УСИЛЕНИЕ БОСФОРСКОЙ ВОЙНЫ 4 глава

¹⁶ Согласно М.С. Грушевскому, снимали орудия, однако далее у Ф. де Сези упоминаются мушкеты, и, похоже, речь все-таки должна идти об ору­жии.

¹⁷ У В.М. Пудавова Топа Фазли-паша. И. фон Хаммер упоминает Фаз-ли-пашу, который был капудан-пашой в 1647 г.

¹⁸ Ю. Третяк заменяет цехины на дукаты. О монетах, обращавшихся тогда в Турции, скажем в главе VI.

" См. далее у того же автора к другое написание — Карамюсаль.

²⁰ Турецкие весельные суда имели общее название «чакдыры», и кара-мюрсель являлся наименьшей чакдырой. В европейских языках название «карамюрсель» варьировалось. У Жоржа Фурнье это «карамуссат». О про­исхождении названия см. в главе IX.

²¹ У Г.А. Василенко читаем, что чайки вошли в пролив и что «на защиту столицы Осман II послал морские и сухопутные силы, которые вскоре туда прибыли». Автор превращает названия должностей каймакама и бостанд-жибаши в имена — соответственно Каймакан-пашу и Бостанчи-пашу.

²² Определение «импровизированная» понравилось М.С. Грушевско­му (его «импровизированная эскадра» уже упоминалась при рассказе о событиях 1620г.), и он с иронией пишет, что в 1621 г. «импровизирован­ные моряки чувствовали такое почтение к козачеству, что, подъехав к козацкой флотилии... не отважились напасть... Посмотрели на разведен­ный козаками пожар и тихонько... вернулись к себе обратно в Константи­нополь». Позже у М.С. Грушевского будет фигурировать и «импровизиро­ванная армада». Н.С. Рашба также упоминает «сымпровизированную фло­тилию».

²³ В польском оригинале zburzyli; в украинском заглавии публикуемого документа «спалили».

²⁴ Л. Подхородецкий понимает как «двух их (казаков) отослали».

²⁸ Шляхтич, кроме того, сообщил, что на Дунае несут охранную службу против казаков 500 шаик с небольшими пушками и что он, беглец, видел эти суда под Рушуком.

²⁶ Ю.П. Тушин неверно датирует эти события периодом после 11 июля. Автор совершенно не понял польский текст, заставив Е. Вороцкого бежать с галеры 16 июля и превратив Галату в Галац — город, расположенный в глубине современной Румынии. По Ю.П. Тушину, не казаки потопили по­гнавшихся за ними турок, а турки казаков, и в таком случае непонятно, почему упоминается столь мизерное число казаков-пленников.

²⁷ Л. Подхородецкий также говорит, что слухи о вооруженном выступ­лении против турок Персии и Испании, больших походах казаков, военных приготовлениях Англии и Голландии распространяли на территории не­приятеля польские агенты, старавшиеся вызвать панику среди населения или морально ослабить турецкую армию, шедшую на север. По автору, результаты этой работы оказались значительными: в армии было сильное беспокойство о судьбе родственников и имущества, оставшихся в родных местах.

²⁸ В другом месте у того же автора: напали на один из стамбульских фортов, разрушили его и повернули назад.

²⁹ Ю.А. Мыцык замечает, что после 14 мая казаки сумели совершить успешный поход под Стамбул, но, возможно, имеет в виду набег, описан­ный Ф. де Сези.

