За окном капал осенний дождик. Его мелкие капли тихонько стучали о жестяной лист отлива плохо заклеенного на зиму окна, и этот равномерный звук маленькими молоточками барабанил где-то в голове Изольды: «Съесть бы чего, съесть бы чего, съесть бы чего!» Пустой со вчерашнего вечера желудок требовал хоть какого-то съедобного наполнителя.
До стипендии оставалось ещё два дня, а в дерматиновом кошелёчке на зажимных застёжках с круглыми головками лежала только одна двадцатикопеечная монета. Даже сладкой газировки на неё не купишь. Занять тоже не у кого, все ждут очередной «стипухи», даже, если найдёшь подружку, которой внезапно пришли деньги от мамы, то потом всё равно ведь отдавать придётся, и в следующем месяце ставшим традиционным финансовый коллапс будет только сильнее и ещё больнее ударит по органам пищеварения.
После Новгорода с его двумя построенными на скорую руку кинотеатрами и парой-тройкой уличных ларьков с мороженым Ленинград предстал перед студенткой из провинции настоящим морем соблазнов с большими красивыми кинотеатрами на Невском, кафе-морожеными, кондитерскими, наконец, с шикарными конфетными прилавками в обычных продуктовых магазинах. Ну как удержаться от политого клубничным сиропом шарика сливочного объедения в металлической пиалке на высокой ножке? Или как не накупить со стипендии полкило вкуснячих конфет в красивых обёртках: «Каракум», «Мишка косолапый», «Красная шапочка», «Белочка». Они потом создавали гастрономический аккомпанемент долгих вечерних сидений над очередным скучным учебником по строительному делу. Когда первая партия конфет заканчивалась, на смену ей приходила вторая, потом, порой с небольшим перерывом, (иногда всё-таки Изольда старалась делать паузу) третья, четвёртая, и так пока не заканчивались все деньги – и те, которые почтовыми переводами присылал отец, и те, которые в первых числах каждого месяца раздавала староста группы.
На первом курсе она ещё стеснялась заходить в кафе, ограничивала себя магазинным мороженым, и считала свои финансы достаточно аккуратно – семнадцатилетняя девушка панически боялась оказаться без денег за двести с лишним километров от родительского дома. Однако, когда это случилось в первый раз, ей как-то удалось легко выкрутиться из ситуации: то соседки подкормили, то однокурсницы кашей угостили, то попала на неожиданные посиделки под гитару и чай с пирожками. Поэтому постепенно начала не так переживать из-за невесёлой перспективы длинных вечеров с постоянно урчащим желудком.
Но в этот раз всё было гораздо мрачнее, чем в предыдущие. Все четыре девчонки в комнате крепко сидели на мели. Люська, альпинистка - покорительница вершин во внеучебное время, та вообще только три копейки смогла наскрести, даже, объединив усилия и возможности, на ту же газировку им всё равно не хватало. Две другие соседки в этот вечер сидели в читалке, но надеяться на них было бесполезно – там тоже кошельки зияли пугающей пустотой в конце каждого месяца. Правда, у них на курсе имелись более хозяйственные девчонки, которые с каждой стипендии скидывались, покупали продукты и по очереди кашеварили после занятий, там всегда хоть чем-то, но удавалось заморить червячка. Однако к этому спасительному методу Изольда с Люськой уже прибегали не один раз. Появляться ни с того, ни с сего сегодня у запасливых однокурсниц было совсем неприлично. Они сразу понимали к чему приведёт неожиданный визит и с каждым разом всё менее и менее охотно угощали легкомысленных подружек – особо богатых в общежитии не наблюдалось, деньги от звонка до звонка считали все, только у некоторых это получалось лучше.
Наконец, более изобретательная и смелая Люська вспомнила своих новых знакомых с другого факультета, накануне случайно разговорилась с ними в фойе. Решено, может там что-нибудь да срастётся. Но получилось плохо, те только поужинали, подметя со стола всё подчистую. Оставалось лишь грамм двести водки – её держали для компрессов.
