Убийство королевы Мин – один из «культовых» моментов корейской истории. Поэтому разъяснение подробностей или выявление противоречий в показаниях свидетелей автор выносит в отдельный раздел, в котором попытаемся ответить на несколько вопросов.
· Кому принадлежала инициатива нападения, и насколько оно было не личной инициативой посланника Миуры, а элементом политики, которую проводили его предшественники.
· Каково было соотношение сил и участия японцев и корейцев. Националистические корейские историки любят спекуляции вокруг того, что корейцы в лучшем случае сыграли роль статистов или обманутой массовки.
· Каково было сопротивление налету. Точнее, отчего нападение на королевский дворец почти не встретило какого-либо противодействия.
· Насколько налет был выдающимся как по количеству жертв, так и по общему уровню зверства. Здесь мы снова сталкиваемся с распространенным представлением о том, что это было событие, уникальное по своей кровавости.
Сначала немного об источниках: показаний свидетелей довольно много, и они изрядно противоречат друг другу[44]. Некоторые свидетельства имеют самый общий характер: так, показания Ли Бом Чжина, который сбежал из дворца одним из первых, переодевшись прислужником, и еще до рассвета примчался в русскую миссию, не добавляют ничего. Ли лишь подтверждает, что резню устроили японцы.
Показания вана и его второго сына обычно считают наиважнейшими после показаний Сабатина, но по иным историям мы уже знаем привычку Кочжона, мягко говоря, рассказывать иностранным дипломатам то, что они бы хотели услышать, выставляя себя не более чем жертвой обстоятельств.
С показаниями принца же проблема в том, что на самом деле это не его показания как непосредственного свидетеля, а рассказ американскому поверенному в делах в Сеуле со слов одной из фрейлин[45]. То есть: фрейлина рассказала принцу, принц рассказал поверенному, а тот рассказал Веберу. Какая-то часть информации могла исказиться даже при неосознанной передаче, не говоря уже о возможных трудностях перевода.
Подробный очерк происшествия был опубликован в миссионерской газете «Korean repository» по горячим следам. Там довольно много деталей, проливающих свет на обстоятельства дела. И. Бишоп и Х. Хальберт во многом ссылаются на него.
Более подробно о подготовке налета. 3 октября Миура провел совещание с членами миссии Сугимурой Фукаси (второй секретарь посольства) и Окамото Рюноскэ (сотрудник миссии, бывший офицер японской армии). Сугимура, который помнил проблемы общения с регентом, настоял на том, что Тэвонгун должен подписать специальный документ, о том, что регент не будет вмешиваться в политическую деятельность без веских причин и не будет выступать против курса реформ[46].
5 октября Окамото доставил документ в загородную резиденцию Тэвонгуна (современный сеульский район Ёнсан), причем, для того, чтобы этот визит не вызывал подозрений, был пущен слух, что Окамото приезжал с целью проститься с принцем перед отъездом домой; для придания слуху достоверности 6 октября Окамото уехал из столицы.
Переворот планировался на 10 октября, - ставку собирались делать на Хуллёндэ, и единственными вовлеченными людьми с японской стороны были Окамото, который должен был сопровождать Тэвонгуна, и 4 переводчика при Хуллёндэ. Однако утром 7 октября японское дипломатическое представительство посетил военный министр Ан Гён Су, который заявил, что Хуллёндэ собираются раскассировать в самом скором времени. Стало очевидно, что действовать надо немедленно, и Миура начал собирать команду где мог. Во-первых, он дал указания командующему японским батальоном в Сеуле, связаться с Хуллендэ и быть готовым поддержать переворот во главе своего подразделения.
Во-вторых, он вызвал Адати Кендзо и Кунитомо Сигэаки, посвятил их заговор и сказал им, что от успеха плана зависит искоренение зла, совершающегося на протяжении последних двадцати лет и вредившего Японии[47]. Эти двое были довольно известными людьми в диаспоре. Кунитомо был известным сторонником агрессивной политики Японии и членом т.н. Сэйкося (общества политического образования), направленного на распространение политики паназиатизма и японских школ[48]. Адати сначала был военным корреспондентом во время японо-китайской войны, а затем начал издавать газету для японцев, выходящую под названием Хансон Синбо.
На призыв Адати и Кунитомо откликнулись 24 человека самого разного происхождения: от мелкого торговца лекарствами Тэрасаки Ясукити до начинающего тогда (и очень известного впоследствии) писателя и журналиста Сиба Сиро. Иногда эту разношерстную компанию называют ронинами, но это несколько неверно – со времени реставрации Мэйдзи прошло почти 30 лет, и мы явно имеем дело со следующим поколением. Иное дело, что среди японской диаспоры, возможно, хватало людей с бурной биографией, решительным характером и умением обращаться с оружием. Некоторые из них с самого начала знали, на что идут, некоторые присоединились ради интереса.
