Головоломка для читателя
Б.И. Борисов в приложении к изданию воспоминаний Фунакоси Гитин обобщил сообщения о "Кусянку" в целом ряде работ по каратэ, опубликованных на английском языке (см. Фунакоси Гитин. Каратэ: мой жизненный путь, Новосибирск, 1993, с. 214-215):
"Все историки каратэ дружно утверждают, что первые ПИСЬМЕННЫЕ упоминания о боевых искусствах на Окинаве обнаружены в "Осима хикки" ("Хроника большого острова") и... дружно расходятся в описании и датировке этого важного в истории каратэ события. Очень трудно точно сказать, кто из историков действительно держал этот документ в руках.
Согласно сведениям от Фунакоси Гитин, в третьем свитке указанного исторического документа, написанного в 1792 году японским моряком Рёэн Тобэ из Тоса, который потерпел кораблекрушение у берегов Окинавы, со слов некоего Тёхэй Синундзя Моринари, жителя Сюри, записано: "Несколько лет назад мастер кумиайдзюцу по имени Косукун приехал из Китая со своими учениками. Техника кумиайдзюцу включала удары ладонями обеими руками и удары ногами. Мастер Косукун был маленького роста и хрупкого сложения, но побеждал всех местных силачей, которые пытались вызвать его на поединок". В тексте рукописи используется термин "кумиайдзюцу", означавший в тот период времени "искусство рукопашного боя без оружия".
Хигаонна Морио указывает, что имя мастера было Кусанку, а событие это произошло в 1756 году. Он особо подчеркивает, что это - первое упоминание об окинавском каратэ в японских текстах любого вида.
Хайнес сообщает об этом событии несколько иначе: "Житель Сюри по имени Сиондзя вернулся на Окинаву в 1784 году вместе со своим китайским другом, которого звали Кусанку. Оба они долго изучали цюаньфа в Китае, и оба имели много учеников".
Дэвид Скотт и Майк Паппас утверждают, что это произошло в 1762 году, имя мастера было Кун Сян-цзюнь, а автором "Осима Хикки" был Ёсихиро Тобэ.
В энциклопедии "Боевые искусства" (имеется ввиду книга: Corcoran J., Farcos E.... - А.Г.) указано, что Косокун был китайским мастером ушу, который попал на Окинаву в 1761 году с корабля, потерпевшего крушение у берегов острова".
Процитируем еще книгу А.А. Долина и Г.В. Попова "Кэмпо - традиция воинских искусств":
"Мы не можем привести точные сроки указанных событий, но в "Хронике Большого острова" ("Осима хикки, середина XVIII в."), принадлежащей кисти Тобэ из Тоса, со слов Сиодайра, жителя Сюри, записано: "Китайский посланник Гун Сянцзюнь прибыл в сопровождении нескольких учеников на Окинаву, где передал местному населению традиции одного из видов кэмпо"".
Да, есть, над чем призадуматься... Прямо детективная история! В упомянутых работах приведены 4 варианта датировки приезда "Кусянку" на Окинаву (1756, 1784, 1762 и 1761 гг.); 4 варианта рассказа об обстоятельствах его появления на острове (приехал в качестве мастера ушу с учениками, приехал вместе с другом и коллегой по занятиям ушу по имени Сиондзя из Сюри, попал с корабля потерпевшего кораблекрушение4, приехал в качестве официального посланника); 3 варианта имени окинавского информатора автора "Осима хикки" (Тёхэй Синундзя Моринари, Сиондзя, Сиодайра); 2 варианта имени автора "Осима хикки" (Рёэн Тобэ, Ёсихиро Тобэ).
От такой путаницы имен, дат, деталей у любого внимательного читателя голова пойдет кругом! Диву даешься, как мог один и тот же эпизод, зафиксированный в одном и том же источнике, породить столько противоречащих друг другу версий?! Давайте разберемся!
О чем эта статья?
"А нужно ли"? - может возразить автору кто-то из читателей. В самом деле, нужно ли? Ну что изменится от того, что мы узнаем, когда именно и при каких обстоятельствах "Кусянку" приехал на Окинаву? В конце концов, рядовой поклонник каратэ от этого маэ-гэри лучше бить не станет. И даже если он интересуется историей любимого боевого искусства, эта информация сама по себе для него большой ценности не представляет, поскольку он, как правило, не помнит ни дат, ни имен. Похоже, исследование истории "Кусянку" может заинтересовать лишь узкий круг историков, которых в нашей стране раз, два и обчелся. Так стоит ли публиковать его в сборнике, рассчитанном на широкую аудиторию?
