Как и другие народы в Америке и остальном мире, команчи с давних пор практиковали захват пленников в соседних обществах. Еще до прихода испанцев в 16 веке на юго-запад нынешних США, туземцы имели стойкую привычку порабощать людей из враждебных групп. Педро де Кастанеда - хроникер Энтрада Коронадо, еще в 1540 году упоминал о пленных равнинных индейцах, которые находились на положении рабов в пуэбло Пекос. Первые испанские записи о команчах в начале 18 века указывают на то, что объединенные военные отряды ютов и команчей атаковали различные группы равнинных апачей, убивая мужчин и захватывая женщин и детей. К тому времени команчи уже преобразовались в конных кочевников, получив первых лошадей около 1700 года.
У команчей имелось, по крайней мере, шесть причин для захвата пленников: замена умерших родственников или количественное их увеличение (например, через брак); для помощи в повседневных делах лагеря; для дальнейшей продажи; для повышения престижа, статуса и властных полномочий похитителей; для использования в качестве разменной монеты в дипломатии.
Всё это применимо в отношении пленников команчей и в 19 веке. Команчские родственные связи обуславливались родословной обеих сторон и билокальным проживанием, что давало каждой малой семье достаточное количество родственников, на которых можно было опереться. При этом команчи жили относительно небольшими общинами, члены которых были кровно связаны друг с другом, и поэтому пленники команчей предназначались для породнения со своими похитителями через брак или усыновление. Следовательно, захваченные женщины в перспективе являлись брачными партнерами, посредством которых можно было расширять родственные связи. Усыновленные мальчики могли, в итоге, заменять погибших или умерших от болезней воинов, что помогало бы избегать военного ослабления той или иной группы.
В испанских источниках 18 века достаточно ссылок на захват команчами женщин и детей: Вальверде Коссио -1719 год;Бустаманте-1724 год; Портильо Уррисола-1761; Велес Качупин-1762; Мендинуэта-1768. Бустаманте писал в 1724 году, что по мере продвижения на юг, многочисленные военные отряды команчей атакуют лагеря апачей, убивая мужчин и захватывая женщин и детей. В 1761 году Портильо Уррисола сообщал, что команчи убили пятнадцать испанцев и захватили более пятидесяти во время нападения на изолированное испанское поселение вблизи пуэбло Таос. Велес Качупин в 1762 году упоминал, что две апачских женщины бежали из лагеря команчей и пришли в пуэбло Пекос, где заявили, что команчи собираются напасть на пуэбло Таос, убить там всех мужчин и забрать женщин и детей.
Захваченные женщины часто становились женами своих команчских похитителей, часто в рамках полигиничных браков. Испанец, проведший в 1750 году четыре месяца с одной из групп команчей, позже написал, что каждый команчский мужчина имеет столько жен, сколько может содержать, включая женщин, захваченных во время военных действий. Аналогично этому, Велес Качупин, губернатор Новой Мексики, писал, что «главное, к чему стремятся команчи, это изобилие женщин, которые рожают столько детей, сколько смогут, и они похищают их у других народов, чтобы увеличивать в численности собственный». По его наблюдениям, каждый мужчина команч имел от трех жен и больше, в зависимости от своих способностей и успехов. В 1786 году Качупину вторил техасский губернатор Доминго Кабельо, сообщая, что восточный команч женится на стольких женщинах, скольких может содержать, и «относится к ним с изрядной долей грубости и неприветливости, будто они какие-нибудь рабыни». Согласно Уоллесу и Хебелю, этнографам команчей, команч мог иметь до шести основных жен, плюс много второстепенных жен из числа пленниц.
По наблюдениям агента Татума, в начале 1870-х годов полигиния была по-прежнему общей практикой среди команчей: «Индеец с двумя или тремя женами объясняет это тем, что одна из них может заготавливать дрова, а другая в это же время будет ухаживать за пони, и тогда ни одной из них не придется тяжело трудиться. И если одна из них умрет, он не будет ни крайне огорчаться, ни чувствовать себя одиноким».
Тем не менее, команчи больше захватывали мальчиков, более половины всех пленников. В частности для того, чтобы восполнять быстро редеющие ряды воинов. Редко, кто из мужчин команчей доживал до старости, и быть убитым врагом в бою считалось более почетным, чем уход по естественным причинам. Старый мужчина имел право пойти с военным отрядом, чтобы погибнуть в сражении, а не скончаться от дряхлости. Подобное можно вполне отнести к двум семидесятилетним команчским капитансильос (предводители на уровне рейдового отряда), которых звали Панса Редонда (Круглый Живот) и Мана-напа, или Охо Бланко (Белый Глаз). Оба они были убиты 13 февраля 1854 года мексиканскими солдатами в сражении в Каньон-дель-Эспириту-Санта, штат Дуранго.
