Поскольку процесс производства капитала вместе с тем есть технологический процесс — просто процесс производства, — а именно, производство определенных потребительных стоимостей посредством определенного труда, словом, процесс, совершаемый таким способом, который определяется самой этой целью; поскольку из всех этих процессов производства наиболее фундаментальным является тот, посредством которого тело воспроизводит необходимый для него обмен веществ, т. е. создает жизненные средства в физиологическом смысле; поскольку этот процесс производства совпадает с земледелием, а это последнее одновременно доставляет также непосредственно (например, в виде хлопка, льна и т. д.) или косвенно, посредством животных, которых оно кормит (шелк, шерсть и т. д.), значительную часть сырья для промышленности (собственно говоря, все сырье, которое не относится к добывающей промышленности); поскольку воспроизводство в земледелии умеренного пояса (родины капитала) связано с общим обращением Земли вокруг Солнца, т. е. поскольку урожаи большей частью снимаются один раз в году, — постольку год (только он различно исчисляется для различных видов производства) берется в качестве всеобщего периода, на основе которого исчисляется и измеряется сумма оборотов капитала, подобно тому как естественный рабочий день был такой же естественной единицей в качестве меры рабочего времени. При исчислении прибыли, а еще более — процента, мы поэтому и видим единство времени обращения и времени производства, видим капитал, положенный в качестве такого единства и измеряющий сам себя. Сам капитал как совершающий процесс — т. е. совершающий оборот — [VI—27] рассматривается как работающий капитал, а плоды, которые он, как предполагается, приносит, исчисляются соответственно его рабочему времени — общей продолжительности одного оборота. Происходящая при этом мистификация заложена в природе капитала.
|
[4) РАЗЛИЧИЕ МЕЖДУ ОСНОВНЫМ И ОБОРОТНЫМ КАПИТАЛОМ В ТРАКТОВКЕ БУРЖУАЗНЫХ ЭКОНОМИСТОВ]
Прежде чем подробнее заняться вышеприведенными соображениями, посмотрим сначала, какие различия между основным капиталом и оборотным капиталом выдвигаются экономистами. Раньше мы уже нашли тот новый момент, который привходит при исчислении прибыли в отличие от прибавочной стоимости. Точно так же теперь уже должен обнаружиться некоторый новый момент в различии между прибылью и процентом. Прибавочная стоимость по отношению к оборотному капиталу, очевидно, выступает как прибыль в отличие от процента как прибавочной стоимости по отношению к основному капиталу.
Прибыль и процент представляют собой формы прибавочной стоимости. Прибыль содержится в цене. Поэтому она кончается и реализуется, когда капитал достигает того пункта своего обращения, где он обратно превращается в деньги, или переходит из своей формы товара в форму денег. О поразительном невежестве, на котором основана полемика Прудона против процента, следует сказать впоследствии.
(Здесь еще раз, чтобы не забыть, следует заметить по поводу Прудона: прибавочную стоимость, которая доставляет столько забот всем рикардианцам и антирикардианцам, этот смелый мыслитель объясняет, попросту мистифицируя ее: «всякий труд оставляет излишек, я это выдвигаю как аксиому»... Посмотреть саму формулу в тетради[41]. То обстоятельство, что рабочие работают сверх необходимого труда, Прудон превращает в некое мистическое свойство труда. Одним только ростом производительной силы труда этого не объяснишь; этот рост может увеличить количество продуктов, производимых в течение определенного рабочего времени, но он не может придать им никакой прибавочной стоимости. Рост производительной силы труда имеет здесь значение лишь в той мере, в какой он высвобождает прибавочное время, время для труда сверх необходимого. Единственным внеэкономическим фактом при этом является то, что человеку не нужно тратить все свое время на производство предметов необходимости, что помимо рабочего времени, необходимого для поддержания своего существования, он располагает еще свободным временем, которое, следовательно, он может потратить также и на прибавочный труд. Но в этом нет ровно ничего мистического, так как его потребности столь же ничтожны в первобытном состоянии, как и его рабочая сила [Arbeitskraft]. Наемный же труд вообще появляется только тогда, когда развитие производительной силы уже настолько прогрессировало, что высвободилось значительное количество времени: это высвобождение уже выступает здесь как исторический продукт. Невежество Прудона может сравниться только с тем объяснением, которое дает Бастиа понижению нормы прибыли, предполагая, что это понижение эквивалентно возрастанию нормы заработной платы[xxxv]. Бастиа двояким образом выражает эту заимствованную им у Кэри бессмыслицу: во-первых, понижается норма прибыли (т. е. отношение прибавочной стоимости к применяемому капиталу); во-вторых, понижаются цены, но стоимость, т. е. общая сумма цен, увеличивается, что и означает только то, что возрастает валовая прибыль, а не норма прибыли.)