В-третьих, Миура приказал Огивара Хидэдзиро имевшему отношение к японской полиции, «принять меры», после чего тот отдал приказ полицейским, находившимся в резерве, надеть гражданскую одежду, взять мечи и отправиться в Енсан. Наконец, он послал своих людей к Тэвонгуну и Ли Чжу Хве заместителю военного министра и ярому стороннику регента, который тоже стал собирать своих людей и двинулся в Ёнсан.
В ночь на 8 октября все группы японцев собрались в резиденции Тэвонгуна. Окамото составил план штурма, и примерно в 3 утра команда стартовала. Тэвонгун двигался в паланкине (на тот момент ему было 76 лет), японцы, всего около 50 человек, пешком. С ними были Ли Чжу Хве и другие корейцы из числа сторонников регента. У западных ворот Сеула процессия соединилась с представителями Хуллёндэ и быстрым шагом направилась ко дворцу Кёнбоккун.
Подобный таймлайн довольно важен хотя бы тем, что развенчивает миф о «специально выписанном из Японии отряде гангстеров», который бы за такое время просто не успел бы собраться и доехать. Скорее все выглядит как форс-мажор, при котором команду японских участников налета собирали «по объявлению» и среди доверенных знакомых.
Еще одна любопытная деталь. Перед отправлением Окамото собрал всех у парадных ворот резиденции регента и сообщил им о том, что им придётся иметь дело с «лисой», давая знать, что королева в любом случае должна быть убита[49]. По некоторым иным данным, план налета на дворец и убийства королевы изначально имел кодовое название «Охота на лисицу». Будто бы, это было связано с тем, что Миура, который был глубоко верующим буддистом, перед решением атаковать несколько дней сидел дома и читал сутры, пытаясь найти оправдание своему будущему поступку. Возможно, представление о том, что целью атаки является не человек, а лиса-оборотень, позволяло ему не испытывать моральных терзаний, тем более что образ оборотня, который под маской прекрасной женщины дорывается до власти и губит страну, распространен и в Японии, и в Китае.
Охрана дворца и ее боеготовность. В письме Сабатина указано, что в налете на дворец принимали участие человек 50 японских солдат, некоторое количество японцев в штатском и 200-300 солдат корейской армии, обученных японцами. По иным данным, в налете принимало участие максимум полсотни японцев, плюс до тысячи солдат Хуллёндэ, руководимых У Бом Соном(командир второго батальона) и Ли Ду Хваном(командир первого батальона).
Королевский дворец охранялся дворцовой стражей, однако в течение дней, предшествующих налету, силы дворцовой стражи были «бессовестно подорваны»: оружие было заменено на худшее, а боеприпасы уничтожены[50]. Число солдат и офицеров во дворце было сокращено, судя по А. Середин-Сабатину, во дворце должно было быть 1500 солдат и 40 офицеров, но на момент штурма было всего 250-300 солдат и 8 офицеров[51]. Таким образом, внутри находилась одна пятая от списочного состава войск, - значит, «массовый исход» дворцовой стражи проходил под руководством офицеров, в противном случае их во дворце осталось бы существенно больше восьми.
Автор видит несколько версий того, чем могло быть обосновано ослабление боеготовности. Первая заключается в том, что дворцовая стража принципиально не представляла серьезной опасности, что подтверждается цитатой из Вебера: «Охраняющая королевский дворец стража есть сброд без дисциплины, без руководителей. От неё нельзя ожидать малейшего отпора и при первом же выстреле она разбежится во все стороны»[52]. Что, в общем-то, и произошло. И хотя в течение всех событий начальником дворцовой стражи де-факто являлся генерал Дай, его попытки повышения боеготовности неоднократно срывались[53].
Вторая грешит на военного министра Чо Хый Ёна, который принадлежал к сторонникам реформ; он мог бы отдать такой приказ. Либо это мог сделать его заместитель Ли Чжу Хве, который был вовлечен в заговор. Однако неясно, был ли такой приказ отдан - предполагаю, что к нынешнему времени упоминания о нем уже бы всплыли.
Третья связана с излишним доверием двора японцам. Хальберт упоминает разговор, который Иноуэ имел с королевой незадолго до его отъезда. В нем Иноуэ заверял ее, что «японское правительство не забудет защитить королевский дом и обеспечить безопасность страны», после чего ее беспокойство за будущее стало гораздо меньше[54].