Также мужские пленники были нужны в качестве бесплатной рабочей силы. Согласно команчскому информанту Ташуде (1933 год), его соплеменники в 19 веке усыновляли мальчиков, а более взрослых мужских пленников, если не убивали их сразу, то делали рабами, затем используя их как слуг при домохозяйствах, при уходе за старыми и больными людьми, носильщиками при перемещениях лагеря, что облегчало труд женщин, ведь мужчины команчи занимались исключительно охотой и войной.
Согласно Атаувичу (1933 год), информанту из команчей-куахада, торговля пленниками была древним обычаем команчей, кроме этого, пленники служили для мужчин команчей средством прироста их личного богатства, возвышения в обществе и увеличения политического могущества. Лидерских позиций можно было достичь только через значительные материальные ресурсы: бизоньи шкуры, военная добыча - пленники, лошади. Мужчина команч завоевывал авторитет в основном через его военные подвиги. Среди тетон-сиу захват детей из враждебных групп считался меньшей военной доблестью, чем прикосновение к живому врагу, но команчский воин, которому удалось захватить кого-либо из врагов при опасных обстоятельствах, удостаивался специальной церемонии: остальные члены военного отряда образовывали круг вокруг кучи бизоньих навозных лепешек и успешный налетчик верхом протаскивал за собой своего пленника через навоз, разбрасывая его в стороны. Затем он рассказывал о своем подвиге, то есть, при каких обстоятельствах пленник был захвачен. Так называемый «танец трубки», который команчи проводили при возвращении в племя, как раз обуславливался «захватом врага в войне». Например, военный отряд команчей захватил женщину ютов с её верховой лошадью, при этом не потеряв никого из своих. Это считалось подвигом, достаточным для проведения победного танца. Захват женщин и детей был, конечно, признаком доблести того или иного воина, но месть являлась отправной точкой организации большинства команчских военных отрядов, и кайова, тоже. Но и пленники порой расплачивались своими жизнями за понесенные военным отрядом потери.
В англо-американских повествованиях о неволе в 19 веке часто говорится о том, что команчи обычно насилуют похищенных женщин, но примеры подобного отношения к пленницам на самом деле редки, и касаются поведения отдельных лиц, которые действовали по собственному разумению, а специально это не санкционировалось обществом в целом. Очень маловероятно, что команчи могли подвергать себя значительной опасности, чтобы удовлетворять свои сексуальные потребности.
Часто команчи использовали пленников, чтобы выторговать лучшие для себя условия по итогам того или иного мирного договора, часто пленники в таких случаях освобождались в качестве знака доброй воли. Например, когда в 1786 году лидеры команчей обсуждали условия мирного соглашения с Ансой, губернатором Новой Мексики, один из них, по имени Тосапои, передал ему человека по имени Алехандро Мартин, который уже одиннадцать лет был невольником команчей.
В иных случаях команчи обменивали пленников на собственных захваченных врагом соплеменников. Например, в 1872 году команчи прибыли в форт Силл, чтобы обменять их пленников на своих родственников, которые были незадолго до этого захвачены армией США.
Сокращение общей численности команчского населения в результате эпидемий тоже стимулировали увеличение рейдерства и, соответственно, захват пленников. Ряд ученых (Тэйт, Кавана, Брукс и др.) доказали это в своих работах. А эпидемии черной оспы, по крайней мере, десять раз разоряли Южные Равнины между 1730 годами и 1860-ми: в 1737-1739 годах; 1750; 1762-1766; 1780-1781; 1800-1802; 1815-1816; 1831-1832; 1839-1840; 1848-1850; 1861-1862. Кроме этого, команчи сильно страдали от вспышек холеры, которые особенно много жертв собрали в 1849 и в 1867 годах. А ведь была еще корь и другие европейские болезни. Хотя, всё же, это в основном касается событий 19 века, так как в 18 веке больший ущерб северу Новой Испании наносили апачи, а не команчи. Последние, напротив, с 1780-х годов играли роль союзников испанцев в их борьбе против апачей. В 19 веке первый рейдовый взрыв произошел после эпидемии черной оспы 1815-16 годов, когда умерло более 4000 команчей. Резкое увеличение рейдов, и соответственно опустошений от них, произошло в 1840 и 1841 годах, после эпидемии черной оспы 1837-1840 годов. Также рейдовая деятельность была предельно активной с 1849 по 1852 годы, и снова после эпидемии, - ужасной вспышки холеры 1849-50 годов.