Стоит! Не потому что уточнение деталей способно совершить революцию в мире каратэ, а потому что исследование "инцидента Кусянку" позволяет нам заглянуть в творческую лабораторию "историка" боевых искусств, показать, сколь плачевно обстоят дела с изучением воинских искусств Японии на Западе и у нас, как пишутся "истории" каратэ, дзюдо, айкидо и проч., как вместо кропотливого, внимательного изучения первоисточников графоманы от будо бездумно списывают друг у друга, выдают собственные предположения и выдумки за факты.
Таким образом, главная задача данной статьи - показ специфики "исторического метода", господствующего в популярной литературе по "истории" боевых искусств, чтобы читатель стал критичнее относиться к имеющимся в его распоряжении "трудам", перестал принимать на веру каждое утверждение, из чьих бы уст оно ни исходило, научился самостоятельно мыслить, ставить вопросы и сомневаться.
Возможно, это звучит несколько претенциозно и назидательно, но я исхожу из того, что читатели в подавляющем большинстве своем не владеют японским языком и в действительности вынуждены иметь дело с очень узким кругом далеко не всегда качественных работ. В такой ситуации волей-неволей приходится многое принимать на веру, а это может быть очень и очень опасно, так как порой на основе ложной информации делаются далеко идущие выводы. Эти выводы, в конце концов, определяют понимание сущности и специфики того или иного направления боевых искусств, школы, методов тренировки и т.д. и т.п., а в итоге человека ждет жестокое разочарование, когда ему не удается достичь того, чего искал.
История появления "Осима хикки"
Как ни странно это звучит после демонстрации той неразберихи, которая окружает историю "Кусянку" в современной литературе, "Осима хикки" - текст вполне прозрачный. Он дает точные датировки событий и подробно описывает их ход.
В "Осима хикки" сообщается, что в 13-й день 7-го месяца 1762 г. (12-й год Хоряку) судно Нацутатэ ("Начало лета"), нагруженное окинавскими товарами, отплыло из порта Наха, зашло в порт Унтэн, дождалось попутного ветра и двинулось по направлению к порту Ямакава на японском острове Кюсю. Капитаном судна был Тёхэй-пэйтин Моринари.
Стоп! Прервем наш рассказ, поскольку в "деле" появился первый "фигурант": Тёхэй-пэйтин Моринари.
Тёхэй Моринари упоминается в версии Фунакоси Гитин, только там он не "пэйтин", а "Синундзя". Похожее "имя" встречается и в версиях Б. Хайнеса - "Сиондзя" - и А.А. Долина и Г.В. Попова - "Сиодайра". Показательно, что ни в одной из цитировавшихся работ не встречается слово "пэйтин".
"Пэйтинами" на Окинаве называли среднеранговых дворян, служивших военными или гражданскими чиновниками. Это слово записывается иероглифами, которые по правилам японского языка должны прочитываться как "синъундзё". Вот откуда берутся "имена" "Синундзя" и "Сиондзя"! Оказывается, переводчики с японского просто не сумели правильно прочитать слово окинавского языка и не поняли, что это не имя, а указатель социального статуса человека. Что же касается "Сиодайра", то это "имя" - явно плачевный итог "испорченного телефона".
... Кораблю предстоял трехдневный переход по морю до порта Ямакава. Однако, как ни молился о безопасности судна его капитан, на следующий день налетел яростный шквал ветра, и судно заплясало на волнах как игрушка. Несмотря на все усилия команды, его отнесло далеко на северо-восток от курса и, в конце концов, на рассвете 21-го дня 7-го месяца он был выброшен на берег в заливе Осима близ селения Сюкумо на территории японского княжества Тоса (ныне г. Сюкумо-си, префектура Коти).
В то время сёгуном - военным правителем Японии - были категорически запрещены всякие сношения с заграницей. Поэтому, окинавских моряков немедленно задержали местные власти. Проведя предварительное расследование, японцы установили, что из-за бури к ним попал корабль рюкюского королевства, следовавший в княжество Сацума. Тогда был вызван местный ученый, конфуцианец Тобэ Ёсихиро (Рёки) (1713-1795), которому приказали допросить окинавцев. Записи этих допросов и составляют текст "Осима хикки", состоящий из трех частей: "О том, как Тёхэй-пэйтин и 52 его подчиненных из страны Рюкю были выброшены (на берег(в заливе Осима", "Разговоры. В двух частях" и "Приложения"...
Опять прервем наш рассказ. Внимательный читатель, должно быть, помнит, что по версии Фунакоси, автор "Осима хикки" Тобэ Рёэн из Тоса был японским моряком, потерпевшим кораблекрушение у берегов Окинавы. Однако это абсолютно не соответствует истине! Правда, трудно сказать, чья здесь ошибка - самого Фунакоси, краем уха слыхавшего о существовании "Осима хикки", или переводчика его книги на английский язык Осима Цутому (Б.И. Борисов при работе использовал именно его перевод).
