Князь Владимир Одоевский 13 глава




Тайно друг от друга они явились к Наэми и просили подарить им свидание и позволить опять облачиться в маскарадные костюмы.

Леди не удивилась их визиту. Она и сама снедаема была пламенем противоречивых чувств, пробужденных воспоминанием. Она ответила согласием, но назначила для встречи с виконтом и бароном одно время.

И вновь зажглись канделябры в пустом дворце, а в залах зазвучали шаги и голоса. За громадным пиршественным столом собрались трое. Опять красота Наэми сводила с ума ее поклонников, опять с их уст срывались признания и мольбы о любви. Но леди оставалась молчаливой и задумчивой, никому не отдавая предпочтения. В конце вечера, доведенные до бешенства, они, как и прежде, готовы были убить друг друга. Наэми бросилась между ними, и только ее кровь из случайной раны остановила безумцев.

Однако на сей раз влюбленным не удалось вернуть привычное равновесие, сняв костюмы. Роковая петля незримым узлом связала их судьбы воедино с жизнью Наэми, и вырваться из плена не было сил…

И в третий раз собрались они на пир. Еще роскошнее было убранство, но траурной торжественностью веяло от бордовых штор, черной драпировки карнизов, тяжелой резной мебели. Обреченностью дышал самый воздух.

Вот три хрустальных бокала соединились, издав печальный звон. В одном из них был яд, и он предназначался леди. Она медлила осушить кубок, и от ее испытующего взгляда оба кавалера в страхе отвели взгляд.

— Я пью за ваше здоровье, жизнь, освобождение, — произнесла Наэми.

И минуту спустя судорога исказила ее лицо, и она упала на колени в агонии.

В ужасе виконт Лужер и барон Гроль пытались решить, как скрыть тело жертвы, — но для этого нужны были силы и мужество, которые их покинули. Только вино могло придать им храбрости, и они торопливо осушали бокал за бокалом. Хмель не брал их, и лишь оцепенение сковывало члены.

Меж тем тихие звуки доносились из парка. Трели сверчков, шум ветра, скрип деревьев, заглядывавших в окна, складывались в мелодию, ее подхватило чуткое эхо дворцовых покоев. Из-за высоких колонн в дрожащем блеске канделябров выступили танцующие тени. Вот две из них, сгустившись до черноты, склонились над покойницей. В силуэте одной угадывался менестрель, другой — танцовщик. В ужасе виконт и барон закрыли лица руками…

Когда наступило утро, они были одни в пустом дворце. Тело Наэми исчезло. Исчезли и маскарадные костюмы, в которые кавалеры облачались вечером. Но с тех пор, куда бы судьба ни заносила Лужера и Гроля, раз в год они встречались и спешили в заброшенный дворец и там, в пиршественной зале, молча внимали тихой музыке, рождающейся словно из воздуха…

 

Великий часовщик

 

Пред ликом смерти власть времени исчезает и душе открывается бездна, которой нет имени. Воистину, избрав себе поприщем медицину, а своим патроном сердобольного эскулапа, я не раз замечал в глазах умирающих странное выражение: то благоговейного вопроса, то просветленного молчания, которые являлись вслед за последней отчаянной схваткой за жизнь. Пожалуй, сравнить его можно, хотя и очень отдаленно, с тем необыкновенным взглядом, что бывает у только что родивших женщин. Самые тусклые, непривлекательные глаза вдруг озаряются удивительной красотой. Но в этом случае предстает дар победы, а там, в последние мгновения земного пути? Человек побежден, и нет больше надежд среди беспросветной ночи. И вот тогда за ужасом неизвестного внезапно приходит то особое состояние. Клянусь жизнью, никто и никогда не получал награды за поражение, никто, кроме покидающих наш мир. Неумолимый рок, сразив человека, делит с ним свой престол! Что мы, живущие, можем знать об этом? Золото цепей, подаренных временем в момент нашего рождения, истаивает в огне вечности. Словам ли оценить вкус того напитка, что подносит нам смерть…

