Славянские литературы в контексте мировой литературы. Проблема интерпретации художественного произведения другими видами искусства.

Вопросы к зачету для студентов 1 курса ФКиСКД

(2012-2013 учебный год)

Славянские литературы в контексте мировой литературы. Проблема интерпретации художественного произведения другими видами искусства.

2. Романтизм в славянских литературах. Черты, национальное своеобразие, представители (на литературных примерах).

Идейное и художественное движение в европейской и американской культуре конца 18—1-й половины 19 вв. Будучи не столько стилем, сколько общественным художественным движением, романтизм открывал дорогу дальнейшему развитию искусства в 19 в., проходившему не в форме всеобъемлющих стилей, а в виде отдельных течений и направлений. Также впервые в романтизме не был полностью переосмыслен язык художественных форм: в известной мере сохранились стилевые основы классицизма, существенно видоизменённые и переосмысленные в отдельных странах (например, во Франции). При этом в рамках единого стилевого направления получила большую свободу развития индивидуальная манера художника.Наиболее последовательная школа романтизма сложилась во Франции в период Реставрации и Июльской монархии в упорной борьбе с догматизмом и отвлечённым рационализмом позднего академического классицизма.Романтизм нашел отражение и в пейзажной живописи, передающей особое настроение, вдохновение от созерцания родной природы. Это прежде всего характерно для английского искусства, яркими представителями которого являлись Дж.Констебль, Дж.Тернер, Р.Бенингтон.Еще, на развитие романтизма во Франции, как уже было сказано повлияли Великая Французская революция, классицизм и Просвещение. Возникновение романтических идей связано с именами Ж.де Сталь, Ф. Р. де Шатобрианом. Вершину французского романтизма составляет творчество В. Гюго, П. Мериме, Ж. Санд, и др. В их произведениях романтическая эстетика сочетается с тонким психологизмом и силой характеров.

В России романтизм в разной степени проявился в творчестве многих мастеров — в живописи и графике переселившегося в Петербург А.О. Орловского, в портретах О.А. Кипренского, отчасти — В.А. Тропинина. Существенное влияние романтизм оказал на формирование русского пейзажа (творчество Сильв.Ф. Щедрина, М.К.Воробьёва, М.И. Лебедева; произведения молодого И.К. Айвазовского). Черты романтизма противоречиво сочетались с классицизмом в творчестве К. П. Брюллова, Ф.А. Бруни, Ф.П. Толстого: в то же время портреты Брюллова дают одно из наиболее ярких выражений принципов романтизма в русском искусстве. В известной мере романтизм затронул живопись П.А. Федотова и А.А. Иванова.

Романтизм в искусстве и литературе имеет общие свойственные черты: неприятие современной им буржуазной, мещанской действительности, противопоставление прозе существующего мира мир идеального. Это противопоставление осуществлялось присущими разным видам искусства собственными способами выразительности.

3. Модернизм в славянских литературах. Характеристика течений. Литературные примеры из любых славянских литератур.

4. Авангардизм в славянских литературах. Характеристика течений. Литературные примеры из любых славянских литератур.

Само слово авангард пришло из военной лексики, где им обозначается небольшой элитный отряд, прорывающийся на территорию противника впереди основной армии и прокладывающий ей путь, а искусствоведческий смысл этот термин, на правах неологизма употребленный Александром Бенуа (1910), обрел в первые десятилетия ХХ века. С тех пор классическим авангадом называют совокупность разнородных и разнозначимых художественных движений, направлений и школ, родившихся в лоне классического же или, говоря иначе, Первого модернизма и манифестировавших свою бунтарскую противопоставленность как современной им модернистской норме, так и, в особенности, традиционному представлению об искусстве, его задачах и формах. «Модернизм, - отмечает сегодня Лев Рубинштейн, - как бы принимает основные ценности традиционного искусства, но занимается обновлением художественных средств при решении так называемых вечных задач искусства. В этом смысле это то же традиционное искусство, но занятое новым языком для описания того же самого. Авангардизм же все время создает другое искусство, обновляет не средства его, а сам предмет искусства». Эти принципы, т.е. демонстративный, а зачастую и агрессивный радикализм, «доминанта нетрадиционности», которую Алексей Зверев выделил как «главное отличительное свойство» всего явления в целом, а также скачок от установки на воссоздание действительности в узнаваемых и жизненно достоверных формах к ее тотальной аналитической деформации, авангардизм сохранил и в новом своем пришествии, которое, явившись эстетически острой реакцией на второй период модернизма в нашей стране, совпало во времени с краткосрочным, но бурным торжеством “контркультуры” в западной художественной практике.