Отметим еще несколько незначительных ошибок. Во-первых, в англоязычном издании воспоминаний Фунакоси значится неправильное прочтение имени Тобэ - "Рёэн". На самом деле, должно быть "Рёки" - иероглиф использован устаревший, и Осима, видимо, то ли не смог найти его чтение, то ли просто поленился его искать. Во-вторых, там же говорится, что текст "Осима хикки" появился в 1792 г., но это явная опечатка, так как все записи Тобэ относятся к 1762 г. В-третьих, вероятно, никто из авторов, чьи высказывания были приведены выше, не видал "Осима хикки" целиком. Это явствует из незнания контекста, которым только и можно объяснить перевод названия этого памятника как "Хроника большого острова". Правильный перевод, если исходить из содержания и места создания текста, - "Записи, (сделанные в заливе(Осима". Вообще, переводить название у японистов принято в самом конце работы, когда весь текст уже переведен. Дело в том, что одно и то же "осима" может оказаться и "большим островом", и названием местности, и фамилией. Иными словами, невозможно дать правильный перевод названия текста, не зная его содержания. Наконец, в-четвертых: значащаяся в версии Хайнеса дата - 1784 г. - заведомо ложная, так как "Осима хикки" был написан в 1762 г. Откуда он взял ее, одному богу известно.
... Нужно сказать подробнее об обстоятельствах допроса, поскольку эти детали важны для нашего исследования.
Тобэ, ученик Оно Цуруяма, последователя конфуцианской школы знаменитого Ямадзаки Ансай, видимо, был самым известным и ученым из всех конфуцианских ученых в княжестве Тоса - не зря же именно его назначили преподавателем Кёдзюкан - Дворца обучения - основанной в 1761 г. школы для обучения молодых самураев. Окинавского языка он не знал, но зато, как всякий образованный конфуцианец, прекрасно владел китайским, которым в те времена пользовались на письме жители практически всех сопредельных со Срединным царством стран. Поэтому допрос осуществлялся в письменном виде: Тобэ писал вопросы, а Тёхэй Моринари, также владевший китайским, - ответы.
О Тёхэй-пэйтин Моринари, капитане окинавского судна, Тобэ Ёсихиро сообщает следующее: "Сообщили, что Тёхэй также состоит на службе в Сацума. Сообщили, что, состоя на упомянутой выше службе, он неоднократно ездил в Китай, (в том числе(несколько раз в Фуцзянь и дважды в Пекин. Сказали также, что в год Дракона цутиноэтацу5 (1748) он также ездил в Эдо вместе с принцем-послом6 в соответствии с волеизъявлением сёгуна (Токугава Иэсигэ(, чтобы доставить ему удовольствие. В Фучжоу и Пекине он, по-видимому, учился на переводчика и овладел китайской разговорной речью. Сообщили, что в тот момент (т.е. в момент прибытия в Тоса) ему было 53 (года(. Для своего возраста он выглядел довольно старым".
Тёхэй-пэйтин Моринари явно был человеком хорошо образованным и прекрасно осведомленным во внутренних и внешних делах рюкюского королевства. Поскольку он служил в рюкюском представительстве в княжестве Сацума, он, вероятно, в какой-то степени знал сацумский диалект японского языка. А если учесть, что он бывал и в Эдо, то, возможно, немного понимал и эдоский диалект. Поэтому возникает законный вопрос: неужели же Тобэ и Тёхэй совершенно не понимали друг друга в разговоре?
Вряд ли. Известно, что Тобэ также имел дополнительную лингвистическую подготовку: он был учеником Оно Цуруяма из Киото и, следовательно, должен был, кроме тосаского, понимать и киотоский диалект. Поэтому, скорее всего, обмен информацией не ограничивался лишь перепиской, а проходил и в устной форме с использованием рюкюского, кагосимского (сацумского), тосаского, киотоского и эдоского диалектов японского языка.
Согласно "Рассказам, записанным в Каракава" ("Каракава хицува") Юаса Дзёдзан, задавая вопросы Тобэ опирался на книгу "Чжуншань чжуаньсин лу" ("Записи сообщений о стране Тюдзан (т.е. Рюкю)"). Эта книга была написана Чу Баогуан, выпускником академии Ханьлинь-юань, побывавшим в 6-м месяце 1719 г. на Окинаве в качестве заместителя посла, привезшего инвеституру7 13-му королю Рюкю Сё Кэй. Если эта информация верна, то Тобэ имел общее представление о ситуации на Окинаве.
