— Мы со Слоан сейчас займемся съемкой и обмерами, — объявила начальница экспедиции Холройду и Смитбэку. — Вам придется подождать здесь.
— Хорошо, — кивнул журналист. — Только обещайте сразу позвать нас, если найдете золотые ножи и вилки.
Нора достала камеру из чехла и двинулась вдоль ниши, фотографируя жилище с внешней стороны. Хотя официальным фотографом экспедиции считалась Слоан, имевшая немалый опыт по части съемки, ей показалось нелишним и самой сделать несколько кадров.
Возле глинобитной стенки она остановилась. Здесь сохранились следы рук людей, возводивших ее. Нора подняла камеру и сделала снимок крупным планом, потом еще один. Подобные отпечатки не представляли собой чего-либо феноменального. Их нередко находили на стенах жилищ или глиняной посуде, однако она никогда не упускала возможности запечатлеть их. Объектом изучения археологии прежде всего являются люди, а не артефакты, и такие кадры служили тому дополнительным напоминанием. Норе уже доводилось наблюдать, с какой легкостью некоторые ее коллеги забывают о данном обстоятельстве.
На полу валялось несколько черепков. Тоже ничего исключительного. По большей части здесь лежали осколки сосудов из белой и серой глины. Примерно сороковые годы тринадцатого века, на глаз определила она.
Слоан к тому времени успела набросать план жилища. Покончив с ним, она извлекла из рюкзака пинцет и несколько контейнеров. Маркером проставив на них номера, девушка подцепила пинцетом образцы черепков и зерен и поместила в герметичную упаковку. Затем дочь профессора пометила на плане места, откуда взяты образцы. Нора с удивлением наблюдала за ее ловкими, уверенными движениями. В действиях Слоан чувствовался немалый опыт. Она вела себя как человек, не раз принимавший участие в полевых исследованиях.
Достав из рюкзака маленький блестящий инструмент, девушка скрылась в одном из жилых помещений. Раздался свистящий звук — Слоан при помощи тонкого трубчатого сверла изъяла фрагмент потолочной балки. По древесным кольцам специалист, подобный Блейку, способен точно определить, в каком году дерево срублено. Глядя на манипуляции мисс Годдар, Нора ощутила внезапный приступ досады. Возможно, ей не нравилось столь бесцеремонное вторжение в древнее жилище. А может, раздражала инициативность младшей коллеги, не нуждающейся в ее указаниях и не считавшей нужным спрашивать разрешения.
В дверном проеме возникла Слоан. Бросив мимолетный взгляд на начальницу экспедиции, она вопросительно вздернула темную бровь.
— Я все правильно сделала? — По-видимому, дочь профессора мгновенно догадалась о совершенном просчете.
— Правильно. Но давайте в следующий раз не будем ничего трогать без предварительного обсуждения.
— Простите…
Девушка даже не сделала попытку изобразить раскаяние, усилив тем самым раздражение Норы.
— Я думала, что нам необходимо…
— Эти образцы действительно нам необходимы, — подчеркнуто невозмутимым тоном оборвала ее начальница экспедиции. — И все же я прошу вас не полагаться лишь на собственное мнение.
Слоан устремила на нее долгий взгляд, холодный, оценивающий, почти презрительный. Затем губы ее тронула безмятежная улыбка.
— Обещаю, что всегда буду спрашивать у вас разрешения, — отчеканила она.
Нора, не сказав ни слова, направилась ко входу в жилище. На самом деле она прекрасно сознавала: истинная причина раздражения кроется вовсе не в излишней самонадеянности девушки. Самим фактом своего существования Слоан Годдар ставила под угрозу ее положение лидера группы. Опыт новоиспеченного доктора в проведении работ по сбору артефактов явился для нее малоприятной неожиданностью. Она-то полагала, будто ей придется обучать вчерашнюю студентку элементарным профессиональным навыкам. И все же не следовало давать волю чувствам. В конце концов, Слоан поступила правильно — из всего здесь обнаруженного наиболее ценную информацию содержал именно крошечный фрагмент потолочной балки.