Спрос на шкуры и лошадей ради торговли тоже способствовал повышенному спросу на пленников, так как требовались дополнительные пастухи и работники на обработке шкур. Это являлось одной из главных причин захвата команчами рабов из равнинных апачей в 18 веке.
Имеются документальные подтверждения росту лошадиных табунов у команчей в 18 веке. Испанский солдат по имени Франциско Хавьер Ортис, кто в 1786 году был гостем команчского лагеря, состоявшего из тридцати палаток, позже сообщил, что там было около 330 человек, и из них 105 мужчин имевших 900 верховых лошадей, в том числе пять табунов кобыл с жеребятами до трех лет. Этих кобыл команчи использовали для разведения мулов или жеребцов. Ортис не смог посчитать количество лошадей в других ранчериях, которые он посещал, так как табуны были сильно рассеяны, но был уверен, что их было, если брать в пересчете на одну палатку, столько же. Он посетил восемь ранчерий, которые в целом насчитывали около семисот палаток: много меньших групп отделялось от основного лагеря. И Ортис считал, что на каждую приходилось в среднем тридцать верховых. Таким образом, видно, что в 1786 году восемь ранчерий команчей имели 21000 верховых лошадей.
Дэвид Барнет, кто посещал команчей в 1820-х годах, писал, что наиболее предприимчивые и трудолюбивые из них имели от ста до трехсот голов мулов и лошадей. В 1830 году Жан-Луи Берландье установил, что среди команчей самые бедные члены племени имеют, каждый, от шести до восьми лошадей, а самые богатые от тридцати до сорока, плюс около десятка мулов. В 1849 году капитан Рэндольф Марси сообщал, что многие команчи являются собственниками от 50 до 200 голов лошадей и мулов, а человек, владевший всего двадцатью лошадьми, считался бедным. Но 19 июня 1849 года Марси посетил в Новой Мексике лагерь команчского вождя по имени Исакиипу, или Волчье Колено, в котором он насчитал триста человек и всего 2300 лошадей и мулов, то есть, только чуть больше семи голов в перерасчете на каждого человека.
Индейский агент Уитфилд в 1856 году насчитал на 400 палаток 800 взрослых мужчин, включая 600 воинов, и 1200 взрослых женщин, и этот лагерь имел 20000 лошадей, что составляло, как видно, 50 голов на палатку. Согласно Ричардсону, в 1867 году куахада-команчи, насчитывавшие тогда 1500 человек, имели до 15000 лошадей и 300-400 мулов.
Другим побудительным мотивов к захвату пленников был постоянно растущий спрос на шкуры. Для команча доход от торговли шкурами напрямую зависел от количества пленников, их обрабатывающих. Джордж Бент, шайенский метис, указывал на то, что в середине 19 века шайены, арапахо, команчи, кайова и равнинные апачи были включены в разраставшуюся торговлю лошадьми и шкурами, которая сконцентрировалась в форте Бента в верхней долине реки Арканзас. Эта торговля побуждала команчей и кайова к резкой активизации своей рейдовой деятельности в северной Мексике. Согласно Бенту, команчи, кайова и равнинные апачи возвращались с южной стороны Рио-Гранде с таким количеством лошадей, что каждому индейцу просто необходимо было иметь два-три пеона для ухода и наблюдения за табунами.
Поэтому эти племена и захватывали больше лиц мужского пола: мальчики от пятилетнего возраста использовались как пастухи. Ну а захваченные девочки предназначались для дальнейшей женитьбы на них, или в качестве работниц по выделке шкур.
Еще в 1820-х годах англо-американцы установили несколько факторий с целью торговли с команчами, что привело к эскалации последними истребления животных ради шкур. Основные центры такой торговли находились в двух «фортах» Томаса Джеймса; на посту Шото и в Кэмп-Холмс; а также несколько фортов братьев Бент на Арканзасе, и их же «деревянный» и «глиняный» посты на реке Канейдиан; посты Коффи и Уоррена на Ред-Ривер и пост Торри на реке Бразос. Согласно сообщению Уитфилда от 1856 года, в общей сложности 3200 команчей проживали на тот момент в верховьях реки Арканзас, и они ежегодно убивали предполагаемые 30000 бизонов, 1000 лосей, 2000 оленей и 500 медведей. Значит, возрастающая роль команчей в торговле шкурами, требовала рост числа пленников для их обработки.