О происхождении Тёхэй Моринари Тобэ пишет следующее: "Семья Тёхэй - это чиновная семья, занимающая пост, называемый "хонса-но гава", семья придворных, ведающая вопросами сношений с иностранными государствами... Фамилия его - О (кит. Вэн), имя - Сирэн (Шилянь), а прозвание - Моринари. Род О - один из четырех великих родов, каковыми являются Ко (кит. Сян), Ма (кит. Ма), Мо (кит. Мао) и О (Вэн)".
Упомянутые здесь рода Ко, Ма, Мо и О действительно занимали видное положение на Окинаве. А род О, вероятно, был одной из "36 семей из Фуцзяни", поселившихся в деревне Кумэ близ порта Наха в конце XIV в. и являвшихся носителями традиций кэмпо. Для жителей Кумэ, особенно для дипломатических сотрудников, владение китайским языком (фуцзяньским диалектом) было делом само собой разумеющимся.
Тёхэй-пэйтин Моринари и поведал Тобэ Ёсихиро историю о "Кусянку", которая помещена во вторую часть раздела "Разговоры". Приведем этот фрагмент полностью, без купюр:
"Несколько лет назад из Китая (на Окинаву(вместе со многими учениками приплыл мастер кумиай-дзюцу (Ёсихиро спросил, (что это такое(, и ему сказали, что это кэмпо (кит. цюаньфа), о котором говорится в "Убэйчжи"8 (яп. "Бубиси")("Кусянку" ("Косокун") (сказано было, что это уважительное название(. Его техника такова: одной из двух рук нажимает на грудь, а другой проводит прием; в этом искусстве часто наносят удары ногами. Хотя (мастер "Кусянку"(очень худой и немощный, как ни хватали его силачи, он всех их легко валил (наземь(".
Вот, собственно, и вся информация, которая имеется в "Осима хикки" о "мастере Кусянку".
Вероятно, читатель обратил внимание на отличия моего перевода от перевода Фунакоси: совпадая в общем, они сильно расходятся в деталях. Откуда же берутся различия - сразу скажем, различия весьма серьезные, способные кардинально изменить понимание сути сообщения, если это один и тот же фрагмент?
Безусловно, я не претендую на лучшее владение японским языком, нежели Фунакоси. Однако мне есть, что сказать, в свое "оправдание". Во-первых, в случае с "вариантом Фунакоси" мы имеем дело не с тем, что в действительности написано в его книге, а с русским переводом Б.И. Борисова, выполненным с английского перевода Осима. Естественно, что при "переводе перевода" неизбежно возникают искажения информации.
Во-вторых, нужно пояснить, что, собственно, представляет собой "цитата" "Осима хикки" в книге Фунакоси. Этот текст был написан на старояпонском языке, который, однако, в принципе остается понятным для образованного японца. Но чтобы облегчить читателю понимание сути старинных текстов, их нередко "переводят" на современный язык. Казалось бы, процедура вполне оправданная и понятная. Действительно. Ведь и мы читаем "Слово о полку Игореве" не в подлиннике, а в переводе. Отчего же японцам не поступать также? Однако есть тут одна весьма существенная проблема. Письмо у японцев смешаное, иероглифическо-азбучное. Иероглифами они обычно записывают корни, а азбукой-кана - изменяемые части слова. Естественно, что для понимания слова важнее корень, а не различные суффиксы и окончания. Если без первого его вообще не понять, то без второго в принципе можно и обойтись (конечно, здесь мы несколько упрощаем проблему). Поскольку корень записывается иероглифом, а иероглифы со времени создания текста изменились очень мало, как в содержательном, так и в начертательном плане, возникает естественный вопрос: "Что же тут переводить?!" На самом деле японцы не переводят записанное на современный язык, а ПЕРЕСКАЗЫВАЮТ содержание фрагмента, используя современные конструкции и заменяя устаревшие слова синонимами современного языка. Только любой филолог знает, что синонимов, полностью совпадающих по значению, очень мало! По этой причине, замена иероглифов или слов при "японском переводе" почти неизбежно ведет к частичному искажению содержания или даже потере многих элементов информации. Кроме того, выбор конкретного синонима и степень точности передачи содержания текста определяются целевой установкой "переводчика". И если для нас, ведущих "расследование" "дела Кусянку" важна каждая крупица информации, то для Фунакоси главным было просто проинформировать читателя о том, что какой-то мастер завез какие-то приемы борьбы на Окинаву.
Отсюда вытекают и различия между нашим переводом, выполненным непосредственно со старояпонского языка со стремлением сохранить каждый бит информации, и пересказом Фунакоси, да еще в переводе перевода.
"Несколько лет назад" - это когда?