Направив внутрь одного из помещений тонкий луч фонарика, Нора убедилась в его относительно неплохой сохранности. На стенах даже остались следы древней росписи. Она посветила на пол, покрытый песком и пылью, за многие века образовавшими изрядный слой. В одном углу ей попался на глаза выступающий из песка край шлифовального камня.
Нора сделала еще одну серию снимков и перешла в соседнее помещение. Пыли тут оказалось во много раз больше. Стены всюду покрывали необычные черные пятна. Она присмотрелась внимательнее. Сажа? Наверное, здесь готовили еду. Миновав низкий дверной проем, Нора проникла в третью комнату. За исключением очага, нескольких каменных подставок для дров и еще одного плоского камня, вероятно, служившего кухонным столом, ей на глаза ничего не попалось. Потолок потемнел от дыма. Нора даже сумела различить слабый запах копоти. Одну из стен усеивали многочисленные отверстия — чаще всего в таких крепились крюки для ткацкого станка.
Высунувшись наружу, Нора зажмурилась от яркого солнечного света и жестом позвала Смитбэка и Холройда. Оба вслед за ней вошли в жилище, остановившись неподалеку от дверного проема.
— Невероятно, — благоговейным шепотом изрек Холройд. — В жизни не видал ничего подобного. И все же мне трудно поверить, что когда-то здесь жили люди.
— Мне тоже, — подхватил Смитбэк. — Тем более я не вижу здесь ни туалета, ни ванной.
— Древние поселения всегда производят сильное впечатление, — заметила Нора. — Даже самые заурядные, такие как это.
— Для вас они, может, и заурядные, — усмехнулся Холройд. — А я так еще не привык к подобным зрелищам.
— Вы что, никогда не бывали в поселениях древних индейцев?
— В детстве родители возили меня в Меса-Верде. После этого я проглотил кучу книг. Везерил, Бандельер,[13]ну, вы сами знаете. Увы, когда я вырос, на путешествия у меня уже не хватало ни времени, ни денег.
— В таком случае это поселение мы назовем в вашу честь, — решила Нора. — Пуэбло Пита.
— Шутите? — Холройд зарделся от удовольствия.
— Ничуть, — покачала она головой. — У нас в институте принято давать названия всем исследуемым объектам. И мы вольны именовать их как угодно.
Питер устремил на Нору благодарный взгляд, потом схватил ее руку и крепко сжал в своей. Вежливо улыбнувшись, она не без труда освободилась от столь эмоционального рукопожатия. Кто бы мог подумать, что он так обрадуется.
К ним подошла Слоан с рюкзаком на плече.
— Нашли что-нибудь? — Нора сделала глоток из бутылки с водой и передала Холройду.
Большинство образцов наскальной живописи археологи обнаружили именно в таких жилищах.
— С дюжину пиктограмм, — кивнула девушка, — включая три перевернутые спирали.
— Надо же! — Начальница экспедиции уставилась на нее с изумлением.
— Какие такие спирали? — поинтересовался Питер.
— В символике анасази движение против часовой стрелки обычно соответствует враждебным силам, — объяснила Нора. — Часов у них, конечно, не было, но это направление соответствует пути солнца по небосводу. Ну а движение против солнца символизирует нарушение естественного течения событий. Так сказать, насилие над природой.
— А разве в те времена люди имели возможность совершать насилие над природой? — Журналист неожиданно проявил интерес к разговору.
— По крайней мере, они в это верили. В некоторых индейских культурах перевернутая спираль — знак колдовства и черной магии.
— А еще там было вот это. — Слоан подняла для всеобщего обозрения маленький череп.
Нора не сразу поверила собственным глазам.
— Где вы его нашли? — резко спросила она.
— Здесь. — Девушка взирала на нее с безмятежной улыбкой. — В помещении рядом с амбаром.
— И вы просто взяли его?
— А что?