Притягиваемый тайной, я вновь и вновь пытался заглянуть за ту грань, которую неминуемо переходит каждый. Увы, скудость оставалась уделом моих познаний, я был лишь свидетелем преображения уходящих душ… Ни пытливейшие наблюдения, ни бессонные ночи долгих дум не давали удовлетворения моему любопытству. Я жаждал «потрогать» время в тот миг, когда оно исчезает. Мое сознание, привыкшее к отождествлению времени с незримо утекающим потоком, дразнило меня этой возможностью. Но руки мои хватали пустоту. За цветной иллюзией движения мне представал великий, безмолвный покой звездной ночи. Одной и той же, что была до рождения первого человека! Одной и той же, что была до появления Земли и Солнца! Свет ослепляет ищущие глаза… Время способно царить лишь днем, не потому ли нам, детям Солнца, для сна природа отвела ночные часы, и сама смерть, как и рождение, чаще приходит на грани ночи и утренней зари.

«Не подобает нам о Высочайшем соображать…» — сказал древний философ из Эфеса. И как страшна участь дерзнувших! Увы, увы, на собственном примере я убедился в этом. Насмешливая судьба или мои жалкие попытки понять время вдруг завели меня в сверкающий, но мрачный тупик. Я пережил чудовищную метаморфозу смещения прошлого и будущего. Я заблудился во времени, и напрасен мой зов о помощи. Но пусть он хотя бы послужит предостережением для тех, кто вздумает ступить на тот же путь! Услышьте же меня кто-нибудь! Это я, вопиющий в пустыни! Это пустыня, вопиющая во мне!

Сроки моей затянувшейся молодости давно миновали, когда я почувствовал необходимость иметь дом. Свободный от семейных уз, одинокий и одержимый нескончаемым бегом по чужим судьбам, я разменял четвертый десяток лет и ощутил, что силы мои далеко не беспредельны. Жажда несбыточной любви перестала меня томить и гнать от близких людей к далеким во имя прекрасных грез, которые сулило будущее.

Однако мой шанс на счастье давно пропал. Слишком долго я устремлялся к вечным вопросам, давая сердцу утешаться воображаемым миром. Слишком поздно я понял, что прекрасные призраки, созданные фантазией, не смогут защитить от обвала, который я вызвал в самом себе. О глупец из глупцов, как было не понять, что нельзя безнаказанно заглядывать за двери, отворяемые смертью. Рок уже отметил меня и холодно разбивал любую попытку зажить, как все, в забвении, не считая часов и дней, Мое тщеславие ли дразнило памятью о том, сколько рук тянулось ко мне, когда я беспечно скользил к своему выдуманному берегу. И вот, обернувшись наконец к тем, кто окружал меня, я неожиданно стал свидетелем, как одна за другой уходят женщины, из которых я собрался выбрать себе спутницу. Для некоторых я потерял интерес вместе с утратой молодости, иных отпугнул мой образ жизни вечного бродяги, третьи угадали во мне некую обреченность, которая, как тень, падала на меня от моих больных. Но вот бог удачи, казалось, смилостивился и обронил волшебный цветок любви к моим ногам. Я встретил ту, которая всем подходила моему идеалу.

Ее чарующая красота соперничала с богатством души. Ее душу окутывали причудливые покровы тайны, которую мне надлежало разгадать. В самом деле, что может сравниться со странствием в любимого человека? После долгого и бесплодного служения рассудку сколь щедро одаряла меня жизнь сердца. Я далек от мысли навязывать свои восторги кому-либо другому, ибо нет красоты, удовлетворяющей все вкусы. Но верно, в жизни каждого бывают моменты открытий, когда чувства набрасывают на мир кружева немыслимой красоты, и тогда нет слов и сравнений, достойно отражающих объект твоего поклонения. Весь мир становится сопричастным твоему восторгу. И голос избранницы обретает всю музыку воды, ее дыхание своим ароматом превосходит весенние цветы! В прикосновении ее губ сладость меда, в улыбке — трепет рассвета! О это колдовство ее движений, напоминающих задумчивый танец вечерних теней! О этот абрис лица, фигуры, рук, словно с изысканных японок Утомаро! О эти тихие заводи глаз, где устремленность души катит одну за другой прозрачные волны в нежном сиянье луны! Сознайтесь, чья возлюбленная не оказалась бы достойной этих метафор. Но самого главного, того, что делает ее неповторимой и отличной от всех других, невозможно выразить. Это загадка, и кроется она в великой гармонии, что движет вашей собственной любовью. Познать возлюбленную можно лишь через себя. Здесь-то и поджидала меня западня.