Теперь авангардизм «архивирован», пользуясь термином Бориса Гройса, ничуть не в меньшей степени, чем модернизм или, допустим, классицизм. Но так как арт-революционеры с неостывшим за столетие энтузиазмом по-прежнему готовы восклицать: «Авангард мертв, а я еще жив!», то имеет смысл, во-первых, инвентаризировать генетически общие черты и признаки этого явления в целом, в во-вторых, указать на отличия классического авангардизма от того, который, возродившись в 1950-1960-е годы и вступив позднее в драматические отношения союзнничества-вражды с постмодернизмом, до сих пор ощущается как современный.

Итак, если говорить о константах, к их числу следует отнести:

а) безусловное предпочтение выразительности по сравнению с изобразительностью, а творческого процесса – творческим же результатам, что в области театра приводит к культу репетиций у Анатолия Васильева, в области кинематографа – к изнурительно долгим съемакам у Алексея Германа и Юрия Нордштейна, а в области литературы – к приоритету черновиков перед уже тиражированными “шедеврами” (легендарная хлебниковская наволочка, набитая рукописями, - емкая метафора этого дискурса);

б) отказ от традиционного разделения литературы на профессиональную и непрофессиональную, сопровожденный энергичным неприятием всего, что маркируется как «академическое», «музейное», и, напроотив, креативным интересом к фольклору (прежде всего экзотическому), наивному искусству, графомании, творчеству детей, душевнобольных, алкоголиков и наркоманов;

в) сознательная, а подчас и шокирующая установка на “непонятность” как на способ преодолеть (или разрушить) автоматизм эстетического восприятия, поэтому, по словам Максима Шапира, «непонимание, полное или частичное, органически входит в замысел авангардиста и превращает адресата из субъекта восприятия в объект, в эстетическую вещь, которой любуется ее создатель-художник»;

в) стремление к стиранию граней между разными жанрами и, более того, отдельными видами искусств, увенчивающееся такими гибридными формами, как визуальная (в том числе вакумная) и звучарная поэзия;

г) «инженерный» подход к комбинированию материалов, вроде бы случайно подвернувшихся под руку, и использование в своей практике достижений научно-технического прогресса, а также, – как подчеркивает Борис Гройс, - готовность и «способность придать ценность объекту, который этого «не заслуживает», т.е. не является ценным сам по себе, до и помимо его избрания художником” (знаменитый унитаз, внесенный Марселем Дюшаном в Лувр и смятые, слегкачем-то запачканные листы, которые Сергей Проворов и Игнат Филиппов позиционируют в качестве визуальных стихов, в данном отношении эстетически синонимичны);

д) поиски собственного, «паспортизированного» жанра, техники или приема, которые в сознании публики и в памяти культуры будут отныне жестко связаны именно с этим и ни с каким другим именем (так, визитной карточкой Дмитрия Авалиани были листовертни, Александр Горнон эксклюзивно интересен фоносемантикой, а Лев Рубинштейн – это тот, кто пишет стихи на каталожных карточках);

е) активный жизнестроительный пафос, ибо биографии для авангардистов не меньший объект манипуляций, чем произведения искусства, и справедливо в этом смысле говорят о Дмитрии Александровиче Пригове, что его высшим творческим достижением является его же собственный имидж;

д) эпатажно-скандальный характер презентации авангардистами самих себя и своих произведений, благодаря чему эти презентации зачастую разыгрываются как спектакли или перформансы.