Слоан прищурилась, и взгляд ее стал похожим на взгляд кошки, приготовившейся отразить нападение.
— Вы знаете, что существует незыблемое правило, — отчеканила Нора. — Мы не тревожим человеческих останков, за исключением тех случаев, когда это необходимо для наших исследований. Вы трогали материал голыми руками, а это означает, что теперь невозможно провести анализ костной ткани. И, что хуже всего, вы даже не сфотографировали его, прежде чем взять.
— Но я прекрасно помню, где он лежал, — упавшим голосом пробормотала Слоан.
— Я, кажется, достаточно ясно сказала: вы не должны предпринимать никаких действий, не согласовав их со мной.
Неловкое молчание нарушил тихий царапающий звук. Обернувшись на его источник, Нора увидела Смитбэка, что-то проворно строчившего в записной книжке.
— Вы что делаете? — рявкнула она.
— Так, кое-какие записи, — журналист поспешно закрыл блокнот.
— Вы что, записали наш разговор?!
— Ну и что здесь такого? — пожал плечами Смитбэк. — Я собираюсь писать об экспедиции, и раздоры между ее участниками так же интересны, как…
Холройд резким движением выхватил у него записную книжку.
— Этот разговор совершенно ни к чему делать достоянием общественности. — Вырвав страницу, он вернул блокнот журналисту.
— Что за дикие методы! — возмутился тот. — Вот уж не думал, что в экспедиции такая строгая цензура.
Внезапно все трое услышали странное горловое мурлыканье, переросшее в мелодичный смех. Глаза Слоан буквально светились от переполнявшего ее веселья. Череп девушка по-прежнему держала в руках. Разыгравшаяся сцена, судя по всему, немало ее позабавила.
Только без глупостей, мысленно скомандовала себе Нора.
— Раз уж мы изъяли материал, придется доставить его Арагону для исследования, — подчеркнуто спокойным тоном произнесла она вслух. — Разумеется, его не слишком порадует столь вопиющее нарушение правил. Тем более он сторонник «нулевого вмешательства». Но, как говорится, сделанного не воротишь. Слоан, я еще раз повторяю: вы ничего не должны трогать без моего разрешения. Я выражаюсь достаточно понятно?
— Понятнее некуда. — Дочь профессора, подавив очередную усмешку, вручила череп начальнице экспедиции. — Я сделала это не подумав, — добавила она, причем сожаление, прозвучавшее в ее голосе, показалось Норе искренним. — Разволновалась и обо всем забыла.
Нора бережно поместила находку в контейнер для образцов и упаковала в рюкзак. Перед ее глазами вновь возникла Слоан с черепом в руках. Нет, все-таки вид она имела определенно вызывающий. Намеренная провокация? Разве может человек, получивший научную степень по археологии, не иметь представления о правилах проведения полевых исследований? Почему же она позволила себе нарушить их столь вопиющим образом? Нора тряхнула головой, отметая прочь все подозрения. Подобное могло случиться с каждым. В одну из первых экспедиций она сама как-то раз схватила лежавшую в раскопе громадную бедренную кость и, только оглядевшись по сторонам, увидела какими исполненными ужаса глазами смотрят на нее коллеги.
— А что за сторонники «нулевого вмешательства»? — осведомился неуемный Смитбэк. — Что-то вроде религиозной секты?
— Нет, просто в археологии сторонниками «нулевого вмешательства» называют приверженцев теории, согласно которой на объекте нельзя трогать ровным счетом ничего. Некоторые ученые, и среди них Арагон, уверены, что любое вмешательство, даже самое бережное, пагубно для материала. Они опасаются, что археологи будущего, в чьем распоряжении окажутся более совершенные средства исследования, не смогут составить верное представление об объекте, если мы нарушим его целостность. Видимо, приверженцам этой идеи слишком часто приходится работать с материалами, поднятыми другими людьми.
