Глава 2. Научные исследования

Контрольная работа по философии

на тему:

Философия Канта

Выполнил: Салихов М.А. Проверил: Соскин В.А. Уфа - 2001

Содержание

Введение...........................3

Глава 1. Краткая биография

Иммануила Канта...........4

Глава 2. Научные

Исследования..................5

Глава 3. Взаимодействие науки и нравственности..........12Глава 4. Вера и нравственность................17

Заключение...........................23

Список использованной

Литературы...............27

Введение

Воздействие философии на человека двойственно. Прежде чем предложить емудействительные знания, она разрушает массу фиктивных представлений, долгоевремя казавшихся действительным знанием. Прежде чем вызвать к жизни новыесредства практического господства над миром, она безжалостно дискредитируетинструменты фиктивного воздействия на реальность, надежность которых до порыдо времени ни у кого не вызывало сомнения.Философия разрушает ложную и наивную уверенность, часто не будучи всостоянии сразу предложить новую, столь же прочную, широкую, субъективноудовлетворяющую.На пороге XXI века наше общество находится на этапе глубоких социально-экономических преобразований, таким периодам свойственны переосмыслениелюдьми окружающего мира, возрождение старых и становление новых философскихучений, поэтому представляет интерес рассмотреть творчество великого философаИммануила Канта.

Глава 1. Краткая биография Иммануила Канта

Иммануил Кантродился в Прусском королевстве в 1724 году, в городе Кенигсберге, в семьемастерового - мастера седельного цеха. Окончил гимназию и Кенигсбергскийуниверситет. Поначалу работал домашним учителем, с 1755 года преподавал вКенигсбергском университете и лишь в 46 лет / в 1770 году/ получилпрофессорскую кафедру логики и метафизики /был деканом факультета и дваждыизбирался ректором университета. В ходе семилетней войны Кенигсбергбыл занят русскими войсками, а в 1794 году Иммануил Кант избирается членомРоссийской академии. Хотя книги Канта стали публиковаться в 70-егоды, широкую известность он получил лишь в последнее десятилетие XVIII века.Чувствуя, что начал дряхлеть, Кант оставляет преподавательскую деятельность, нопродолжает свои философские исследования. В 1804 году Кант умер. Онпохоронен в Кенигсберге /Калининграде/ на Острове Канта.