Японские исследователи истории каратэ особое внимание обращают на следующие узловые элементы сообщения о Кусянку: "несколько лет назад", "кумиай-дзюцу", "Кусянку", "вместе со многими учениками" и "удары ногами". Что же скрывается за этими словами?
Разберемся, прежде всего, с фразой "несколько лет назад". Действительно, важно выяснить, когда именно произошло столь знаменательное событие в истории каратэ. Сразу отметим, что из имеющегося текста "Осима хикки" нам неизвестна точная дата приезда "Кусянку" на Окинаву. Следовательно, все датировки, имеющиеся в современных работах, можно рассматривать лишь как ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНЫЕ, а не реальные. Тут же отметем как недостоверную версию Скотта и Паппаса, датирующих приезд "Кусянку" 1762 г., - в этот год был создан текст "Осима хикки", а приезд "Кусянку" имел место несколькими годами ранее.
Может быть, есть какие-то косвенные данные, которые могли бы помочь установить дату приезда "Кусянку"? Существует предположение, что он приехал на Окинаву вместе с посольством китайского императора Цяньлуна (1736-1795), направленным для вручения инвеституры Боку, 14-му рюкюскому королю из династии Сё. Это посольство прибыло на Окинаву в 12-м месяце 1756 г. - за 6 лет до того, как окинавское судно потерпело кораблекрушение в заливе Осима. Об этом событии, пожалуй, можно было бы сказать, что оно произошло "несколько лет назад", чего никак не скажешь о предшествовавшем ему посольстве из Китая, приезжавшем на Окинаву летом 1719 г., т.е. за 44 года до крушения.
Итак, у нас появилась дата - 1756 г. Эту дату называет и Хигаонна Морио в своей версии истории "Кусянку". Только почему же он УТВЕРЖДАЕТ, что это событие произошло именно в том году? Ведь это лишь наше ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ! К тому же предположение, по правде говоря, не очень-то обоснованное.
В самом деле. Почему мы должны связывать приезд "Кусянку" на Окинаву с китайским посольством? Ни в китайских, ни в рюкюских документах, связанных с ним, нет ни слова о приезде "Кусянку" "вместе со многими учениками". Нет такой информации и в книге "Люцю-гуо чжилюе" ("Краткое описание страны Рюкю"), написанной заместителем китайского посла Чжоу Хуан.
Кстати сказать, утверждение А.А. Долина и Г.В. Попова о том, что "Гун Сянцзюнь" (это китайское прочтение иероглифов "Кусянку") был "китайским посланником" на Окинаву не выдерживает никакой критики: имена всех китайских послов, их заместителей и прочих важных чиновников доподлинно известны как по рюкюским, так и по китайским источникам.
Можно предположить, что "Кусянку" приехал на Окинаву не с кораблем, везшим инвеституру новому рюкюскому королю, а с каким-нибудь другим судном. Действительно, в те времена правительственные суда королевства Рюкю постоянно совершали плавания в южнокитайский порт Фучжоу. Они везли дань цинскому монарху, дары, прошения, извещения о смерти королей, встречали его посольства, возвращали на родину моряков, потерпевших кораблекрушение и т.д. Однако и в этом случае поездка "Кусянку" на Окинаву была бы зафиксирована в источниках, ибо запросто даже тогда пересекать границы не дозволялось никому (пираты и контрабандисты, разумеется, не в счет, но "Кусянку" явно был не из их числа). В Уху чуаньгай со - ремонтном отстойнике для иностранных кораблей - в г. Фучжоу китайские правительственные чиновники из полиции, береговой охраны, таможни осуществляли строжайший досмотр всех прибывающих и убывающих кораблей, фиксировали всех въезжающих и выезжающих. Служащие Рюкюкан Дзюэнъэки, рюкюского представительства в Фучжоу, были обязаны выдавать полиции всех, кто не имел официальных документов, разрешающих отплытие на корабле. Наконец, на самой Окинаве по приказу сацумского дзайбан бугё, официального и полномочного представителя реального господина Окинавы князя Симадзу, осуществлялся досмотр судов и проверка личности всех приезжающих. Иными словами, если бы "Кусянку" приехал с каким-нибудь из таких кораблей, это было бы отражено в документах. Однако никаких записей на этот счет ни в окинавских, ни в китайских документах до сего дня не найдено.
Остается одна-единственная возможность: может быть, "Кусянку" приехал на Окинаву на эскортном корабле, сопровождавшем судно посла китайского императора, привезшего инвеституру Сё Боку, и был высокоранговым военным чиновником?
"Кусянку" - имя? Или нет?!
Тут надо обратить внимание на пометку, которую сделал Тобэ против "имени" "Кусянку", - "сказано было, что это уважительное название". Почему эта пометка появилась в тексте?
