Какая разница, когда я сел? Ну пусть в 11 — будто для умозрения есть время… Умозрение — житель вечности, и сейчас мы туда прейдем — только отрясем прах — не прах, а искры злобы (ибо она — огненна)
Ночью проснулся и среди многого думал о своем составе и чего мне недостает. Жестка, черства моя земля — огнем иссушена; и хоть вода есть: сок Эроса бьет, соплив я (перед кем застыдился, идиот! — кто тебя читать-то будет?), но окованы источники, и с трудом прорывается из меня влага: дик и трудно схожусь с людьми и женщинами
И воздуха мало (потому его так люблю): искривленным ущельем носа и слизью доступ ему в меня затруднен. И предстал мне состав человека: как посту пенчатое просветление и облегчение снизу доверху:
глаз
сердце
легкие
живот
ноги
свет
огонь
воздух
вода
земля
Низ наш — земля: он тяжел и с тяжестью имеет дело — ею мыслит (ага, употребил слова верхнего этажа для нижнего), ее преодолевает: стоит
Следующий этаж — вода: здесь пузыри, озера, водоемы; кишки- реки, каналы — Венеция. Это от половых органов до пупа: сосудики яиц и яичников, мочевой пузырь, желудок, желчь, почки, печень, кишечник и проч. — все льется разноцветными жидкостями: т. е. вода переработала, освоила весь мир и все остальные стихии в себе: семя — белое: свет и небо; желчь — желтая: огонь; моча — прозрачная — воздух; кровь — тело (земля). В воде — источник движения: благодаря воде мы представляем собой сосуд, сообщающийся с миром — для воды: для ее втока и истока — в нас отверстия: ноздри, рот, анальное, половое, мочевое. Земля закупорена, тяготеет (именно!) быть отграненным телом. Растя в жизни, мы просто набиваем и утрамбовываем наш подкожный мешок — и он, коли сам бы себе был предоставлен, сделал бы из нас (нашей вертикальности) пирамиду (как в эту фигуру естественно формируется притягиваемая к земле масса, не текучая, но держащаяся твердым сцеплением граней). Но низ в нас разрежен: не монолитен, а надвое расколот — две ноги; и тем ясно обнаруживается, что человек в отличие от дерева не снизу вверх образуется, но сам низ человеческий (т. е. земля наша и оплот) — есть следствие, выражение, плод чего-то, но не первоначало. Первоначало же наше, очевидно, — капля, т. е. единица воды. Недаром и семя наше — капля, и рождаемся мы свернутые в клубок. В теле же взрослого шарообразность наша изначальная, капельность сконцентрирована в животе (не в туловище: ибо живот удерживается лишь кожей и своим устройством, а верх туловища, где легкие и воздух — т. е. птица в нас засела, стремящаяся вспорхнуть и улететь, — отгранен грудной клеткой, жесткой формой)
Значит, из этой части-полости, откуда потоков рожденье, — и есть пошла человечья земля: тело стало формироваться по направлениям втока и стока вод, чтоб их удержать и предохранить: трубки, струпья и панцири — щупальца пищевода, головы, рук и ног образовались. Первоначально мы, значит, — как звезда морская (недаром пифагорейский знак микрокосма — пятиконечная звезда с центром в гениталиях, родовых органах). То есть кровообращение в нас есть перводвижение (земля — та статична), идею движения в нас вносит — и нужду и волю к движению в мире. А само это движение в нас жидкостей есть потуги вернуться в мировую воду и ее круговорот, или втянуть в нас мировую воду и ее круговорот, или расшириться капле до мировой воды и ее круговорота (при последнем толковании энергия — внутри капли). А может, это движение в нас вод есть отросток, капилляр мирового существа и океана, и оно одаряет нас и притягивает к себе.
