Я все отдам
За продолжение пути.
Оставлю позади
Свою беспечную свободу.
Не потерять бы в серебре ее одну,
Заветную.
© Би-2 «Серебро»
Мне было очень тяжело молчать — я постоянно хотела сознаться Максу в содеянном, но страх потерять перевешивал.
В голове крутилась просьба Друга из Бронкса помочь ему вернуть Женьку. Я совсем забыла о нем в последние дни — все, что у меня накапливается, я отдаю Максу, мне кажется, что я замаливаю бочки собственных вин, и может, со временем, я прощу себя.
Сама. А там и Макс подтянется.
В один из дней я набралась мужества и открыла папку с историей про Женьку.
У Женьки был роман. С владельцем сети бензоколонок в Зеленограде и Солнечногорске.
Ему было за сорок, у него было трое детей — старшему исполнялось двадцать в декабре.
Насколько Женька созналась Владимиру Ивановичу — а тот спровоцировал разговор, дав взятку лифтеру и застряв с девушкой Друга из Бронкса в лифте на пару часов.
У них с бензоколоночником были платонические отношения. Это он подарил ей тот самый набор Tiffany amp;Co.
Разводиться он не собирался, но с Женькой общаться ему нравилось — поцеловать ее, покровительствовать — он тоже ждал, когда она повзрослеет и скинет юношеское оперение.
Они целовались несколько раз. Переписывались красивыми сообщениями.
Больше Женька Другу из Бронкса в последнее время не изменяла.
Я позвонила ей и назначила встречу. Хотелось найти поводок для сердца.
Она приехала взволнованная, в синем плаще — она выглядела по-весеннему, несмотря на неделю первоснежья.
— Я знаю, что ты меня не любишь, и поверь, это взаимно. И конечно же я мечтала бы, чтобы Друг из Бронкса женился на Хайди Клум, но есть одна загвоздка: любит он тебя. Прости его.
|
|
— Это он тебя ко мне отправил как дипломата?
— Нет, я сама. Помнишь, ты тут в лифте застряла? Ну это был подосланный дядька. Долго рассказывать. Я хотела узнать, не полная ли ты… Одним словом… — Мне безумно сложно давались подобного рода разговоры.
— Знаешь, а я рада, что у моего мужчины есть такой друг. Вряд ли кто из-за меня проверял бы Сашку. Хотя мы привыкли доверять людям.
— Вы, мы, что за деление — мы из одного теста слеплены. Да, Жень, ты сама его порядочно обманывала, так что хватит тут строить девственницу перед непорочным зачатием. Кстати, раз уж такая история, можно задать тебе только один вопрос?
Когда ты приняла от взрослого мужчины в подарок набор Tiffany amp;Co, о чем ты, черт возьми, думала? Ты же прекрасно понимала, что такие подарки не дарят просто так.
— Но он подарил мне его просто так. Он не просил меня ни о чем, я не спала с ним. Он даже не склонял — целовались, да. А секса не было. Ну а что мне было делать? Саша блядует по клубам, а я сижу дома? Что?
— Ты мстила ему?
— И да, и нет! И знаешь, отчасти почему я приняла подарок? Потому что среди вас, мажоров, мне тяжело. А с этим как-то спокойнее — как знак, что и у тебя за спиной кто-то стоит.
— А почему вы с этим мужчиной только целовались?
— Он знал, что Сашка у меня первый мужчина, и просто трахнуть и бросить не хотел, а разводиться и начинать что-то серьезное не намеревался. Да, он мне нравился, но не ты одна тут реалистка — я тоже в жизни кое-что понимаю.
— Ты зачем от Сашки ушла?
— Потому что не могу больше. Наши отношения не движутся — мы встречаемся три года, жить не живем, видимся редко, гарантий нет. Я живу, постоянно думая, что он от меня уйдет к какой-нибудь мажористой блондинке восемнадцати лет.
|
|
Я вспомнила Сашку (девочку) — ничего блондинистого, мажористого и тем более восемнадцатилетнего в ней не было.
— А мне кажется, что ты просто набиваешь себе цену!
Женька кивнула. Куда ей было деваться?
— Есть такое дело.