Поставив жизни вопрос, я забыл о нем и направлялся в другую сторону. Но ответ вернулся с неумолимостью бумеранга, хоть я долго не мог понять этого.

Итак, когда я исполнился очарованием Лаймы, как звали мой идеал, мне открылась жестокая воля судьбы. Она была обречена на скорую гибель. Болезнь съедала ее хрупкий организм, и быть может, во взаимности Лаймы крылась бессознательная потребность иметь подле себя врача, способного облегчить страдания.

О да, я боролся за ее жизнь, как, наверное, не стал бы защищать свою. Но лишь год удалось мне вырвать из цепких лап смерти. Затем она умерла. Не буду лгать, что ее гибель полностью раздавила меня. В последние часы, доведенный уходом за Лаймой до полного изнеможения, я уже тайно желал ее конца. Воистину она жила моими силами, моей жизнью, и если бы я не оторвал своих рук от нее, то мог умереть первым.

Утраты не были для меня внове, и вот я опять оказался на своем одиноком пути. Да… он уже не осенялся грезами, а вскоре потускнело и очарование скорби, окутавшей меня после смерти Лаймы. Все так же светило солнце. Природа с той же поспешностью заставляла распускаться новые цветы. Тысячи голосов пели, повинуясь зову любви. Мир пьянил красками, и я мог все так же присутствовать на пиршестве жизни, утоляя свою жажду радостью других. Горечь потери придавала остроту восприятию, и я ощущал полноту каждой минуты. Однако обида на судьбу еще оставалась во мне. Я знал, что приговорен к одиночеству, будущее не сулило мне счастливых встреч, прошлое не могло быть опорой, а потребность хоть какой-то цели отравляла мое забвение.

И вот тогда я узнал Биг Бэна. Собственно говоря, мне давно было знакомо его имя. Не раз я встречал его, и он вызывал во мне удивительно жуткий интерес, но пути наши до той поры не скрещивались. Чаще всего Биг Бэна можно было встретить среди погребальных процессий, что заставляло меня предполагать в нем гробовщика или могильщика. Его высокая худощавая фигура с размашистыми движениями привлекала внимание среди самой пестрой и густой толпы. Странствующая мельница, ходячий флюгер, наверное, не вызывали бы большего удивления. Когда, одетый в черный сюртук, с цилиндром на голове и серебряной тростью в руке, он попадался навстречу, вам казалось, что вы видите шарж или ожившую карикатуру, но никак не самого человека. Вне всякого сомнения, в его жестах заключалось ненадуманное величие, но, бог мой, он настолько утрировал их, что они воспринимались как пародия. Биг Бэн источал бездну обаяния, но оно казалось плутовством. Он был изысканно вежлив, и опять-таки его вежливость отдавала издевательством и насмешкой. Да, да, он был насмешкой над самим собой. Вечный комедиант. Как его допускали в траурные шествия, не понятно. Первый же взгляд на него рассеивал самые грустные размышления и настраивал на веселый лад. Этой ли напускной серьезности вызывать сочувствие вместо смеха? Осмелишься ли поверить скорби лика, где живут абсолютно пустые глаза?

Но здесь-то и крылась трагедия этого человека. Внимательное наблюдение вдруг обнаруживало, что Биг Бэн вовсе не был тем игрушечным клоуном, чья выдуманная жизнь рассчитана на забаву окружающих. Более чем кто-либо, он сохранял удивительную естественность во всех своих проявлениях. Просто он жил в своем совершенно особом мире. В мире, в котором по странной прихоти случая печальная мимика отнюдь не означала душевной грусти, а веселье могло выливаться в жестах, обычно рождаемых отчаянием.