Добавим здесь, что в стихотворении Т.Г. Шевченко «Гамалия» упоми­нается казачья атака Галаты: Турция «боится, чтоб Монах (видимо, имеется в виду П. Сагайдачный. — В.К.) / Не подпалил Галату снова, / Не вызвал чтоб Иван Подкова / На поединок на волнах». Само стихотворение посвя­щено походу на Скутари, как уже отмечалось, для освобождения казаков-невольников: «— Режьте! Бейте! — Над Скутари / Голос Гг4малии. / Ревет Скутари, воет яро, / Все яростнее пушек рев; / Но страха нет у казаков, / И покатились янычары. / Гамалия на Скутари / В пламени гуляет, / Сам темницу разбивает, / Сам цепи сбивает. /— Птицы серые, слетайтесь / В родимую стаю!.. — / Пылает Скутари... / Как птиц разбуженная стая, / В дыму казачество летает: / Никто от хлопцев не уйдет, / Их даже пламя не печет!/Ломают стены». В поэме Т.Г. Шевченко «Гайдамаки» атаманы «вспо­минают, / Как Сечь собирали, / Как через пороги к морю / Лихо проплыва­ли. / Как гуляли в Черном море, / Грелися в Скутари». Литературными источниками стихотворений поэта «Гамалия» и «Иван Подкова» служили повести Михала Чайковского (Мехмеда Садык-паши) «Поход на Царьград» и «Скалозуб в Замке семи башен».

³⁰ Перевод прозаический (1718 г.). Слова, взятые в квадратные скобки, в оригинале отсутствуют и добавлены переводчиком С. Савецким.

³¹ См. его критику А.Л. Бертье-Делагардом: 54.

³² Н.С. Рашба вопреки М. Титлевскому думает, что 12 судов были по­топлены под Стамбулом. Поход Б. Хмельницкого фигурирует и в других работах, но с указанием на разгром эскадры в открытом море.

¹³ Ю.П. Тушин относит набег к осени — следовательно, к началу сен­тября.

³⁴ Приводим перевод В.И. Ламанского: 411.

³⁵ Д.С. Наливайко, отмечая, что им был Ф. де Сези, говорит, что расска­зы последнего послужили важным источником для Л. де Курменена.

³⁶ Те же цифры повторят затем Ж. Фурнье и П. Линаж де Вансьен, причем последний осторожно напишет, что «несколько раз они грабили почти в пяти-шести лье от Константинополя».

³⁷ В.А. Брехуненко неверно понял сообщение и полагает, что «тысяча» относится только к запорожцам.

³⁸ 300 запорожцев фигурируют и в сообщении московских информато­ров, которые слышали на Дону «в розговорех от казаков, что ходят черка-сы... под Царемгородом человек с триста».

³⁹ Ю.П. Тушин в одной из своих работ замечает, что это, вероятно, те же суда, а в другой снимает слово «вероятно».

⁴⁰ Т. Роу сообщал, что сама Кафа находилась тогда «под угрозой». О том же пишет М.С. Грушевский.

⁴¹ В.А. Брехуненко ошибочно утверждает, что на обратном пути буря разнесла по морю только донцов. У этого же автора неверно датирован рассказ Т. Иванова — 29 июня, хотя в этот день русское посольство было еще далеко от Клейкого городка, за днише от впадения Хопра в Дон.

⁴² Имя султана названо ошибочно. В 1622—1623 гг. правил Мустафа I. Царствование Ахмеда I, как мы указывали, приходилось на 1603—1617 гг.

⁴³ Имеется в виду Сигизмунд III, по-польски Зыгмунт (откуда и Жигимонт).

⁴⁴ Увеличение флотилии за счет донцов могло произойти только до начала июля. И. Кондырев сообщал о казачьих выходах в море, но не в Черное, а в Азовское, состоявшихся 7, 13 и 21 июля.

⁴⁵ А.В. Висковатов ошибочно датирует депешу посла 12 июня, что за­тем повторяет и Ю.П. Тушин.

⁴⁶ Д.И. Эварницкий переделывает «уезд» в Царьградский вилайет.

⁴⁷ По В.М, Пудавову. от Стамбула до Кандыры 100 верст. Мы насчита­ли по прямой приблизительно 96 км. В переводе А.В. Висковатова откуда-то появляются шесть миль от Кандыры до моря и карамюрсели снова становятся населенным пунктом, на этот раз это Карамюсаль; то же и у Ю.П. Тушина, только поселение — Карамуссал. У Г.П. Пингиряна дело происходит осенью.