— У Сашки вон проблемы со здоровьем из-за тебя, руки в пятнах, гастрит, ты уж вернись к нему, пожалуйста! И запомни раз и навсегда: если он еще раз из-за тебя будет так переживать — я тебе руки оторву, и ты из Зеленограда больше чем на сто метров не выйдешь! — Я сама ужаснулась грозности своего голоса. — Вот. Смотри, какой парадокс. Так должны мужики за женщин заступаться. А ты посмотри, что творит с нами время.
Мне подумалось, что Макс обязательно бы за меня заступился, в любых слововыражениях и действиях. Он бы отстаивал мою честь до последнего. Вздоха. Выдоха. Интонации.
Мы выпили чашек по пять фруктового чая, и Женька поведала мне всю историю с бензоколоночником, понимая, что спустя пару лет и бутылку мартини я проболтаюсь Сашке. Но это будет «потом».
Мы садились по разным такси — я впервые ехала к Максу на работу, оттуда мы собирались вместе отправиться домой, но подумала, что неплохо было бы заехать по дороге к маме, да и просто прогуляться до нее по Арбату.
Так что я посадила Женьку в ту машину, которую поймала — в Зеленоград не каждая первая машина поедет.
Женька открыла окно и спросила:
— А у Сашки в последнее время кто-то был? Только скажи мне честно! Не ври мне, прошу!
|
|
— Только его правая рука!
В данной ситуации я точно знала, во чье спасение лгу. И какая цель оправдывала какие средства.
Есть та категория мужчин, через которую нужно просто пройти, нет — не мимо, обогнуть их или срезать жизненный путь не получится. Проходя через них, мы преодолеваем себя и становимся сильными. И только избранные остаются с ними навсегда.
Каждой девушке когда-то многое надоедает — ходить в лифчике, например, смотреть на градусники, облака перед выходом из дома, брать зонт, если погода нелетная, ну или на худой конец метлу, двадцать четыре часа в сутки выискивать нужный для счастья выгодный генофонд.
Захотелось начать жить с одним.
Я телеграфировала собственной жизни: «Сегодня я не выпущу из ушей Фила Коллинза зпт буду танцевать под дождем тчк отправилась на поиски дождя или капающего кондиционера вскл».
За голосом мистера Коллинза я пропустила четыре звонка с незнакомого номера, когда нашла капающий кондиционер, остановилась под вывеской обувного магазина на старом Арбате и сделала ответный вызов.
Трубку поднял мужчина, за тридцать — судя по голосу.
Мой любимый цвет. Мой любимый размер! Господи, я же без пяти минут замужем.
«Ненавижу мужчин по утрам!» — сказала бы сейчас моя мама.
— Утро доброе? — спросил голос на другом конце трубки.
— Если я скажу, что это не так, вы же мне не поверите! Чем обязана?
— Один ваш знакомый режиссер прислал мне ваш сценарий. Скажите, вы не хотели бы продать его?
Ну и зачем я только тогда оставила Эмилю свой ноутбук???
— Я не знаю. Он же незаконченный.
— Почему незаконченный, я прочитал — мне показалось, что дело только за диалогистами. У вас получилось одно — показать, что вы знаете, о чем пишете. И название мы хотели бы оставить ваше — «Гравитация» звучит очень выигрышно. Быть может, мы даже сохраним имена — и героя вашего отца будут также звать, Вячеслав Миронов.
— Странно, а мне говорили, что я не вижу сути вещей.
— Вас обманывали. Скажите, а мы могли бы встретиться?
— Да, конечно, когда бы вам было удобно?
— Прямо сейчас. Вы могли бы подъехать в ресторан «Небо»?
— Это бывший «Sky Bar»?
— Он самый.
— Дадите мне полчаса, чтобы доехать?
— Да, мы ждем!
Мои мечты начинали сбываться — может, вот-вот она — новая жизнь, где не нужно носить кофе или сидеть дома сутками!!!
Я посмотрела на мокрые от слякоти замшевые сапоги, на мокрые от капель с крыш волосы, на всю эту утреннюю драму, остатки которой стекали по моему лицу.
Знаете, в жизни каждой женщины бывает такой момент, когда у нее остается только один вариант развития событий — стать счастливой.