С самых первых сссылок на команчей мы видим, что их пленники сами по себе являлись товаром. Хоть и немного, но имеются подтвержения того, что военные отряды команчей выходили как раз с целью дальнейшей перепродажи пленников. Это произошло, когда сами евро-американцы начали выкупать своих пленников, что и послужило мощным стимулом для их захвата команчами и кайова. Во время переговоров, предшествовавших мирному соглашению 1865 года на Литтл-Арканзас, часть дискуссии сфокусировалась на освобождении пленников. Допустив, что не прибывшие на совет группы команчей удерживают у себя троих пленных, Куенахеви -лидер присутствовавших команчей - посоветовал кайова привести имевшихся у них пленников, так как «белые люди дадут вам лошадей и другие вещи за них; вы первыми отдайте пленных и они дадут вам одеяла, ткани и заключат договор».
В испанский период увеличение захвата пленников в Новой Мексике тоже происходило из-за введения политики «рескате», или выкупа. Наряду с выкупом христиан, испанцы спровоцировали захват языческих индейцев, когда начали и за них предлагать выкуп, согласно принятому ими в 1681 году закону под названием Рекропиласьон, который провозгласил, что католики обязаны выкупать индейцев захваченных в межплеменных войнах с дальнейшей их христианизацией, а это очень сильно мотивировало команчей на всё новые и новые захваты и дальнейшую продажу пленников в Новой Мексике. Но это не только команчей касалось, там все группы занимались захватом невольников.
Очевидно, «рескате» получила весомую поддерждку извне в 1694 году, когда навахо убили пленных пауни после того, как испанцы отказались их выкупать. В конце концов, практика выкупа в Новой Мексике стала центральной в интенсивной торговле, которая связывала индейцев пуэбло, испанцев и индейцев-кочевников. Были учреждены королевские фонды, и собиралась милостыня на выкуп пленников, которых в противном случае ждала смерть от рук их похитителей. Губернатор Новой Мексики нес личную ответственность за «рескате», и он должен был убеждаться в том, что выкупленные «индиос барбарос» отданы определенному испанскому лицу, взявшему на себя обязательство по преобразованию и испанизации бывших пленников, и чтобы никто их не обижал.
Личности, выкупаемые в Новой Мексике у команчей и других бродячих индейцев, в основном захватывались во время межплеменных столкновений, и по большей части это были дети и молодые женщины, редко когда взрослые мужчины. Как уже говорилось, новомексиканцы выкупали их с целью дальнейшей христианизации, ну и руководствуясь более приземленным интересом в использовании их в качестве семейных слуг и пастухов их домашнего скота. Иногда команчи перепродавали и испанцев, первоначально захваченных другими племенами или другими команчскими группами.
В начале 18 века выкуп осуществлялся на традиционных ярмарках пуэбло. В то же время, отдельные новомексиканцы занимались незаконной поставкой индейских рабов в испанские шахты на юг Новой Испании. Пуэбло Таос, Пикурис, Пекос, Салинас и округ Калистео были центрами такой торговли. Постепенно центр работорговли переместился в пуэбло Пекос и Таос. В 1723 году, Хуан Доминго де Бустаманте, губернатор Новой Мексики, официально санкционировал такую ярмарку в пуэбло Таос.
Политика «рескате» повсеместно проводилась в жизнь в Новой Мексике на протяжении всего испанского периода, а в 19 веке она была трансформировалась в уже незаконную, но от этого не менее широко распространенную торговлю людьми,-как в Мексике, так и в Техасе.
Следствием команчи-испанского договора от 1786 года стало возникновение неофициальных торговых отношений между лидерами команчей и новомексиканскими коммерсантами, или «команчеро», которые посещали лагеря команчей. Начиная с конца 18 века, ярмаркам в пуэбло пришла на смену торговля с команчеро, и, при этом, новомексиканцы оставались наиболее надежными партнерами команчей в скупке пленников. Несмотря на меры испанских властей по контролю над такой торговлей, испанцы и индейцы пуэбло продолжали совершать свои незаконные поездки по лагерям апачей, ютов и команчей.
Итогом мирных команчи-испанских договоров середины 1780-х годов стало то, что не только новомексиканцы, но и испанские общества в Техасе, Чиуауа, Коауиле, Новом Леоне и Тамаулипасе оказались глубоко вовлеченными в торговлю с команчами. Некоторые общества на протяжении большей части 19 века являлись центрами выкупа пленников (главным образом, мексиканцев), захваченных команчами и другими индейцами. Из них два города: Сан-Карлос в Чиуауа (современный Мануэль Бенавидес) и Рио-Гранде в Коауиле (современный Гереро), - вероятно, были наиболее важными пунктами команчской торговли живым товаром южнее Рио-Гранде. Подобная практика в первую очередь способствовала беспощадному рейдерству.