⁴⁸ Предположению противоречило бы и то обстоятельство, что Ж. Фур­нье насчитывал тогда у турок всего 40—50 карамюрселей, но, очевидно, он значительно преуменьшил их число.

⁴⁹ У В.М. Пудавова: в Лиманы при Кондре.

⁵⁰ Ср. переложение источника В.Д. Су хору ков ым: «Испуганные жители сначала поверили сим вестовщикам (с кораблей. — В.К.), но, усомнившись в справедливости разглашений их, собрались из окрестных деревень до 300 человек с кадием, пришли к посланникам в село Кандру и с великим азартом им говорили: "Видите ли ужасные следы опустошения и еще дымя­щиеся развалины жилищ наших, произведенные вашего государя донскими казаками? Ведайте, что за разорение наше, за плен, за кровь и смерть собра­тий наших вы заплатите нам вашею жизнию"».

^5|То же переложение: «Послы отвечали, что они посланы от царя к султану по делам важным государственным и потому не оскорбления и обиды, но защиты и безопасности ожидают, ибо они находятся во владе­ниях государя союзного и России доброжелательного...»

⁵² В публикации опечатка: 1662 г.

⁵³ В.И. Ламанский перевел: «даже в самой Порте была тревога», т.е. в Оттоманской Порте. Вслед за ним это повторяет М.А. Алекберли.

⁵⁴ Половину принимает и В.М. Пудавов: «около половины казаков по­били».

⁵⁵ Но, похоже, не уничтожено, как утверждает Ю.П. Тушин, а захва­чено.

⁵⁶ У В.М. Пудавова ошибочно: около Самсонова дня (1 сентября).

³⁷ К. Збараский называл его «злейшим врагом своим и мира» с Польшей. Реджеб-паша был вторым мужем сестры Мурада IV Гевхерхан.

⁵⁸ Ю.П. Тушин связывает эти события уже безусловно.

^я П.А. Кулиш повторяет вслед за И. фон Хаммером, что Реджеб-паша «в 1622 году одержал первую в течение десяти лет победу над казаками-пиратами и привел в Золотой Рог 18 казацких чаек».

^№ Подробно об этой ошибке см. в главе V.

" Вообще, как отмечает Я.Р. Дашкевич, «о каких-либо морских похо­дах польских войск на Черном море, даже при использовании казацких чаек, ничего неизвестно».

⁶² По ошибочному мнению автора, вторично (первый раз будто бы в 1622г.).

⁶³ Филип Лонвёс считает, что в 1623 г. (в тексте опечатка: 1633) казаки были в пригородах Константинополя.

⁶⁴ В том же документе говорится, что восемь дней назад Мухаммед-Гирей отправился с 13 галерами захватить власть в Крыму. О том же Т. Роу сообщал королю Якову I в донесении от 2 мая с добавлением, что, как известил везир, отправка в Крым 13 галер была необходима еще и для удер­жания казаков.

⁶⁵ Ю.А. Мыцык считает, что речь идет о нападении на Стамбул: в мае — июле, говорит историк, донцы и запорожцы предприняли крупные морские походы на Стамбул, Трапезунд, Кафу и другие города Турции и Крыма. Н.П. Ковальский и Ю.А. Мыцык, комментируя сообщение И.Ф. Абелина о мести татар за нападение казаков «на Турцию и [ее земли] около Черного моря», полагают, что имеется в виду майский поход казаков, когда они, — и далее приводится свидетельство Т. Роу, — «подошли к Стамбулу и нагнали большого страху на турок». Однако здесь авторы, обычно точные, допуска­ют недосмотр: у Т. Роу нет прямого сообщения о подходе казаков к Стам­булу. Перевод английской фразы приведен нами выше. В польском же пе­реводе «выжимок» из Т. Роу, на котором основываются авторы, сказано:

«Снова казаки вышли на Черное море и большого страху нагнали на Царь-град...» О причинах, вызвавших в 1623 г. вторжение 15 тыс. татар в Польшу, см.: 462.

