Мальков Д.К.
Она появилась на КП дивизии жарким июльским днем 1942 года вместе с группой офицеров, прибывших на пополнение. Круглолицая, голубоглазая, с золотистыми волосами под форменной кубанкой. Помню, представилась:
— Младший лейтенант Раенко.
При распределении на должности она настойчиво просилась в 37-й гвардейский полк. Это была единственная девушка-офицер в нашей дивизии. Поэтому не хотелось посылать ее в полк, на передовую. Ей предложили работать при штабе дивизии. Однако она отказалась и продолжала настаивать на своем, хотя так и не объяснила причину. Пришлось направить девушку адъютантом во второй батальон полка.
Потом мы поняли все сами. Да, она любила. Любила прекрасной и чистой любовью, на которую способна юность. Любила того коренастого, смуглого лейтенанта, который прибыл в дивизию вместе с ней и был назначен командиром кавалерийского взвода 37-го полка. Нам даже не запомнилась его фамилия — такой он был скромный и незаметный внешне. Но Дуся хотела воевать рядом с любимым человеком и добилась своего.
Так уж случилось, что большое чувство пришло к Дусе вместе с самым важным событием в ее короткой жизни: в январе 1942 года она оставила институт и по путевке военкомата была направлена на офицерские курсы, где встретила свою любовь.
Они решили не расставаться… На курсах, и в армии, и в дивизии, и потом в полку — всюду имелись понимающие командиры, которые находили возможность не разлучать их. Так они оказались на фронте почти рядом. Рядом под шквальным огнем противника, и на многоверстном марше под проливным дождем, и в душной землянке. Рядом, хотя в разных окопах, решая различные боевые задачи. В надежде увидеть друг друга на коротком привале, на совещании у командира.
|
Не скажу, что мы наблюдали за отношениями молодых людей. Но когда мы видели Дусю с ее лейтенантом, теплее становилось на сердце, думалось, что жизнь все-таки пробивает себе дорогу. Их любовь представлялась нам символом справедливости и благородства ратного труда, который мы выполняли в те грозовые дни.
Прошло немного времени, и гвардии младшего лейтенанта Дусю Раенко уже знали все бойцы 37-го полка. Каждый день она обходила позиции своего батальона, подолгу разговаривала с гвардейцами, интересовалась, откуда они родом, сколько времени находятся на фронте. С искренним восторгом слушала сама рассказы бывалых воинов о жарких схватках с врагом. Иногда, когда сгущались сумерки, прислонившись к стенке окопа, она тихонько напевала свои любимые песни или молча срывала былинки травы и, откусывая кусочки сочных стебельков, по-детски выплевывала их на землю.
Но вот в одном из боев был ранен лейтенант-кавалерист. Я видел Дусю, склонившуюся над ним, когда он лежал на носилках в полковой землянке. Она проводила его до медсанбата. А когда в сентябре лейтенант вернулся из госпиталя, именно мне выпало сообщить ему горькую весть: наша Дуся погибла.
Я помню по-мальчишески скривленные губы молодого офицера, задрожавшие ресницы. Он закрыл лицо ладонями, а потом спросил:
— Как она тут жила без меня?
Да, именно так и спросил: как жила? Не воевала, не командовала, а — жила. Ведь это действительно тогда была наша жизнь: атаки, бомбежки. Вся наша жизнь состояла из войны. И я рассказал лейтенанту, как жила его Дуся — младший лейтенант Евдокия Раенко, за время его отсутствия.
|
…11 августа крупные силы гитлеровцев перешли в наступление из района восточнее Жиздры на Железницу, Вейно, Белев. Им удалось прорвать наш передний край, и к утру 12 августа мы встретились с ними у населенного пункта Брежневе. Целые сутки бой шел с переменным успехом. То мы теснили прорвавшиеся вражеские подразделения, то они при мощной поддержке авиации пытались продолжать наступление.
Младший лейтенант Раенко находилась в расположении пятой роты второго батальона, когда по цепи передали: тяжело ранен командир роты. Под свистящими пулями Дуся прибежала на НП. Сюда только что прибыли связные от стрелковых взводов.
Надо сообщить в батальон, — предложил кто-то.
Не надо! — крикнула Раенко. — Я принимаю командование ротой.
Обстановка была ей знакома. Гитлеровцы сосредоточивались для новой атаки. Дуся тут же передала через связных распоряжение для командиров взводов: встретить врага огнем на дальних подступах.
Ровная местность, которая хорошо просматривалась с любой огневой точки, благоприятствовала выполнению такого приказа. Пулеметчики и стрелки дружно ударили по фашистам еще в тот момент, когда они развертывали свои боевые порядки. Вражеская цепь заметно редела. Однако гитлеровцы продолжали приближаться к позиции роты.
— Подготовить гранаты! — приказала Раенко.
Когда до противника оставалось метров сорок, в воздухе замелькали «лимонки», и вражескую цепь окутали облачки частых разрывов. Молодой боец-связной, радостно глядя на девушку-офицера, кричал:
|
— Бегут, товарищ младший лейтенант! Бегут фашисты!
Гитлеровцы в беспорядке откатывались назад. Но радоваться было рано. Вскоре началась новая атака. И в какой-то момент Дуся почувствовала, что сейчас случится непоправимое. На левом фланге заметно стих огонь, бойцы один за другим стали отходить с позиции. И тут же сообщили:
— Командира взвода убили. Немцы обходят с тыла! Солдаты уже отходят группами…
Дуся бросилась на левый фланг. Добежала, красная, потная, с разметавшимися по ветру кудрями, как из-под земли выросла перед бойцами.