Четвертая отдает конспирологией, но, возможно, остальная часть стражи была нужна для чего-то иного? Она строится на том, что впоследствии обвинение в том, что охрана дворца была намеренно ослаблена, не выдвигал даже ван, хотя искать предателей в такой ситуации было бы логичным. И возникает вопрос, не было ли это связано с тем, что верные люди были нужны королеве для чего-то иного: например, для превентивного удара по своим противникам, которые, однако, успели раньше.
Подготовка к нападению и проблема отсутствия сопротивления. Как бы то ни было, уже во второй половине дня 7 октября подходы к резиденции королевы уже были без охраны, что было чрезвычайно странно. При этом снаружи дворца находились бунтующие солдаты Хуллёндэ. Их настроения подогревались слухами о том, что скоро отряд распустят, а его членов подвергнут репрессиям, и что в конфликтах армии и полиции двор всегда на стороне последних[55]. В течение ночи с 7 на 8 октября солдаты передвигались туда-сюда, и их было хорошо видно из дворца. В 4 часа утра во дворце раздался крик, что его атакуют, после чего офицеры дворцовой стражи поспешили к резиденции короля и на внешние посты. Штурма не было, но было обнаружено, что у стены дворца находится группа японских солдат, так как недалеко от дворца находились японские казармы. По словам полковника Ли Хак Кюна, которые он дал в русской миссии в Сеуле: «Было около 4 ½ часов. Я стоял на стене у малых северных ворот и при ярком лунном свете ярко мог видеть в бинокль около 12 теней от двигавшихся по северо – западной стене людей»[56].
Это частично совпадает с показаниями генерала Дая и Середина-Сабатина, которые глядя через щель ворот, увидели группу японских солдат со штыками, - после того, как их заметили японцы спрятались в тени стены. Кроме того, под другой частью стены обнаружилось около двухсот солдат Хуллёндэ.
Через какое-то время стало понятно, что противник накапливается[57]. О ситуации известили командира Хуллёндэ, и когда Хон Ге Хун добрался до дворцовых ворот, он обнаружил, что главный вход окружен его подчиненными. По информации, которую приводит Korean Repository, Хон приказал солдатам разойтись и вернуться в казармы, после чего те открыли по нему огонь. Хон получил 8 пуль, упал с коня и был добит мечами[58].
После этого солдатам зачитали речь, смысл которой Сабатин, плохо знавший корейский, не понял, и начался штурм, при этом Сабатин отмечает как нежелание нападавших убивать защитников дворца (стрельба велась поверх голов и имела целью скорее напугать противника), так и то, что защитники дворца не оказывали сопротивление и практически сразу же обратились в бегство, бросая оружие и форменную одежду[59]. Генерал Дай пытался что-то сделать, но после пяти или шести залпов нападавших, солдаты дворца рванули с таким напором что снесли двух иностранцев мимо резиденции Кочжона к воротам королевы[60]. Около пяти часов утра мятежники заполнили дворцовый комплекс, практически не встречая сопротивления[61].
А. Середин-Сабатин свидетельствует: «Ворвавшись, новые корейские солдаты сделали три залпа (каждые в 30-40 выстрелов) по дворцовым солдатам. Между прочим, нападающие видимо, не имели намерения убивать много народа, так как стреляли очень высоко. Я с генералом Дай стояли на линии огня, вдоль стены… не далее как в 80 шагах (или ярдах) от стреляющих, но пули, как я сужу по своему в то время впечатлению, пролетали не ниже, чем футов на 20-30 над головой. На моих глазах только один дворцовый солдат был ранен в плечо (из трех залпов)».[62] Вебер тоже отмечает, что атакующие стреляли вверх и большинство пуль попали в верхний этаж ближайшего нежилого дома[63].
Объяснения того, отчего нападающие били поверх голов, базируются на показаниях одного из солдат: «Ранним утром 8-го числа японские инструкторы и несколько корейских офицеров (в числе которого были У Бом Сон и Ли Ду Хван, приказали построиться и увезли нас из казармы. На вопрос солдат, куда их везут, они толком не ответили, сказав, что надо проучить корейских полицейских, с которыми они имели недавно стычки. Но, прибыв к крепостным воротам, солдаты поняли, в чем дело. Они увидели, что во дворце уже находятся японцы»[64].
Сторонники классической южнокорейской версии пытаются предположить, что У Бом Сон уже во дворце приказал солдатам стрелять в воздух, однако это не стыкуется ни со свидетельством Сабатина о том, как выглядело начало штурма, ни с его же заявлениями о том, что корейских солдат он опасался сильнее.