⁶⁶ Правда, П.А. Кулиш и за ним Д.И. Эварницкий думают, что в 1614г. в Синопе запорожцы сожгли несколько мечетей, но не подкрепляют это мнение источниками. Эвлия Челеби рассказывает, что однажды казаки взяли «блюда, кастрюли и другую посуду» из мусульманского монастыря Салтык-бая в Бабадаге, но «когда потом, в течение одного дня и одной ночи вокруг блуждая, не могли найти свои лодки, все эти медные сосуды опять в монастырь отнесли. Когда же оттуда возвращались, были схвачены местными жителями в ясырь, и затем суда их, стоявшие в море, сильная волна выбросила на берег и полностью разбила, так что всю их добычу тамошние люди разделили между собой. С того времени гяуры уже никак в Бабадаг не попадают». В сообщении явно присутствует мотив наказания за святотатство, и неясно, является ли эта история реальной.

По словам кубанского историка И.Д. Попко, его дед, старый сечевик, говорил ему, что паникадило запорожской сечевой церкви попало в Сечь из какого-то армянского монастыря в Турции, а И.П. Попов на основании того, что в донских церквах было много старинных икон, допускал, что во время набегов на Турцию казаки могли «добывать в числе различных вещей и иконы православные». Полагаем, что вряд ли речь может идти о прямом, вооруженном захвате, который, видимо, должен был восприниматься как святотатство с соответствующими последствиями, но — о спасении икон при разрушениях и пожарах, сопровождавших набеги, о получении икон в дар от местных христиан и т.п.

Войсковая отписка 1662 г. сообщает об одном случае приобретения иконы на войне и о том, что за этим последовало. В 1656 г., во время воен­ных действий с поляками, донцы взяли под Вильной икону Пречистой Богородицы Одигитрии, животворящий крест, Евангелие и церковные кни­ги, привезли их на Дон и поместили в специально построенную церковь. Через несколько лет «от тое чудотворные иконы многим людем явление было, чтоб образ ее... поставить по-прежнему в Вильне». В Войске тем лю­дям «многожды не веровали», пока в 1662 г., когда казаки «шли с моря и сидели... в окопе в осаде на степи на Тузлове-речьке от крымского царевича-калги и от многих воинских людей», «та чудотворная икона, пречистая Богородица Одигитрие» снова не явилась многом же донцам, чтобы «поста­вить ее... на старом месте... в Вильне», иначе «милости божией и помощи нигде не будет». Дав обет вернуть икону, казаки освободились от осады и благополучно вернулись в Черкасск, где икона снова явилась одному из донцов с предупреждением, что если обет окажется неисполненным, то будет еще «нужнее», чем было в осаде. После этого особой станицей, в сопровождении священника и дьякона для ежедневного служения, Войско отправило икону в Москву для последующей доставки в Вильну, что и было сделано по окончании войны.

Впрочем, Павел Алеппский в 1653 г. в Яссах видел, как вступившие в город казаки Тимофея Хмельницкого «разграбляли церкви и монастыри», но потому, что «в них укрывались неприятели». При этом сам патриарх Антиохийский Макарий, отец автора, находившийся в городе, и его свита спрятали в монастыре некоторых турок. С одним из укрытых янычар, про­должает Павел, находился «маленький невольник-казак, и то, что этот по- следний сделал с самого начала с вещами и деньгами своего хозяина, не имело себе примера: он указал их поодиночке казакам, которые и разграби­ли все вместе с имуществом товарищей янычара». Не можем разделить с автором удивления по поводу «предательства» раба и обратим внимание на то, что под заявлением о разграблении церквей и монастырей, кажется, скрывается только захват спрятанного там турецкого имущества.