- Девочки, может, вам водки налить, она ведь калорийная! – извиняющимся голосом произнесла принимающая сторона в лице главной местной хозяйки.
У Изольды глаза на лоб полезли, она ещё сорокоградусной не пробовала в свои едва стукнувшие девятнадцать лет. Но её подруга вдруг ни с того ни с сего согласилась:
- А давай, всё ж что-то! Что Изольда, слабо?
- Я водку не пью, ты что, нет, не буду!
- Давай, не ломайся, водка она и калории необходимые для организма даст, и расслабишься, спать ляжешь, так до утра и дотянем. Ты же не хочешь себе гастрит заработать?
- Не, не хочу, - робко пробормотала Изольда.
- Тогда пей! – тон Люськи не предусматривал возражений, она протянула заполненный до половины стакан, - давай, не тушуйся. Деканат не видит. – в общежитиях распивать алкоголь запрещалось категорически, хотя это было самое нарушаемое правило проживания.
Изольда взяла слегка подрагивающими от волнения руками стакан, поднесла к губам, зажмурилась, но выпить не смогла:
- Не могу, воняет сильно.
- Представь себе, что пьёшь лекарство, она таковым в данном случае и является!
Несчастная жертва собственного легкомыслия молча постояла со стаканом, потом опять закрыла глаза, поднесла стакан к губам и быстро, одним махом, опрокинула себе в рот и тут же закрыла его обеими ладонями, как будто придерживала вещь, грозящую упасть. Из себя смогла выдавить только подобие стона:
- Оййй.
- На, полотенцем занюхай, - угощавшая студентка протянула какую-то вонючую кухонную тряпку.
Изольда схватила лоскут грязной ткани, поднесла к носу и втянула в себя ароматы сегодняшней каши вперемежку с кислым запахом вытертого позавчера стола. Помогло, стало чуть лучше. Люська не заставила себя долго ждать, и, убедившись, что с подругой всё в порядке, без особых проблем вылила в себя содержимое своей ёмкости.
- Спасибо, девчонки, теперь до утра доживём, - сказала она, и после небольшой паузы добавила, - ну мы пойдём, не будем вас отвлекать. Пошли Изольда!
Они вернулись в свою комнату, Изольда уже чувствовала приятную расслабленность во всём теле, из головы ушли мысли о еде, хотелось лечь и забыться. Но не тут-то было! Похоже, что подружка - альпинистка, наоборот, под влиянием горячительного напитка обрела новые силы и заодно идеи.
- Слушай, я знаю, как нам наесться! - В ответ на удивлённый взгляд подруги она продолжила, - сейчас все клюкву собирают, её полно в лесах вокруг города!
- Но туда же ехать надо, а у нас денег нет, - с некоторым усилием произнесла засыпающая прямо в одежде Изольда, - и дождь идёт.
- Ерунда, по радио сказали, что завтра – солнечная погода, а контролёров надо просто не проспать, они в наш вагон, мы в соседний, и так дальше, а на ближайшей остановке перебежать. Я уже так делала, получается! Я место знаю, в прошлом году ездила с ребятами, - привыкшую к преодолению препятствий посложнее Люську уже было не остановить, - всё просто, последний поезд идёт часов в одиннадцать, в три часа ночи он там, останется только на вокзале подремать до рассвета, и завтра целый день будем клюкву есть, да ещё на сахар поменяем, чтобы вкусней было! – под воздействием водки в подружке пробудилась настоящая коммерческая жилка.
Изольда приоткрыла слипавшиеся веки, задумалась: «А что клюква с сахаром, это же здорово, деликатес, давно не ела, к тому же завтрашний выходной день так или иначе придётся ещё протянуть, подслащённая красная ягодка это не мороженое в шоколаде, но всё-таки!»
И подружки начали собираться, сборы были не долгими, сапоги резиновые натянуть на ноги, треники, потеплее одежду – и в путь, скорей на Финляндский вокзал, пока паровоз не ушёл.