Странный субъект… Мне было непонятно, почему многие из умирающих призывали его к своему смертному одру скорее, чем духовника. Чем он мог утешить их? Неужели своей нелепой фигурой или высокопарной речью, где смысл терялся в бесчисленных парадоксах? Но несомненно одно, что Биг Бэн облегчал переход людей в иной мир и это примиряло с его вызывающими качествами. Тем не менее я испытывал внутреннее содрогание каждый раз, как видел его около домов, где жили мои пациенты. Как гриф, чующий падаль, прилетает к своей будущей жертве, так Биг Бэн, предвидя беду, кружил около жилищ, куда вскоре стучалась смерть. Признаюсь, что его безошибочная прозорливость влияла и на меня. Порой, встретив Биг Бэна, я отказывался от борьбы за жизнь даже тех больных, чье состояние еще оставляло какие-то надежды.

Биг Бэн! Его прозвище было именем знаменитых лондонских часов. Впоследствии я узнал, что у него самого имелись старинные английские часы с курантами, которые вызванивали около двенадцати различных мелодий. Каждая на свой час. Так же как для столичного тезки назначался пожизненный почетный смотритель, так и Биг Бэн считал себя хранителем времени на своих часах. Удивительное сочетание. Часовщик с одновременными обязанностями духовника и могильщика. Нет сомнений, что Биг Бэн не пропускал ни одних похорон. Что же привлекало его к этим церемониям? Не запах же смерти, который владеет гиенами? Ответ напрашивался сам собой при взгляде на измятое, пожившее лицо, с нездоровой кожей, прячущиеся бесцветные глаза, бледную улыбку, трясущиеся руки. Внешность старинного приятеля и поклонника Бахуса! Значит, он просто искал возможность выпить?! Однако в нем было еще что-то невероятно странное, что не давало решить вопрос однозначно. В какие-то моменты вдохновения, когда он читал стихи, наслаждался музыкой или любовался природой, вы могли вдруг увидеть в нем старого принца или императора. Да, да, я не преувеличиваю! Он становился прекрасен, выразителен до последней степени. И тогда в собеседнике рождалась готовность поверить любой заведомой лжи, лишь бы она исходила из его пророчествующих уст. Пожалуй, и я сам, исполненный скепсиса к Биг Бэну, не мог бы представить себе иного Цезаря, которому искренне салютуют идущие на бой гладиаторы. Но неужели те же чувства владеют умирающими?

Понять это мне удалось позже, когда я столкнулся с ним в тесной таверне, где он считался завсегдатаем. Биг Бэн, изрядно загрузившийся вином, сидел у камина, глядя сквозь бутыль на пляшущее пламя. Разноцветные отблески падали на лицо, но тут же истаивали в его неправдоподобно жуткой белизне, лишь два зеленых пятна от лучей, проникавших через стекло бутыли, держались в глубоких орбитах пьяницы. Подобно совиным или кошачьим глазам, они то вспыхивали, то затухали, придавая его облику фантастический вид персонажа гофмановских сказок. «Еще вина! — стукнув кулаком по столу, крикнул Биг Бэн. — Я пересох, как Сахара в полдень!» Голос его напоминал треск ломающегося дерева. «Вам уже нечем платить», — возразил хмурый хозяин. «Ошибаешься, приятель!» — молвил Биг Бэн, забираясь в карман. Через мгновение в его руках сверкнуло аметистовое колье. Хозяин с жадностью потянулся к нему, но пьяница убрал руку. «Твоя очередь последняя. Первыми идут всегда джентльмены! Кто заплатит за Биг Бэна, тому будет принадлежать эта вещь! Торопитесь, я намерен провести ночь в обществе самых почтенных старушек в стеклянных кринолинах, что томятся в погребе у этого пирата!» Увидев колье, я почувствовал, как сжалось мое сердце. Неужели возможно повторение? Год назад я подарил Лайме точно такие же аметисты. Изысканная работа по серебру искусно изображала ветку сирени. По тщательности и мастерству исполнения колье явно относилось к творениям старинных ювелиров, а они крайне редко дублировали свои изделия. Не давая себе времени на размышления, я заплатил хозяину за Биг Бэна, а затем уселся с ним в дальний угол таверны. Он любовно поглаживал принесенные бутылки и совершенно равнодушно протянул мне колье. Я взял его за руку: «Биг Бэн, я не хочу пока устраивать скандал, но вы должны мне сейчас же объяснить, откуда у вас эта вещь?»