Автору же скорее интересно то, отчего дворцовая стража не стреляла в ответ. Корея – не исключение из случая, когда охрану царствующей особы поручают если не самым подготовленным, то, по крайней мере, самым лояльным войскам. Занимая оборону во дворце, можно было отбиваться от противника хотя бы до подхода иных лояльных войск или обеспечения эвакуации королевской семьи. Тем более что у атакующих не было особого численного превосходства или подавляющей огневой мощи. Поэтому то, что никто из военных не пытался оказать сопротивление (а это видно из показаний свидетелей, где упоминаются фрейлины или чиновники, но нет ничего про охрану), требует дополнительных объяснений.
Такие объяснения пытаются давать. По мнению профессора Ли Мун Вона, охрана дворца не оказывала сопротивление потому, что была вооружена старыми винтовками и не могла противостоять японским регулярным войскам. Однако в истории немало примеров, когда даже невооруженные люди оказывали серьезное сопротивление противнику.
Другое объяснение строится на показаниях Ли Хак Кюна, в которых Кочжон «приказал мне принять все меры к предупреждению кровопролития; нашим солдатам велено было стрелять лишь в крайнем случае[65]». Такое поведение вана поклонники правящего дома пытаются объяснить тем, что «непротивление злу насилием составляло кредо короля Кочжона», однако отчего-то ни при подавлении последствий мятежа Года Капсин, ни в отношении тонхак или демонстрантов-традиционалистов, ни в событиях более позднего времени это непротивление не проявлялось.
Объяснений всей этой несуразице может быть несколько. Можно обосновать все плохой подготовкой охраны (вспомним, сколько оказалось в корейской армии мертвых душ на момент начала Имчжинской войны), но как минимум не менее валидна и версия о том, у солдат не было особого желания защищать королеву, которая действительно воспринималась многими как «символ всех зол разлагающейся династии».
Более того, человек, склонный к конспирологии, вполне может представить себе, что на самом деле был не штурм, а спектакль, где охрана дворца могла иметь заранее данный приказ не вступать в бой, а то и покинуть место будущей бойни.
.
Версии убийства. О том, что произошло непосредственно в покоях вана, есть несколько версий, так как почти каждый ключевой свидетель или источник излагает несколько иной вариант развития событий.
Главный свидетель в лице Середин-Сабатина по данному вопросу ничего важного не говорит. На женскую половину его занесло толпой, и, поняв, что ему несдобровать, он обратился за защитой к японцу, которого посчитал главным, после чего ему даже дали охрану. Японцы периодически трясли его за воротник и спрашивали, знает ли он, где королева, но смерти королевы он не видел. Как «не видел крови ни на платье, ни на теле кореянок, ни на саблях бушующих японцев» [66].
Следующим свидетелем выступает сам Кочжон: «Король, через переводчика генерала Лежандра (советника короля), сообщил, что на его глазах японцы Окамото (бывший советник при корейском военном министерстве), Судзуки и Ватанабэ ворвались во внутренние покои дворца с обнаженными саблями и первые двое схватили королеву. Здесь он лишился сознания и больше ничего не помнит. Наследный принц видел затем, как королева бросилась бежать, а оба упомянутые японца за нею, но он полагает, что королеве удалось спастись»[67].
Возникает вопрос – Окамото ван мог знать из-за его ранга, но кто такие Судзуки и Ватанабэ, откуда ван мог знать их фамилии? Затем, надо помнить, что помещение дворца, ставшее жертвой налета, было разделено на мужскую и женскую половину и что происходит на территории королевы, ван видеть не мог. Оттого есть предположение (основанное на обычном поведении вана в критической ситуации), что Кочжон в очередной раз рассказал то, что от него хотели услышать.
Фрейлина, чьи показания традиционно выдаются за показания принца, заявляет, что японцы ворвались в комнату, где находилась Королева и дамы с криками: «Где Королева?». Министр двора бросился им навстречу, встал между ними и Королевою и поднял руки, прося пощады. В ту же минуту ударами сабли ему отрубили обе руки и он упал, истекая кровью[68]. Японцы ринулись дальше и бросились к женщинам, крича "где Королева?", но фрейлины отвечали, что Королевы здесь нет. В это время королева побежала по коридору. Японцы кинулись за ней, настигнув, повалили ее на пол, нанеся тут же несколько сабельных ударов. Смерть была мгновенной. Одна из фрейлин покрыла лицо покойницы платком, и через некоторое время японцы унесли труп в находящуюся вблизи рощу.
Есть и показания Тэрасаки Ясукити – одного из активных участников атаки: «Накамура Тадэо, Фудзикацу Акира и я ворвались во внутреннюю комнату королевы, хотя король останавливал нас. Там находились 20-30 придворных дам. Выбросив их всех во двор, мы заглянули под одеяло, там лежала дама. Хотя она была одета как все другие придворные дамы, но ее облик отличался аристократичностью. Мы решили, что это королева Мин. Мы схватили ее за волосы, но она попрежнему держалась достойно… Я ударил ее ножом и повалил на пол[69]».
