7 октября 1910г. российский министр внутренних дел Петр Столыпин разослал губернаторам мусульманских областей секретный циркуляр, где подчеркивалось: «По доставленным министерству сведениям, руководители младотурецкого движения, не ограничиваясь в пропаганде своих идей пределами Турции, решили способствовать возрождению ислама и в других странах и, в частности, развивать панисламистскую и пантюркскую идею в России. Ввиду чрезвычайной серьезности предпринятой из Турции меры, могущей растлевающе повлиять на наше магометанское население, уже имеющее в своей среде немало лиц, сочувствующих обособлению своих единоверцев и тяготению их к Турции как религиозно-политическому центру, я считаю необходимым обратить на изложенное особое внимание… Без сомнения, что всякое влияние на наших подданных мусульман со стороны политических деятелей культурно враждебного нам государства, каким является Турция, должно быть пресечено в корне… Установить самое тщательное наблюдение за появлением означенного рода лиц из Турции и при обнаружении их принимать безотлагательные решительные меры для выдворения их за пределы империи».
В январе 1911г. Департаментом духовных дел при Министерстве внутренних дел был принят документ «О мерах противодействия панисламскому и пантуранскому (пантюркистскому) влиянию среди мусульманского населения». Вот выдержки из этого документа:
«В настоящее время последствия этого движения реально сказываются в следующих явлениях:
- в постепенном сосредоточении всей области духовного и культурного просвещения мусульман восточной и среднеазиатской областей в руках прошедшего татарскую школу духовенства;
- в развитии под видом допущенных законом низших мусульманских конфессиональных школ (мектебов и медресе) обширной сети общеобразовательных инородческих учебных заведений со специфически татарским оттенком;
- в создании целого ряда мусульманско-татарских духовно- и культурно-просветительных и благотворительных учреждений, книгоиздательств, периодической печати и тому подобных начинаний, имеющих прямым назначением проводить в широкие слои народных масс начала татаро-мусульманской культуры;
- в явно недоброжелательных, а часто и открыто враждебных выступлениях татарской интеллигенции и татарской печати против государственности и русской народности;
- в нескрываемом тяготении к зарубежному мусульманству, установлении постоянных сношений с Турцией и Египтом, воспитании молодежи в заграничных учебных заведениях и т.п.
Изучение этих явлений показывает, что они не случайны, а вытекают из определенно поставленной программы панисламистов. Лица этого направления, сосредоточенные главным образом в Турции, сугубо (воодушевленные последними успехами младотурок и обновлением турецкого государства) ставят себе задачею объединить мусульман всего мира для образования единого мусульманского государства… Распространяя свои политические вожделения от Атлантического до Великого и Индийского океанов, панисламисты видят одну из главных своих опор в мусульманском населении России…
Ради вящего успеха своей пропаганды панисламисты выставляют в настоящее время для русских мусульман переходную к панисламизму идею о пантуранстве (пантюркизме), т.е. идею об объединении всех народностей тюркского происхождения.
С этой целью имеют в виду не только поднять магометанский фанатизм, но и внедрить в мусульманскую школу при посредстве соответственно подготовленных учителей убеждение в необходимости единения на пантуранских национальных основаниях. Такое положение вещей, очевидно, вынуждает государственную власть обратить на татаро-мусульманское движение самое серьезное внимание и принять меры к обезврежению его для государственных интересов».
Отношение самодержавия к мусульманскому фактору действительно претерпело достаточно серьезные изменения. Однако власть так и не приняла дифференциального термина «адербайджанец», предпочитая не менять свою
официальную терминологию: под единой «татарской гребенкой» царизм, как и прежде, продолжал собирать почти все мусульманское население закавказских губерний. Новый термин был отвергнут также представителями мусульманских политических кругов, всецело вовлеченных в проект «Великого Турана». Они
осознавали себя исключительно «тюрками» и с неизменной настойчивостью продолжали вдалбливать в рассеянные мозги единоверных кочевников тезис об их несомненной принадлежности к «тюркской нации».
Именно подобным положением дел и обусловливалось «самоназвание» собирательного мусульманского населения Азербайджанской Демократической Республики, провозгласившей независимость в 1918г., после краха Российской империи и последующего распада Закавказского Сейма. Учитывая тот факт, что само это государство являлось турецким проектом (его основателями были младотурки), официальное самоназвание «тюрок» нельзя считать случайным. Вот только несколько примеров.