Где-то по дороге, сидя в полупустом вечернем трамвае с уснувшим кондуктором, Изольда задумалась ещё раз, предательские мысли поползли в её юную головку: «Переться куда-то на ночь глядя, где-то ночевать на скамейке, потом по незнакомому лесу бродить, как бы не заблудиться». Она попробовала поделиться сомнениями с подругой, но та была неумолима: «Не трусь, ты со мной!»
Подружки успели на пригородный поезд, старенький паровоз готовился его сдвинуть с места, пыхтя паром из-под огромных, выше Изольды, колёс. Уселись ближе к концу второго от локомотива вагона, чтобы было куда отступать. «Контролёры всегда идут от переднего вагона!» - мотивировала своё решение всё знающая Люська.
Ужасно хотелось спать, но Люська расталкивала подругу: «Они скоро пойдут, пара городских станций, народ соберётся, и они будут ловить тёпленьких!»
Контролёры, действительно, вскоре появились, но совсем не с той стороны, всего два ряда скамеек отделяло их от мигом перетрусившей Изольды. Однако Люська, на самом деле, была опытным безбилетником. Как только двое мужчин в форменных железнодорожных тужурках занялись первыми пассажирами, она тихо шепнула подружке: «Вставай и иди, как ни в чём не бывало, в первый вагон. Я за тобой!» Получилось! Тем более, что какой-то капризный дядечка начал ругать на контролёров за сквозняки, гуляющие по всему вагону: «У меня радикулит, я буду жаловаться в МПС, напишу письмо в Минздрав, вы мне ответите за это безобразие!» Контролёры разводили руками, мол, мы тут ни при чём, мы билеты проверяем, но скандалиста было не унять. А тем временем Люська с Изольдой не только перешли в соседний вагон, но и, воспользовавшись так кстати подвернувшейся остановкой, перешли в третий, уже проверенный на предмет билетов вагон.
Девочки отдышались, перевели дух, успокоились и… уснули под равномерную вагонную качку. Первая выключилась, как ни странно, Люська, за ней, даже не пытаясь разбудить подругу, – Изольда. Сон её был тревожен: то она со страхом ожидала приближающегося к ней контролёра с милицейскими почему-то погонами, он проверял билеты у других, но на самом деле, смотрел каким-то хищным взглядом, явно предвкушая жестокую расправу, только на Изольду, то её, опять третьеклассницу, ругал отец за двойку по физкультуре, ругал до хрипоты в голосе, пока бедная девочка не начинала плакать. Изольда просыпалась, испуганно оглядывалась вокруг – Люська безмятежно похрапывала, впрочем, как и большая часть пассажиров, никаких проверяющих – она успокаивалась и засыпала снова. И ей опять приснились контролёры, они подошли и настойчиво спрашивали у неё билетики, а она молчала, как будто потеряв дар речи. Её даже начали трепать за рукав старого пальтишка, однако Изольда по-прежнему не могла раскрыть рот. «Девушка просыпайтесь! Билетики предъявляем, билетики!» Голос загремел совсем рядом с ухом спящей, и Изольда открыла глаза. Прямо перед ней стоял контролёр и тряс её за плечо. Она беспомощно оглянулась в сторону Люськи, та мирно сопела носом, почти прильнув к холодному окну.
- Ну что молчим, чего так смотрим на меня? Я не киноактёр Рыбников! Билеты предъявите!
- Дяденька, нет денег, а доехать надо, нам клюкву собирать надо, - едва проснувшаяся Изольда даже наплести что-нибудь красивое или жалостливое, вроде, мама ждёт, волнуется, не сумела вернуться вовремя.
- Какая клюква, билетов нет, значит не езди, подругу разбуди свою!
Изольда принялась расталкивать Люську, а в голове уже вырисовывались картинки, одна другой страшнее: на станции сдадут в милиции, там продержат до понедельника, потом напишут в институт, там выгонят с позором и исключат из комсомола, домой тоже напишут, так что отцу с матерью даже не соврёшь, что из-за неуспеваемости, все знакомые в городе узнают, постыдство какое!