Пьяница мучительно заметался, потом устало уронил голову и проскрипел о том, что это подарок одной леди. «Ложь, — сказал я твердо. — Это колье было само подарено леди, и она не могла передаривать его. Тем более, насколько мы с вами знаем, мужчинам не принято дарить украшения!» — «Тем не менее это так!» — упрямо повторил Биг Бэн. «Вы можете доказать это?» — спросил я. Он молча налил себе вина и затем кивнул головой. «Да. Если вы не побоитесь доказательств». Его тон смутил меня: «Кто или что будет свидетельствовать правдивость ваших слов, Биг Бэн?» — «Она сама скажет вам об этом». Я похолодел и, боясь ошибки, переспросил: «Кто? Кто?» — «Лайма!» — ответил старик и залпом осушил бокал.

И еще через день, трепеща от ужаса и ожидания, я был в доме Биг Бэна. Громадное серое здание, с давно утраченными претензиями на роскошь, обшарпанный фасад с высокими окнами и пилястрами, еле видимыми среди облетевшей штукатурки. Изъеденные временем колонны и скульптуры в нишах. Воистину дом являл собой такую древность, что трудно было отнести его к какой-либо эпохе или стилю. Верно, его года навевали не только эти риторические вопросы. Люди, населявшие дом, давно покинули его, боясь, что еле дышащие стены в любой момент могут превратиться в развалины. И лишь один Биг Бэн, как капитан тонущего корабля, остался верен своему жилищу. Оставленная жильцами громадина давала простор его натуре. «Мой дворец!» — представил он свой дом. Да, другие такие же покои трудно было сыскать. Бесконечные анфилады полупустых комнат, где среди громоздкой мебели, забытой кем-то и когда-то, жило только чуткое эхо да десятки летучих мышей. Порой сюда приходили в поисках ночлега нищие старушки и старички. Они испуганно жались к стенкам, шепча то ли молитвы, то ли извинения за свое незваное вторжение. Единственно цельный интерьер сохранялся в комнате, расположенной в круглой башне, где жил Биг Бэн. Там среди стеллажей с тысячами книг, всевозможных тумбочек, этажерок, резных деревянных шкафов, стульев и бюро стояли, как памятник самим себе, старинные часы Биг Бэна. Циферблат заключался в изысканном футляре, напоминавшем маленькую башню, поддерживаемую золочеными колонками. Элегантное, удлиненное основание часов содержало массивные гири и маятник. Но не их внешний вид, хотя и без сомнения прекрасный, внушал какое-то особое чувство. Самым поразительным был голос часов. Маятник их, скрытый за палисандровой дверцей, стучал, как человеческое сердце. Звон же был столь глубоким и протяжным, словно рождался где-то в немыслимом подземелье, а сюда долетало только его эхо. Пустынно и дико становилось на душе от этого боя, и слезы невольно наворачивались на глаза, хотя мелодии часов порой были далеки от минора.