Однако этот рассказ не подтверждается иными свидетельскими показаниями. Ван, как можно заметить, называет иные фамилии, а в иных источниках непосредственными убийцами называют Кунитомо или Сиба. Не исключено, что они убили одну из фрейлин, которую приняли за королеву.
Версия, приведенная И. Бишоп, выглядит так: «Как только японцы вошли в здание и зашли в переднюю, где несчастный король мог их видеть, надеясь отвлечь их и дать королеве время для побега. Некоторые из японских убийц размахивали мечами, грубо обращались с Его Величеством, били и таскали за волосы дворцовых дам в его присутствии. Наследный принц, который был во внутренней комнате, был схвачен, его шляпа была сорвана и сломана, его схватили за волосы, угрожая мечами, чтобы тот показал дорогу к королеве, но он смог добраться до вана, и они больше никогда не были разлучены.
Все дело не заняло больше часа. Наследный принц видел, что его мать бежит по коридору, преследуемая японцами с мечами, основным стремление убийц было попасть в ее покои. На этаже выше была найдена наследная принцесса с несколькими дамами, она была зарезана мечем, избита и скинута вниз. Министр двора, поднял тревогу, чтобы королева была одета и готова бежать и прятаться. Когда убийцы вломились, он стоял в передней Ее Величества с раскрытыми руками, пытаясь защитить ее, предоставляя им подсказку, которую они хотели. Они отрубили ему обе руки и нанесли другие раны, но он умудрился перелезть через веранду в присутствие короля, где он умер от потери крови. Королева, спасаясь от убийц, была настигнута и ранена мечем, падая как если бы была мертва, но она приподнялась и спросила, жив ли наследный принц, ее идол, из-за этого японец прыгнул на ее грудь и разрубил. Даже потом, хотя медсестра, которую я ранее видел при посещении, закрыла ее лицо, это не было фактом, что она мертва. Японцы положили ее на доски, обернули вокруг нее шелковое покрывало и отнесли ее в сосновую рощу в соседнем парке оленей, где ее тело облили керосином и сожгли, только несколько костей избежали разрушения»[70].
Далее в списке источников первый сын короля, кронпринц Сунчжон, который утверждал, что ведущую роль в нападении играли корейские войска, а У Бом Сон непосредственно принимал участие в убийстве королевы. Когда после этих событий У бежал в Японию, Сунчжон специально подсылал к нему убийц, которые и ликвидировали его в 1903 г. Конечно, это свидетельство надо учитывать, принимая во внимание олигофрению принца, но о том, что представители хуллёндэ искали королеву вместе с японцами, пишет и Бишоп[71].
Версия Х. Хальберта (в разных книгах детали варьировались) в целом выглядит так: «Когда японцы подошли к к зданию, в котором находились Их Величества, часть из них осталась охранять все выходы, другая – вошла в здание[72]. Часть толпы, размахивая оружием, вошла в мужскую часть дворца, но не напала ни на короля, ни на наследного принца, стоявшего рядом. Другая часть рыскала в женских покоях, беря в плен придворных женщин и требуя информацию о местонахождении королевы. Там они встретили министра двора, и сразу же смертельно его ранили, однако он сумел доползти до короля, где был убит. Королева нашлась в одной из комнат своих приближенных, а затем была безжалостно убита. Невозможно с точностью заявить, кто именно нанёс решающий удар, японцы или корейцы, однако велика вероятность того, что он был сделан вооружённым японцем. Тело было завернуто в своего рода одеяло, пропитанное горючей жидкостью, и сожжено на краю сосновой рощи, находящейся к востоку от пруда в передней части королевских покоев»[73].
Своя версия есть у Korean Repository. Атакующие начали искать королеву вместе с частью солдат. Натолкнувшись на министра двора Ли Кён Чжика, они зарубили его. Пострадало несколько фрейлин, в том числе принцесса, которую протащили за волосы, ранили мечом и сбросили с лестницы. Так как не было понятно, которая из четырех женщин является королевой, японцы жестоко убили всех четверых, но когда служанка указала на одну из убитых как на королеву, это тело сбросили вниз, потоптали и пронзили мечом[74].