⁶⁷ В одной из бумаг Т. Роу («Рассуждение о смешении императора Му-стафы») от 20 сентября говорится, что галеры привезли с Черного моря «несколько пленных казаков живьем и несколько голов мертвых», и моло­дой султан «внимательно лицезрел всех их привезенных перед собой — странный обычай». О том же в другом сообщении посла: Мурад IV «повелел положить перед собой рядом несколько снятых голов, что безмерно нрави­лось туркам». М.С. Грушевский замечает, что «это произвело на турок очень приятное впечатление».

 

 

Глава V

БОСФОР В ОГНЕ

 

Первый набег 1624г.

 

Отнюдь не все представители правящих кругов Речи Поспо-литой выступали за безоговорочную дружбу с Турцией и унизи­тельное терпение в отношении «непредсказуемости» крымских татар. Среди польских магнатов и еще больше рядовой шляхты были и сторонники решительной борьбы с османско-татарской угрозой, вплоть до ведения наступательных действий. Не со­всем забылась прежняя великая Польша «от моря до моря», имев­шая выход не только на Балтику, но и на Черное море, и даже претензии на владение Константинополем (в начале 1470-х гг. король Казимир IV и султан Узун Хасан, правитель малоазийского государства Ак-Коюнлу, вели переговоры о заключении антиосманского союза, причем со стороны Польши выдвигался проект передачи ей в случае победы всего Причерноморья, Стам­була и даже Греции)¹.

В 1620-х гг. о необходимости активного противодействия Тур­ции и возможности приобрести Стамбул напомнил полякам один из высших представителей шляхетства, коронный конюший князь Кшиштоф Збараский. По завершении своего «великого посоль­ства» в османскую столицу, в 1624 г., он представил сейму отчет «О состоянии Оттоманской империи и ее войска», произведший сильное впечатление на польское общество.

К. Збараский не верил в действенность только что заклю­ченного польско-турецкого договора 1623 г. и не сомневался в том, что татарские набеги на Польшу и взаимосвязанные с ними запорожские походы на османские владения будут продолже­ны. Удерживать казаков «без войска и с таким малым жаловань­ем сможет разве что Господь Бог», писал князь, а их новые мор- ские экспедиции приведут к тому, что турки предпочтут «смерть в открытом бою безвестной гибели со своими семьями», т.е. новую войну. Казаков можно было бы держать в повиновении лишь при условии прекращения крымских набегов, но для это­го Польше необходимо не нынешнее ополчение, а регулярное войско.

Князь высказывался не только против «ликвидации» каза­чества, сумбурные планы которой витали и в Стамбуле, и в Вар­шаве, но и за мощное, решительное использование запорожцев в государственных, стратегических интересах Речи Посполи-той — в сокрушении Османской империи. В отчете говорилось, что его автор хотел бы, «чтобы казаки были остановлены», дабы «не раздражали турецкого султана» своими действиями, от ко­торых Польше «нет никакой выгоды, а только... установленный мир — желанный для всех — нарушается», но вовсе «не согна­ны» с Днепра. К. Збараский считал, что запорожцы должны го­товиться и ждать «решения Речи Посполитой, когда всей своей могучей силой им ударить» по Турции. Решение же это следова­ло принять, «когда наступит время новых смут у турок и когда укоренившееся своеволие у них возобладает, из-за чего навер­няка они пойдут на другие народы».

При сказанном решении казакам следовало «действовать не так, как обычно (чем только возбуждают турок против нас), но, взяв в помощь Господа Бога, уничтожить... слабую армаду (ос­манский флот. — В.К.) на Черном море (что является делом воз­можным...), после чего взять Константинополь — гнездотурец-кого могущества. Издалека кажется могущественным, вблизи же он слабый и без труда попал бы в их руки, а если бы дал Господь Бог, и к нам бы перешел».