По мнению японского исследователя Фудзивара Рёдзо, Тобэ не мог не удивиться, увидев, как окинавец выводит кистью слово "кусянку" и был вынужден задать дополнительные вопросы, чтобы уточнить, что тот имел ввиду. Дело в том, что записывается это "имя" иероглифами, обозначающими высших китайских сановников!
Первый знак - "ку" ("ко"), по-китайски "гун", обозначал министра в крупном княжестве древнего Китая. В эпоху Мин (1368-1644) термином "саньгун" - "три гуна" - называли трех главных сановников империи. Второй иероглиф - "сян" ("со" или "сё"), китайское "сян", - обозначение министра или канцлера. Наконец, третий - "ку" ("кун"), по-китайски "цзюнь", имеет значение "начальник над ста гражданскими и военными чиновниками". Слово "цзюнь" использовалось как обозначение императора, вана (князя), монарха. Получается, что "кусянку" - комбинация из трех слов, обозначающих высокопоставленного китайского вельможу!
Сказанное выше не означает, что в Китае никогда не было фамилии "Гун". В "Словаре китайских имен", изданном в конце прошлого века, сообщается, что род "Гун" берет свое начало от рода Цзи ("Принцесса"), и что он является высшим родом, восходящим к эпохе Чжоу (1027-256 гг. до н.э.). В эпоху Троецарствия (III-IV вв.) самым видным его представителем был Гун Суньюань, а в эпоху Тан (618-907) - Гун Суньло. Вместе с тем, это, скорее, исключения, так как фамилия "Гун" чрезвычайно редкая.
Однако пометка Тобэ свидетельствует, что здесь имеется ввиду все же не имя человека, а скорее титул, который можно перевести приблизительно как "великий господин". Титул этот более чем странный, особенно в свете нашего предположения, что "Кусянку" был военным чиновником с эскортного корабля. По самой логике вещей, он должен был бы уступать в ранге (или в лучшем случае быть одного ранга) послу, который занимал гораздо более низкое положение, чем гун, сян или цзюнь.
Что такое "кумиай-дзюцу"?
Попробуем теперь разобраться с "кумиай-дзюцу", о котором Тобэ сообщает в примечании, что "это кэмпо, о котором говорится в "Убэйчжи"". По мнению Фудзивара, это примечание отражает личную точку зрения Тобэ Ёсихиро и не более, и его нельзя рассматривать как точную характеристику боевого искусства "Кусянку". При этом он указывает, что уже с эпохи Тан кэмпо и кумиай-дзюцу были двумя совершенно разными боевыми искусствами: основой первого были удары, второго - броски и болевые приемы. А какая техника описана в "Осима хикки"?
В моем переводе значится следующее: "Его техника такова: одной из двух рук нажимает на грудь, а другой проводит прием; в этом искусстве часто (хорошо) наносят удары ногами". При переводе я исходил из стандартных, словарных значений использованных иероглифов. Однако каждый японист или китаист хорошо знает, как часто носители языка путают похожие иероглифы. Поэтому, возможно, прав Фудзивара, который трактует иероглиф, переданный в нашем варианте фразой "наносят удары", букв. "ударяют", как глагол "скрещивать": правый элемент его - это иероглиф "са" - "скрещивать", "скрещиваться". Отсюда совсем иное прочтение: "одной из двух рук нажимает на грудь, а другой проводит прием; в этом искусстве часто зацепляют ноги". Получается, что здесь описан характернейший прием борьбы вроде отхвата или зацепа изнутри! Иными словами, вполне возможно, что в данном случае речь идет не об ударной системе - прообразе каратэ, а о каком-то стиле китайской борьбы шуай-цзяо! В подтверждение этой версии можно сослаться и на то, что в тексте ничего не говорится об использовании "Кусянку" ударов руками.
Кто такие "многие ученики"?
Из всех узловых фрагментов осталась нерассмотренной лишь фраза "вместе со многими учениками". В свете проблемности несанкционированного, незафиксированного проникновения на Окинаву, о чем говорилось выше, возникает естественный вопрос: как же этот "Кусянку" умудрился попасть на остров, да еще "со многими учениками", так, чтобы об этом знал королевский чиновник Тёхэй-пэйтин Моринари, но чтобы об этом не было сделано никаких записей в официальных документах?
Пожалуй, единственное возможное объяснение - что "Кусянку" все же был военным чиновником, приехавшим на корабле охранения при официальном посольстве. В этом случае его "ученики" - китайские, точнее, маньчжурские солдаты, которых при каждом посольстве было около 250 человек. Отобрав кого-нибудь из солдат, которые по долгу службы изучали шуай-цзяо, военный чиновник мог устроить демонстрацию борьбы для местной знати.
Откуда такая неопределенность?
