНК этого самого помидора, которое исследователи посчитали слишком незначительным, чтобы о нем тревожиться. Помидор стал официально известен под своим лабораторным названием «Ангел-Т4» — и отсюда взялась кличка вируса, «Ангел».
Не сознавая того, что вирус использует помидор «Ангел-Т4» в качестве промежуточного «хозяина», партии этих помидоров отправили на авиалинии. И через шестнадцать часов было уже слишком поздно. За последующие жуткие три недели страны третьего мира оказались буквально выкошены, а население Соединенных Штатов уменьшилось на одну четверть. Войска были сосредоточены на границах, а государственная политика стала выражаться во фразе: «Извините, но ничем не можем помочь». Да, США страдали, там умирали люди, но по сравнению с тем склепом, в который превратился остальной мир, это казалось сущей безделицей.
И все же главной причиной спасения цивилизации стали вовсе не правительственные меры, а тот простой факт, что большинство Внутриземцев оказались резистентны к вирусу «Ангел». Ведьмы, немертвяки и меньшие виды вроде троллей, фей и фейков вообще никак не пострадали. Вервольфы, живые вампиры и лепреконы отделались гриппом. А вот эльфы полностью вымерли. Был сделан вывод, что в данном случае аукнулась их давнишняя практика скрещивания с людьми ради пополнения своих рядов. Именно из-за нее эльфы сделались восприимчивы к вирусу «Ангел».
Когда все устаканилось, и вирус «Ангел» был полностью изничтожен, число Внутриземцев, общее по всем видам, стало худо-бедно сопоставимо с числом людей. И мы в темпе за этот шанс ухватились. Поворот, как его стали называть, начался в полдень с одного-единственного фейка. А закончился в полночь, когда все человеческое население, фигурально выражаясь, сгрудилось под столом, пытаясь свыкнуться с тем непреложным фактом, что оно еще с незапамятных времен живет бок о бок с ведьмами, вампирами и оборотнями.
Первой инстинктивной реакцией человечества стало жгучее желание стереть нас с лица Земли. Однако это желание стремительно испарилось, когда людям было наглядно продемонстрировано, что именно мы сохранили структуру цивилизации и взяли власть в свои руки, когда мир начал распадаться на куски. Если бы не мы, уровень смертности стал бы гораздо выше.
И все равно первые годы после Поворота на Земле царил сущий дурдом. Боясь ударить по нам, Внутриземцам, люди, как это обычно у них водится, нашли себе другого козла отпущения. Медицинские исследования были объявлены вне закона. Специально снаряженные отряды сровняли с землей все биолаборатории. Оставшиеся в живых биоинженеры предстали перед судом и подверглись не иначе как легализованному истреблению. Вторая, менее заметная волна смертей последовала, когда вместе с биотехнологией был безвозвратно уничтожен источник новой медицины.
Было всего лишь вопросом времени, прежде чем человечество настояло на учреждении чисто человеческого института слежки за деятельностью Внутриземцев. Так возникло Федеральное Внутриземное Бюро, которое стало быстро впитывать в себя и заменять местные органы охраны правопорядка по всем Соединенным Штатам. Тогда безработные полицейские и агенты федеральной службы из Внутриземцев сформировали свою собственную полицию, Внутриземную Безопасность. Вражда между двумя этими организациями не ослабевает и сегодня, служа в принципе разумной задаче сдерживания более агрессивных Внутриземцев.
Четыре этажа главного здания ФВБ в Цинциннати целиком отведены под размещение сил по обнаружению нелегальных биолабораторий, где за хорошую цену по-прежнему можно получить чистый инсулин и что-нибудь для отваживания лейкемии. Укомплектованное людьми ФВБ с той же упорной навязчивостью отыскивает запрещенные технологии, с какой ВБ убирает с улиц сильный психоделический наркотик под простым названием «сера».
«И вся эта каша заварилась в тот самый момент, когда Розалинда Франклин заметила, что ее карандаш оказался сдвинут с привычного места, что кто-то побывал там, где ему быть не полагалось», — подумала я, кончиками пальцев осторожно потирая разламывающуюся на куски голову. Мелкие улики. Легкие намеки. Вот что на самом деле вращает миром. И это же самое сделало меня таким хорошим агентом. Улыбаясь Розалинде в ответ, я стерла с рамки отпечатки своих пальцев и положила фотографию в коробку.
Тут у меня за спиной раздался взрыв смеха, и я выдернула следующий ящик стола, роясь в куче грязных самоклеящихся заметок и скрепок для бумаг. Моя расческа оказалась там, где я всегда ее оставляла, и узел тревог дал легкую слабину, когда я швырнула ее в коробку. Волосы традиционно использовались для того, чтобы делать заклинания целенаправленными. Если бы Денон и впрямь собирался вынести мне смертный приговор и привести его в действие, он бы наверняка постарался раздобыть мою расческу.
Затем мои пальцы нащупали гладкую тяжесть отцовских карманных часов. Все остальное в этом ящике мне не принадлежало, и я крепко его захлопнула, цепенея от ужаса, когда моя голова, как показалось, наконец-таки собралась лопнуть. Стрелки часов показывали без семи минут полночь. Папаша обычно дразнил меня, утверждая, что часы остановились в ту самую ночь, когда они с мамой меня зачали. Горбясь на стуле, я аккуратно положила часы в нагрудный карман. И в голове у меня тут же возник образ отца— как он стоит в дверях кухни, переводя взгляд со своих карманных часов на большие стенные часы над раковиной. Лукавая улыбка кривила его длинное лицо, пока он размышлял над тем, куда подевались недостающие секунды.