— Кстати, всех, кто не разделяет их взглядов, «нулевики» называют «землеройками», — добавила Слоан. — Считают, что те лишь охотятся за артефактами, вместо того чтобы воссоздавать облик ушедших культур.
— Но если Арагон такой противник раскопок, зачем он отправился в экспедицию? — удивился Холройд.
— Видимо, он не относится к числу фанатиков идеи. И если речь идет о таком интересном и важном проекте, как наш, Арагон готов до некоторой степени поступиться собственными принципами. Наверное, считает, что если кто-то неизбежно должен проникнуть в Квивиру, то пусть лучше он, а не какой-нибудь охотник за древностями. — Нора огляделась по сторонам. — Что вы думаете об этих черных стенах? — обратилась она к Слоан. — Это не копоть, а какая-то плотная сухая субстанция, похожая на краску. Прежде я не встречала в жилищах анасази ничего подобного.
— Да, очень странно. — Девушка извлекла из рюкзака стеклянную пробирку и пинцет. — Можно мне взять образец, госпожа начальница? — голосом примерной школьницы осведомилась она, и на губах ее мелькнула лукавая улыбка.
Черт бы побрал Смитбэка, придумавшего это дурацкое прозвище! Не хватало только, чтобы Слоан взяла его на вооружение. Нора молча кивнула. Дочь профессора привычным движением сняла со стены два крошечных кусочка краски, опустила в пробирку и закупорила.
Солнце, опускаясь все ниже, бросало косые тени на стены древнего жилища.
— Пора возвращаться, — объявила начальница экспедиции.
Выстроившись цепочкой, они двинулись по уступу. Нора вновь шла замыкающей. Уходя, она бросила прощальный взгляд на перевернутую спираль, выведенную на одной из стен. Несмотря на жару, по спине у нее пробежали мурашки.
Они остановились на ночлег, так и не добравшись до источника воды. Лошадей мучила жажда, и, хотя люди пытались расходовать питьевую воду экономно, к вечеру запасы экспедиции понесли серьезный урон. Арагон, как и ожидала Нора, принял злополучный череп с молчаливым неодобрением. Усталые и измученные, все улеглись раньше обычного и тут же забылись крепким сном.
На следующее утро экспедиция продолжила путь и вскоре оказалась у пересечения сразу трех узких каньонов. Как ни старались Нора и Слоан, ни в одном из них они не сумели обнаружить следов древней дороги. Вероятно, их смыли паводки или погребли под собой более поздние напластования. Система спутниковой навигации по-прежнему не работала, а без нее от карты Холройда оказалось мало проку. Согласно ей, в том месте, где сейчас остановилась группа, вообще не полагалось находиться никаким каньонам. Данные, полученные при помощи радара, превратились в набор цветных пятен и линий, без технической поддержки лишь сбивавший с толку.
Ощущение давнего присутствия отца также покинуло Нору. Следуя традициям Фрэнка Везерила и прочих старинных путешественников, Падриг Келли имел обыкновение оставлять на камнях свои инициалы и дату. Однако до сих пор она не встретила ни одного автографа, ни отцовского, ни чьего-либо еще. Исключение составляли лишь петроглифы давно сгинувших анасази.
Остаток дня процессия тащилась по запутанному лабиринту, углубляясь в мир, начинавший казаться нереальным. Пейзаж вокруг приобретал все более фантастические очертания, и уже с трудом верилось, что события происходят на Земле. При каждом новом повороте ориентироваться становилось все труднее. Нора прекрасно понимала, насколько высока вероятность окончательно сбиться с пути. Лошади все дальше уносили их от цивилизации, комфорта и безопасности в неведомый, загадочный и дикий край. Скальные жилища встречались все чаще. Подобно птичьим гнездам, они лепились на недосягаемых выступах стен каньонов. Она никак не могла отделаться от тревожного ощущения, будто их группа вторглась на чужую территорию.
К вечеру все вымотались до предела и даже ужина ждали без особого энтузиазма. Трапеза оказалась непривычно скромной и к тому же холодной. Из-за недостатка воды пришлось сократить рацион. Бонаротти, вынужденный раздать сухой паек и пользоваться грязной посудой, погрузился в уныние, вполне отвечавшее настроению прочих участников экспедиции.
После ужина люди понуро сидели вокруг костра. Свайр, проведав лошадей, опустился на землю рядом с Норой.
— Не знаю, как долго продержатся мои животинки. — Он сплюнул табачную слюну. — Бедняги вторые сутки не поены.
— Откровенно говоря, мне совершенно наплевать на лошадей, — заявил Блейк. — Меня больше волнует, как бы нам самим не откинуть копыта от жажды.
— Вам, значит, наплевать? — В свете костра глаза ковбоя недобро сверкнули. — Вы что, не понимаете? Если они передохнут, нам всем тоже крышка. Или подобный вывод слишком прост для профессорского ума?
Нора взглянула на Блейка. Лицо его казалось осунувшимся и изможденным, в жестах сквозила откровенная паника.
— Плохо себя чувствуете, Арон? — осведомилась она.
— Вы обещали, что завтра мы будем в Квивире, — буркнул он вместо ответа.
— К сожалению, мои предварительные расчеты не оправдались, — вздохнула Нора. — Путь займет немного больше времени.
— К черту все ваши расчеты! — взорвался Блейк. — Я наблюдал за вами весь день. Вы только и знали, что сворачивали и разворачивали ваши дурацкие карты. Или включали никчемный компьютер. Лучше скажите откровенно — мы заблудились.
— Это не так! Я не думаю, что мы заблудились.
— Подобным образом вы желаете нас приободрить? — Блейк сипло рассмеялся. — Но где она, ваша пресловутая дорога? Вчера мы ее видели. По крайней мере, так нам казалось. А сегодня от нее не осталось и следа.
Норе не раз приходилось наблюдать, как в отрыве от цивилизации у людей сдают нервы. И во всех случаях такое проявление человеческой слабости выглядело до крайности неприятно.
— Все, что я могу сказать, — мы непременно найдем Квивиру, — раздельно произнесла она. — Возможно, даже завтра. А уж послезавтра наверняка.
— Ах, наверняка! — Блейк хлопнул себя по коленям. — Завидую вашей уверенности!
Нора скользнула взглядом по лицам спутников. Нехватка воды не позволяла людям смыть дорожную грязь и пыль, а колючие кусты наградили их царапинами и ссадинами. Лишь двоих все тяготы, казалось, обходили стороной: Слоан, безмятежно пересыпавшую песок между пальцев, и Арагона, погруженного в его привычное отстраненное состояние. Холройд, впервые без книги на коленях, сосредоточенно уставился в костер. Шевелюра Смитбэка торчала во все стороны, растрепанная сильнее обычного, а на модных джинсах красовались грязные пятна. Весь минувший день он громогласно сетовал на набитые во всех местах мозоли. «Если Господь сотворил лошадь для того, чтобы на ней ездил человек, он мог бы измыслить спину этого животного поудобнее», — заявил журналист со свойственным ему красноречием. Даже отсутствие домогательств со стороны измученного Задиры не подняло Смитбэку настроения.
Да, группа представляла собой печальное зрелище. А ведь прошло менее двух суток с тех пор, как начались настоящие трудности. Нора вздохнула. Наверняка и сама начальница экспедиции выглядела ничуть не лучше.
— Я понимаю, что все вы сейчас обеспокоены, — громко произнесла она. — Но поверьте, я делаю все, что могу. Может, у кого-то из вас есть конструктивные идеи? Я с радостью их выслушаю.
— Какие тут могут быть идеи? — пожал плечами Арагон. — Нам надо продолжать двигаться, только и всего. И перестать скулить и хныкать. К сожалению, мы, люди двадцатого века, отвыкли от физических нагрузок. Те, кто жил в этих каньонах много веков назад, хорошо знали, что такое голод и жажда. Но они не знали, что такое жалобы.
Он смолк и обвел сидевших у костра темными непроницаемыми глазами.
— Приятно слышать, что мы не первые, кто страдает от жажды в этих каньонах, — усмехнулся Блейк. — И все же мне почему-то ужасно хочется пить.
Арагон устремил на него долгий пристальный взгляд.
— Полагаю, доктор Блейк, главная причина ваших страданий — не жажда, а глубокий внутренний разлад, в котором вы, возможно, сами не отдаете себе отчета.
Тот, онемев от ярости, попытался испепелить коллегу взглядом, затем с усилием поднялся и на трясущихся ногах побрел к палатке.
Нора смотрела ему вслед, и на душе у нее скребли кошки. Казавшееся таким простым и несомненным на бумаге — дорога анасази, описанная отцом, — в действительности обернулось неожиданными трудностями. А ведь главные испытания еще впереди. Если экспедиция не сбилась с маршрута, завтра они достигнут Хребта Дьявола, огромного горного кряжа. Он отделяет их систему каньонов от другой, еще более удаленной от цивилизации. Именно там спрятана Квивира. На карте хребет казался совершенно непреодолимым. Тем не менее отец как-то сумел через него перебраться. Но почему тогда он не оставил никаких знаков? Ответ напрашивался сам собой. Папа хотел сохранить местонахождение Квивиры в тайне. Теперь становилось ясно, почему и в письме отец выражался с такой туманной неопределенностью.
Люди разбредались по палаткам. Лишь Арагон задумчиво глядел в огонь да Смитбэк, привалившись спиной к камню, казалось, погрузился в дрему.
— Хорошее место для лагеря. — Рядом неожиданно опустилась Слоан. — Посмотрите, что я нашла.
Нора послушно повернула голову туда, куда указывала девушка. В нескольких шагах от них, наполовину зарытый в песок, поблескивал великолепный наконечник стрелы, выточенный из белоснежного агата с крошечными красными вкраплениями.
Бережно подобрав находку, начальница экспедиции рассмотрела ее при свете костра.
— Удивительно все-таки, как эти люди ценили красоту, — произнесла она. — Для всех своих орудий и инструментов они неизменно выбирали самые красивые материалы. Залежи этого агата находятся в Лобо-Меса, примерно в трехстах милях к юго-востоку отсюда. Трудно представить, что анасази совершали такие длительные путешествия. И все ради того, чтобы окружить себя красивыми предметами.
Нора вручила наконечник Слоан.
— Чудесная вещь, — протянула та, вертя находку в руках. Затем осторожно опустила ее в песок. — Пусть останется здесь. Может, так будет лучше.
— Несомненно, — улыбнулся Арагон. — Оставить вещь среди ее естественного окружения куда более разумно, нежели запереть в музейный шкаф.
Все погрузились в молчание, глядя на догорающие языки пламени.
— Я рада, что вы наконец-то поставили Блейка на место, — вполголоса произнесла Нора, придвинувшись к антропологу.
— Мне следовало сделать это в самом начале путешествия.
Вновь повисло молчание.
— Как вы намерены поступить с ним? — поинтересовался Арагон.
— Никак, — пожала плечами Нора. — Посмотрим, как он будет себя вести.
— Сколько я его знаю, он всегда лопался от самодовольства, — заметил антрополог. — Стоит признать, у Блейка есть на то основания — его репутация лучшего в Штатах специалиста по датировке совершенно заслуженная. Но сейчас он проявил неприглядные черты характера, которых я прежде не замечал. Полагаю, виной всему страх. Некоторые люди очень болезненно переживают отрыв от цивилизации и, оказавшись вдали от телефонов и электричества, моментально впадают в депрессию.
— Я думаю, здесь именно такой случай, — кивнула Нора. — Может, он успокоится, когда мы разобьем постоянный лагерь и наладим связь с миром.
— Надеюсь. Хотя далеко не уверен в этом.
Несколько мгновений никто не произносил ни слова.
— Итак? — раздался в тишине голос Слоан.
— Вы о чем?
— Мы заблудились? — спокойно осведомилась она.
— Пока не знаю, — вздохнула Нора. — Это выяснится завтра.
— Если это действительно дорога анасази, она совершенно не похожа на те, что я видел прежде, — пробормотал Арагон. — Создается впечатление, будто анасази хотели уничтожить все следы своего существования. — Он задумчиво покачал головой. — В этой дороге есть что-то зловещее, я это чувствую. Ее словно окутывает мрак.
— Зловещее? — переспросила Нора, пристально глядя на него. — Это всего лишь ваше субъективное ощущение.
Арагон молча полез в сумку и извлек пробирку с черной краской, доставленной из скального жилища.
— На одном из этих образцов я провел тест с люминолом, — сообщил он, покачивая пробирку в ладони. — Он дал положительный результат.
— Впервые слышу об этом тесте.
— Это очень простой тест, который часто используют в судебной медицине, — пояснил Арагон. — Он показывает, содержится ли в исследуемом образце человеческая кровь. — Он смотрел прямо на Нору, и темные глаза профессора поблескивали в ночи. — То, что вы принесли, вовсе не краска. Это кровь. Человеческая. Много слоев высохшей, запекшейся человеческой крови.
— Боже мой, — прошептала она.
На память ей невольно пришли строчки из донесения Коронадо: Квивира на языке их означает «Дом кровавой скалы». Возможно, слово «кровавой» употреблялось ими отнюдь не в переносном смысле.
Арагон между тем бережно извлек из рюкзака маленький череп, послуживший предметом размолвки между Норой и Слоан.
— После того как я выяснил, что стены в этом скальном жилище были выкрашены кровью, я решил внимательно исследовать череп. Вот что мне удалось выяснить. Во-первых, он принадлежит девочке лет девяти-десяти. Несомненно, она из племени анасази — видите, макушка сплющена от лежания в люльке с жесткими бортами. — Антрополог осторожно повернул находку в профиль. — Сначала я думал, что девочка погибла в результате несчастного случая — возможно, на нее упал камень. Но как следует рассмотрев его, я увидел вот это. — Он указал на несколько крошечных желобков на затылочной кости. — Сделано кремневым ножом.
— Неужели… — Слоан осеклась, не договорив.
— Именно так, — повернулся к ней Арагон. — С девочки сняли скальп.
Потирая красные от недосыпа глаза, Скип Келли медленно брел по тенистой дорожке ухоженного институтского городка. Утро выдалось восхитительное — теплое, ясное, исполненное радужных обещаний. Солнечные лучи играли в окнах зданий и золотили траву на лужайке. В кустах сирени устроилась какая-то пичуга, изливавшая сердце в жизнерадостных трелях.
— Заткнись, тварь пернатая, — пробормотал Скип.
Пичуга повиновалась.
Он остановился перед длинным приземистым строением, выкрашенным в тот же глуховатый землистый цвет, что и прочие здания института. На деревянном щите, высившемся у входа, сияла бронзовой краской надпись «Хранилище». Скип толкнул дверь и вошел внутрь.
Тяжелая створка с пронзительным скрипом захлопнулась за его спиной. Он невольно поморщился. Боже милостивый, башка трещит — хоть на месте подыхай. Во рту стоял такой поганый привкус, словно ему несколько часов подряд пришлось жевать грязные носки. Ах да! Скип поспешно вытащил из кармана пачку жевательной резинки. Нет, надо непременно переходить на пиво, иначе склеишь ласты. Обещание перейти на пиво он давал себе каждое утро.
Скип огляделся по сторонам, радуясь тусклому освещению. Всю обстановку составляли жесткие деревянные скамьи и два дисплея. Выходившие в вестибюль многочисленные двери оказались плотно закрыты и в большинстве своем не имели табличек.
Вновь раздался противный металлический скрип, и одна из дверей отворилась. Скип без всякого интереса взглянул на вошедшую женщину. Лет тридцати пяти, высокая, сухопарая. Короткие темные волосы, огромные круглые очки и вельветовая юбка.
— Вы, как я догадываюсь, Скип Келли. — Женщина протянула руку. — Я — Соня Роулинг, старший лаборант.
— Классный у вас костюмчик, — заявил Скип, отвечая на рукопожатие.
В таком только на заседание общества трезвости, добавил он про себя. Ох, Нора, ну и удружила же ты маленькому братику.
Ученая дама и бровью не повела, словно не расслышав незамысловатого комплимента.
— Мы ждали вас час назад.
— Простите, — буркнул Скип. — Проспал. Больше этого не повторится.
— Идемте.
Женщина повернулась на каблуках и открыла одну из дверей. Вслед за ней Скип прошел по коридору, свернул за угол и оказался в просторном помещении. В отличие от пустынного вестибюля здесь повсюду виднелись длинные металлические столы, заставленные какими-то инструментами, пластиковыми подносами и коробками. На многочисленных стеллажах громоздились книги и прошитые стопки бумаг. Вдоль стен тянулись ряды запертых железных ящиков. Молодой человек в дальнем углу оживленно беседовал по телефону.
— Вот здесь вам и предстоит работать. — Соня указала на пустующий стол. — Садитесь. Сейчас я введу вас в курс дела.
Скип неловко опустился на стул рядом с наставницей.
— Господи, ну и влип же я, — буркнул он себе под нос.
— Что? — Роулинг устремила на него совиный взор.
— Я хотел сказать, мне немного не по себе, — пробормотал оробевший Скип. — Видите ли, никогда прежде я не работал в подобных местах и…
— Понятно, — перебила его Соня. — Возможно, именно поэтому сегодня вы позволили себе опоздать. Надеюсь, больше этого не повторится.
Скип невольно выпрямился, словно примерный ученик в присутствии строгой учительницы.
— По словам вашей сестры, у вас природная склонность к лабораторной работе, — продолжала женщина. — В ближайшие две недели выяснится, права она или нет. Чтобы понять, на что вы годитесь, начнем с самого легкого. Вы ведь бывали в экспедициях?
— Да, но я совершенно не знаком с различными формальностями и…
— Отлично, — вновь перебила Соня. — Значит, у вас нет скверных привычек, от которых придется отучаться. — Скип удивленно вскинул брови. — Люди думают, что археологи проводят все свое время в экспедициях, среди древних развалин, — пояснила наставница. — В действительности на каждый час полевой работы приходится примерно пять часов работы в лаборатории. И самые важные открытия совершаются именно здесь.
Соня водрузила на стол перед ним поднос с большим пластиковым контейнером. Подняв крышку, она осторожно извлекла четыре плотных запечатанных пакета. На каждом имелась пометка, выведенная черным маркером: «Пондероса-Дроу». Скип скосил глаза. Пакетов в контейнере оставалось еще будь здоров.
— Что это такое?
— Пондероса-Дроу была весьма интересным объектом в северо-восточной Аризоне, — пояснила женщина. — Заметьте, я сказала «была», потому что на данный момент все изменилось. На территории данного поселения обнаружено множество фрагментов глиняной посуды самых различных стилей. Причина, по которой они все там оказались, нами так и не установлена. Возможно, некогда там велась активная торговля. В любом случае, до нас объект принадлежал археологу-любителю, пылкому энтузиасту, не слишком обремененному научными знаниями. В начале двадцатых годов он проводил там раскопки три сезона подряд и вырыл все до последнего черепка. Поработал, можно сказать, на славу. Но возникла одна проблема. — Соня указала на вынутые пакеты. — Все свои находки он свалил в одну кучу, без обозначения точки обнаружения, пласта и всего прочего. В результате информация, полученная с объекта, оказалась нулевой. Все черепки в конце концов передали Музею индейской культуры, но никакого исследования с ними так и не проводили. Три года назад коллекцию музея приобрели мы, а вместе с ней нам достались находки из Пондероса-Дроу.