Какой-то неправдоподобной казалась вся последующая сцена. Биг Бэн зажег свечи, затем, подойдя ко мне, положил руку на сердце. «Слушайте! — шепнул он, тоскливо улыбаясь. — Ваш пульс должен биться вместе с ритмом часов». Мгновение спустя он подошел к циферблату и коснулся узорных стрелок. Внутри механизма что-то вздохнуло и застучало. Стрелки замерли, а затем минутная и вслед за ней часовая медленно двинулись в обратную сторону, описывая круги. Тяжелый бой, как звон погребального колокола, ворвался в помещение. Биг Бэн взял фонарь и повел меня по темным коридорам. Странно преобразились комнаты, через которые мы проходили. В одних, несмотря на поздний час, светило солнце, в других царствовали лунные блики. И дом уже не казался пустынным, как прежде. Все чаще нам на пути встречались люди, но столь живописно одетые, будто мы попали за кулисы гигантского театра или в запасники какого-то музея с ожившими картинами. То нашему взору представала келья благочестивого монаха за книгами, напоминающая святого Иеронима кисти Антонелиса де Мессина, то в обществе павлинов и голубков возникали задумчивые куртизанки Карпаччо. Полных достоинства персонажей Дюрера сменяли молчаливые современники Гольбейна, шумное застолье рубенсовских гуляк — чинные голландцы Рембрандта. Столь быстрая смена колоритных лиц, ярких одеяний, смешение эпох и событий повергли меня в растерянность, однако я не мог не заметить, что мой проводник пользуется у всех этих людей особым вниманием. При нашем появлении они прерывали свои занятия и словно завороженные смотрели на Биг Бэна. Одни отвешивали ему почтительные поклоны, другие молча бледнели, третьи умоляюще протягивали руки. Он же, никого не замечая, словно разгневанный владыка, проходил среди них со вскинутой гордо головой. Шаги его ни на мгновение не замедлялись, и свет фонаря, который он держал в руке, ни разу не задрожал. Наконец он остановился перед какой-то дверью и отпер ее. Я сделал шаг вперед и с удивлением обнаружил, что нахожусь в комнате Лаймы. Мне ли было не узнать ее. Вот старый камин, украшенный голландскими изразцами, вот цветы на окне, вот расстроенный клавесин и над ним гравюра с гарцующей амазонкой. Все как прежде. Я не сразу заметил, что в глубоком кресле затерялась хрупкая женская фигурка, но она шевельнулась с легким радостным вскриком.

— Лайма!

Да, это была она, но я не мог сделать и шага ей навстречу. Я чувствовал, что схожу с ума. Ведь собственными руками, год назад, я омыл ее тело и, облачив в парчовую ткань, уложил в гроб.

Я так отчетливо помнил об этом. Я знал это. Но она этого не знала! Лишь позднее до меня дошла вся суть происходившего. Мы были в прошлом, и она еще не умирала. Печально оказалось наше свидание. Лайма не в силах объяснить мою внезапную отчужденность, еле сдерживала слезы.

— Вы устали ухаживать за мной, — наконец промолвила она. — Пойдите отдохните, вам нужно сменить обстановку…

Боже мой, ведь этот момент уже был в моей жизни. Эти самые слова уже звучали в моих ушах год назад. Но тогда я не мог объяснить самого себя, что за затмение окутало мой разум, что за холод охватил меня! И лишь теперь наступила разгадка. В моем сердце тогда словно приоткрылась страничка будущего. Полный самых противоречивых чувств и мыслей, я простился с Лаймой, даже забыв спросить ее об аметистовом колье. Биг Бэн ждал меня за дверьми и проводил до порога. Несколько дней я не мог прийти в себя, затем бросился разыскивать Биг Бэна. В тот вечер он еле держался на ногах и заплетающимся языком читал стихи. Я взялся проводить его до дому. Немыслимо! Неужели этот спившийся человек владеет ключами времени? Кто же он такой, если люди давно ушедших эпох узнают его и приветствуют? Страх и любопытство переполняли меня, но больше всего на свете я желал снова видеть Лайму. Стыд и раскаянье охватывали меня, когда я вспоминал нашу встречу. Да, я бы не пожалел отдать всю кровь свою за каждую ее слезинку! Но возможно ли искупление? Время не возвращается, утверждает здравый смысл, Тогда что за мистификацию я пережил?! Неужели все это считать бредом?! Нет! Я должен был докопаться до истины, и даже если моя душа во власти миражей, да будет так, Лайма! Вот что составляет мою цель!

Биг Бэн с усмешкой выслушал мою мольбу увидеть еще раз Лайму.

— Ты не представляешь, о чем просишь, — заявил он.

— Но ведь всего неделю назад это было возможно, — настаивал я.

— Тогда были благоприятные звезды… — ответил Биг Бэн.

Я продолжал упрашивать и наконец прибег к хитрости. Вино помогло мне уговорить его. Шатаясь он подошел к часам и перевел стрелки, но идти со мною не смог, ноги отказали ему, а тащить его на себе было не под силу. Я взял фонарь и двинулся один.

— Не заблудись, — прохрипел мне вслед засыпающий волшебник. — Ты идешь через смерть.