Все сказанное свидетельствует, что при своем, случившемся уже на нашем веку погружении в хаотичный, эстетически дряблый и этически раскоординированный контекст постомодерна с его тотальной иронией и принципиальным отказом от какого бы то ни было целеполагания как в искусстве, так и в жизни авангардизм должен был претерпеть серьезные трансфоормации. Он и претерпел - практически напрочь утратив свой утопизм и революционный порыв к переустройству не только искусства, но и действительности. Возможно, это случилось потому, что, - как не без иронии говорит Борис Гройс, - «в сталинское время действительно удалось воплотить мечту авангарда и организовать всю жизнь общества в единых художественных формах, хотя, разумеется, не в тех, которые казались желательными самому авангарду». Но как бы там ни было, а «сегодняшние авангардисты унаследовали не мессианские претензии, волю к власти и трибунность Маяковского, а хлебниковское амплуа частного, «маленького человека», назначающего, конечно, «председателей Земшара», но не возражающего против того, чтобы эти приказы оставались неосуществленными или осуществимыми исключительно в грезах”. Авангардисты либо прячутся от публики в свои лаборатории, открытые лишь узкому кругу посвященных (как Ры Никонова или Виктор Соснора), либо, в случае публичного манифестирования, больше напоминают деятелей шоу бизнеса, чем памятник Маяковскому или Свободу на баррикадах.

Не исключено, что эта утрата социальных амбиций, когда жизнеустроительское проектирование заведомо направлено не на общество, а всего лишь на собственный имидж, явилась одной из причин маргинализации сегодняшнего авангарда, его выпадения из зоны художественного риска и фокуса читательских ожиданий. Впрочем, назовем еще две возможные причины. Вот первая, сформулированная Яном Шенкманом, который заметил, что «читатель эксперименты не любит. Потому что они редко когда удаются. На одного удачливого экспериментатора приходится пятнадцать-двадцать жертв прогресса и цивилизации. Их имена бессмертны, подвиг их бессмертен. Литературный процесс без них практически невозможен. Литература – вполне». А о второй причине деликатно сказала новосибирская исследовательница Е. Тырышкина: «Момент мастерства в авангардизме редуцирован», - и, можно также предположить, редуцировано и понятие таланта, творческой одаренности, которые в конечном счете – кто будет спорить? – решают в искусстве решительно всё.

Общепринято считать, что авангардное течение в искусстве возникло в ХХ веке. На это указывают все современные авторитетные источники. Читаем в словаре иностранных слов: «Авангардизм (фр. avant-gardisme) — авангард — название ряда течений в искусстве ХХ века, порывающих с существующими реалистичными нормами и традициям, обновление средств художественной выразительности. Авангардисты рассматривают искусство как особую, лишённую социальной значимости эстетическую сферу; первостепенное значение приобретает формальное обновление средств художественной выразительности».

В Советском энциклопедическом словаре: «Авангардизм (франц. Avant-gardisme) — движение в художественной культуре 20 века, порывающее с существующими нормами и традициями, превращающее новизну выразительных средств в самоцель. Авангардизм тесно связан с модернизмом и отражает анархически-субъективистское индивидуалисти-ческое мировоззрение. Принципы авангардизма восприняли такие литературно-художественные течения, как экспрессионизм, кубизм, футуризм, дадаизм, сюрреализм. Также его восприняли «литература потока сознания», «новый роман», драма абсурда и другие».

В Гуманитарном энциклопедическом словаре: «Авангардизм (франц. Avant-garde — передовой отряд) — движение в художественной культуре ХХ века, порывающее с устоявшимися принципами и нормами искусства; стремящееся найти принципиально новые выразительные средства художественного языка и способы воздействия на аудиторию. Авангардизм объединяет ряд внешне различных течений, эстетическая сущность которых сводится к открыто декларируемой или скрытой подмене центральной эстетической категории прекрасной категорией нового, оригинального».