В одиночку достанется порция в два раза больше, повторяла я в мыслях, понимая, что Макс не разделит моего успеха со мной.
С неба капал первый зимний дождь, он убивал снег капля за каплей, я поскальзывалась и ускоряла шаг, снова поскальзывалась, оступалась и шла дальше. А так хотелось Нового года.
— Мам, а ты умеешь делать из чучела человека за пятнадцать минут? — крикнула я с порога.
— Легко, — сонно ответила мама, на другой бок переворачивается и засыпать снова не стала, а поднялась на постели, чтобы выслушать все мои кричащие в никуда фразы восторга.
Уже через двадцать минут я нарушала все правила дорожного движения, забыв дома все документы на мамину машину, и пользовалась правилами левостороннего движения — кажется, мне удалось построить свой Лондон.
Я подъехала: вот оно — мое Небо № 7. И до новой жизни осталось проехать лишь семь этажей на лифте, поправить прическу, улыбнуться, найти незнакомца по телефону, приложенному к уху.
За угловым столиком в креслах уютно и деловито сидели двое мужчин, один из них, тот, что небритый и курящий, махнул мне рукой.
Я подошла к ним как невеста к алтарю, с такой же радостью и приглушенной нервозностью.
— Я Гриша, — повторно представился мой собеседник, — а это Николай!
— Маша, — не знаю, зачем я представилась, вроде всем и так было понятно, что из всех присутствующих на встрече Маша — это я.
— Ну что, готовы попробовать себя как сценаристка в кино?
— Вы думаете, у меня все получится?
— Я думаю, у вас уже все получилось. У тебя все получилось, ничего, что я так на «ты» перешел?
— Мне даже приятно!
— И ты даже не спросишь, какой твой шкурный интерес?
Позвонил Макс. Это был первый раз, когда я не взяла на него трубку, просто выключив звук. Игнорировала светящееся имя.
— Мне было бы интересно, но это не главное.
— Будь ты сценаристом со стажем, мы предложили бы тебе десять процентов от бюджета картины, надеюсь, ты понимаешь, о каких суммах идет речь, но поскольку ты дебютантка, то в твоем распоряжении пять процентов. Поверь, это очень и очень круто.
У меня от этих цифр закружилась голова. Но на этот раз я приняла за вегетососудистую дистонию счастье, упавшее на меня в буквальном смысле слова с неба.
— А вы тоже в кино работаете? — спросила я Николая.
— Нет, хочу предложить вам книгу написать — выпустим одновременно с фильмом.
— Может, на «ты» перейдем?
— Я не против. — Он закурил сигарету, вальяжно и бережно прикурив и мне. — А ты в курсе, что она станет самой молодой писательницей? — спросил он Гришу.
— В курсе. Станет известной. И зазнается.
Если честно, я уже начала это делать, когда представила Сашку с Женькой, разглядывающих мое имя в титрах, Макса — читающего мой роман, и себя…
Мы обговорили детали, смотрели контракты, а потом просто болтали ни о чем.
— На что потратишь гонорар, уже придумала?
— Деньги сделают деньги!
Они улыбнулись моему ответу — видимо, он отличался от тех, что им предлагали прошлые авторы. И тут я уже хотела бежать и бронировать билет до Лондона…
Я что, любила Макса от безысходности?
Посмотрела на своих новых знакомых, на внезапно нагрянувшую весну посреди ноября, я решила чуть повременить — взять тайм-аут, посоветоваться с Максом, показать его юристам, маминым юристам…
Гриша ушел в уборную. Мы остались с Николаем вдвоем курить уже обеденные сигареты:
— Еще какое-то время назад я бы потратила все деньги, которые заработала, на билет до Лондона и продолжение образования там.
— Зачем? Ты написала учебную работу и за небольшое время довела до сценария. Только в России можно, ничего не имея за спиной, стать тем, кем даже не мечтал… Заплатив свою цену, преодолев силу гравитации и вылив дождь из слез.
От земли меня отделяли какие-то семь этажей, но я была на седьмом небе от счастья…
К сожалению, данный вид услуг предоставляется в обмен на горький опыт. И горьким шоколадом не откупиться от превратностей судьбы…
Последние полтора часа я любила себя так сильно и искренне, что забыла про Макса, который еще утром был мне жизненно необходим.