Итак, в самом начале 18 века команчи были искушены рынками Новой Мексики, которые играли первостепенную роль в торговле пленниками. Согласно Педро де Ривере, в 1720-х годах торговые товары команчей в Новой Мексике включали выделанные кожи, бизоньи шкуры, а также молодых индейцев, которых они захватывали. Пожилых не было, потому что таких пленников они убивали на месте. Велес Качупин, губернатор Новой Мексики, в 1750 году сообщал, что команчи посещают ярмарки в Таосе, чтобы торговать шкурами и индейцами других наций, которых они порабощают в результате военных действий. Также он предполагал, что не выкупленных пленников команчи попросту убивают. Из всего этого видно, что команчи целенаправленно захватывали людей с дальнейшей их продажей или обмена в Новой Мексике. В июле 1751 года группа команчей прибыла в Таос, чтобы заявить о решении в пользу мира от лица их лидеров, которые «задерживаются с приходом до опадения листьев с тополей, когда они соберут добычу и пленников для продажи». В 1770-х годах компонентами команчской коммерции в Таосе были бизоньи шкуры, лошади, мулы, огнестрельное оружие и пленники, - всё это обменивалось на конские сбруи, иглы, ножи, красные одежды и маис. В ноябре 1773 года Перамас так сообщал: «Одиннадцать языческих индейцев, вместе с двумя христианами - мальчиком и девочкой, которые первоначально были захвачены апачами в провинции Коауила - были выкуплены в пуэбло Таос у двоих команчей». Он же писал, что в том же 1773 году «другие команчи двенадцатого ноября продали трех языческих девочек в том же пуэбло». 27 июня 1774 года, согласно Мендинуэте, команчи «продали шесть индейских детей в пуэбло Таос». Есть еще три сообщения о выкупе пленников команчей в этом пуэбло: в июне 1768 года, в июне 1781, и в 1783.
Согласно Велесу Качупину, к 1750 году пуэбло Таос стал привычным для команчей местом, где они сбывали шкуры и индейцев других племен, которые были их пленниками, в обмен на кобыл, мулов, большие ножи и различные безделушки.
В 1761 году Отец Педро Серрано в сообщении к своему францисканскому руководству осуждал практику подобной новомексиканской торговли: «Если быть кратким, то здесь имеется всё возможное для торговли и обмена с этими варварами (команчами и другими племенами) на оленьи и бизоньи шкуры, и что печально, так это обмен на индейских рабов - мужчин и женщин - молодых и не очень: великое множество обоих полов, являющееся золотом и серебром, и богатейшим кладом для губернаторов, которые первыми жрут с этого стола, остальным достаются только крохи».
Захваченные женщины ценились выше, чем мужчины. Отец Атанасио Домингес оставил сообщение с перечислением того, что обменивалось на ярмарках в Таосе в середине 1770-х годов. Из этого видно, что цена варьировалось в зависимости от личности продаваемого: «Индейская девушка от десяти до двадцати лет: за нее даются две хороших лошади и некоторые безделушки впридачу; также короткий плащ, попона с красными отворотами, или самка мула и алый покров, или другие вещи. Раб мужского пола стоит меньше».
15 марта 1850 года индейский агент в Новой Мексике Джеймс Калхун так сообщал уполномоченному по индейским делам: «Значимость пленников зависит от возраста, пола, красоты и полезности. Хорошо выглядящие женщины до преклонного возраста, оцениваются от пятидесяти до ста пятидесяти долларов за каждую. Мужчины, если они могут быть полезными, стоят половину этого, никак не больше».
Такое различие в стоимости указывает на то, что превалировала потребность именно в девочках и женщинах детородного возраста, то есть, в тех, кто мог работать и давать потомство, - сейчас или в перспективе; и, конечно, дети выходили на первый план, так как они были более послушны, чем взрослые мужчины, и легче аккультурировались. В 19 веке команч мог получить всего одну лошадь или одну голову крупнорогатого скота за мужчину или мальчика. Согласно Атаувичу (1933 год), информанту из команчей, женщину было гораздо легче продать, чем мужчину.