Еще одна интересная деталь. Поиски королевы и убийства потенциально похожих на нее дам обычно связывают с тем, что королева так сильно пользовалась косметикой, что опознать ее без грима было маловероятно[75]. Однако, по данным Ким Ен Уна[76], на самом деле японские солдаты знали, где покои королевы, поэтому сразу нашли ее, вывели из дворца, зарубили и сожгли тело. Об этом стало известно весной 2005 г., когда Сеул посетила небольшая делегация японцев, потомков солдат, участвовавших в нападении на королевский дворец и убийстве королевы. Они принесли извинения перед корейцами и рассказали эти подробности, которые в свое время были задокументированы и прекрасно сохранились в архивах. В том же 2005 г. в архиве была найдена картина, на которой изображен момент аудиенции, данной королевской четой японцам. На этой картине изображена круглолицая в возрасте королева, которая что-то довольно энергично объясняет. Эта королева совсем не похожа на ту «королеву», чей «канонический портрет» молодой сухощавой красивой женщины публиковался в разных научных изданиях. При этом картину делал хороший рисовальщик, по-видимому, присутствовавший на этой беседе. Спутать женщину, изображенную на картине, с любой другой женщиной во дворце невозможно.
Вопрос о зверствах и жертвах. Сразу же огорчим любителей представлять налет как массовое убийство, «совершенное с дикой жестокостью — было одновременно перебито множество охранников дворца и женщин из государева гарема»[77]. Не считая королевы, смерть которой была подтверждена не сразу, тела посчитали практически тотчас: «несколько фрейлин, министр двора, один генерал[78] и около десяти солдат убиты»[79].
Такие данные приводит Вебер, у которого нет причины лгать и, тем более, занижать число жертв. Выходит, что налет 1895 г. обошелся достаточно малой кровью, особенно если сравнивать с количеством жертв солдатского бунта 1882 г. или даже мятежом года Капсин. Собственно, даже во время захвата дворца в 1894 г. перед началом японо-китайской войны корейцы потеряли 17 убитых и 70 раненых[80].
Безусловно, штурм дворца и убийство королевы есть явление возмутительное, однако субъект возмущения со временем менялся. Изначально шок корейцев был связан с тем, что японцы ворвались во дворец, осмелились поднять руку на королеву и предали ее совсем не королевской смерти.
Затем смерть королевы пытались представить как нечто особо зверское. Это хорошо проявляется в записках, составленных российскими военными в преддверии русско-японской войны и имеющих соответствующее пропагандистское наполнение: «королева была ранена саблями и замертво упала, тогда ее положили на доску, закутали одеялами и вытащили во двор, откуда вскоре потом унесли в ближайший парк, где набросали на нее мелких дров, все облили керосином и сожгли… Ее сожгли, хотя и раненую, но живую, и она в агонии старалась от огня скрыть голову и руку, стремясь зарыть их в землю»[81].
Впрочем, даже в этом варианте судьба Мин Мёнсон уступает участи сербской королевы Драга Обренович, убитой вместе с мужем в 1903 г.
Цитируем «Русский Вестник»: «После того как Александр и Драга упали, убийцы продолжали стрелять в них и рубить их трупы саблями: они поразили Короля шестью выстрелами из револьвера и 40 ударами сабли, а Королеву 63 ударами сабли и двумя револьверными пулями. Королева почти вся была изрублена, грудь отрезана, живот вскрыт, щеки, руки тоже порезаны, особенно велики разрезы между пальцев, - вероятно, Королева схватилась руками за саблю, когда ее убивали, что, по-видимому, опровергает мнение докторов, что она была убита сразу. Кроме того, тело ее было покрыто многочисленными кровоподтеками от ударов каблуками топтавших ее офицеров. О других надругательствах над трупом Драги… я предпочитаю не говорить, до такой степени они чудовищны и омерзительны. Когда убийцы натешились вдоволь над беззащитными трупами, они выбросили их через окно в дворцовый сад, причем труп Драги был совершенно обнажен»[82].
Резюме. Понятно, что патриотические корейские историки пытаются свести участие корейской стороны в убийстве королевы к минимуму. Однако факты оказываются не в их пользу. Участие Хуллёндэ в нападении подтверждается целым рядом свидетелей, включая кронпринца. Ослабление боеготовности дворцовой стражи, если это была сознательная диверсия, тоже оказывается делом рук корейской стороны хотя бы потому, что у японцев не было возможности влияния на данное подразделение.
Неясен и вопрос о том, от кого в итоге исходила инициатива нападения: Миура принял решение не сразу и после предложения Тэвонгуна о сотрудничестве, а не решив убить королеву и лишь потом заручившись поддержкой ее врагов. С точки зрения автора, нельзя исключать ситуацию, при которой Миура, не занимавшийся ранее корейскими делами, последовал логике фракционной борьбы и, сразу же испортив отношения с королевой, нашел союзника в лице Тэвонгуна. Последний воспользовался этим и убедил Миуру в том, что «лисицу надо уничтожить», желая руками японцев ликвидировать свою главную соперницу.