Но его предупреждение не смогло уберечь меня. Бесконечно долго длилось мое странствие по фантастическому дому. Мне казалось, что я иду уже не час или два, а много дней подряд. Все тело мое изнемогало, но я нигде не мог прислониться, передохнуть. Ноги как заведенные несли меня все дальше в глубь полутемных коридоров и заколдованных комнат. Наконец, как сквозь сон, я услышал звуки музыки и пошел на них. Двери распахнулись, и яркий свет ослепил меня. Я очутился в просторном помещении, интерьер которого напоминал средневековый замок. На стенах пылали факелы. По углам стояли рыцарские доспехи с мечами и копьями, однако, приглядевшись, я тотчас заметил свою ошибку — под латами находились живые люди. За пиршественным столом сидели дамы и кавалеры в средневековых одеяниях. Часть из них чинно танцевала какой-то старинный ригодон под звуки лютни и флейт, сопровождаемых барабаном. Среди всех собравшихся в зале мои глаза остановились на одной даме. Она сидела во главе стола в высоком кресле. Графская корона венчала ее. Это была Лайма. На коленях ее покоился ребенок с белокурой головкой. Его вьющиеся кудри так резко контрастировали с блестящими черными локонами матери, а также с ее окружением, создававшим неприятный сумрачный фон. Рядом с Лаймой сидел, по-видимому, хозяин пира. Суровое лицо с безжалостными глазами, смоляная борода и усы придавали ему вид опасного зверя.

— Кто это? — крикнул он грозно.

Гости его с изумлением взирали на меня, словно я казался им привидением или диковинным существом из заморских стран. Дальнейшие события развертывались столь стремительно, что я не мог уследить за деталями. Помню, что я подошел к Лайме и протянул ей аметистовое колье, которое почему-то оказалось в моих руках. Она молча прижала к себе дитя и не смела принять мой дар. Мне казалось, что она силится вспомнить меня и, хотя ощущает всем сердцем, что я не чужой ей, не может этого сделать. Гнев ее супруга еще более подстегнула ревность.

— Ты молчишь, графиня? — закричал он. — Ты боишься шевельнуться и бледнеешь от одного приближения этого человека? Ты делаешь вид, что не знаешь его? Но я смогу сказать тебе, кто он такой. Взгляни на его волосы и на волосы твоего ребенка! Взгляни на их лица! Не правда ли, они удивительно схожи?

С этими словами он вскочил из-за стола и бросился на меня с обнаженным мечом. Толпа его слуг последовала за ним. Но чудо, через мгновение они отшатнулись от меня. Их оружие не принесло мне ни малейшего вреда, словно они разили воздух.

— Это оборотень! — послышались вокруг голоса. — Колдун! Призрак! — Граф стоял онемев, когда к его уху потянулся старый шут в бренчащем красном колпаке и что-то стал шептать ему.

— Посмотрим, — молвил тот. Быстро повернувшись к Лайме, он выхватил у нее ребенка и, подняв над головой, шагнул к жарко пылавшему камину.

— Графиня! Вас ждет последнее испытание. Возьмите кинжал и заколите этого человека. Если вы откажетесь, я швырну вашего ребенка в огонь!

Наверное, не бывает на свете минут страшнее той, что я пережил. Дрожащие руки Лаймы вцепились в рукоятку кинжала, протянутого мужем. Слезы заливали ее лицо, хотя черты его будто окаменели. Глаза не могли оторваться от моих глаз. Она пыталась нанести мне удар, но у нее ничего не получалось. Одно только слово вырвалось из ее губ, закушенных до крови: «Помоги!» Я чувствовал острие кинжала у себя на груди и рванулся ему навстречу. На этот раз моя плоть оказалась уязвимой, и холодная сталь вошла в меня, обрывая жизнь. Я упал на холодные плиты, и несколько собак кинулись лизать мою кровь. Внезапно в тишине раздались шаги. Скрюченная фигура старого шута, подсказавшего графу дьявольский совет, склонилась надо мной. Проклятие! Я узнал Биг Бэна. С легкостью взяв меня на руки, он двинулся в темноту коридоров. На этот раз прошло немало времени, пока я пришел в чувство.