Вообще, вся эта неопределенность сообщения "Осима хикки", возможно, связана с тем, что сам информатор - Тёхэй-пэйтин Моринари - "Кусянку" в глаза не видал. Из имеющегося текста совершенно непонятно, был ли он сам свидетелем того, как немощный "Кусянку" "легко валил (наземь(" каких-то "силачей", или слышал об этом от других. А между тем для нашего исследования это вопрос принципиальный.
Вероятно, при передаче информации в каком-то звене произошел сбой, приведший к ее искажению. Но в каком? Вряд ли искажение имело место при передаче сведений от Тёхэй к Тобэ, так как "беседовали" они посредством письма. Скорее всего, искажение произошло на более раннем этапе, при получении информации Тёхэй от кого-то другого, возможно, очевидца демонстрации, причем со слуха. В этом плане представляется очень интересной версия китайского знатока ушу Сунь Цяня из Пекина, по мнению которого, вместо "Кусянку" должно быть "Кусянкин" (Косокэн), или, по-китайски, Гунсян-цюань, т.е. Кулак вельможи (или министра)! Иными словами, он считает, что Тёхэй, не имея точных данных о демонстрации боевого искусства, зная о ней лишь со слов других, по ошибке принял название демонстрировавшегося стиля за имя демонстратора!
В принципе такая ошибка представляется вполне реальной. Разница между "цзюнь" и "цюань" особенно в быстром речевом потоке не столь уж велика. Нужно также учесть особенности слухового восприятия самого Тёхэй-пэйтин Моринари, для которого родными языками были фуцзяньский диалект китайского и рюкюский. Дело в том, что в фуцзяньском диалекте всего 6 гласных, а в рюкюском языке и того менее - всего 3 (а, и, у)! По этой причине Тёхэй мог и не распознать "ю".
В Китае, насколько известно автору, стиль Гунсян-цюань неизвестен. Однако здесь уместно вспомнить о пометке Тобэ: "сказано было, что это уважительное название". То есть, речь может идти и не об официальном названии школы, а о том, как уважительно окрестили ее окинавцы, видевшие демонстрацию высокопоставленного военного чиновника. Во всяком случае, Тёхэй пэйтин Моринари безусловно не был другом "Кусянку" и сам, возможно, никогда не изучал кэмпо, как об этом пишет Брюс Хайнес.
Что нам дает анализ ката "Кусянку"?
В общем и целом, сообщение "Осима хикки" крайне темное и мало что дает для понимания роли "Кусянку" в истории каратэ. Конечно, проделанный анализ сообщения источника и выводы, сделанные на его основе, чрезвычайно уязвимы для критики, поскольку отрывок "Осима хикки" рассматривался в отрыве от дошедшего до наших дней ката "Кусянку", в котором, якобы, зафиксирована техника приехавшего на Окинаву одноименного мастера (в приложении к данной статье даны иллюстрации ката "Кусянку" в старейшей версии мастера Тятан Яра с некоторыми изменениями Икэда Хосю, основателя школы Дзёсинмон). Однако сказать, что такой новый взгляд на проблему способен разбить наши аргументы в пух и прах, было бы слишком смело. Причина проста: у нас нет точных сведений, когда появилось ката "Кусянку", и кто был его создателем. Вполне возможно, что свое название оно получило не потому, что в нем зафиксирована техника "Кусянку", а просто в память о прецеденте, известном из того же "Осима хикки".
Как бы то ни было, кажется естественным вопрос: можно ли на основе чисто технического анализа ката установить его корни? Такие попытки делались неоднократно, но далее самых общих предположений дело не пошло. В частности, уже упоминавшийся Фудзивара указывает, что, по словам мастера школы Синъи-цюань из провинции Шаньси Цао Ляньфан похожее на Кусянку ката практиковали Бао Динжэнь из провинции Хэбэй и Цзи Наньжэнь из провинции Шаньдун, а мастер ушу Чэнь Юйцзин из Наньцзиня провинции Фуцзянь утверждает, что в Фуцзяни подобного комплекса никогда не было, и он, вероятно, пришел откуда-то с севера Китая.
Неутешительный итог
Итак, что же нам дал этот обширный анализ? Не так уж много. В принципе мы можем говорить лишь о том, что некий стиль борьбы, скорее всего, какая-то разновидность шуай-цзяо в маньчжурском исполнении, был показан на Окинаве китайцами (или, скорее, маньчжурами) где-то в середине XVIII в. И все. Остальные подробности - это наши расчеты и предположения, в которых, по определению, немало субъективного.