Но во всяком случае если тяжесть (сцепление, самость и самосознание земли) направлена вниз, то вода растекается и стекается, реализует горизонталь и плоскость (недаром в строительстве для определения уровня и плоскости применяется прибор ватерпас — от слова «вода» и на ее свойстве всегда располагаться плоско и перпендикулярно силе тяжести основывается). Значит, вода в нас — основа сближения, схождения, социальности: семьи и общества, распространения рода людского по покрову земли — человеков, этих самодвижущихся и самоплодных капель. Ибо социальность направлена по горизонтали: есть соединение людей друг с другом на поверхности земли (тогда как земность и духовность обособляют человека от другого, соединяя его прямо со светом или землей. Эгоизм и просветленность равно асоциальны: преданный вышнему свету перестает заботиться о ближних)
Жизнь воды есть нивелировка (недаром ватерпас опять же единый уровень для всего устанавливает), и потоп — первая всемирная нивелировка всего; т. е. через воду осуществляется уравнение всего, тогда как огнем (перуном) отмечается, испепеляется, выделяется что-то одно: Содом и Гоморра, например. Огонь — это указующий перст, и недаром отмеченность есть клеймо (огненное дело)
Нивелирующая функция воды еще и в образах Леты — реки забвения, где все — равно (ср. у Державина: «Река времен в своем стремленьи Уносит все дела людей И топит в пропасти забвенья Народы, царства и царей»)
Итак — вода социальна и антииндивидуальна. Недаром Богу, чтобы сохранить разнообразие, надо было поместить всякой твари по паре над водой — в Ноевом ковчеге. И мир так устроен, что для контакта с землей никуда двигаться не надо: вот она под ногой и рукой; для дыхания — тоже вот он вокруг, воздух, разлит: глотай — не надо. Свет тоже везде сверху и отовсюду падает. Но вода не везде, а в особых местах: к ней надо идти, стекаться, усилие применять и двигаться (и для того конечности: для отталкиванья и расталкиванья мира на пути к воде — жизни)[25]. Опять вода, выходит, — первоначало движения. И люди вокруг воды селятся, присасываются. Но это значит, что как раз вода не нивелирует, но вносит дифференциацию: бытие и небытие через нее различаются, и идея жизни (смерти) от воды! исходит. Кабы существование было возможно не строгиваясь с места, тогда все существа так бы вечно торчали пупырями и пузырями вездесущих земли и воздуха — без отношения друг к другу — ношения по свету. А так, поскольку в одном месте вода есть, а в другом нет, — вносится различение в мир, и существа разнствуют в зависимости от разных вод — социальных объединений, обществ. И как люди и земли вокруг вод живут, так и в нас ткани и тельца вокруг артерий и других вод и, видно, от разных соков разнствуют.
Итак, вода потопляет, нивелирует — и создает различия: чтоб было чему притягиваться и нивелироваться. Потому Эрос прежде всего водян: в нем ощущается и потопление, растворение, слияние, погружение (все водяные глаголы) — т. е. уничтожение «я» в едином, и в то же время Эрос швыряет частицы друг к другу в страстном напоре — т. е. так, что каждый остро ощущает себя как часть и нужду в другом
Но почему в нашем центре, в нашем шаре-животе, отверстия именно для выделения, для отдачи — и предельное блаженство и легкость мы вкушаем (от рта слово) именно, когда из нас извергается семя и распирающая полнота наша? Или это на силе тяжести основано: чтоб заглатываемое стекало само сверху вниз, а не выливалось? Но ведь у животного четырехногого отверстия на одном уровне (ватерпас), а когда лошадь ест и пьет, хоть голова до еды выше выходных отверстий, — наклоняется и щиплет траву и сосет воду, перемещая их снизу вверх. То же и птицы. (Для жирафы пищу на ветвях расположили — оттого такова.) И недаром не в акте поглощения, но в акте выделения человек есть Человек. Оттого и образ Человека первым в мужчине воплотился, что он для выделения, исхождения из себя, превосхождения себя создан. Но и женщина