Из речи руководителя парламента Азербайджанской Республики Гасан бека Агаева по поводу годовщины провозглашения независимости: «Тюркский народ купил свободу ценой крови своей и с этой свободой не расстанется. Народ, вкусивший плоды свободной жизни, не пойдет по дороге к темному прошлому. Свободный Азербайджан – это идеал, насквозь проникающий весь тюркский народ, от интеллигенции до рабочего и крестьянина»[19].
В связи с первой годовщиной республики высказался и председатель центрального комитета партии «Мусават» Мамед Расулзаде: «Азербайджан – первая республика в мусульманском и первое государство в тюркском мире <>
Все другие государства тюркского происхождения в своем возникновении базировались главным образом на религиозной почве, однако Азербайджанская
Республика основывается уже на современной базе национально-культурного самоопределения, на почве национально-демократической государственности,
и с этой точки зрения наша республика есть первое тюркское государство».
Беспокойство относительно итогов Парижской мирной конференции
прослеживались и в обращении председателя правительства Азербайджанской Республики Насиб бека Юсифбейли: «Самостоятельность Азербайджана – уже
совершившийся факт. Я абсолютно спокойно жду последнего слова Мирной конференции. Не допускаю, чтоб представители культурнейших народов мира отнеслись безразлично к чаяниям азербайджанских тюрков».
Как видим, руководство мусаватистской Азербайджанской Республики действительно не знало (просто не желало знать) такого этнического термина, как «азербайджанец». Само понятие «азербайджанский народ» обозначало гражданство (по примеру «россиян») и помимо азербайджанских тюрок, подразумевало и наличие азербайджанских армян, азербайджанских персов, азербайджанских татов и т.д. Власти и не могли признать этнического понятия
«азербайджанец» хотя бы потому, что оно никак не вписывалось в обозначенные
отцами пантюркизма идеологические рамки. Как было подчеркнуто выше, оно
являлось дифференциальным понятием, тогда как речь шла об интеграционных процессах в системе тюркского мира. Иными словами, это понятие уже в корне
противоречило самой концепции «Великого Турана», важным шагом на пути
создания которого и стало провозглашение тюркского государства Азербайджан.
В этой связи показательно заявление и другого главы азербайджанского правительства Фатали хана Хойского: «Азербайджан наконец достиг своей цели, наконец осуществился вековой идеал всех турок объединения их под знаменем султана. И с трепетом сердца ждут теперь турецкую армию, несущую им освобождение, горцы Кавказа, татары Поволжья, сарты Закаспия, узбеки и киргизы, хивинцы и бухарцы Центральной Азии. Да здравствует объединение всех тюрков!»
Обращает на себя внимание тот факт, что даже интеллектуалы из среды закавказских татар, идентифицирующие себя «тюрками», и не помышляли называть Низами «тюркским поэтом». И это при том что власти республики находились тогда в постоянных поисках идеологических механизмов «расовой консолидации». В тот период действительно ощущался явный идеологический дефицит, причем с целью его восполнения Елисаветполю было возвращено историческое (персидское, но никак не тюркское) название Гянджа.
Более того, в июне 1918г. именно в Гяндже государственным языком в
этой республике был провозглашен «тюркский». Город стал первой столицей азербайджанского государства, однако вот что примечательно: заседавшее там
правительство, которое спокойно должно было воспользоваться столь сильным
фактором расовой солидаризации, как «тюркская принадлежность» великого Низами из Гянджи, почему-то не заметило даже его могилы. Вопрос как раз в том, что девяносто лет назад подобной «фишки» просто не существовало. Все прекрасно понимали: Низами Гянджеви – поэт персидский.
Так или иначе, но после советизации республики в апреле 1920г. термин
«тюрки» был сохранен. Иными словами, большевики вместе с политической властью унаследовали и термин, естественно, не вкладывая в него пантуранского смысла. Поэтому в I Всесоюзной переписи населения 1926г. тюркские союзы Восточного и Южного Закавказья были механически собраны под одноименную графу, тогда как проживающие на территории того же Советского Азербайджана нетюркские народы – армяне, персы, таты, талыши, удины, лезгины, курды… – представлялись в списках своими отдельными графами. Помимо прочего, это объяснялось адекватным осознанием самого факта отсутствия какой-либо этнической характеристики в понятии «азербайджанский народ» (вместе с тем
констатировало «временное отсутствие» у зарождавшейся социалистической нации «своего этнонима»). Ни в мусаватистский период, ни в первое советское
десятилетие «азербайджанского поэта Низами» быть не могло, как, например, не может быть «российского поэта Пушкина».
II
В марте 1929г. Иосиф Сталин в числе нескольких «социалистических наций» упомянул и «азербайджанцев»:
«Никто не может отрицать,