Итак, официальные, академические, авторитетные издательства энциклопедий, единодушно признают, что авангардизм, как передовое движение в художественной литературе возникло в XX веке. Похоже, что в новом издании двадцатитомной Большой Российской энциклопедии, будет также признано, как считалось и прежде, что течение авангардизма, как таковое, возникло в ХХ веке. Так ли это на самом деле? Вопрос непраздный, поскольку известно, что если в системе художественных ценностей нарушено какое-либо звено, это указывает на слабость всей цепи в той или иной степени.

Чтобы прояснить вопрос: действительно ли авангардизм, как течение в художественной культуре возник в ХХ веке? — автором данной статьи проанализированы процессы поэтического творчества в мировой литературе от эпохи возрождения до середины XIX века, а также произведён анализ истории развития поэтической лирики прошлого с древних веков. Автор этой статьи в своём исследовании обратил внимание на творчество американского поэта Уолта Уитмена. Прошло более полутора века с того дня, как Уолт Уитмен издал поэтическую книгу «Листья травы» (4 июня 1855 года). Книга буквально обескуражила американских читателей, ошеломила их смелостью и новаторством, взбудоражила газетный мир Америки, и на автора посыпались упрёки и обвинения его во всех смертных грехах; выливались ушаты вульгарных пародий и оскорблений в его адрес.

— Да кто он такой, этот выскочка, — недоумевали читатели, — и что он себе такое позволяет? Это же неприкрытое кощунство над верующими людьми. Он выдаёт себя за Бога. Он попросту безнравственный и дерзкий писака...

«По Уитмену выходит, — писал Ланир, — что если прерии обширны, то дебоширство похвально, и если река Миссисипи полноводна, то каждый американец — Бог».

В своих произведениях Уолте Уитмен наделил грешного человека чертами Сына Божия. Не отрицал он и свою приверженность всем богам и божкам, которые когда-либо почитались и почитаются на земле. Критикуя превратное общество, его ханжество и лицемерие, Уитмен утверждал, что в нём уравнены все человеческие достоинства с достоинствами всего живого на земле.

Миниатюры Уитмена, написанные свободным (вольным стихом), явились школой для многих англо-американских имажинистов — Ричарда Олдингтона, ХильдаДулитла, ЭзраПаунда, Дэвида Герберта Лоуренса. Последовали за Уитменом и Карл Сэндберг, воспринял манеру его творчества и Эдгар Ли Мастерс.

Новаторство Уитмена было с одобрением воспринято поэтами России. Русские поэты стали не только его почитателями, но некоторые из них в своём поэтическом творчестве в определённых случаях, в той или иной степени, последовали примеру его авангардизма.

И. С. Тургенев был увлечён поэтическими переводами Уитмена, хоть они не были опубликованы им:

Бейте, бейте, барабаны! — Трубите, трубите, трубите!

Сквозь окна, сквозь двери — врывайтесь, подобно наглой силе безжалостных людей.

Прототипом нигилиста Базарова в произведении И. С. Тургенева «Отцы и дети» являлся Уитмен. Известен, что Уитмен во время войны Севера и Юга Америки, работая в военном госпитале, прикоснулся своей рукой, на которой был порез, к гангренозной ране солдата, получил заражение крови, и на всю оставшуюся жизнь был прикован к постели, разбитый параличом. Но несмотря на это, Уитмен оставался жизнерадостным. Такой же трагичной оказалась и судьба тургеневского Базарова, который пострадал от заражения крови при оказании помощи больному.

Можно считать, что в начале ХХ века авангардное направление в поэтическом творчестве получило развитие по двум основным руслам, — школы Уитмена и школы Ницше. Символизм и акмеизм более тяготели к Ницше, а футуризм и имажинизм питались от истока Уитмена. Примечательно и то, что идеи Уитмена были восприняты даже и некоторыми иерархами православия. Так известное выражение Антония Сурожского в точности повторяет идею Уитмена о том, что «...Блаженство человек обретает нигде же, как в себе самом, но в присутствии Бога».

Книга Уолта Уитмена «Листья травы» изумила мир смелостью и новаторством, кардинально повлияло на процесс становления мировой литературы, было поистине авангардным, в самом высоком и широком смысле этого слова. Таким образом, за точку отсчёта возникновения мировой авангардной поэзии следует считать не ХХ век, а середину XIX столетия.