— Стой! Ни шагу назад!
— Так ведь немцы в тылу!
— Врешь. Неправда! По фашистским гадам — огонь!
Она ударила из автомата по приближающимся гитлеровцам.
Бойцы остановились, залегли, открыли огонь. Дуся лежала рядом с молодым солдатом-связным. Он с перепуганным лицом не стрелял, а все говорил, говорил что-то.
— Замолчи! — прикрикнула на него младший лейтенант. — Вон — твой фриц, а ну, уложи!
Дрожащими руками солдат прильнул к винтовке и наугад выстрелил, и огромный рыжий фашист упал.
— Есть! — не веря собственным глазам, воскликнул солдат. — Есть мой первый!
— Вот так и стреляй,— подбодрила молодого солдата Дуся, переползая к середине взводной цепи. «Ведь он так и не заметил, что это я пристрелила гитлеровца», — подумала Раенко.
Тем временем по вклинившимся в нашу оборону фашистам ударили с флангов пулеметчики соседних взводов. «Пора!» — решила Дуся и поднялась под пулями во весь рост.
— Товарищи! За мной, в атаку — вперед!
И словно другими стали только что отходившие в тыл бойцы. Мощным «ура» ответили они на призыв девушки-офицера и побежали, обгоняя и прикрывая ее от врага.
Не выдержав наступательного порыва гвардейцев, гитлеровцы стали отходить. Они оставили позицию взвода. Они не сумели задержаться даже в своей собственной траншее. Атака левофлангового взвода, поддержанная всей ротой, была настолько стремительной и неотразимой, что через двадцать минут после начала этого броска младший лейтенант Раенко уже проходила по захваченной траншее и проверяла, как закрепляются бойцы в ней.
Затишье, однако, продолжалось недолго. Немцы, видимо, не могли смириться с утратой прежней позиции. Со стороны балки послышался гул танков, а в нескошенной ржи, что колосилась прямо перед фронтом роты, замелькали фигурки вражеских пехотинцев.
— Товарищ младший лейтенант, связь с артиллеристами пропала! — доложил кто-то из бойцов.
А она-то хотела вызвать заградительный огонь…
— Так пошлите связного!
Раенко старалась не показать бойцам своего волнения. Но подвел голос, дрогнул, когда она отдавала этот приказ. Усатый боец молча поднялся со дна траншеи, поправил каску.
— Не беспокойся, дочка, сейчас наладим. — Но связи все не было.
Не дошел до артиллеристов добродушный усач, не дошел, видимо, и другой смельчак. Когда Дуся сама пробралась на фланг, то увидела, как метрах в ста прогромыхал фашистский танк.
Тогда она вернулась на НП. С сосредоточенным лицом, плотно сжатыми губами молча начала готовить связку гранат. Она понимала, что гитлеровцы решили взять в кольцо вырвавшееся вперед подразделение бойцов. Надо было принимать неравный бой.
Покинув НП, младший лейтенант прошла в траншею. Бойцы внимательно смотрели на нее, словно ожидая, что она сообщит им какую-нибудь добрую весть.
— Драться будем, товарищи. Помощи просить не у кого, — обратилась к бойцам Раенко.
Но в тот момент, когда застучали пулеметы, зачастили винтовочные выстрелы, встречая противника на дальних подступах к позиции, когда уже никто не рассчитывал на поддержку и каждый полагался исключительно либо на меткость своего огня, либо на связку гранат, перед наступающими гитлеровцами поднялись черные разрывы. Снаряды рвались один за другим почти на одной линии, образуя перед нашей траншеей непреодолимый заслон. Одновременно запылали два фашистских танка, пехота в беспорядке рассыпалась по полю.
— Ура! Молодцы артиллеристы!— неслось над траншеей.
По усталому лицу Дуси текли слезы, и, наверное, в тот момент она опять, как когда-то при первой встрече, показалась солдатам не командиром, а самой обыкновенной девчонкой…
В бою за высоту Безымянная Дуся находилась на левом фланге батальона, в окопе командира роты. Она безуспешно пыталась связаться по телефону с НП батальона, когда запыхавшийся солдат доложил:
Товарищ адъютант, беда. Немцы накрыли НП снарядом.
— А командир?
— Все погибли.
Она закрыла глаза рукой. Сколько смертей уже довелось ей увидеть, и каждая гибель боевого товарища казалась самой трагической, самой неоправданной.
— Ну что ж, — сказала тихо Раенко. — Пока об этом не говори никому. Только ротным командирам. Скажешь, я буду за комбата. Мой НП — в расположении второй роты…
Она взяла с собой двух бойцов и перешла в центр позиции батальона. Приказала восстановить связь. До глубокой ночи, пока гитлеровцы не утихомирились, руководила боем.
Высота была удержана. За этот бой Дуся была представлена к награде — ордену Красного Знамени.
Однако не пришлось Дусе получить награду. Как-то под вечер, направляясь в штаб батальона, она шла по траншее, не отрытой еще на полную глубину… Черная кубанка Дуси мелькала над песчаным бруствером траншеи. И в этот момент гитлеровский снайпер сразил нашу Дусю. Мы похоронили ее со всеми почестями. На окраине небольшой деревушки Железница вырос холмик свежей земли, увенчанный самодельным солдатским памятником. А над ним шумела листвой одинокая березка, такая же златокудрая осенью, какой была наша Дуся Раенко, девушка в кубанке.