Общая композиция служб Страстной седмицы
Желтов Михаил, священник
Историко-литургический контекст богослужений Страстной седмицы, представленный доцентом МДА священником Михаилом Желтовым, раскрывает глубину смыслов и красоту этих исключительных служб, посвященных спасительному подвигу Господа нашего Иисуса Христа.
Службы Страстной седмицы и Пасхи, являющиеся вершиной и центром всего литургического года Православной Церкви, отличаются от служб остального времени года, прежде всего, наличием в них множества библейских[1] чтений и совершенно особой — как по содержанию, так, отчасти, и по форме — гимнографии. Историческое исследование показывает, что выбор тех или иных библейских чтений и создание страстных и пасхальных песнопений, вошедших в православную Триодь, не является результатом деятельности одного литургического центра в одну определенную эпоху; напротив, в византийском послеиконоборческом монастырском богослужении Страстной седмицы и Пасхи (которое и стало образцом для всей православной литургической практики второго тысячелетия христианской эры, вплоть до наших дней) соединились вместе две древние традиции двух разных городов — Константинополя и Иерусалима, — которые были также пополнены значительным количеством гимнографии нового (для того времени) типа, оформившегося в VII-VIII вв. и связанного с именами таких песнопевцев, как прп. Андрей Критский, прп. Косьма Маюмский и др. Процесс этого масштабного синтеза прошел в VIII-IX вв.; в последующие века византийское страстное и пасхальное богослужение претерпело еще несколько не столь значительных изменений.
Соборное богослужение Константинополя до VIII века
К сожалению, о соборном богослужении Константинополя доиконоборческой эпохи сведений сохранилось недостаточно — если иерусалимская традиция старше VII века представлена как в описаниях современников, так и непосредственно в литургических текстах того времени (см. ниже), то литургические памятники Константинополя доиконоборческого происхождения до нас не дошли, и о традиции Царствующего града до VII века можно судить только на основании косвенных свидетельств.
Цикл памятей Страстной седмицы доиконоборческого Константинополя можно восстановить по набору страстных кондаков прп. Романа Сладкопевца (VI в.). Древние кондаки представляли собой многострофные песнопения, состоящие из вступительной строфы-проимия (в современной литургической терминологии «кондаком» называют именно ее) и серии строф-икосов (число которых могло меняться от десяти-двенадцати до тридцати-сорока; те древние многострофные кондаки, которые до сих пор сохраняются в современных богослужебных книгах православной Церкви[2], обычно сокращены до единственного икоса, исключение составляют лишь кондаки в Неделю сыропустную и в Чине погребения священнического, а также Акафист Пресв. Богородице, чья форма основана на форме кондака[3]). В византийских Кондакариях приводится по два кондака прп. Романа на дни Страстной седмицы с понедельника по пятницу (для среды — только один), а также шесть кондаков Воскресению Христову. Романовы кондаки Великого понедельника посвящены ветхозаветному рассказу об Иосифе Прекрасном, Великого вторника — евангельской притче о десяти девах, кондак Великой среды — евангельскому рассказу о блуднице, помазавшей ноги Господа миром; кондаки Великого четверга говорят о предательстве Иуды (первый), и об отречении Петра (второй); кондаки Великой пятницы посвящены Страстям Христовым и плачу Божией Матери у Креста (первый) и Страстям Христовым (второй). Среди помещенных в современной Триоди кондаков Страстной седмицы кондак Великой пятницы — это Романов кондак на Страсти Христовы и плач Божией Матери, а кондаки Великих вторника и среды представляют собой переработки соответствующих Романовых гимнов; кондаки Великих понедельника и четверга не совпадают с Романовыми, но тождество их литургической тематики с доиконоборческой константинопольской — очевидно.