в родах исходит — тоже выталкивает из себя стержень (туловище — фалл) и воды. Выходит, во вкушении, в пище, в заглатывании мужчина — женщина. В рождении же женщина — мужчина. «Смысл творчества — самоотдача». Женщина поплачет, выделит слезы — и освободится от нужды, горя — станет легче на душе — и светлее в мире. Свет больше взвидит. Печаль — плач — водяны. Значит, ракетно-отталкивательный принцип передвижения, самодвижения и вознесения (радость облегчения) присущ человеку в связи с водами: чтоб их напор прорвал преграду и излился в мир через краник, человек стремится по горизонтали к себе подобному (они — сообщающиеся сосуды), т. е. острое чувство социальности, необходимости и нужды испытывая; получив же возможность отдать, становится легок, отталкивается и думает о выси, душе. Вода — это привязь, образ нужды и зависимости — того, без чего я жить не могу. Чтобы дотянуться до воды, человек должен упасть, лишиться вертикальности, наклониться, как лошадь, и как бы свернуться клубком — вновь в шар. Недаром и позы молитв — на коленях, биение челом, поклоны — позы питьевые и утробные: ни для общения с воздухом, ни для лицезрения света склонение не нужно
Итак, на уровне воды в нас всеобщая мировая жизнь и мы к ней причащаемся. Но, видно, это еще не наше, именно человечье призвание в миру, а лишь условие нашего существования для совершения этого призвания
Итак: вода — капля — шар — живот — животное — жизнь. Если земля велит нам быть пирамидой (как низ дерева, комель), вода — шаром (как самоходный по миру живот — животное, катящийся шар), то легкие, воздух велят нам быть пространством, пустотой, миром (недаром мир на душе бывает), свободой, возможностью быть всем, бестелесностью, ничем. Если земля дает притяжение и контакт тела к телу, рядом, статику, вода движение от одного к другому на расстоянии, то воздух — мировой экран, арена, простор, где давится и жмется земля, катится и льется вода; сам все видит, а в этом не участвует — в мировой давке. Воздух — это радость неучастия, блаженство отсутствия Но в человеке он пойман в клетку (грудную): пространство превращено в отсек, помещение. И сжимается: предчувствия теснят грудь (как и для вольного воздуха, когда уловлен, — проблема: сжатие и давление): земля и вода пленяют, так что дышать невозможно, и душа рвется домой, стремится в простор и высь. Итак, через непрерывно дышащие легкие человеку дано ощущение, что присущий дом его и прародитель — вне его, что вот это тело, тяжесть ног, выделения живота — что-то чужое, тяжелое, насильственное, поймавшее меня — птицу — из мира и приковавшее цепью на службу себе: мне быть лишь трубой, гофрированной трубкой, через которую воздух поступает к водолазу на дне моря. Душа моя земле тела и воде его не нужна иначе как для корыстной эксплуатации: быть распоркой, коридором между «клетками» тюрьмы — чтобы не слежались, не сплющились от притяжения. Но этой своей работой душа забирает тело в свою власть: одухотворяет его, облегчает — и вздымает ввысь, сохраняет вещество человека неплотным — с пустотами, т. е. свободами, возможностями и надеждами — между частицами: ведь масса человека вполне могла бы сплющиться в малую коробочку металла или шарик из тяжелого вещества, но воздух, значит, есть та упругая сила сопротивления тяжести, которая содержит человека в форме: сколько бы он ни ел, не дает ему уплотниться, сколько бы ни голодал, не дает уменьшиться, т. е. воздух — душа есть оплот неизменности его «я», характера и формы. Итак, через воздух человек имеет как ощущение своей причастности к вселенной, простору: там его дом, — так и ощущение своего «я», своей формы
И если вода сообщает идею текучести, волнения, преходящести, времени, необходимости, угнетения (хотя это — от земли) и небытия, то воздух-душа-идею пребывания, вечности, бессмертия, неуничтожимости, устойчивости и непреклонности: и не от плотности притяжения и неразрываемое, а от легкости, парения и силы вознесения