Не стоит забывать о том, что новость о смерти королевы была встречена в Японии скорее с осуждением, причем говорили об этом и такие люди, как Ито Хиробуми. Да, королева была врагом, но ее ликвидация как минимум не принесла должной выгоды и скорее осложнила отношения двух стран. Конечно, никто не наказал Миуру за его патриотическую инициативу, но, как кажется автору, если бы убийство королевы планировалось заранее, организаторам не пришлось бы собираить команду исполнителей менее чем за сутки до налета.
Что же до обстоятельств успешного нападения, в ходе которого никто их нападавших даже не был ранен, то оба основных объяснения отнюдь не выставляют корейский двор в позитивном свете: либо репутация королевы и ее клана была такова, что защищать ее ценой своей жизни никому не хотелось, либо коррупция и разложение армии достигло той точки, при которой даже дворцовая стража не была способна оказать сопротивление отряду, не сильно превышающему (если вообще превышающему) их числом. А с точки зрения жертв история не выходит за рамки корейской политической борьбы – многие события более раннего или позднего времени обходились большей кровью.
[1] В июле 1895 г. американскими предпринимателями (Korean Development Company) была получена концессия на 25 лет на разработку всяких месторождений в уезде Унсан провинции Северная Пхёнан. Согласно условиям концессии, из 100 акций, на которые разделен основной капитал предприятия, 25 были переданы безвозмездно корейскому императору; зато рудники, оборудование, инвентарь и добытые компанией ископаемые освобождались от всех пошлин и налогов.
[2] The Passing of Korea, стр. 135
[3] Пак Б. д. Россия и Корея. С. 220.
[4] Надо отметить, что, начиная с реформ Года Кабо, дворец был наводнен слухами о заговорах или разоблаченных попытках заговоров, причем не всегда понятно, где речь шла о реальном событии, где – о навете, а где – просто о слухах. На будущее - Свести реплики этого рода в одну.
[5] К.И. Вебер и Корея. стр.164-165
[6] The Passing of Korea, стр. 132
[7] The Passing of Korea, стр. 133
[8] Letters from Joseon. С. 178.
[9] К.И. Вебер и Корея. стр.164-165
[10] Лю Ён Ик относит Ли Ван Ёна к американской партии наряду с Пак Чхон Яном (первым дипломатическим представителем в США) и Юн Чхи Хо.
[11] Вообще, многие объяснения Кочжона очень сильно напоминают заявления некоторых современных политиков о том, что их страница В контакте или электронная почта были взломаны вражескими хакерами, которые приписали им экстремистские или сомнительные заявления.
[12] Толстокулаков И. А. Политическая модернизация Южной Кореи. Часть 1. С. 243.
[13] Letters from Joseon. С. 279-280.
[14] Курбанов С. О. Курс лекций по истории Кореи с древности до конца ХХ века. СПб., 2002. С. 336.
[15] Letters from Joseon. С. 178.
[16] Letters from Joseon. С. 279-280.
[17] Hulbert, Homer B. The history of Korea. vol. 2 стр. 286
[18] К.И. Вебер и Корея. стр.177-179
[19] К.И. Вебер и Корея. стр.177-179
[20] Пак Б. д. Россия и Корея. С. 224.
[21] К.И. Вебер и Корея. стр.182
[22] К.И. Вебер и Корея. стр.184-185. Цит Указ короля, опубликованный без его подписи 28 сентября (10 октября) 1895 г. // АВПРИ. Фонд «Японский стол». Опись 493. 1895 г. Дело 6. Лист 96.
[23] But the Queen did not give up her Muckedness, but with her party aided a crowd of low fellows to rise up about Us and so managed as to prevent the Ministers of State from consulting Us. Moreover, they have forged Our signature to a decree to disband Our loyal soldiers, thereby instigating and raising a disturbance, and when it occurred she escaped as in the ImO year. Любопытно, что факт использования печати королевой подтверждают некоторые авторы из числа ее апологетов.
[24] Letters from Joseon. С. 297-298.
[25] Толстокулаков И. А. Политическая модернизация Южной Кореи. Часть 1. С. 241.
[26] Тихонов В. М. Буржуазная революция…С. 123.
[27] Letters from Joseon. С. 309-310.
[28] Korea Old and New. С. 229. Это сопротивление сошло на нет после бегства короля в русскую миссию и отмены им наиболее непопулярных указов.