Впрочем, главная задача настоящей статьи, как говорилось в начале, были иная - показать, какая информация реально имеется в распоряжении у историка, и какие метаморфозы с ней могут происходить при безответственном подходе к изучению, интерпретации и изложению имеющихся данных. Думается, что настоящий анализ дает достаточно пищи для размышлений на эту тему. Возвращаться к разбору отдельных моментов я не буду, скажу лишь об общем значении настоящего исследования для понимания истории окинавского каратэ.
Во введении говорилось, что многие "историки" каратэ изображают "Кусянку" основоположником Сюри-тэ и учителем мастера Сакугава. Но в действительности нет ни единого факта, который бы свидетельствовал, что эти люди вообще когда-либо встречались друг с другом! Вся версия о происхождении Сюри-тэ от "Кусянку" через Сакугава основывается лишь на двух фактах: 1) Сакугава жил в то время, когда "Кусянку" предположительно побывал на Окинаве; 2) в Сюри-тэ существует ката "Кусянку". Достаточно ли этого для далеко идущих выводов? Особенно в свете предположения, что "Кусянку" был мастером не кэмпо, а борьбы шуай-цзяо? Для автора вывод однозначен: популярная ныне версия истории Сюри-тэ похожа на колосса на глиняных ногах - дунет на него ветер, и он рассыплется в прах.
Случай с "Кусянку" далеко не уникальный. Наоборот. Сопоставляя первоисточники с современными работами по самым разным направлениям бу-дзюцу и будо, чуть ли не повсеместно сталкиваешься с таким псевдоисторическим подходом, видишь следы некомпетентности и недобросовестности, чудовищные искажения информации и грязные подтасовки. В подавляющем большинстве "исторических работ" мы имеем дело не с историей, а с мифологией воинских искусств. И это должны хорошо понимать поклонники воинских искусств.
ЛИТЕРАТУРА
Борисов Б.И. Современное каратэдо. Новосибирск, 1993, с. 178-447.
Долин А.А., Попов Г.В. Кэмпо - традиция воинских искусств. М., 1990.
Тарас А.Е. Боевые искусства. Энциклопедический справочник. Минск, 1996.
Фунакоси Г. Каратэ: мой жизненный путь. Новосибирск, 1993.
Corcoran J., Farcos E. The Original Martial Arts Encyclopedia: Tradition - History - Pioneers. N.-Y., 1993.
Haines B. Karate's History and Traditions. Rutland-Tokyo, 1968.
Гима С., Фудзивара Р. Тайдан. Киндай каратэдо-но рэкиси-о катару (История современного каратэдо в беседах). Токио, 1986.
Касао К. Тюгоку бу-дзюцу си дайкан (Большое обозрение истории китайских ушу). Токио, 1994.
Мияги Т. Каратэ-но рэкиси (История каратэ). Наха, 1987.
Фудзивара Р. Какутоги-но рэкиси (История рукопашного боя). Токио, 1990.
1 Коку - стандартная единица жалования самурая, которое выдавалось рисом. 1 коку равен ок. 150 кг риса.
2 Некоторое время назад эта книга была опубликована во Франции с предисловием европейского пионера каратэ Анри Пле, 9-й дан каратэ, откуда и взята приведенная здесь информация. Между прочим, Анри Пле пишет, что Фудзита имел 10-й дан по каратэ, однако в имеющихся у автора данного предисловия японских источниках такая информация отсутствует.
3 См., например, Тарас А.Е. Боевые искусства. Энциклопедический справочник. Минск, 1996, с. 216-219.
4 Упоминание о кораблекрушении "выплывает" еще один раз: его якобы потерпел "японский моряк Рёэн Тобэ", автор текста.
5 Японцы использовали несколько систем датировки событий. Одна из них - заимствованный из Китая счет годов по 60-летнему циклу. Согласно этой системе для обозначения каждого года используется комбинация из двух иероглифов. Первый из них - один из 10 циклических знаков, второй - один из 12 знаков зодиака. Циклические знаки разделяются по пяти первоэлементам: ки (дерево), хи (огонь), цути (земля), ка (металл), мидзу (вода). Каждый элемент разделяется также на "старшего брата" (э) и "младшего брата" (то). Всего получается 10 циклических знаков: киноэ, киното, хиноэ, хиното, цутиноэ, цутиното, каноэ, каното, мидзуноэ, мидзуното ("но" - показатель притяжательного падежа). 12 знаков зодиака - это нэ (крыса, мышь), уси (бык), тора (тигр), у (заяц), тацу (дракон), ми (змея), ума (лошадь), хицудзи (овен), сару (обезьяна), тори (курица), ину (собака), и (свинья). Таким образом, упоминаемый здесь год "цутиноэтацу" - это год Дракона, пришедшийся на циклический знак "цутиноэ" ("младшая земля").
6 Почетным послом был принц Гусикава, который должен был выказать почтение