Рыбка на песке шевелила плавниками и чувствовала себя отлично.
Это я про себя.
Меня просили в кратчайшие сроки доработать сценарий и спрашивали, смогу ли я к Новому году переработать это в книгу.
Когда я проходила практику на небольшой английской киностудии, специализирующейся в основном на производстве сериалов и программ-розыгрышей, то полюбила дедлайны — в дедлайны перестаешь себя жалеть, уничтожение вопроса «зачем?», одним словом, почти совершенство бытия.
Макс был обижен. Он не понимал, почему нельзя было предупредить его заранее. Почему нельзя было написать короткое сообщение или выйти в туалет, чтобы поговорить с ним.
Если честно, я этого тоже до конца не понимала. Я даже не подумала об этом — настолько меня захлестнула волна сбывающейся мечты.
Я показала Максу контракт и попросила совета. Он отложил его в сторону и всячески игнорировал этот разговор.
— Знаешь, однажды я уже в подобной ситуации потерял любимую женщину и ребенка. Второй раз я не хочу. Поэтому выбирай: либо я, либо творческий кураж.
— Двум смертям не бывать, а одной не миновать, — прошептала я, — и в каком пьяном бреду я могла подумать, что можно иметь все?
— Маш, ты должна выбрать! Я просто знаю, чем все это закончится. Ты зацепишься на съемочной площадке — пойдешь работать, потом книги — это вечные редакторские правки и журналисты, ты перестанешь бывать дома, и все закончится. Мне нужна женщина, а не рабочая лошадь с прокуренными волосами!
— А если я просто продам сценарий и дальше все будет, как есть?
— Ты же прекрасно знаешь, что так не получится.
— Ты не понимаешь, я хочу быть для тебя идеальной, но я не хочу, чтобы меня постоянно пытались переделать — лепили из меня что-то. Макс, ты все равно бессменный житель моего сердца, но я ухожу, мне пока рано отдавать себя целиком… Я не готова. Утром я уеду.
Уход от мужчины — это как прыгнуть с парашютом, дни мучений и сомнений, много минут сдерживающего инстинкта самосохранения на выпаде — один решительный шаг и свобода.
Мой первый выход в открытый космос состоялся, да, вниз что-то тянуло, но мне абсолютно не требовался пол, чтобы стоять ровно.
— Я птица сильная! Птица гордая!
Раз уж отношения потерпели полное фиаско, я решила признаться и рассказать все про частного детектива.
— Знаешь, что ты сделала? — тихо сказал Макс. — Ты уничтожила все в наших отношениях. Я откладывал эти истории на потом — я был уверен, что расскажу их честно своей жене, когда мы будем вместе завтракать на веранде, да или просто сидя в пробках, когда ты как всегда будешь забираться с ногами на сиденье.
Макс не кричал. Не ругался.
— Хорошо, я наутро уеду.
— Давай я отвезу тебя домой прямо сейчас — ночь ничего не изменит. Знаешь, что самое странное, еще две недели назад женщина, которую я любил больше жизни, сломала свою карьеру, сфальсифицировав диагноз, и готова была целиком отдаться мне. Но я выбрал тебя. Из ответственности, потому что не мог бросить. Я хотел от тебя детей. А ты куришь в кабаках с мужиками…
— Я так и думала насчет ее диагноза. Так вот почему ты купил ей балетную студию.
— Это тебе тоже твой горе-сыщик сказал?
— Нет, это дошло до меня сплетней от мамы, которой рассказали Брушевские.
— Кто бы сомневался.
Макс закурил, смахнул снег, дождь и лед как на дне коктейля с лобового стекла. Попросил меня сесть в машину.
Я слышала лай соседского бернского зенен-хунда и не могла сдержать слез.
Наутро все пройдет. Наутро станет легче.
В моменты личной драмы работа спасает как никогда. Потому что, если бы сейчас не было работы, меня бы уже ничего не спасло и мои чувства порхали по комнате, как раненый попугай, все крича: «Позвони Максу! Вернись!»
Я любила его и любила себя. И эти две любви никак не могли ужиться.
Часть третья