|
|
Во-первых, [экономисты понимают основной капитал] в приведенном выше смысле фиксированного капитала (J. St. Mill. Essays on some unsettled Questions of Political Economy. London, 1844, стр. 55), закрепленного, несвободного, нереализуемого капитала, застрявшего в одной из фаз своего совокупного процесса обращения. В этом смысле Дж. Ст. Милль, так же как и Бейли в приведенных выше цитатах[xxxvi] правильно говорят о том, что значительная часть капитала страны всегда лежит без применения.
«Различие между основным и оборотным капиталом — более кажущееся, чем реальное; например, золото является основным капиталом и лишь в той мере оборотным, в какой оно расходуется на позолоту и т. д. Корабли представляют собой основной капитал, хотя в буквальном смысле они обращаются. Акции иностранных железных дорог составляют предмет торговли на наших рынках; точно так же и наши железные дороги могут оказаться на мировом рынке и в этом смысле они являются оборотным капиталом наравне с золотом» (A. Anderson. The Recent Commercial Distress. London, 1847, стр. 4).
По Сэю [основной капитал], это — капитал,
«настолько связанный с каким-либо одним видом производства, что его уже нельзя оттуда извлечь для того, чтобы посвятить его какому-либо другому виду производства» [42].
Здесь имеет место отождествление капитала с определенной потребительной стоимостью, с потребительной стоимостью для процесса производства. Эта связанность капитала как стоимости с особенной потребительной стоимостью — потребительной стоимостью в сфере производства — во всяком случае является важным моментом. Этим [основной капитал] охарактеризован больше, чем неспособностью к обращению, которая, собственно, говорит лишь о том, что основной капитал представляет собой противоположность оборотному капиталу.
В своей книге «The Logic of Political Economy» (London, 1844, стр. 113—114) Де Квинси говорит следующее:
«Оборотный капитал, в своей нормальной идее, означает какой бы то ни было фактор» (прекрасный логик), «который, будучи производительно потреблен, погибает в процессе самого акта потребления».
(Соответственно этому оборотным капиталом будут уголь и смазочное масло, но не хлопок и т. д. Ведь нельзя сказать, что хлопок, будучи превращен в прязку или в ситец, погибает, хотя подобное превращение, несомненно, означает производительное потребление хлопка.)
«Капитал является основным, если он все снова и снова используется для одной и той Же операции, и чем больше число повторений, с тем большим основанием инструмент, двигатель или машина могут быть подведены под наименование основного капитала» (там же, стр. 114).
Согласно этому взгляду, оборотный капитал погибает, потребляется в акте производства, а основной капитал — который для большей ясности определяется как инструмент, двигатель или машина (следовательно, из этого определения исключается, например, мелиорация почвы) — постоянно служит для одной и той же операции. Разграничение касается здесь только технологического различия в производственном акте, но не имеет никакого отношения к форме; оборотный и основной капитал, в тех различиях, которые здесь указываются, хотя и обладают отличительными признаками, в силу которых один «какой бы то ни было фактор» является основным, а другой — оборотным капиталом, но ни один из них не обладает теми свойствами, которые давали бы ему право на «наименование» капитала.
По мнению Рамсея («An Essay on the Distribution of Wealth». Edinburgh, 1836),
«только фонд жизненных средств является оборотным капиталом, так как капиталист должен тотчас с ними расстаться и он вовсе не входит в процесс воспроизводства, а непосредственно обменивается на живой труд для целей потребления. Весь остальной капитал (также и сырье) остается во владении его собственника или предпринимателя до тех пор, пока продукт не будет завершен» (стр. 21). «Оборотный капитал состоит исключительно из продуктов питания и других предметов необходимости, авансируемых рабочим до завершения продукта их труда» (стр. 23).
Относительно фонда жизненных средств Рамсей прав постольку, поскольку это единственная часть капитала, которая обращается во время самой фазы производства и с этой точки зрения является оборотным капиталом par excellence[xxxvii]. С другой стороны, неверно, что основной капитал остается во владении его собственника или предпринимателя не дольше того времени или до тех пор, «пока продукт не будет завершен». Поэтому в дальнейшем Рамсей и определяет основной капитал как
«любую часть продукта этого труда (труда, затраченного на какой-либо товар), существующую в такой форме, в которой этот продукт хотя и содействует производству будущего товара, но не идет на содержание рабочих» {стр. 59].
(Но ведь сколько товаров не идут на содержание рабочих, т. е. не относятся к числу предметов потребления рабочих! По Рамсею, все они — основной капитал.)
***
(Если проценты на 100 ф. ст. в конце первого года — или в конце первых трех месяцев — составляют 5 ф. ст., то капитал в конце первого года равен 105, или 100 (1 +0,05) ф. ст.; в конце четвертого года капитал будет равен 100 (1 + 0,05)4 = = 121,550625 ф. ст.=121 ф. ст. 11 шилл. 3/5 фартинга[xxxviii]. Стало быть, сверх 20 ф. ст. дополнительно нарастут проценты в размере 1 ф. ст. И шилл. 0,6 фартинга.)
[VI—28] (В поднятом выше вопросе {об исчислении прибыли в зависимости от числа оборотов капитала][xxxix] предполагалось, с одной стороны, что капитал в 400 ф. ст. совершает за год только один оборот, а с другой стороны, что [капитал в 100 ф. ст.] совершает за год 4 оборота, причем норма прибыли и в том, и в другом случае равна 5%. В первом случае капитал один раз в год дает 5% прибыли, т. е. 20 ф. ст. на 400 ф. ст., во втором случае — 4 × 5%, т. е. точно так же — 20 ф. ст. в год на 100 ф. ст. Скорость оборота заменила бы величину капитала, подобно тому как в простом денежном обращении 100 000 талеров, совершающие три оборота за год, соответствуют 300 000 талеров, а 3 000 талеров, совершающие 100 оборотов, также соответствуют 300 000 талеров. Но если капитал совершает 4 оборота в год, то имеется возможность того, что при втором обороте прибыль сама будет присоединена к капиталу и будет обращаться вместе с ним. Тогда получилась бы разница в прибыли в размере 1 ф. ст. 11 шилл. 0,6 фартинга. Но эта разница отнюдь не вытекает из принятого нами предположения. Налицо лишь абстрактная возможность этого. Из принятого нами предположения, напротив, вытекает, что для оборота капитала в 100 ф. ст. необходимы 3 месяца. Следовательно, если месяц составляет, например, 30 дней, то для капитала в 105 ф. ст. при тех же самых условиях оборота, при том же самом отношении времени оборота к величине капитала, для совершения оборота нужно не 3 месяца, а больше[xl] (105: х = 100:90; х = 90 × 105/100 = 9450/100 = 94 5/10 дня = 3 месяца и 41/2 дня). Тем самым первая трудность полностью устранена.) (Из того обстоятельства, что больший капитал с более медленным оборотом создает прибавочную стоимость не бóльшую, чем меньший капитал с относительно большей скоростью оборота, вовсе не следует само собой, что меньший капитал обращается скорее, чем больший. Поскольку больший капитал включает в себя больше основного капитала и вынужден отыскивать более отдаленные рынки, постольку это правильно. Размер рынка и скорость оборота не обязательно обратно пропорциональны друг другу. Это бывает только в том случае, когда наличный физический рынок не является экономическим рынком, т. е. когда экономический рынок все более и более удаляется от места производства. Впрочем, поскольку это не вытекает исключительно из различия основного и оборотного капитала, моменты, определяющие обращение различных капиталов, еще не могут быть рассмотрены здесь. Заметим мимоходом: поскольку торговля создает новые пункты обращения, т. е. втягивает в общение различные страны, открывает новые рынки и т. д., это есть нечто совсем иное, чем простые издержки обращения, необходимые для проведения определенного количества меновых операций; это — создание не операций обмена, а самого обмена. Создание рынков. Этот пункт надо будет еще рассмотреть особо, прежде чем мы покончим с обращением.)
***
Продолжим теперь обзор взглядов на «основной» и «оборотный» капитал.
«В зависимости от того, более или менее преходящим является капитал, следовательно, чаще или реже он должен быть воспроизведен в течение данного времени, он называется оборотным или основным капиталом. Далее, [оборотный] капитал обращается или возвращается к своему хозяину в весьма неодинаковые промежутки времени; например, пшеница, купленная фермером для посева, есть основной капитал по сравнению с пшеницей, купленной пекарем для приготовления из нее хлеба» (Ricardo. On the Principles of Political Economy, and Taxation. 3rd edition. London, 1821, стр. 26—27) [Русский перевод, том I, стр. 49—50].
Затем Рикардо также отмечает:
«Различные пропорции основного и оборотного капитала в различных отраслях, различная долговечность самого основного капитала» (там же, стр. 27) [Русский перевод, том I, стр. 50].
«Два различных предприятия могут применять капитал одинаковой стоимости, но очень различным образом разделяющийся на основную и оборотную части. Они могут даже применять основной и оборотный капитал одинаковой стоимости, но долговечность основного капитала может быть весьма неодинаковой. Например, одно предприятие применяет паровые машины, стоящие 10 000 ф. ст., другое — корабли» (это из изданного Сэем перевода книги Рикардо: «Des principes de l'économie politique et de l'impôt». Seconde édition. Tome I, Paris, 1835, стр. 29—30) [Русский перевод, том I, стр. 50].
С самого начала неправильным является у Рикардо то, что в его трактовке капитал оказывается «более или менее преходящим». Капитал как капитал не является преходящим — он есть стоимость. Но та потребительная стоимость, в которой фиксирована стоимость, в которой она существует, является «более или менее преходящей» и поэтому должна быть «чаще или реже воспроизведена в течение данного времени». Различие между основным и оборотным капиталом здесь, следовательно, сводится к большей или меньшей необходимости воспроизводства данного капитала в течение данного времени. Это — одно из различий, устанавливаемых Рикардо.
Различные степени долговечности, или различные уровни, основного капитала, т. е. различные степени относительной длительности, относительной закрепленности — таково второе различие. Таким образом, основной капитал сам является основным в большей или меньшей степени. Один и тот же капитал выступает в одном и том же предприятии в двух различных формах, являющихся особенными способами существования основного и оборотного капитала; поэтому он существует двояко. Быть основным или оборотным капиталом является особенной определенностью капитала, помимо того что он есть капитал. Но капитал должен развиться до этого обособления.
Что касается, наконец, третьего различия, а именно, «что капитал обращается или возвращается в весьма неодинаковые промежутки времени», то под ним Рикардо подразумевает, как показывает его пример с пекарем ж фермером, не что иное, как различие тех промежутков времени, в течение которых капитал в различных отраслях производства, в соответствии с их особенностями, закреплен, занят в фазе производства в отличие от фазы обращения. Здесь, стало быть, основной капитал выступает таким, каким мы его имели прежде в виде закрепленности в каждой фазе; с той лишь разницей, что специфически более или менее продолжительная закрепленность капитала в фазе производства, именно в этой определенной фазе, рассматривается здесь как то, что полагает своеобразие капитала, его особенность.
Деньги пытались полагать себя как непреходящую стоимость, как вечную стоимость, относясь отрицательно к обращению, т. е. к обмену с реальным богатством, с преходящими товарами, которые, как очень мило и очень наивно описывает Петти[xli], растворяются в преходящем удовлетворении потребностей. В капитале непреходящий характер стоимости (непреходящий до известной степени) полагается тем, что хотя капитал и воплощается в преходящих товарах, принимает их форму, но столь же постоянно меняет ее, попеременно чередуя свою непреходящую денежную форму и свою преходящую товарную форму; непреходящий характер полагается как то, чем он только и может быть: как такое преходящее, которое снимает свой преходящий характер, — как процесс, как жизнь. Но эту свою способность капитал приобретает лишь тем, что он, подобно вампиру, постоянно всасывает в себя живой труд как душу.
Непреходящий характер — долговечность стоимости в форме капитала — устанавливается только посредством воспроизводства, которое само является двояким, воспроизводством в виде товара, воспроизводством в виде денег и единством этих двух процессов воспроизводства. При воспроизводстве в виде товара капитал закреплен в определенной форме потребительной стоимости и, таким образом, не является, как это ему надлежит быть, всеобщей меновой стоимостью и тем более не является реализованной стоимостью. То обстоятельство, что капитал в акте воспроизводства, в фазе производства полагает себя как стоимость, он подтверждает только посредством обращения. Бóльшая или меньшая недолговечность того товара, в котором [VI—29] существует стоимость, требует более медленного или более быстрого его воспроизводства, т. е. более частого или менее частого повторения процесса труда.
Особенная природа той потребительной стоимости, в которой существует стоимость или которая теперь является телом капитала, сама выступает здесь как то, что определяет форму и деятельность капитала, придает капиталу то или иное особенное свойство по сравнению с другим капиталом, обособляет его. Поэтому, как мы уже видели во многих случаях, нет ничего ошибочнее того взгляда, что разграничение между потребительной стоимостью и меновой стоимостью, — которое в простом обращении, в той мере, в какой оно реализуется, оказывается вне экономического определения формы, — вообще лежит за пределами экономического определения формы. Напротив, на различных ступенях развития экономических отношений мы обнаруживали, что меновая стоимость и потребительная стоимость определены в различных отношениях и что эта определенность сама выступает как различное определение стоимости как таковой.
Потребительная стоимость сама играет роль экономической категории. Где она играет эту роль, вытекает из самого анализа рассматриваемых отношений. Рикардо, например, считающий, что политическая экономия буржуазного общества имеет дело только с меновой стоимостью и лишь внешне затрагивает потребительную стоимость, как раз важнейшие определения меновой стоимости берет из потребительной стоимости, из ее отношения к меновой стоимости: например, земельная рента, минимум заработной платы, различие между основным и оборотным капиталом, которому [различию] как раз он приписывает значительнейшее влияние на определение цен (посредством неодинакового воздействия, оказываемого на цены повышением или понижением уровня заработной платы); точно так же обстоит дело и в соотношении спроса и предложения и т. д.
Одно и то же определение один раз выступает в определении потребительной стоимости, а затем — в определении меновой стоимости, но на различных ступенях и с различным значением. Использовать — значит потреблять, будь то в целях производства или потребления. Обмен есть этот акт [использования, или потребления], опосредствуемый некоторым общественным процессом. Само использование может быть обусловлено обменом и являться его простым следствием; с другой стороны, обмен может быть всего лишь моментом использования, и т. д. С точки зрения капитала (в обращении) обмен выступает как полагание его [капитала] потребительной стоимости, в то время как, с другой стороны, использование капитала (в акте производства) выступает как полагание для обмена, как полагание его [капитала] меновой стоимости.
Точно так же обстоит дело с производством и потреблением. В буржуазной экономике (как и во всякой другой) они даны в специфическом отличии друг от друга и в специфическом единстве друг с другом. Дело заключается как раз в том, чтобы понять эту differentia specifica[xlii]. Если утверждать вместе с г-ном Прудоном или с сентиментальными социалистами, что производство и потребление представляют собой одно и то же, то этим ничего не достигнешь[xliii].
В рикардовской трактовке [различия между основным и оборотным капиталом] хорошо то, что прежде всего подчеркивается момент необходимости более быстрого или более медленного воспроизводства; что, таким образом, бóльшая или меньшая недолговечность, более медленное или более быстрое потребление (в смысле самопожирания) рассматривается по отношению к самому капиталу. Следовательно, берется значение потребительной стоимости для самого капитала.
Сисмонди, напротив, сразу же привносит определение, являющееся прежде всего внешним для капитала: непосредственное или косвенное потребление со стороны человека, является ли для него предмет непосредственным или косвенным жизненным средством, — с этим Сисмонди связывает более быстрое или более медленное потребление самого предмета. Те предметы, которые непосредственно служат жизненными средствами, более преходящи, так как они предназначены для уничтожения, чем те предметы, которые помогают изготовлению жизненных средств. Для этих последних долговечность — их назначение, а их недолговечность — рок. Сисмонди говорит:
«Основной капитал [служит потребностям человека] косвенным образом, он потребляется медленно, помогая человеку воспроизводить то, что предназначено для его потребления. Оборотный капитал не перестает непосредственно обслуживать потребности человека... Всякий раз, когда какая-нибудь вещь потреблена, она оказывается для кого-нибудь потребленной безвозвратно; вместе с тем может существовать и такой человек, для которого ее потребление связано с воспроизводством» (Sismondi. Nouveaux Principes d'Economie Politique. Seconde édition. Tome I, Paris, 1827, стр. 95) [Русский перевод, том I, стр. 188].
Сисмонди изображает это отношение еще и в таком виде:
«Первое превращение годового потребления в долговечные предметы, Способные увеличить производительные силы будущего труда,— это основной капитал; эти первоначальные операции всегда выполняются посредством труда, представленного заработной платой, обмениваемой на жизненные средства, которые рабочий потребляет во время работы. Основной капитал потребляется постепенно» (т. е. изнашивается постепенно). Второе превращение: «оборотный капитал состоит из подлежащих обработке семян (сырье) и из потребления рабочего» (там же, стр. 97—98, 94) [Русский перевод, том I, стр. 189, 187].
Все это, скорее, относится к возникновению капитала. [Итак, у Сисмонди мы имеем] во-первых, превращение, состоящее в том, что основной капитал сам представляет собой лишь ставшую стационарной форму оборотного капитала, закрепленный оборотный капитал; во-вторых, предназначение: одно предназначено быть потребленным в качестве средства производства, а другое — в качестве продукта; иными словами, различные виды потребления продукта определяются его ролью среди условий производства в процессе производства.
Шербюлъе упрощает дело таким образом, что оборотный капитал — потребляемая, а основной капитал — непотребляемая часть капитала[43]. (Одна часть — съедобна, другая — несъедобна. Довольно легкий способ разбираться в деле.)
Шторх в одном, уже приведенном месте[xliv] вообще отстаивает для оборотного капитала назначение капитала находиться в обращении. Он сам себя опровергает, когда говорит {Storch. Cours d'Economie Politique. Tome I, Paris, 1823, стр. 246):
«Всякий основной капитал первоначально происходит от какого-нибудь оборотного капитала и нуждается в постоянной поддержке за счет оборотного капитала»
(следовательно, основной капитал возникает из обращения, т. е. он сам в первый момент своего существования является оборотным капиталом и постоянно возобновляется посредством обращения; хотя, таким образом, он не входит в обращение, обращение входит в него). К тому, чтó Шторх добавляет вслед за этим:
«Н и к а к о й основной капитал не может приносить доход без помощи оборотного капитала» (там же),—
мы вернемся впоследствии.
{«Производительное потребление не является, собственно говоря, расходом, а представляет собой только авансы, поскольку они возвращаются к тому, кто их сделал» (работа Шторха «Considérations sur la Nature du Revenu National», Paris, 1824, направленная против Сэя, стр. 54).
(Капиталист возвращает рабочему часть его собственного прибавочного труда в форме аванса, как нечто такое, за авансирование чего рабочий должен отдать капиталисту не только эквивалент, но и прибавочный труд.)}
(Формула для исчисления сложных процентов гласит:
S = с (1 + i) n, где S есть общий размер капитала с по истечении n лет при норме процента i.
Формула для исчисления аннуитета:
[5)] ПОСТОЯННЫЙ И ПЕРЕМЕННЫЙ КАПИТАЛ. КОНКУРЕНЦИЯ. [СООТНОШЕНИЕ МЕЖДУ ПРИБАВОЧНОЙ СТОИМОСТЬЮ, ВРЕМЕНЕМ ПРОИЗВОДСТВА И ВРЕМЕНЕМ ОБРАЩЕНИЯ]
Выше мы разделили капитал на постоянную и переменную стоимость; это разделение всегда правильно, если рассматривать капитал внутри фазы производства, т. е. в непосредственном процессе увеличения стоимости капитала. Каким образом сам капитал в качестве предпосланной стоимости может изменить свою стоимость соответственно повышению или понижению издержек своего воспроизводства или также вследствие понижения прибыли и т. д. — это, очевидно, относится только к тому отделу, где капитал рассматривается как реальный капитал, как взаимодействие многих капиталов, а не сюда, где рассматривается общее понятие капитала.
{Так как конкуренция исторически выступает внутри страны как уничтожение цехового принуждения, государственного регулирования, внутренних пошлин и т. д., а на мировом рынке как устранение разобщенности, запретительных или покровительственных пошлин — словом, выступает исторически как отрицание границ и пределов, свойственных ступеням производства, предшествующим капиталу; так как исторически конкуренция вполне правильно обозначалась и [VI—30] отстаивалась физиократами как laissez faire, laissez passer[xlv], то она и рассматривалась только с этой, лишь отрицательной, лишь исторической ее стороны, а с другой стороны, это привело к еще большей нелепости, к тому, что конкуренцию рассматривали как столкновение освободившихся от оков, руководящихся только собственным интересом индивидов, как взаимное отталкивание и притяжение свободных индивидов и, таким образом, — как абсолютную форму существования свободной индивидуальности в сфере производства и обмена. Нет ничего ошибочнее такого взгляда.
Если свободная конкуренция уничтожила границы прежних производственных отношений и способов производства, то прежде всего следует заметить, что то, что для нее являлось подлежащим преодолению пределом, для прежних способов производства было имманентной границей, в рамках которой они естественным образом развивались и двигались. Эти границы становятся подлежащими преодолению пределами лишь после того, как производительные силы и отношения общения развились настолько, чтобы капитал как таковой мог начать выступать в качестве регулирующего принципа производства. Те границы, которые он ломал, были подлежащими преодолению пределами для его движения, развития, осуществления. Капитал при этом отнюдь не уничтожал все границы, все пределы, а только не соответствующие ему границы, которые являлись для него подлежащими преодолению пределами. Капитал внутри своих собственных границ — как бы эти границы с более высокой точки зрения ни выступали в качестве подлежащих преодолению пределов производства и как бы они ни становились такого рода пределами в силу собственного исторического развития капитала — чувствует себя свободным, беспредельным, т. е. ограниченным лишь самим собой, лишь своими собственными жизненными условиями. Подобным же образом цеховое ремесло в эпоху своего расцвета находило в цеховой организации полностью ту свободу, в которой оно нуждалось, т. е. соответствующие ему производственные отношения. Ведь оно само породило их из себя и развило их как свои имманентные условия, а, следовательно, отнюдь не как внешние и стеснительные пределы. Исторический аспект отрицания цехового строя и т. д. со стороны капитала посредством свободной конкуренции означает только то, что достаточно окрепший капитал при помощи адекватного ему способа общения уничтожил те исторические пределы, которые затрудняли и тормозили адекватное ему движение.