Помимо особой тематики дней Страстной седмицы, еще одним фактором, определявшим страстное богослужение Константинополя (как и других христианских центров древней Церкви), было то, что в эти дни завершался период катехизации — подготовки оглашаемых ко Крещению (само таинство совершалось вечером в Великую субботу). Описания заключительного этапа оглашения и таинства Крещения сохранились в константинопольских Типиконе Великой церкви и Евхологии уже послеиконоборческого времени, но нет никаких сомнений в том, что эти описания отражают более раннюю практику. В будние дни Великого поста оглашение состояло в том, что оглашаемые приходили в храм к службе тритекти («третье-шестой» час, в великопостный период заменявший собой обычные часы), слушали ветхозаветную паремию из книги пророка Исаии, читавшуюся на этой службе[4], а по окончании службы внимали обращенным к ним поучениям. По завершении поучений начиналась вечерня с литургией Преждеосвященных Даров, во время которой оглашенные слушали еще две паремии, из книг Бытия и Притчей, перемежавшиеся возгласом: «Свет Христов просвещает всех»[5], и покидали храм после соответствующих ектении и диаконского указания. Точно тот же порядок сохранялся и во время Страстной седмицы до пятницы включительно, с той лишь разницей, что место книги пророка Исаии занимала книга пророка Иезекииля, книги Бытия — книга Исхода, книги Притчей — книга Иова. Этот ряд чтений оканчивался в Великую пятницу; но в этот день поучения между тритекти и вечерней уже не было, вместо него совершался чин отречения от сатаны и сочетания со Христом[6], возглавлявшийся Константинопольским Патриархом и включавший в себя замечательное поучение об ответственности, лежащей на крещаемых: «Се конец вашего оглашения, предста избавления вашего время...». В Великую субботу оглашения уже не было, но во время паремий на вечерне этого дня (эта вечерня — ни что иное, как древнее пасхальное бдение), совершалось Крещение и Миропомазание просвещаемых[7].
Литургия в Константинополе совершалась во время Страстной седмицы ежедневно: в Великие четверг и субботу — свт. Василия Великого; в Великие понедельник, вторник и среду, а также пятницу — Преждеосвященных Даров; все эти шесть литургий совершались, ради поста, на вечернях. Доиконоборческий распорядок литургийных чтений не сохранился, однако можно предполагать, что те евангельские чтения, которые приведены в Типиконе Великой церкви для дней Страстной седмицы (но не Пасхи), в целом соответствуют доиконоборческой практике. В Великие понедельник, вторник и среду этими чтениями служат Мф 24. 3-35; 24. 36 — 26. 2 и 26. 6-16 (= поучение Господа на Елеонской горе [понедельник и вторник] и следующие за ним рассказы о помазании Христа миром и о предательстве Иуды [среда]), то есть примерно те же чтения, что и в доиконоборческой иерусалимской традиции[8], а в Великие четверг и пятницу это — составные Евангелия (Мф 26. 2-20 + Ин 13. 3-17 + Мф 26. 21-39 + Лк 22. 43-44 + Мф 26. 40-27 [в четверг] и Мф 27. 1-38 + Лк 23. 39-43 + Мф 27. 39-54 + Ин 19. 31-37 + Мф 27. 55-61 [в пятницу]), в своей совокупности представляющие последовательный и непрерывный рассказ о событиях Страстей, начиная с предсказания Христа о Его распятии и заканчивая погребением Господа; на доиконоборческую дату чтений четверга и пятницы может указывать то, что две «огласительные» паремии вечерни сопровождаются здесь еще и третьей, соответствующей литургической теме дня («огласительные» чтения из Исхода, Иезекииля и Иова с темами дня не связаны), то есть принадлежащей уже к литургийным чтениям — а исчезновение ветхозаветного зачала из цикла литургийных чтений Константинополя произошло в эпоху иконоборчества.
Литургийное чтение Великой субботы — уже пасхальное. Это связано с тем, что вечерня и литургия Великой субботы являются ни чем иным, как древним бдением пасхальной ночи. Великая суббота — единственный день в году, когда византийские литургические книги предписывают прочитывать рассказ евангелиста Матфея о Воскресении Христовом (Мф 28) целиком, а не в сокращении, начиная только со стиха Мф 28. 16. Это также единственная суббота в году, когда не бывает утренней литургии. Вероятно, с последним связано наличие в конце утрени Великой субботы, согласно Типикону Великой церкви, отдельного цикла литургийных чтений (заменяющих собой отсутствующую литургию) — причем по доиконоборческому чину, с паремией.
Как константинопольские «огласительные» паремия тритекти и две паремии вечерни и «крещальные» паремии Великой субботы, так и константинопольские литургийные чтения Великих понедельника — субботы и утренние чтения Великой субботы полностью перешли в памятники послеиконоборческого византийского монастырского богослужения и после IX века образовали основу служб Страстной седмицы в православной традиции.