Глава 2. Научные исследования

Почти все исследователи древности с удивлением отмечали, что в такназываемые «донаучные» эпохи человек вовсе не чувствовал себя окруженнымнепознанным, проблематичным миром. Напротив, чем дальше заходим мы ввглубь истории, тем решительнее заявляет о себе мнимые всезнание. Такиеразные по методу и исходным установкам исследователи первобытного общества,как Шуртц, Тейлор и Леви-Брюль, единодушно признают поразительное«эпистемологическое самомнение» древних народов.Туземец «знает все»: нет такого вопроса, который бы поверг его в сомнение илипоставить в тупик. Окружающий мир может казаться ему враждебным, коварным,исполненным злого умысла, но он вовсе не существует для него в качественеизвестного. Туземец часто боится того, что в действительности незаслуживает страха (и в этом смысле его реакция на мир иррациональна),однако ему неизвестен страх перед непознанным. Учение Канта о целесообразности в органической природе с его достоинствами инедостатками выступают в противоречивом сочетании. Совершенно ясно,что, отрицая применимость к организмам принципа механической причинности вкачестве способа теоретического объяснения, Кант и в решении этого вопросастановится агностиком. Однако в кантовском отрицании принципамеханического объяснения целесообразных органических структур звучит и другой,принципиально не связанный с агностицизмом мотив, а именно критикаодносторонности и недостаточности механизма как метода, призванного объяснитьпроисхождение органических форм, но все же механизм для Канта остается идеалом. В то же время он с большой настойчивостью выдвинул перед философией и передтеорией познания вопрос о целесообразности форм органической природы. Он средкой проницательностью показал, что наука не вправе остановиться передзагадкой целесообразности и не может и не должна сложить перед ней оружиепричинного теоретического исследования и объяснения, однако агностицизм Кантапарализует ценные выводы из его работ. Кант указывает на необходимостьдополнить принцип механического объяснения теологическим принципом с внедрениемфизических методов в биологию. Успехи кибернетики убедительно показывают нам внастоящее время, насколько принципиален был Кант, защищая право все болееширокого применения к органической природе и к ее целесообразным структурамметодов физической причинности. Вера в то, что мир, а также личнаясудьба каждого уже познаны и надо только найти способ заполучить этовсезнание, составляет существеннейший аспект суеверия (оккультногомировоззрения). В систематической форме вера в наличие готовогоуниверсального знания входит в качестве обязательного компонента и влюбое развитое религиозное мировосприятия. Нарождающаяся наука вырастает вовсе не в атмосфере остро переживаемогонезнания. Напротив, она повсюду вторгается в царство уже сложившихсяуверенностей, утешительных видимостей, искусственно сглаженных противоречий.Наука приносит не знания вообще, а логически и эмперически удостоверенноезнание, в каждый данный момент охватывающее достаточно узкий круг явлений.Объем объяснений, которые она доставляет, просто не соизмерим с объемомпсевдообъяснений, которые она отбрасывает. И это ситуация не тольковозникновения науки, но и каждого нового значительного открытия. Прочноенаучное достижение можно сравнить с небольшим по размеру добротным зданием,окруженным руинами «спекулятивного города», обломками разного рода«времянок мыслей» (наивной уверенности и ложных упований), в которыхлюди могли чувствовать себя вполне уютно.Зависимость между научным знанием и мнимым всезнанием хорошо передаетсяконцепцией, рассматривающей всякое фундаментальное теоретическое положениекак род запрета, наложенного на известные практические ожидания (какустановление новой области неразрешимых задач).Основные законы наук - как естественных, так и социальных - почти всегдамогут быть переведены в форму негативных норм, указывающих, чтонельзя сделать и на что нельзя уповать. Классическая механика наложилавето на широкую область практических мечтаний (например, на надеждусоздать вечный двигатель). Химия заставила расстаться с радужными ожиданиямив отношении алхимических опытов. Научная теория общества наложила запретна утопические проекты молниеносной перестройки существующей социальнойорганизации.Развитие науки есть в этом смысле процесс отрезвления человеческого ума,открытие все новых свидетельств объективной неподатливости бытия, всеновых областей невозможного на данном уровне развития знания и практики.Объем разрушенных иллюзий всегда на много превышает объем техдостоверностей и реальных возможностей, которые наука в данный моментдоставляет. Мало того, разрушительная работа, которую наука производит поотношению к уже существовавшему донаучному знанию, обычно оказывается тембольшей, чем значительнее ее созидательный конструктивный вклад вчеловеческие представления о мире.Чтобы конкретнее понять эту зависимость, важно учесть, что нет никакогопредустановленного соответствия между проблемами, заботами, чаяниями,стоящими на переднем плане обыденного сознания (являющимися для людейпервоочередными), и теми проблемами, которые раньше всего решаются наукой(становятся первоочередными по имманентной логики развития научногознания). Испокон веков первейшей потребностью человека была легко добываемаяпища. Отсюда вечное чаяние дешевого (дарового) хлеба, которомусоответствовали религиозные обетования, выраженные в легенде о «манненебесной», о «многих тысячах накормленных пятью хлебами» и т.д. Однакоот возможности радикального научного вмешательства в производствопищевых продуктов, которое повело бы к резкому их удешевлению,общество еще и сегодня стоит далеко. Практическая история науки начинается нес вопроса о хлебе, а с вопроса о механизмах и двигателях - с обоснованиятехнической цивилизации.Возможно, люди пожертвовали бы бесчисленными завоеваниями в этойцивилизации, если бы взамен им предложили «три чуда»: препарат,излечивающий от всех болезней; предприятие, синтезирующее пищевыепродукты из неорганических веществ; и метод обучения, гарантирующий полноеразвитие всех задатков ребенка. Но именно эти ближайшие для самогочеловека чаяния являются для науки наиболее отдаленными итрудноосуществимыми.