Краткое изложение своего плана и весь отчет К. Збараский завершал таким пассажем: «... ясно понимаю и вижу, что ни одному народу не дал Господь Бог больших возможностей для овладения жизненными силами этого государства (Турции. — В. К.), кроме Речи Посполитой. И есть надежда на окончатель­ную их (турок. — В.К.) гибель, если будем просить Бога высо­чайшего и если будем не гордостью возноситься, не надменнос­тью, а смиренно, но с мужественным сердцем захотим исполь­зовать подходящие возможности. Речи Посполитой Господь Бог те земли обещал, и я бы обосновал это подробнее, но сейчас закончу этим пожеланием».

К. Збараский рассматривал Османское государство как край­не ослабленный и раатожившийся организм, едва не находившийся в предсмертной агонии. Эти представления, как отмеча­ют публикаторы документа, «перекликаются с высказываниями Роу, который считал, что Османская империя настолько ослаб­лена, что 30 тыс. воинов, даже не прибегая к оружию, могли бы дойти до стен Константинополя». По мнению Н.С. Рашбы, князь пошел даже дальше Т. Роу, когда утверждал, что и без коалиции европейских держав Речь Посполитая, опираясь на казачество, была способна разгромить Османское государство. Отметим, что хотя непосредственно коалицию К. Збараский не упоминал, но из контекста отчета вытекает, что автор и в самом деле предполагал обойтись без ее создания и участия².

Х.М. Ибрагимбейли замечает, что князь старался «предста­вить врага слабее, чем он был в действительности», и таким об­разом «надеялся склонить правящую верхушку Речи Посполи­той к активной борьбе против Османской империи». Но автора «нельзя заподозрить в политическом авантюризме», поскольку он «не рекомендовал немедленных военных действий...считая необходимым выждать, когда там наступит новый период соци­ально-политических и военных потрясений, подобных тем, ко­торые он наблюдал ранее». Перед его приездом в Стамбул был низложен Осман II, а вскоре после отъезда, ускоренного опас­ностью нового мятежа, и Мустафа I. Можно добавить, что, со­гласно плану, решительный удар по Турции следовало нанести при наличии еще одного условия — после того, как она втянет­ся в какую-либо новую войну.

Публикаторы документа неточно комментируют некоторые его положения. «Понимая недостаточность сил Речи Посполи­той, он (К. Збараский. — В.К.), — пишет Х.М. Ибрагимбейли, — предлагал использовать для этой цели украинское казачье войс­ко... Для этого он советовал беречь силы казачества, не распы­ляя их на набеги на османские владения. В подходящий момент совместное выступление казачества и польского войска, кото­рое он предлагал реформировать, обеспечило бы выполнение задачи». У Н.С. Рашбы читаем, что князь предлагал реформи­ровать польское войско с целью нанесения решительного удара по Турции и даже овладения ее столицей, «но не сбрасывал со счетов казачество. Напротив, по его мнению, следовало беречь силы казачества до времени, когда империя снова вступит в по­лосу потрясений, в чем он не сомневался».

Читатель, надеемся, заметил, что К. Збараский предлагал реформировать польскую армию не для удара по Турции, а всего лишь для сдерживания татар, ничего не говорил о совместных боевых действиях польского войска и казаков против Осман­ской империи и Стамбула — все это, по плану, доставалось на долю одного казачества, плодами победы которого уже затем должна была воспользоваться Польша (может быть, тогда пус­тив в дело свою армию?). Следовательно, автор не просто не сбрасывал казачество со счетов, но отводил ему первенствую­щую роль. Вместе с тем гордый шляхтич вовсе не опускался до призыва «беречь» казаков, а ограничивался замечанием о том, что их не следует сгонять с Днепра, видимо, полагая, что они сберегут себя сами.

Отчет К. Збараского был написан в форме яркого памфлета и получил в списках широкое распространение по всей стране. Многие разделяли соображения автора, но они были отвергну­ты сеймом, желавшим продолжения мирных сношений с Тур­цией. Н.С. Рашба пишет, что планы князя «не были осуществ­лены при его жизни» и впоследствии заинтересовали Владисла­ва IV, «предполагавшего привлечь казачество к борьбе против Османской империи», однако «магнаты сорвали замыслы коро­ля». Мы должны здесь указать, что не имеем сведений о знаком­стве Владислава с отчетом К. Збараского, что план последнего не осуществился вообще никогда и что, говоря о привлечении казаков к борьбе с Турцией, Н.С. Рашба допускает небрежное выражение: их, постоянно воевавших с османами, совершенно не требовалось к этому привлекать.