— Что со мной было, Биг Бэн?

— Ты заблудился и попал на несколько веков раньше! — отвечал тот. — Лайма еще не знала тебя.

— А что было с ней после того убийства?

— Она сошла с ума от твоей крови.

Воистину, он говорил непостижимые вещи. Все, хватит. С меня довольно. Я решил уехать из города, чтобы никогда больше не встречаться с Биг Бэном. Чародей ли он или мистификатор, но если я хочу сохранить свой разум, я должен расстаться с ним. И верно, я исполнил бы свое решение, если бы не очередная встреча с Лаймой. Да, да… я опять увидел ее.

Это случилось накануне намеченного мной отъезда. Я уснул, и вдруг яркий свет заставил меня раскрыть глаза. Сев в постели, я стал оглядываться. Прямо передо мной сидела Лайма, губы ее улыбались, а в глазах стояли слезы. Я стал что-то говорить ей, неотступно думая о странности нашей беседы, и не в силах вспомнить, в чем заключается тревожащий меня вопрос. Она молчала, угадывая мое беспокойство, затем вдруг протянула мне руку со сжатым кулачком. Пальцы медленно раскрылись, и в ладони ее засверкало аметистовое колье. Я взял его и тотчас же все вспомнил. «Да, ведь она умерла, — подумал я. — Значит, это мне снится!» Я отвернулся от Лаймы, лег на другой бок и попытался заснуть. Таким же образом, как обычно засыпают, то есть сомкнул веки. Не знаю, сколько прошло времени, но свет по-прежнему светил на меня. Я снова встал и протер глаза. Лайма сидела на том же месте против меня. «Но ведь это не сон, любимый», — шепнула она, прочитав мои мысли. Радость охватила меня. Ошибка! Ну конечно, я что-то перепутал. Лайма жива, и я просто был в каком-то затмении, считая ее мертвой. Окончательно очнувшись, я увидел себя на улице против дома, где раньше жила Лайма. Только тут сознание действительности опять вернулось ко мне. Как же она может быть жива, если уж год миновал с момента ее погребения? Пуста была ее комната, а на кладбище цвел жасмин на ее могиле. Но что за сон или явь привиделись мне? Почему колье, утерянное после моего визита к Биг Бэну, снова вернулось ко мне? Отчего меня мучит мысль, что я должен отдать часовщику эту вещь? А может быть, Лайма отдала аметисты, чтобы еще мгновение побыть в моей жизни?! Может, это выкуп за будущее?

Биг Бэн! Великий часовщик, бессмертный хранитель времени! Верно, у тебя, имеющего власть не только над прошлым, но и над будущим, в преддверии смерти моя возлюбленная купила себе право увидеть меня через год после своей кончины! И это так просто! Каким же жалким фарсом выглядит смерть, если за несколько бутылок вина или безделушку из аметистовых камешков старый пьяница может перевести стрелки своих часов назад или вперед и время подчинится ему. Можно ли оскорбиться за смерть? Нет, и тысячу раз нет. Не она ли придает смысл жизни, ценность любви, притягательность правде, силу милосердию и справедливость тем играм, которые мы выдумываем здесь, на Земле! После пережитого в доме Биг Бэна я утерял все, что было святого во мне. Жизнь, лишенная смерти, предстала предо мной диким нагромождением безумия и нелепости. Я не мог перенести всего этого. Я не мог смириться с властью часовщика над временем, а значит, над собой и над Лаймой и решил разделаться с ним. Воспользовавшись его отсутствием, я похитил его часы и попытался остановить маятник. Для меня было несомненным, что жизнь часов самым прямым образом связана с жизнью их хозяина. И дальнейшее подтверждало мою догадку. Стоило мне отпустить маятник, как он, повинуясь неведомой силе, снова начинал раскачиваться. Это сердце часовщика сопротивлялось моим усилиям, это жизнь Биг Бэна толкала механизм часов. Воистину я не решусь ответить на вопрос, кто из нас двоих был безумней: он ли — поправший смерть, я ли — пытавшийся убить его! Разве теперь это имеет какое-нибудь значение!



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-04-28 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: