Св. Писание предуведомляет: переделать человека нельзя. Отречься от образа Божьего в себе человек может, а избавиться от человеческой природы – нет.
Грех может бросить человека в бездну, но мука его будет в том, что и там он будет от Адама, и нигде ему небытия нет. Дыхание Божие не выдыхаемо…
Самые страшные богоборческие движения в человечестве будут связаны с попыткой уйти от самой человеческой природы, отречься от Адама, создать нового человека… Попытки эти обречены, но они как были, так и будут впредь. В этом смысле человек как историческое существо необыкновенно прилежен: «влечется помысел его прилежно на лукавое» (Быт. 8:21). Грехи человека многи суть, а богоборческих движений всего лишь два –
«Каин» и «Вавилон» – это две генеральные линии греха; исходный импульс у них различный, в конечной точке они совпадают: отречься от «Адама».
Замысел Вавилонских столпотворителей состоял в том, чтобы низводить небесное по воле человека к земле, самому возвышаться к небесному. Замысел этот был гордостью сатанинской, но человек Вавилона (он во всем, кроме стройки, глуп) мог не догадываться о том. Первичный энтузиазм: «Придите…Придите» – в человеке не ослабевал, и возможности познания человека – безграничны. Великому всемирному прогрессивному делу Вавилонской стройки ограничением стал сам человек.
На окончательную утрату сыновства от Адама решился Каин и каинитянская цивилизация, а после них – каменщики Вавилона. Как для Каина Восток, куда он отправился, чтобы уйти от Адама и Бога, был не цель, а путь, чтобы найти себя без Бога, так –
Для Вавилонских каменщиков башня – это не цель, а путь. И это не путь на небо.
Они строят башню до неба (от неба), но это не значит, что небо для них цель. Небо, другая жизнь? Нет, они любят ту жизнь, которую строят сами. «Небесное» для них лишь средство и путь. Человек – вот цель. Об этом говорит Писание:
И сказали: приидите, построим себе город и башню, и +начало ее в небе+, и сотворим себе имя…
Быт. 11:4
«Сотворим себе имя » ― вот она самая суть всего предприятия с постройкой города и башни. Обычно образ башни притягивает к себе внимание: внешняя картина грандиозной неосуществимой стройки заграждает проход к сердцу строителей. А ведь суть происходящего не в башне, а в сердце строителей. Дух «Каина» и дух «Вавилона» сошлись и срослись в одной точке: я не хочу быть «Адам».
Имя «адам» Бог дал человеку в день его сотворения (Быт. 5:2). О том, что имя «человек» дано человеку Богом, Писание говорит не сразу, но – после истории о грехопадении, после истории о Каине и после истории о каинитянской цивилизации. Когда мы узнали, как Адам согрешил, и узнали, что человек и даже цивилизация может отречься от праотца Адама, нам легче понять мысль о том, что имя человеку «человек» дал Бог. Человек не может познать самого себя, он не владеет своей природой, он не может, слава Богу, изменить свою природу. Человек не самодостаточен, он есть образ Божий – такой, что если не уподобляется Богу, то повреждается как человек.
Как только человек мыслит себя в отношении к себе самому: пытается познать себя, овладеть собой и изменить свою природу, объявляет себя высшей ценностью бытия, говорит, что он кузнец собственного счастья и мастер социальных отношений, что это человек творит историю, что общественные отношения прогрессируют и вместе с ними изменяется к лучшему сам человек, – как только человек начинает так мыслить, он перестает вполне соответствовать имени «человек». Именно тогда он испытывает непреодолимое желание сделать то, что на языке Библии звучит как лозунг Вавилонских строителей: «Сотворим себе имя».
Между «Каином» и «Вавилоном» есть существенное сходство в том, как они понимают творчество. Когда Каин начал строить город, он сам дал ему имя. Это была принципиально новая, еще не бывалая форма творчества. Называние имени предмета есть финальный акт познания его сути. Каин познает то, что сам производит. Когда Вавилонские масоны строят башню, они хотят создать новое бытие («новый человек» мечта всех прогрессистов) и от себя дать новому человеку имя. Мы познаем то, что сами производим, – говорит человек Вавилона, и в этом смысле он совершенный «Каин».
У Каина нет родословия от Адама. Так нет толдот’а и у каменщиков Вавилона. Мы не знаем, от Сима они, от Хама, или от Иафета.
Как потомки Каина не есть никакая нация, так и каменщики Вавилона не имеют отечества и не есть никакая народность. Каиниты и масоны – интернационал.
Два духовных движения – «Каин» и «Вавилон» – становятся идентичными в конечной точке своего пути – в отношении к человекукак образу Божьему… Бороться с образом Божиим в человеке можно двумя способами: как «Каин», тогда это богоборчество, и как строитель «Вавилона», который говорит, что он верит в Бога, и даже это на банкноте пишет, а сам в глубине индифферентен (это у них называется «терпимостью»).
Богоборец – дух Каина, лжехристианин – строитель Вавилона. Богоборец и лжехристианин суть два зверя из Апокалипсиса. Общее у них то, что они человека принуждают принять «образ зверя».
А остальное у этих зверей Апокалипсиса все различается: время появления, среда, их породившая, количество голов и рогов, речи и задачи, один из них подчинен другому… Острие греха у них общее: заставить человека отречься от себя – поклониться «образу зверя».
Замысел Вавилонских каменщиков «сотворим себе имя» означал желание изменить свою человеческую природу, – если не совлечь с себя образ Божий, то отвлечься от него, не обременяться прошлым, попробовать жить иначе и от себя…
«Мировая история по-настоящему только-только началась. Вот же она исходная точка прогресса: когда созрел замысел великой башни. Начинается Просвещение. Позади – темные века», – таково самочувствие столпостроителей всех времен. С образом Божиим в себе здесь нет борьбы. Вся борьба, весь вкус жизни – в познавании и перевоссоздании всего мира, а в конечном счете, себя…
| Ж |
елание познавать и строить в Вавилонской цивилизации не знает предела. Но в том-то и была суть грехопадения человечества, что желание познавать стало автономным (независимым от нравственности) и безграничным. Название запретного древа в раю, от которого человек искусился, было «древо познания хорошего и лукавого» (Быт. 3:9, 17 LXX). Человек вкусил от «древа познания хорошего и лукавого», и как следствие перестал различать, что «хорошо» (от Бога), что «лукаво» (от дьявола).
Перед изгнанием человека из рая Бог (Элохим) сказал:
И сказал Элохим: вот, Адам [начал] быть как Один из Нас в познавании хорошего и лукавого.
Быт. 3:22
Человек стал «как один из Элохим». Бог знает все, человек познает все. Если человек осознанно хочет быть как «один из Элохим в познавании» (именно таков человек «Вавилона»), то что для него главное, Элохим или познавание? «Будете как боги (элохим)», – обещал змей в раю. Этим Вавилонского каменщика не прельстишь: Бог (боги) – это все вне поля его зрения, которое ограничено стройкой. Бог ему не помеха, Бога он не ощущает, а вот его собственная, человеческая природа его ограничивает, это для него реально, это ограничение и надо переступить. – Прости, Адам, «мы сотворим себе (новое) имя».
Вспомним об «именитых » людях. Первым был Енох, сын Каина: его именем Каин назвал первый город. «Человеки именитые» были допотопные гибборим’ы – изобретатели зол (Быт. 6:4, 5; Рим. 1:30). Все это были каинские опыты переделки человека. Теперь и Вавилонские строители – шли другим путем, а пришли в ту же точку: сотворим себе новое имя. Грех Каина, грех допотопных возродился. В Вавилоне произошел ренессанс Каинского духа: человека надо переделать, человека надо изменить.
| Н |
екогда обнаружилось, что цивилизация потомков Каина не могла существовать без «сынов Божиих» и начала вырождаться. Для каинитянской цивилизации захват земли, где жила Церковь, был способом выжить. На ту землю, где жили потомки Сифа и Еноса, «сыны Божии», каиниты и женщины каинского рода пришли «от востока»… Экспансия каинитян была вынужденная – происходящая от недостатка самой жизни.
Строитель Вавилона не ощущает в себе никакого недостатка, он через себя готов переступить радостно… Есть ли на земле граница, чтобы он остановился? Даже и помыслить такую границу негде… А, с другой стороны, что людям делать вместе, когда они достигли такого универсального единомыслия? Они вполне познали друг друга, движение от центра созрело, границ ему нет…