Несмотря на попытки испанских и мексиканских властей, а позже и американских, подавить торговлю пленниками на Юго-Западе, или хотя бы поставить её под свой контроль, она почти полностью управлялась кем-либо на местах: «приняв вид жизнеспособной альтернативы и прочного барьера по отношению к свободному капиталистическому труду». Джеймс Калхун в 1850 году так охарактеризовал ситуацию, сложившуюся с продажей индейских пленников в Новой Мексике: «Пленники, - как индейцы, так и мексиканцы, или недавно находившиеся во владении кого-либо, - покупаются и продаются как пеоны, и могут быть освобождены из рабства только когда за них будет заплачена сумма, которую потребуют их хозяева. Никто из мексиканцев, или индейцев, не имеет ничего против выкупа своего родственника. Пеон - это другое название рабов - так, как оно понимается в наших южных штатах. И при этом система пеонажа не ограничена рамками какой-то одной человеческой расы. Все цвета и языки подвержены воздействию её правил, раз уж эти правила приняты на этой территории».
Калхун сетовал своему начальству на то, что торговля пленниками является настолько древней практиков в Новой Мексике, что она не считается чем-то неправильным, и «покупатели не готовы по своей воле отпускать пленников, если им не выплачена за них требуемая сумма». С самих первых перемирий между команчами и испанцами, в их условия обязательно включался пункт, оговаривающий выкуп пленников. В октябре 1785 года восточные команчи достигли мирного соглашения с испанцами, и третий его пункт обуславливал то, что «команчи должны брать под опеку любых испанских пленников, которых, возможно, им придется возвращать испанцам, и никакой другой нации». К 1788 году, в дополнение к команчи-испанскому договору 1786 года, было согласовано, что «команчи должны освобождать любых апачских пленников, которых они взяли в войнах, в обмен на нормальных лошадей, - небольшое их количество, и два больших ножа, - за каждого, независимо от пола и возраста».
Конкурентоспособность языческих индейцев среди разных слоев испанского населения на контролируемых ярмарках менялась из-за заключения в то или иное время шатких союзов между испанскими властями и многочисленными не испанизированными индейскими группами, окружавшими Новую Мексику. В крестильных и погребальных книгах церковных католических приходов Новой Мексики, в период с 1694 по 1875 годы имеются более 6000 записей, относящиеся к индейцам, которые не находились под контролем любой миссии, с указанием соответствующей племенной группы. Кого там только нет: апачи, навахо, хумано, таовэйя, пауни, кайова, вичита, кроу и юта с пайютами. Среди перечисленных племен никогда не было ни одной испанской миссии, а значит, подавляющее большинство людей, попавших в церковные записи, оказывались в Новой Мексике в качестве пленников, и группы команчей как раз занимали промежуточные позиции между этими племенами и Новой Мексикой, что указывает на их посредничество в торговле пленниками.
Также команчи в 18 веке команчи сбывали в Луизиане французам захваченных индейцев из племен, живших восточнее их территории. Вероятно, большинство пленников команчей попадали в Луизиану через посредников не из команчей. И лишь иногда коммерсанты, торговавшие с команчами, получали таких пленников непосредственно от команчей. Французские торговцы выкупали женщин, захваченных из равнинных племен, у соседних омаха и понка, чтобы затем использовать их на обработке шкур. Многих своих испанских пленников команчи продавали в 18 веке индейцам таовэйя и другим группам вичита, которые проживали восточнее Команчерии, и, главным образом, это происходило в то время, когда из-за войны с испанцами, команчи не имели доступа на новомексиканские ярмарки. В 1750 году, Фелипе де Сандоваль, испанец, который жил среди команчей несколько месяцев, сообщил, что двадцать таовэйя и два француза находились пять дней в одном из команчских лагерей, торгуя там мушкетами, топориками, стеклянными бусами, боеприпасами, бизоньими шкурами, лошадями и рабами.
Согласно свидетельским показаниям Розы Марии Вальдес, которая была одной из пятидесяти четырех испанок, захваченных команчами во время набега на окрестности Таоса в 1760 году, команчи продали двадцать три из них хумано (таовэйя) и французам.