Научное исследование непременно дает ответы на жизненно-практические вопросы,однако до поры до времени не на те, которые связаны с первичнымипотребностями индивидуального существования и с фиктивного обеспечениякоторых начинала донаучная техника «воздействия на реальность» (заклинание,молитва и т.д.).Но существует сфера, в которой «рассогласование» между наукой и обыденнымсознанием является еще более значительным (строго говоря, абсолютным). Этосфера индивидуальных жизненных решений и выборов. Из поколения в поколениемиллионы людей в неповторимо-личном контексте повседневного опыта задаютсявопросом следующего типа: «Умру ли я от этой болезни или выживу?», «Стоитли мне жениться на этой женщине?», «Следует ли в данном случае возбуждатьуголовное дело?» и т.д. На подобные вопросы (а в определенные моментыжизни они целиком занимают человека и часто доводятся им до философскизначимых альтернатив) научное исследование никогда не сможет датьответа. И не из-за неповторимого содержания, которое предполагается каждымиз них. Для науки неприемлема сама всеобщая форма этих вопросов,восходящая к оккультному и религиозному мировоззрению, а именно:«Какова моя судьба?» и «Стоит ли мне на это решаться?»В первом случае невольно предполагается, что жизненный путь человекаможет быть чем-то независимым от его свободных решений. Во второмвыражается надежда на то, что результаты еще не принятого решения(возможно, оно и не будет принято) уже можно знать - «иметь перед глазами»- в качестве чего-то совершившегося. Отвечать на вопросы, неявновключающие в себя это предположение и эту надежду, наука не имеет права.Потребность в прорицании, за удовлетворением которой люди испокон вековобращались к гадалкам, предсказателям, астрологам и толкователям снов,наука не просто не может, но категорически отказываетсяудовлетворить. Всякую попытку проведения она обличает как шарлатанство, иместо этого фиктивного знания, помогавшего человеку бежать от собственнойсвободы, оставляет пустым.Тем самым наука, как это ни парадоксально, делает жизнь трудной именно дляблагоразумного, расчетливо-осмотрительного человека, ибо ставит его передлицом неопределенности конкретных ситуаций и требует, чтобы он принималрешение свободно, автономно, не дожидаясь ни земной, ни потустроннейподсказки.Итак, наука несет человеку не только новые знания и возможности, но ивпервые родившееся осознанное незнание - понимание того, чтосуществует объективно невозможные события, практически неразрешимыезадачи, неопределенные жизненные ситуации.Это вовсе не означает, однако, что осознанное незнание сразу становитсямассовым достоянием.Обыденное сознание уходит своими корнями в донаучный опыт; его общаяструктура сложилась в эпохи, когда человек чувствовал себя «паствой»,существом, находящимся под опекой потусторонней силы, для которой несуществует ни неразрешимых задач, ни непредвидимых событий.Из сознания подопечности, соответствовавшего определенным социально-историческим условиям, выросла привычка по всякому поводу запрашиватьответ, который непременно имел бы форму наставления, провозвестия,предостережения (словом, форму готового, как бы через откровение полученногознания).Эта привычка переживает саму веру в сверхъестественное и продолжаетсуществовать в головах людей, которые уже не могут серьезно относится ни кперсонажам религиозных мифологий, ни к чудотворцам, гадалкам,предсказателям. Запрос на прорицания и чудеса предъявляется теперь самойнауке. От нее ждут в принципе (по типу знания) того же, чего прежде ждалиот мистики, астрологии и черной магии, то есть свидетельств «возможностиневероятного», утешительных провозвестий, рекомендаций, которые избавлялибы от опасностей личного выбора и т.д. Перенос на научное исследованиегносеологических ожиданий, развившихся внутри оккультного и религиозногомировоззрения, образует основу идеологии сциентизма (веры в науку как вчеловеческого пастыря).Стихийно складывающиеся сциентистские установки массового сознаниянаходят поддержку в максималистских концепциях, выдвигаемых философиейнауки, а иногда и самими учеными, - в теоретическом сциентизме.Зародившийся в недрах просветительской идеологии и получивший развитие впозитивизме Конта, Гексли, Лестера Ф. Уорда и некоторых современныхзападных философов теоретический сциентизм признает науку решающей силойпрогресса, новым демиургом, орудиями которого постепенно делаютсясоциальная организация и составляющие ее индивиды. Предполагается, чтосоображения каждого человека к пониманию того, что вопросами, по которымеще нет теоретической инструкции, вообще не следует задаваться: всякуюпроблему, не подлежащую компетенции науки, люди должны считать«псевдопроблемой». Лишь после того как они расправятся с неустранимойсубъективностью своих личных забот, тревог и ожиданий, будет достигнутосостояние эпистемологической святости и блаженства, когда на всякий вопроснайдется готовый научный ответ и всякое дело станет затеваться наосновании предсказания об его успешности.Нетрудно заметить, что программа теоретического сциентизма и ожиданиясциентизма стихийного, с одной стороны, резко противоречат друг другу, содной стороны - находятся в удивительном созвучии. Оба признают, что наукадолжна быть пастырем, а люди паствой; оба полагают, чтоиндивидуальная проблема только тогда проблема, когда есть надеждаудовлетворить ее с помощью готового знания; оба желают, чтобы решения ивыбор человека непременно опирались на надежные познавательные гарантии.Ложное единство наука и обыденного сознания в рамках сциентистскойидеологии может быть разрушено лишь в том случае, если наука откажетсяот мессианизма, а обыденное сознание примет познавательную ситуацию,с которой на деле сталкивает его научное исследование. Последнеепредполагает готовность человека действовать на свой страх и риск, поступатьопределенно в условиях неясности, когда во внешнем мире недостаетнеобходимых целевых ориентиров.Но откуда может взяться подобная готовность? Человек обладаетспособностью «не впадать в поведенческую неопределенность перед лицомпознавательных неопределенностей», потому что в нем самом, как индивиде, естьсвоего рода гироскоп, оси которого сохраняют свое постоянное направление прилюбых изменениях внешнего смыслового контекста жизни. Это моральноесознание, устойчивые внутренние убеждения, выкованные в самых крутыхпеределках истории. Наука, свободная от сциентистских предрассудков,предполагает наличие в индивиде этого сознания и, более того, апеллирует кнему.