Тем временем очухалась Люська и попыталась исправить положение, напирая на жалось к бедным, голодным студенткам, но дело было уже проиграно. Никакие аргументы на контролёра не действовали, на ближайшей станции, их буквально вытолкали из поезда. К большому удивлению Изольды в никакую милицию их никто сдавать не стал, более того, присутствия самой милиции в каком бы то виде вообще не ощущалось, впрочем, так же, как и наличия вокзала, в котором можно было бы скоротать остаток длинной октябрьской ночи. Только окружённая со всех сторон лесом, пустынная низенькая платформа, на которую низкорослой Изольде пришлось в буквальном смысле выпрыгивать и, если бы не Люськины цепкие руки альпинистки, она бы ещё и колено себе непременно расшибла.
Девушки огляделись вокруг, темнота, хоть глаз выколи, и дождик, похоже, не собирался прекращаться. Наконец, за дальним концом платформы разглядели лучик света. Пошли на него, спотыкаясь о выбоины. При ближайшем рассмотрении спасительный свет оказался лампочкой над снятым с рельсов старым деревянным вагоном без всякой вывески и без колёс. Долго стояли перед шатающейся от ветра двери, не решаясь войти. Прислушались. Изнутри шли какие-то непонятные металлические звуки. Будто что-то скрежетало. Изольда совсем струхнула:
- А вдруг там мужики пьяные, проход перекроют, зажмут – и убежать не успеешь!
- Счас, только тебя они и ждут посреди леса в два часа ночи! – Люська, немного поразмыслив, решилась и потянула на себя легко подавшуюся дверь. Они осторожно просунули внутрь головы. Под потолком едва горела бледным светом лампочка Ильича, причину продолжающегося скрежета ничто не объясняло. Но тут Изольда рассмотрела кошку, изо всех скребущую самый тёмный угол вагона, хулиганка явно наделала кучку в сухом помещении и теперь, повинуясь инстинкту, пыталась закопать её, задевая при этом какую-то железяку в обшивке «вокзала». В другом углу, улёгшись во всю длину единственной неширокой скамейки безмятежно дрыхла толстая старуха, каким-то чудесным образом расположив там своё крупное тело. Между толстухой и кошкой торчало маленькое окошко с надписью «ГЛУХАРИ. КАССА». Наконец, животное обратило свое драгоценное внимание на торчащих в проёме людей, мявкнуло и прошмыгнуло у них между ног. Остался лишь запах продуктов его настолько ценной жизнедеятельности, что хранить их можно было лишь вне доступа солнечных лучей, влаги и ветра.
- Ну вот, хоть не под дождём, - подбадривая больше себя саму, чем подружку, произнесла Люська, - давай располагаться.
- Надо бы бабку попросить подвинуться, - робко предложила Изольда.
- Надо, - уверенным тоном сказала Люська и двинулась в ту сторону.
Но, не дойдя до объекта внушительных размеров, остановилась, постояла, переминаясь с ноги на ногу и развернулась.
- Шут с ней, пусть дрыхнет, так хоть не будет мешать, вон для таких, как мы, кто-то досочки припас, всё ж не на полу.
Изольда ничего не ответила, ей тоже было страшновато будить огромную старушенцию. Они, как могли, расположились на досках, подложив под голову, свёрнутые в три раза холщовые сумки, припасённые под ягоду, обхватили сами себя руками спереди – так теплее и попробовали уснуть. Но сон не шёл, пережитое происшествие занимало голову, а тело никак не могло полностью согреться и ощутить блаженную негу. К тому же опять захотелось есть.
- Что завтра делать будем? – Изольда первая нарушила тишину.
- Как что? Клюкву собирать! Вон лес вокруг!
- А ты уверена, что в нём есть клюква.
- Спи, она сейчас всюду есть, - Люська зевнула и повернулась на бок, давая понять, что разговор окончен.
После некоторой паузы Изольда тоже наконец почувствовала, что вот-вот её тоже накроет туманом Морфея, закрыла глаза и, несмотря на идущий из живота «подсос», начала засыпать. Но сон её вышел не долгим: минут через сорок уснувшую растолкала подруга.
- Изольда, у меня ноги замёрзли, давай носками поменяемся, у тебя тёплые, я согреюсь – тебе отдам.
Изольда легкомысленно согласилась и взамен своих, вязаных мамой шерстяных получила тоненькие хлопчатобумажные, да ещё почти полностью протёртые на пятках. Но не выручить подругу она всё равно не могла, всё ж таки та у них была за главную, если б не она как бы сейчас устроились, Изольда бы и дверь не решилась открыть. «Да, если бы не она, - задумалась, - если бы не она, … спали бы в тепле, в собственных кроватях. Правда без всякой перспективы завтра наесться от пуза клюквы. Так что, надо делиться последним с подругой! Это честно, по-товарищески!» - убеждала себя Изольда.
Уснуть уже не получалось, ноги мёрзли, вслед за ними начало подмерзать и всё тело. Девушка терпела сколько могла, потом встала и затормошила подругу, но та только что-то буркнула и повернулась на другой бок. Повторение попытки вообще не принесло никакого результата, пришлось вернуться на своё место, однако ноги требовали тепла и не позволяли даже думать о сне. Третья попытка разбудить Люську тоже оказалась бесплодной, после ночных приключений та окунулась в глубокий, беспробудный сон.
Изольда оглядела внимательно освещённое тусклым светом помещение, на полу перед кассой, кто-то обронил газету, подняла – свежая, от вчерашнего дня «Ленинградская правда». Она слышала от мамы, что в войну в сильные холода валенки утепляли газетами. Решила проделать такой же номер с сапогами – получилось, минут через двадцать ноги согрелись, и она провалилась в туманный мир снов.
Когда уже рассвело, её растолкала подруга:
- Ты чего ж носки обратно не попросила? Чего меня не разбудила, я спала и во сне всё время ждала, когда ты меня разбудишь!
Изольда ничего не ответила, только рукой махнула. Долгожданный обмен носками состоялся. Теперь можно было и в путь, правда, на пустой, призывно урчащий желудок, но зато с надеждой.
Дождик перестал капать, что не преминула отметить Люська:
- Вот видишь, и дождь не идёт, не обманули синоптики!
Отсутствие падающей на голову воды, правда, мало что меняло в ощущениях. Казалось, за последние три дня влагой пропиталось всё вокруг: стволы деревьев, ветви сосен и елей, пожелтевшая трава, а без того не сухая в этот сезон земля, при каждом шаге вообще выплёскивала из себя грязную водную кашицу.
- А ты знаешь куда идти, - с некоторой робостью в голосе спросила Изольда.
- А чего тут знать, вот тропинка, там вон видишь огоньки светятся, значит, нам в другую сторону, вон туда, - она махнула рукой в какую-то неопределённость из зарослей деревьев и кустов, хороший, красивый лес почему-то быстро закончился, он рос только вдоль полустанка. «Или с другой стороны», - подумала про себя Изольда, но вслух ничего не сказала.
Хождения по лесам и перелескам были долгими и бесплодными. В местах помокрее, где должна была расти клюква, между поросших мхом кочек стояла вода, а на более сухих песчаных подсосенных участках изредка торчали маленькие плантации каких-то грибов с зеленоватыми шляпками, усыпанными сухой иголочной хвоёй. Изольда вопросительно посмотрела на более опытную Люську, в её взгляде читался вопрос: «Может, хоть грибов наберём, клюквы всё равно нет нигде».
- Бледная поганка, - авторитетно и безапелляционно заявила Люська, - отрава.
- А, может, съедобные, я что-то похожее на картинках видела, в общаге покажем знатокам.
- Натрогаешься, нанюхаешься, потом пару дней поблюёшь водой, - обрисовала радужные перспективы Люська и добавила, - больше-то не чем.
Явно расстроенная Изольда вынуждена была согласиться, такой поворот никого не мог обрадовать. Последняя фраза в очередной раз напомнила о пустых желудках, которые отчаянно посылали сигналы бедствия. Они ещё долго ходили по лесу, продираясь сквозь кустарник, пробираясь через бурелом, но клюква никак не желала показаться им на глаза. Опять пошёл мелкий дождь, подруги устали и даже не могли нигде присесть, в дополнение ко всем прочим бедам они заблудились. Опытная Люська пыталась определить направление движения по мху на стволах деревьев, она почему-то была уверена, что от станции они пошли на север, поэтому несостоявшиеся ягодники долго продвигались в сторону воображаемого юга, но просека с путями всё не появлялась. Уже совершенно отчаявшись, они внезапно натолкнулись на длинный деревянный забор, выкрашенный в зелёный цвет. «Люди, - одновременно мелькнуло в головах девушек, - раз есть забор, значит, есть и люди». Они побрели вдоль заграждения и тут их остановил резкий окрик:
- Стой! Стрелять буду!
Они остановились и стали всматриваться: впереди, метрах в семи, разглядели фигуру в серой шинели, наполовину скрытую кустом можжевельника. Военный держал в руках винтовку наперевес.
- Ой, товарищ солдат, пропустите, нам надо! – затараторила Люська.
- Не походи! Военный объект! Назад топайте, откуда пришли!
- Никуда я не пойду, - проговорила негромко совсем обессиленная Изольда и тихо сползла на сырую траву, - сил нет. Здесь останусь, люди рядом, хоть кто-нибудь да пожалеет.
Солдат, похоже, понял её слова, но это не убавило его рвения:
- Уходи, стрелять буду!
Наконец Люська сообразила:
- Да мы б пошли, да не знаем куда, мы клюкву искали, заблудились. Нам бы на станцию, эту, как её, Изольда?
- Глухари. – еле слышно прошептала та.
- Во-во, Глухари, подскажите нам, как туда добраться.
Оказалось, не так уж далеко, километра три по грунтовой дороге, только «военный объект» нужно было обойти через чащу на расстоянии броска гранаты, а это не меньше тридцати метров.
Люська протянула руку уставшей подруге, та, кряхтя и охая, встала, и девчонки двинулись в указанном направлении. После долгих блужданий по лесу, путь, действительно, показался коротким. Часа в три дня они ввались в почти такой же деревянный вагон, как тот, в котором провели всю ночь, разместились на длинной продольной скамье и почти мгновенно уснули. Неизвестно проходили ли контролёры, наверняка проходили, но вид двух молодых, явно городских, девчонок со впалыми от двухдневного голодания щеками в замызганных донельзя трениках, заправленных в полностью потерявшие свой изначальный цвет резиновые сапоги и в дешёвых, местами заштопанных разными нитками кургузых пальтишках мог вызвать только жалость, и их даже никто не попытался разбудить. Только ближе к городу, когда набралось немало народу, пришлось потесниться и принять менее удобные позы.
Идя от платформы на площадь, около броневика с указующим путь к коммунизму Лениным они заприметили одинокую бабульку с корзиной клюквы. Люська потянула Изольду к ней.
- Здравствуйте, бабушка! Какая у Вас клюква, вся прямо-таки на подбор! Далеко собирали?
- Далеко, девочки, вы не знаете, станция Глухари, тама.
Подруги недоумённо переглянулись.
- Глухари???
- Ну да там её море, уже третью корзину продаю.
Тут Изольде бросилась в глаза стоящая рядом с клюквой матерчатая авоська с грибами, подозрительно напоминавшими «бледные поганки».
- А это что? – ткнула пальцем в сторону грибов.
- А зеленушки, девчата, берите, совсем дёшево отдам, там же набрала, ну не ехать же пустой, всего с тремя корзинами! Клюквы чего-то в этом годе меньше обычного.
Не ответив, подруги сорвались с места (откуда только силы взялись) и понеслись в сторону трамвайной остановки. До стипендии оставалось ещё пятнадцать часов.
P.S. В отличие от сказок, это быль, а посему морали в ней нет. Изольда не прекратила растранжиривать большую часть стипендии в первые дни, лишь за клюквой больше не ездила.