В 1775 году, по крайней мере, одна испанская женщина, уроженка Новой Мексики, находилась в жилище лидера таовэйя, который сказал индейскому торговцу, что купил её у команчей. Де Мезьер сообщал 19 апреля 1778 года, что «десять испанцев из Новой Мексике - обоих полов и разного возраста - живут среди таовэйя, которые купили их у команчей». В сообщении Круа от 17 мая 1779 года говорится об испанском мальчике по имени Диего Антонио де Хесус Бустос, которого команчи продали таовэйя, и впоследствии он был выкуплен человеком по имени Антонио Тревино. В январе 1780 года, испанская женщина, которая была захвачена команчами в пуэбло Томе, Новая Мексика, была выкуплена вместе с её годовалым сынишкой у таовэйя испанским капитаном Антонио Гил Ибарбо, который заплатил пятьдесят песо за них обоих. 29 января 1781 года Антонио из племени юта привел мальчика по имени Мойя, которому он помог бежать от апачей карланес. Согласно показаниям самого Мойи, какие-то команчи его захватили и продали таовэйа, у которых на тот момент находилось много пленников из Томе, купленные ими у команчей. В 1784 году лидер таовэйя согласился на предложение Гила Ибарбо продать нескольких пленных испанских женщин и мужчин, купленных его людьми у команчей и выживших в последней эпидемии. 18 июля того же года, один из тех пленников, по имени Франциско Хавьер Чавес, сбежал из отряда налетчиков таовэйя и вичита, который находился в рейде по испанскому Техасу. В 1785 году восемнадцатилетняя испанская женщина Тереза Мария де Лос Сантос была выкуплена у таовэйя индейским торговцем и кузнецом по имени Педро. Она была похищена апачами 22 декабря 1773 года в окрестностях города Чиуауа, и позже у апачей её выкрали команчи, которые, в свою очередь, продали её таовэйя.
В 19 веке, по мере того, как их экспедиции на юг от Рио-Гранде становились всё более частыми и разрушительными, команчи продавали постоянно растущее число пленников, в основном мексиканцев, торговцам команчеро, апачам липан, кайова и другим индейцам равнин. С 1830-х годов, индейские племена, изгнанные с востока США, тоже начали торговать с индейцами равнин. Их торговцы, базировавшиеся на Индейской территории, часто наносили визиты в лагеря команчей, проводя там торговые операции, эквивалентные торговле команчеро в Новой Мексике. Агент Фитцпатрик так сообщал в 1845 году: «Очень часто встречаются мексиканцы среди наших пограничных племен, которые находятся у них на положении рабов, и, как правило, они закупаются у команчей». В 1840-х годах, индейцы племен делавэр, шауни и другие восточные изгнанники являлись частыми визитерами в пограничных факториях, и они постоянно бродили по прериям в поисках торговой и охотничьей удач. В 1848 году группа команчей захватила в Мексике двенадцатилетнего Хесуса Марию Гузмана. Несколько позже, когда они проезжали через лагерь липан, некоторые из последних попытались купить его, но не смогли договориться с команчами о сумме выкупа. В конце концов, через восемнадцать дней, уже когда те команчи достигли своего лагеря, липаны пришли туда и выкупили Хесуса Мария, а затем вместе с ним поехали в свой лагерь. Джеймс Логан, кто был агентом индейцев крик, сообщил в мае 1849 года, что пять мексиканских детей на днях были привезены в его агентство индейцами чероки, которые купили их у команчей. Согласно еще одному сообщению, в 1850-х годах команчи продавали своих испанских (мексиканских) пленников осейджам.
В 19 веке англо-американские торговцы влились в торговлю пленниками. Начиная с 1820-х годов, то есть, с момента их образования, отдельные англо-американские фактории на южных равнинах становились для команчей удобными местами сбыта их пленников, главным образом, мексиканцев. Это касается, в частности, фактории Томаса Джеймса, которую он установил в 1823 году на территории команчей на реке Норт-Канейдиан. Также захваченные команчами люди выкупались в форте Бента, начиная с 1840-х годов, а возможно и раньше. Некоторые техасские скотоводы тоже скупали у команчей их пленников. Например, Джон Чисхолм, кто, согласно Джорджу Бенту, покупал пленных мексиканцев у команчей, чтобы в дальнейшем использовать их на работах по уходу за своим скотом.
Политика выкупа, принятая Техасом и США, так же, как и южнее, явилась дополнительным стимулом для захвата и продажи пленников. 18 июля 1868 года, E. M. Пиз, губернатор Техаса, назначил Леонарда Френда, деда Темпла Френда, когда-то пленника команчей, федеральным агентом по выкупу пленников, с выделением ему 2500 долларов на покупку любых техасцев, захваченных индейцами.
Согласно пункту 11, договора Гваделупе-Идальго от 1848 года, США и Мексика обязывались пресекать торговлю пленниками и вести поиск граждан обеих стран среди индейских групп, с дальнейшей их репатриацией. Следуя этому пункту соглашения, правительство США учреждает политику выкупа, благодаря чему, наделенные властными полномочиями англо-американцы (индейские агенты) становятся надежными клиентами индейцев в их торговле пленниками на следующие два с лишним десятилетия. Таким образом, готовность индейских агентов Соединенных Штатов платить за пленников наличными, создала еще один невольничий рынок, внутри которого происходило движение пленников через международную границу (США-Мексика). Более поздние индейские агенты не раз осуждали эту практику.