Можно еще добавить, что когда выявилось «особое отноше­ние» к турецкой власти крымского хана Мухаммед-Гирея III и особенно его калги и брата, друга Персии Шахин-Гирея, кото­рые стали проявлять излишнюю самостоятельность и даже де­монстрировать враждебность к «Порогу Благоденствия», К. Збараский предложил «задействовать» казаков. Смысл его идеи сво­дился к тому, чтобы послать на помощь Шахин-Гирею запорожцев и лисовчиков (польская легкая конница. — Прим. ред.), по согласованию с калгой дать тайно Войску Запорожско­му деньги на строительство чаек и отправить казаков в числе 10—15 тыс. человек морем на Стамбул в надежде, что им, воз­можно, удастся овладеть султанской столицей. Но и этот план не встретил поддержки у правящих кругов Речи Посполитой.

Как и К. Збараский, османские власти не строили иллюзий о влиянии договора 1623 г. на прекращение или хотя бы сокра­щение казачьих морских походов. Еще зимой 1624 г., оказавше­гося, напротив, необычным по «босфорской» активности каза­ков, Турция начала готовиться к их приходу в пролив и соответствующему противостоянию. 21 февраля Т. Роу писал сэру Эд­варду Конвею, что против казаков капудан-паша «готовит арма­ду на Черное море». В письме тому же адресату от 12 марта по­сол сообщал, что «огромный флот уже подготовлен на Черном море», но что ходят слухи и о готовности казаков к нападению: у них будто бы приготовлено более 300 лодок. В результате, от­мечал Т. Роу, «все жители Босфора бегут ежедневно в город (Стам­бул. — В. К.). Страх всеобщи и, — что достаточно говорит о слабости (Турции. — В. К.), и прошедший год показал, что можно сделать с небольшими, но решительными силами».

Босфорское население, имея печальный опыт общения с казаками и зная их дерзость, смелость и силу натиска, таким образом, не слишком надеялось на защиту османского флота и, как показали последующие события, было право. К тому же с 1623 г. велась изнурительная и пока неудачная война Турции с, Персией, оттянувшая из Стамбула значительные силы, и требо­вались войска и корабли для других районов империи и против других ее неприятелей. Еще не закончились гражданские раз­доры, в связи с которыми от государства отложились паши Эр­зурума и Багдада.

В «Сообщении из Константинополя», составленном англий­ским посольством 15 мая, констатировалось, что вообще турки крайне редко ввязываются в военные действия одновременно с двумя противниками, но сейчас создалась такая ситуация, что пришлось отправить сразу три войска: одно под командовани­ем Байрам-паши к границам Польши и Татарии, «другое к Чер­ному морю для защиты от нашествия казаков» и третье, самое многочисленное, против персов. Кроме того, готовят еще два: для Средиземного моря и против венгерского короля Бетлена Габора, не говоря уже о войске, отправленном в прошлом году под начальством Джигале-паши против Персии, о войске Хафиз-паши в Диярбакыре и войске Элиас-паши в Анатолии; «в результате город (Стамбул. — В.К.) выглядит так безлюдно, как будто перенес 3-летнюю войну». Это само по себе, и помимо сведений и слухов о казаках, оказывало гнетущее психологичес­кое воздействие на население.

А двумя неделями ранее, 1 мая, извещая британское прави­тельство о том, что отправка армии в Азию откладывается, ви­димо, из-за неопределенного положения на Черном море, по­сольство сообщало о прибытии в Стамбул специальной делега­ции из Кафы во главе с тамошним муфтием. Делегация была уполномочена уведомить султана, что «400 казачьих лодок находятся в море (дословно: вне дома. — В.К.)», что они уже «за­хватили большую добычу на побережье Татарии и этой империи и взяли много судов, груженных провизией для порта (Стамбула. — В.К.)», и что еще 40 тыс. казаков, вооруженных и обеспе­ченных лошадьми, «готовы на новые покушения». Кафа проси­ла о ее защите.