Дальнейшее развитие авангардизма, в том числе и в России, хорошо известно вплоть до настоящего времени, включая и его современное состояние с появлением новой школы абсурдной миниатюры, основателем которой является молодой, одарённой литератор, Юрий Тубольцев, выходец из России, ныне проживающий в Германии. Читателям журнала «Знание. Понимание. Умение» уже известно содержание его «Поэтики развёрнутого абсурда», из опубликованной статьи «Юрий Тубольцев и литературная миниатюра авангарда».

Юрий Тубольцев первым почувствовал критическую ситуацию в литературе и без промедления направил главный вектор своих творческих усилий к новому, неизведанному ориентиру в авангардизме — абсурдософии, философии развёрнутого абсурда. Ему предстоит нелёгкая задача утвердиться на образовавшемся плацдарме в Интернете и в традиционной литературной сфере. Авангардизм вызван к жизни самой жизнью; сама действительность вызывает к соответствующему творчеству мастеров слова, и, как правило, лидерами нового направления становятся молодые авторы. Юрий Тубольцев целеустремлённо и настойчиво, преодолевая закоренелость, выходит на просторы нового литературного поприща. У молодого автора немало эстетических красот, выраженных необычно, в манере гротеска. Стихи и миниатюры в его поэтике абсурда отличаются многоплановостью и оригинальностью подхода к соотношению реальности и вымысла. Его изящные миниатюрные произведения представляют значимую ценность как с точки зрения художественного слова, так и практического их назначения; в них показана изнанка всеобъемлющей лжи, лицемерия, свинства, алчности, недостоверности власти имущих и т. д. Его тематика о современной абсурдной жизни («поэтика развёрнутого абсурда»), где изобилуют образные представители («герои свинашего времени»).

Итак, определено время возникновения авангардной поэзии — середина ХIХ столетия, с лёгкой руки Уолта Уитмена (1855 год, книга «Листья травы»). Определилась и современная тенденция авангардной литературы, — «поэтика развёрнутого абсурда», абсурдософия. Но встаёт ещё и такой вопрос: известна ли была авангардная поэзия в более ранний исторический период? Попытаемся проникнуть в самыё древние истоки поэзии — древнеиндийские шлоки (стихи). Немало передовых людей нашего времени в период современного обострения мирового кризиса в европейской цивилизации вообще и в духовности, искусстве, культуре и литературе в частности, задумались над всем происходящим. Наступило разочарование и полоса размышлений на тему: «Куда же нам дальше плыть?» Всё чаще люди стали обращать свои взоры на «Звезду Востока», — к земле древней Бхараты, колыбели человечества. Обратим свои мысленные взоры и мы в сторону Востока. Попытаемся там отыскать ответ на интересующий нас вопрос: была ли известна в древности на территории современной Индии авангардная поэзия?

Язык деванагари — самый древний язык на земле. В золотую пору человечества все люди говорили на одном языке деванагари, который являлся первоначальной слоговой системой письма, трансформировавшейся в санскритский язык. Сходство санскритского языка со славянским языком поразительно, особенно с восточнославянскими языками — по основному лексическому фонду, грамматическому строю, роли формантов и множеству других частностей. Как и русский язык, языки санскрита и деванагари обладают исключительным богатством, гибкостью согласных звуков, как изобразительное средство звукового строения слов, что лишь в малой степени свойственно другим языкам. Инструментовки и звуковое строение санскритской и русской фразы могут существенно отличаться от инструментовки и звукового строения составляющих ее слов, взятых в отдельности. Такие свойства языка создают очень мощное и своеобразное средство художественного выражения, почти не передаваемое в переводе. Это очень важное своеобразие, свойственное поэтике русских стихов и санскритских поэтических шлок.

Подобно русской поэтике, в санскритской поэзии большая роль принадлежит внутренним рифмам, ассоциациям и аллитерациям, как средствам художественного выражения. Хотя такими поэтическими приёмами, как это показал Брюсов, уже широко пользовался Пушкин, но теоретически они были разработаны поэтами конца ХIХ — начала ХХ вв. Из русских поэтов их тщательно изучал А. Белый, В. Брюсов; символисты и футуристы считали эти приёмы особым достижением современной поэтики и щеголяли ими («...И ассонансы, точно сабли, рубнули рифму сгоряча», И. Северянин). Однако это вовсе не так. Все упомянутые приемы были известны уже в глубокой древности. Ими в совершенстве владели поэты Греции и Рима.

Сущность трагической коллизии в индийской философии состоит в разрешении нравственного вопроса, причем победа всегда за нравственным Законом, за Правдой. (Такой же нравственный закон был положен нашими далёкими предками и на Руси, вспомним русскую поговорку: не в силе Бог, а в Правде). Для сравнительного примера скажем: сущность трагической коллизии в греческой литературе — борьбы личного и нравственного начала со слепым Роком, причём преимущество всегда остаётся за Роком. «Оземля, моя Мать, о предвечный Эфир, посмотрите, какие страдания терплю я от Бога — невинный» — так трагически заканчивается коллизия скованного Прометея, — олицетворение всего греческого миросозерцания (Эсхила).

Интересен факт поэтических параллелей древнеиндийского эпоса «Рамаяны» с творчеством гения русской поэзии А. С. Пушкина. Поражает полное совпадение схемы «Сказания о Раме» со схемой «Руслана и Людмилы» у Пушкина (колдун похищает жену, муж отыскивает колдуна, сражается с ним и возвращает жену). Представляло бы большой литературоведческий интерес выяснить, какими путями дошла до Пушкина эта схема.

5. Постмодернизм в славянских литературах. Отличительные черты и своеобразие (на материале литературных произведений писателей любой из славянских стран).

Несмотря на то, что в нынешнем, ХХI столетии постмодернизм уже несколько утратил эффект новизны, его позиции во многих современных литературах еще прочны, постмодернистские тексты до сих пор становятся предметом дискуссий и вызывают живую и весьма неоднозначную реакцию как со стороны читателей, так и со стороны критики.

В определенной степени стремительное распространение этого явления в славянских литературах есть прямое следствие глобализационных процессов, происходящих в современном мире, ибо ни одна литература сейчас не существует изолированно от творческих поисков других и «точная оценка любого национального опыта невозможна без учета опыта мирового»1. Другим важным фактором является внутренняя потребность самой литературы реагировать на универсальные формы и социальное устройство современной жизни, что приводит к появлению в разных литературах «похожих» произведений, рожденных сходными типологическими условиями времени; с дальнейшим развитием средств коммуникации в условиях принципиально иной структуры информационных процессов будущего эта тенденция, вероятно, будет только усиливаться.

В литературах западных, южных и восточных славян в силу специфики их развития постмодернизм появился позже, чем в других европейских литературах, и не без их прямого воздействия. Однако именно переживаемый славянскими странами исторический перелом – канун и смена в них общественных систем и политических режимов, а в некоторых и государственного устройства – наложил свой отпечаток на характер осмысления и ассимиляции данного явления на национальной почве. Это касается как теории, так и практики постмодернизма, который, по справедливому замечанию И. П. Ильина, «на рубеже 1970–1980-х гг. стал восприниматься как наиболее адекватное духу времени выражение и интеллектуального, и эмоционального восприятия эпохи»2. При этом в некоторые славянские литературы (например, несмотря на политику культурной изоляции, в русскую, а также сербскую, словенскую) элементы нового типа письма, основанного на деконструкции текста, начинают проникать еще в конце 1960-х гг. Тогда для писателей-экспериментаторов кризис авторитетов был связан в основном со сферой официальной культуры и обусловлен стремлением к самостоятельному художественному поиску. После августа 1968 г., когда в результате военной акции была пресечена попытка одной из славянских стран – Чехословакии – шагнуть навстречу демократии, кризисные тенденции в европейском социалистическом содружестве только усугубились.

Во всех славянских литературах в это время усиливается критическая направленность, растет сопротивление идеологическому диктату. Копившаяся в общественном сознании энергия противодействия, находила выход в различных формах протеста, в том числе и эстетической. Воспитательную, пропагандистскую, «жизнестроительную» традицию в ряде литератур начинает заменять традиция игровая, установка на ироническое сопоставление различных литературных стилей, жанровых форм и художественных течений. «Первые ласточки» постмодернизма, такие как «Палимпсесты» (1967) МилорадаПавича и «Москва – Петушки» (1969) Венедикта Ерофеева способствовали внедрению новой эстетики в славянские литературы. Однако в большинстве славянских стран «обживание» нового понятия происходило одновременно с крушением идей коммунизма. Политические перемены привычно ассоциировались с эстетическими и художественными новациями, поэтому именно искусство дало имя новой эпохе. Тезис «мы живем во времена постмодернизма», на Западе уже превратившийся в трюизм, воспринимался здесь как откровение. Многие славянские критики настолько буквально идентифицировали политику и эстетику (смену политического строя со всеми ее последствиями – изменением роли литературы и искусства, перестройкой всего литературного быта, выходом на литературную сцену нового поколения писателей и пр.), что попросту приравнивали постмодернизм к «посткоммунизму».

Массовое же «открытие» постмодернизма в славянских литературах связано с так называемым переходным периодом, с разрушением в новых общественно-политических условиях культурных границ и открытием пространства мировой литературы как для ускоренного восприятия, так и для во многом неминуемого «подстраивания» под определенные образцы, в первую очередь в сфере языка и стилистики. Все рассматриваемые литературы публицистически остро зафиксировали умонастроения переходного времени, расставание с недавними национально-культурными мифами и рождение мифов новых, отразили трансформацию чувства национального самоутверждения, часто представленного не апологией героических страниц отечественной истории, а разрушающим иллюзии критико-ироническим ее прочтением. В некоторых художественных произведениях столь же ироническому изображению подвергалась и современность. Этому в немалой степени поспособствовал понятийный аппарат и художественный инструментарий постмодернизма.

«Пик» постмодернистской активности приходится в большинстве славянских литератур на начало 1990-х гг. Главное исключение здесь опять составляет творчество Павича, безусловно, существенно повлиявшее на литературы народов СФРЮ, ускорившее в них по сравнению с другими славянскими литературами процесс «постмодернизации», а также произведения таких русских писателей, как Андрей Битов, Виктор Ерофеев, Владимир Сорокин. В славянских литературах это время обновления жанровых модификаций романа, давшее новые формы: пастиш исторического приключенческого и фантастического романов, романы инициации, метафиктивные романы, романы-головоломки, романы-«учебники», романы-«перечни» и т. д.

В русской литературе постмодернизм, пройдя через статус неофициального искусства, вызрев в андерграунде, «возвратившись» и легализовавшись, продолжает помогать искусству преодолевать авторитарность любого рода и освобождаться от утопий как социальных, так и трансцендентальных. И практически везде постмодернизм стимулирует ироническое отношение к национальным музам и национальной классике и дает славянским авторам дополнительную свободу маневра среди разных художественных школ и направлений прошлого и настоящего, способствуя художественному обогащению литератур, продуцирует новые жанровые модификации, являясь, по сути, полигоном для неограниченного художественного поиска и эксперимента.

6. Русская литература первой половины XIX века. Общая характеристика.

19 век называют «Золотым веком» русской поэзии и веком русской литературы в мировом масштабе. Не стоит забывать, что литературный скачок, осуществившийся в 19 веке, был подготовлен всем ходом литературного процесса 17-18 веков.

19 век – это время формирования русского литературного языка, который оформился во многом благодаря А.С. Пушкину.

Но начался 19 век с расцвета сентиментализма и становления романтизма. Указанные литературные направления нашли выражение, прежде всего, в поэзии. На первый план выходят стихотворные произведения поэтов Е.А. Баратынского, К.Н. Батюшкова, В.А. Жуковского, А.А. Фета, Д.В. Давыдова, Н.М. Языкова. Творчеством Ф.И. Тютчева «Золотой век» русской поэзии был завершен. Тем не менее, центральной фигурой этого времени был Александр Сергеевич Пушкин.

А.С. Пушкин начал свое восхождение на литературный олимп с поэмы «Руслан и Людмила» в 1920 году. А его роман в стихах «Евгений Онегин» был назван энциклопедией русской жизни. Романтические поэмы А.С. Пушкина «Медный всадник» (1833), «Бахчисарайский фонтан», «Цыганы» открыли эпоху русского романтизма. Многие поэты и писатели считали А. С. Пушкина своим учителем и продолжали заложенные им традиции создания литературных произведений. Одним из таких поэтов был М.Ю. Лермонтов.

Известны его романтическая поэма «Мцыри», стихотворная повесть «Демон», множество романтических стихотворений. Интересно, что русская поэзия 19 века была тесно связана с общественно политической жизнью страны. Поэты пытались осмыслить идею своего особого предназначения. Поэт в России считался проводником божественной истины, пророком. Поэты призывали власть прислушаться к их словам. Яркими примерами осмысления роли поэта и влияния на политическую жизнь страны являются стихотворения А.С. Пушкина «Пророк», ода «Вольность», «Поэт и толпа», стихотворение М.Ю. Лермонтова «На смерть поэта» и многие другие.

Наряду с поэзией начала развиваться проза. Прозаики начала века находились под влиянием английских исторических романов В. Скотта, переводы которых пользовались огромной популярностью. Развитие русской прозы 19 века началось с прозаических произведений А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя. Пушкин под влиянием английских исторических романов создает повесть «Капитанская дочка», где действия разворачивается на фоне грандиозных исторических событий: во времена Пугачевского бунта.

А.С. Пушкин произвел колоссальную работу, исследуя этот исторический период. Это произведение носило во многом политический характер и было направлено к власть имущим.

А.С. Пушкин и Н.В. Гоголь обозначили основные художественные типы, которые будут разрабатываться писателями на всем протяжении 19 века. Это художественный тип «лишнего человека», образцом которого является Евгений Онегин в романе А.С. Пушкина, и так называемый тип «маленького человека», который показан Н.В. Гоголем в его повести «Шинель», а также А.С. Пушкиным в повести «Станционный смотритель».

Литература унаследовала от 18 века свою публицистичность и сатирический характер. В прозаической поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» писатель в острой сатирической манере показывает мошенника, который скупает мертвые души, различные типы помещиков, которые являются воплощением различных человеческих пороков (сказывается влияние классицизма). В этом же плане выдержана комедия «Ревизор».

Полны сатирических образов и произведения А. С. Пушкина. Литература продолжает сатирически изображать российскую действительность. Тенденция изображения пороков и недостатков российского общества – характерная черта всей русской классической литературы. Она прослеживается в произведениях практически всех писателей 19 века.

С середины 19 века происходит становление русской реалистической литературы, которая создается на фоне напряженной социально-политической обстановки, сложившейся в России во время правления Николая I. Назревает кризис крепостнической системы, сильны противоречия между властью и простым народом. Назрела необходимость создания реалистической литературы, остро реагирующей на общественно-политическую ситуацию в стране.

Литературный критик В.Г. Белинский обозначает новое реалистическое направление в литературе. Его позицию развивают Н.А. Добролюбов, Н.Г. Чернышевский. Возникает спор между западниками и славянофилами о путях исторического развития России.

Литераторы обращаются к общественно-политическим проблемам российской действительности. Развивается жанр реалистического романа. Свои произведения создают И.С. Тургенев, Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой, И.А. Гончаров. Преобладает общественно-политическая, философская проблематика. Литературу отличает особый психологизм.

Развитие поэзии несколько затихает. Стоит отметить поэтические произведения Некрасова, который первым внес в поэзию социальную проблематику. Известна его поэма «Кому на Руси жить хорошо?», а также множество стихотворений, где осмысляется тяжелая и беспросветная жизнь народа.