Джеймс Калхун, индейский агент для Новой Мексики с 1849 по 1852 годы, с переменным успехом пытался возвращать мексиканских пленников, находившихся у команчей. Как уже было сказано, такая политика выкупа на территории США оставалась до начала 1870-х годов, и первоначально центр этой торговли размещался в форте Кобб, Индейская территория, а позже в форте Силл, там же. В конце 1870 года, Уильям Кэди, уполномоченный по индейским делам, указал своим агентам на необходимость прекращения практики выкупа. Это, конечно, не вызомело моментального эффекта, но новый курс на отказ в ежегодной ренте, если не будут выданы пленники, вкупе с военным поражением команчей в 1872 году, постепенно снижали движение пленников.
Впервые стратегия не выдачи рационов была введена в действие агентом кайова Лори Татумом, который в начале 1870-х годов добился успеха на поприще бесплатного возвращения пленников. По собственным его наблюдениям, на 1870 год у команчей имелось всего две причины для захвата пленных: приобретения слуг или рабов для внутри лагерного хозяйствования и с целью продажи. До тысячи долларов, он выплатил за них, плюс, иногда пленники продавались другим индейцам.
Снижение населения команчей породило нужду в пастухах и обработчиков шкур, а евро-американский спрос на лошадей и дешевую рабсилу спровоцировал среди них беспрецедентное до той поры (19 век) желание захватывать как можно больше домашнего скота и пленников. Начиная с 1820-х годов, команчи распознали это новое положение вещей и занялись набегами по всему Техасу и, главным образом, глубоко в Мексику. Они похищали женщин и детей, и забирали домашний скот, в основном лошадей и мулов, оставляя после себя тракт, обильно помеченный смертью и разорениями. В 1872 году мексиканское правительство назначило Комисион Пескуисидора де Ла Фронтера дель Норте, с целью выявления более-менее точных убытков на северо -востоке страны, вызванных индейскими налетчиками, приходившими из США начиная с 1848 года (этой комиссии здесь посвящена целая глава).
К тому времени (1872 год) налеты именно команчей произвели настолько обширные там опустошения, что основной акцент в этом, бесспорно, значительном исследовании, был сделан на них.
Иногда большие военные отряды команчей обменивали пленников на продовольствие, или делали вид, что хотят обменять. 4 октября 1840 года партия из примерно трехсот команчей атаковала город Лампасос в штате Новый Леон. На помощь горожанам пришли их соседи, и команчи отступили от города на некоторое расстояние, а затем подали знак, что хотят провести переговоры. На них они потребовали вход в город и получения там мяса, табака, сластей и многого другого. Местный алькальд ответил им, что они получат всё это, но только в обмен на выдачу уже захваченных ими людей и сдачу оружия. Разумеется, команчи не согласились на второе предложение, а за пленников попросили сколько-то сахарных голов. В итоге они их получили, но пленников не стали освобождать, на что мексиканцы ответили пушечным выстрелом, однако на выдачу пленных это никак не подействовало. Команчи покинули окрестности Лампасос вместе с ними.
Часто своих пленников команчи использовали в качестве проводников по местности, где те были захвачены, или такие захваты производились с целью получения информации об окружающей местности и поселениях. Глубокое рейдерство в старую Мексику стало основным занятием молодых команчских мужчин в 1840-х годах, а может и раньше. Их отряды быстро миновали мексиканские области, где они могли пострадать от жажды, и они не везли с собой пищу. Джордж Бент сообщал, что многие мексиканские пленники, захваченные кайова, команчами и равнинными апачами в середине 19 века, принимают подневольное, а может иногда и вольное, участие в налетах южнее Рио-Гранде, указывая налетчикам на имеющиеся водные источники, изолированные поселения, где можно было успешно пограбить, а также предупреждают их о перемещениях мексиканских войск или милиции.
Численность команчей начала неуклонно уменьшатся начиная с 1780-х годов, и особенно катастрофичный спад пришелся на период между 1840 и 1875 годами. Несмотря на кажущийся всплеск усиления рейдерства после каких-либо опустошительных эпидемий, как уже здесь об этом писалось, обуславливалось это усиление не только желанием восполнить убытки, а группой причин, основные из которых: насыщение грабежом, главным образом, лошадьми, и месть за своих убитых. Что касается пленников, то команчи