На следующий день, 12 (2) мая, французский посол Ф. де Сези доносил своему королю: «Казаки на 80 лодках спустились по Борисфену и высадились довольно близко от Кафы на полу­острове, и разгромили крымский город, где убили много татар». По информации посла, в этом нападении участвовали «поляки казаки и рыжие» (запорожцы и донцы), «порядочное число во­оруженных лодок держалось у берегов, чтобы никто не мог спа­стись в море», а само известие о нападении поразило Стамбул больше, «чем все успехи короля Персии» (шаха).

В связи с просьбой делегации Кафы состоялось заседание Дивана, и Ибрахим-паша, как говорилось в английском посоль­ском сообщении, поспешил с 13 галерами, чтобы обеспечить охрану, пока не пришлют больше сил. Впрочем, из более по­зднего, от 15 мая, сообщения посольства Т. Роу видно, что «по­спешить» паша смог весьма относительно: «При... отправле­нии... галер, кактолько они вошли в Черное море, они встрети­лись с небольшим кармиссалом (карамюрселем. — В.К.), сообщившим, что впереди них было только 40 лодок казаков; янычары взбунтовались и заставили генерала (адмирала. — В. К.) вернуться в канал и требовать больше сил...» Ибрахим-паша «по­лучил выговор и был снабжен большим числом людей, и таким образом отправился вновь».

Очевидно, об этих же событиях писал и М. Бодье. По его словам, «казаки и русские (т.е. запорожцы и донцы. — В. К.) при­были из устья Дуная (Днепра? — В.К.) и на побережье напали на большой крымский город, который им (татарам. — В.К.) при­надлежит, овладели им, ограбили, вывезли из него богатства, увели в качестве рабов тех татар, что там жили, затем подожгли и из большого города сделали большой костер. Турки были вы­нуждены послать пятнадцать галер на это'"Черное море, чтобы остановить успехи тех казаков; но нашлось так мало людей, же­лающих идти сражаться, что министры велели силой взять ло­дочников канала, носильщиков и грузчиков-армян, чтобы сна­рядить эти суда командами».

«Султан Амурат (Мурад IV. — В. К.), рассерженный этими беспорядками, — согласно М. Бодье, — пригрозил своему великому везиру и главнокомандующему, что отрубит им головы, если они не найдут военного люда в достаточном числе, чтобы снарядить галеры». Министры доказывали своему повелителю, что янычары и сипахи «не умеют больше подчиняться и не хотят больше выходить из Константинополя»³.

В такой обстановке Мурад IV принял решение о смещении крымских правителей Мухаммед-Гирея и Шахин-Гирея. Это решение, оказавшееся крайне несвоевременным, вскоре «аукнулось» активным казачьим натиском на Босфор.

В английском посольском сообщении от 15 мая говорилось, что к 13 галерам, посланным охранять Черное море, добавлено еще 10, которые первым делом перевезут в Крым Джанибек-Гирея, чтобы сделать его ханом. Далее предполагалось использо­вать и эти корабли против казаков. Операцию по смещению старого хана и водворению нового и борьбу с казаками поручили возглавить самому капудан-паше, «Победителю казаков» Реджеб-паше ⁴.

Согласно русским источникам, 21 мая Джанибек-Гирей с янычарами на 12 галерах высадился в Кафе и укрепился там, после чего началось долгое противостояние двух ханов. По русским же сведениям, в июне к Джанибек-Гирею подошло турецкое подкрепление на 16 галерах, и, таким образом, в крымской операции и последующей борьбе с казаками на Черном море 1 участвовало около 30 галер. Эта цифра подтверждается и другими сообщениями ⁵.