[29] Афанасий Иванович Середин-Сабатин – потомственный дворянин родом из Полтавы. Биографические сведения о нем весьма скудны, но доподлинно известно, что в Корею он приехал осенью 1883 г. Сменив ряд профессий, Сабатин стал «Архитектором Его Величества Корейского Короля», как он в последующем себя называл. Во время сеульских событий августа 1895 г. Сабатин находился на службе корейского правительства «в качестве телохранителя Короля или, лучше сказать, дворцового сторожа».
[30] Корея глазами россиян (1895-1945). С. 14-22.
[31] К.И. Вебер и Корея. стр.204-205
[32] Пак Б. д. Россия и Корея. С. 225.
[33] История Кореи (с древнейших времен до наших дней). Том I. С. 364.
[34] Korea and her neighbors, p 277-8
[35] Пак Б. д. Россия и Корея. С. 229. Hulbert, Homer B. The history of Korea. vol. 2 стр. 289
[36] Толстокулаков И. А. Политическая модернизация Южной Кореи. Часть 1. С. 240.
[37] Конечно, Иноуэ скорее поддерживал прогрессистов, но после того, как Пак Ён Хё покинул страну, и ему пришлось выбирать между королевой и Тэвонгуном, он выбрал королеву.
[38] Korea and her neighbors, p 271
[39] Особенно – ее книгу «Владыки старой Кореи», полную полезной информации о дворцовой и околодворцовой жизни вообще.
[40] Деятельность Мин Ён Хвана, единственного, засветившегося в истории не как член коррупционной клики, относится к более позднему времени.
[41] Корея глазами россиян (1895-1945). С. 14-22.
[42] Впрочем, большинство историков не согласно с такой трактовкой, считая, что Китай просто «выкрутил руки» Корее после подавления солдатского мятежа.
[43] Hulbert, Homer B. The history of Korea. vol. 2 стр. 248
[44] Бóльшая часть этих показаний цитирована по работе Ким Рехо «Гибель королевы Мин. Новая версия. // Корея. Сборник статей, М., 1998. С. 123-137».
[45] К.И. Вебер и Корея. стр.177-179
[46] Peter Duus, The Abacus and the Sword: The Japanese Penetration of Korea, 1895–1910, стр 110-111
[47] Korea and her neighbors, p 270-275
[48] Peter Duus, The Abacus and the Sword: The Japanese Penetration of Korea, 1895–1910, стр 110-111
[49] Учитывая то, какой образ имеет это животное в дальневосточном фольклоре, особенно миф о лисе-оборотне, которая в облике прекрасной девы губит страны, можно сказать, что японцы воспринимали королеву как очень серьезного противника.
[50] Korea and her neighbors, p 271
[51] Корея глазами россиян (1895-1945). С. 14-22.
[52] К.И. Вебер и Корея. Стр.71
[53] Hulbert, Homer B. The history of Korea. vol. 2 стр. 294-295
[54] Korea and her neighbors, p 269-270
[55] Letters from Joseon. С. 283.
[56] Ким Рехо. Гибель королевы Мин. Новая версия. // Корея. Сборник статей, М., 1998. С. 123-137.
[57] К.И. Вебер и Корея. стр.177-179
[58] Letters from Joseon. С. 281-284.
[59] Корея глазами россиян (1895-1945). С. 14-22.
[60] Korea and her neighbors, p 271
[61] Letters from Joseon. С. 281-284.
[62] Корея глазами россиян (1895-1945). С. 14-22.
[63] К.И. Вебер и Корея. стр.177-179
[64] Ким Рехо. Гибель королевы Мин. Новая версия. // Корея. Сборник статей, М., 1998. С. 123-137.
[65] Ким Рехо. Гибель королевы Мин. Новая версия. // Корея. Сборник статей, М., 1998. С. 123-137.
[66] Корея глазами россиян (1895-1945). С. 14-22.
[67] Ким Рехо. Гибель королевы Мин. Новая версия // Корея. Сборник статей. М., 1998. С. 123-137.
[68] Согласно материалам суда, его будто бы убил (во всяком случае, против него было выдвинуто специальное обвинение) некто Хираяма Ивахико.
[69] Там же.
[70] Korea and her neighbors, p 271
[71] Korea and her neighbors, p 271
[72] Hulbert, Homer B. The history of Korea. vol. 2 стр. 294-295
[73] The Passing of Korea, стр. 137+
[74] Letters from Joseon. С. 281-284.
[75] Letters from Joseon. С. 105.
[76] Ссылка!!
[77] В.М. Тихонов, Кан Мангиль. История Кореи. Том I, С. 446
[78] Имеется в виду Хон Ге Хун
[79] Бэлла Пак. Российский дипломат К. И. Вебер и Корея. С. 178.
[80] Letters from Joseon. С. 62-63.
[81] Россия и Япония на заре ХХ столетия. Аналитические материалы оте<