На подавление восстаний, столь часто вспыхивавших на бескрайних просторах империи, он также не брезговал посылать военачальников из той же
среды. Известен случай, когда в конце VIв. до н.э. в охваченную мятежами Армению был направлен персидский полководец армянин Дадаршиш.
В результате разыгравшегося в декабре 522г. до н. э. сражения в земле Изала (это на бывшей ассирийской территории) восставшие армяне установили полный контроль над местностью. Командующие войском Дария I полководцы Дадаршиш (армянин) и Ваумиса (перс) оказались не в состоянии сломить армянское выступление. Вплоть до мая 521г. Дарий воздерживался от прямого столкновения с армянами.
Несмотря даже на то, что знаменитая Бехистунская надпись Дария I не
указывает на этническую или племенную принадлежность восставших, равно
как и не упоминает их вождя, большинство ученых (например, И.Дьяконов) практически не сомневаются в том, что это были армяне. Видный востоковед М.Дандамаев в этой связи подчеркивает: «Продолжительная и упорная борьба восставших свидетельствует о том, что это движение пользовалось большой поддержкой местного населения, т.е. армян. Поскольку Бехистунская надпись указывает, что Армения была охвачена мятежом, вероятно, составитель этой надписи не видел необходимости особо отмечать племенную принадлежность мятежников, полагая, что это и так ясно».
В мае 521г. до н. э. Дарий вынужден был перейти в новое решительное
наступление, так как армянский очаг напряженности спровоцировал цепную реакцию – восстания во многих других районах империи. 21 мая разыгралось сражение у места Зузахия (в собственно Армении), но сломить сопротивление восставших Дарию вновь не удалось. На помощь Дадаршишу и Ваумисе были посланы новые отряды, и спустя шесть дней произошла битва на берегу Тигра. Тем не менее персы и на этот раз не сумели одержать верх над армянами.
Вождем восставших, по мнению Г.Капанцяна, был армянин Араха – персидский наместник в Вавилоне, который в период вспыхнувшего на родине стихийного восстания вернулся в Армению и возглавил мятеж. Несколько иного мнения придерживается Ф.Вейссбах, полагающий, что Араха действительно стоял во главе армянского восстания, но оказался в Вавилоне лишь после его подавления, где и поднял новый мятеж против Дария. В персидском и эламском текстах Бехистунской надписи Араха назван армянином, в аккадском – урартом (в этой надписи понятия «урарт» и «армянин» были тождественными, равно как и названия «Урарту» и «Армения»).
Примечательно, что Бехистунская надпись упоминает Араху не как вождя восставших армян, а в качестве «армянина – вавилонского мятежника», который выдавал себя за Навуходоносора IV, сына Набонида. По мнению Г.Буннера, «армянин Араха – лицо, тождественное с Навуходоносором Книги Юдифь». Аналогичной точки зрения придерживается К.Шедль, считающий, что Араха не собственное имя, а армянский титул со значением «царевич». Настоящее имя царя, по мнению известного историка, – Навуходоносор: «он являлся сыном свергнутого Набонида и отправился в Вавилон, чтобы заявить претензии на престол своего отца».
Согласно хронике того периода, уже в августе Навуходоносор IV воссел
на вавилонский трон. По сообщению источников из Вавилона, Сиппара и Борсиппы, новому царю удалось овладеть всей страной, вплоть до Урука. Любопытно, что Бехистунская надпись отмечает, что вавилоняне действительно перешли на сторону армянина. «Вавилонский народ перешел на сторону этого обманщика Арахи, который захватил Вавилон и стал царем в Вавилоне». Несмотря на то, что мятеж Арахи в конце концов был подавлен, но ахеменидская тактика решения «национального вопроса» действительно давала серьезные сбои.
Иначе подходил к вопросу Александр Македонский, вполне отчетливо осознававший необходимость подключения и каких-то идеологических форм и
механизмов. В частности, при покорении Египта он отнюдь не случайно решил
«обратиться» к богу Амону. Кстати, Наполеон восхищался не столько военным гением Александра, сколько его государственными способностями: «Что меня восхищает в Александре Великом – это не его кампании, для которых мы не имеем никаких средств оценки, но его политический инстинкт. Его обращение к Амону стало глубоким политическим действием: таким образом он завоевал Египет».
Александра Македонского действительно следует считать зачинателем именно идеологического подхода в этих вопросах. И не только: он разработчик политики этногенетической миксации или, если попроще, слияния народов. Грандиозное бракосочетание десяти тысяч греков с персиянками, устроенное им в Сузах, не что иное, как политическое действо, попытка моделирования новой (единой и неделимой) этнокультурной общности.
В последующие столетия были апробированы и другие разработки по поддержанию жизнеспособности имперского государственного организма. Все они обусловливались разными факторами, имели различные проявления, однако подчинялись одной и той же цели – как можно дольше сохранить империю. К примеру, в течение первого периода существования Монгольской империи чингизиды применяли весьма прагматичную модель и, в отличие от арабов или, скажем, Римской церкви, ничего идеологического на завоеванных землях не насаждали, миссионерами не были и даже религию свою, тенгризм, «оставили» в Каракоруме. Это объяснялось также и тем, что сами они ничего не производили, жили и обогащались исключительно за счет дани.
Подобная «налоговая политика» в большей степени походила на рэкет глобального масштаба, впрочем, новые хозяева мира в любом случае были крайне заинтересованы в стабильном развитии подвластных территорий: объемы дани непосредственно зависели от степени хозяйственного освоения земель (погромы в основном имели место в тех случаях, когда тот или иной князь – армянский, московский, мусульманский… – отказывался платить дань).
Таким образом, в течение особенно первых нескольких десятилетий монголами реализовывалась прагматичная модель, ориентированная исключительно на
прибыль. Более того, местным элитам также предоставлялась отнюдь немалая самостоятельность (по современной терминологии – «широкая автономия»), что, видимо, устраивало последних: удельные князья вели даже междоусобные войны за право именоваться главным данником, за право навестить великого хана, за обладание «алтын пайзцей».
Поддерживаемая на огромной части суши, такая политика и вскрывает
причины беспрецедентного расцвета мировой торговли в первоначальный этап
развития Монгольской империи. Никогда еще бескрайние просторы Евразии не представлялись столь оживленным «транспортным коридором», по которому вполне свободно перемещались и купцы, и миссионеры, и посланники королей,
да и сами короли – представители самых разных народов и вероисповеданий. Прославленные пилигримы и путешественники XIIIв. (французский посланник Гийом де Рубрук, францисканский миссионер Джованни Монтекорвино или тот же знаменитый представитель купеческой семьи Марко Поло) являлись, по
сути, «детищами монголов». Еще за тридцать лет до Марко Поло армянские военачальники и монархи также проделали долгий путь из Средиземноморья в Каракорум.
Почему мы обратились к этой теме? Дело в том, что марксистское восприятие самого понятия «национальный вопрос», равно как и способов его
разрешения, базировалось на очень глубоком анализе исторического прошлого, на сопоставлении всех попыток по сглаживанию внутренних противоречий. Естественно, такие постановки рассматривались под призмой «сегодняшнего дня», с учетом именно «текущих запросов», степени развития общественно-производственных отношений и классовой борьбы. Разумеется, очень многое
отметалось уже сразу, однако некоторые принципы брались на вооружение: в
частности, марксистам особенно приглянулась идея Македонского по созданию новой имперской общности путем слияния народов. Однако миксацию они представляли не столько этногенетической, сколько социально-политической, посему рождение нового социума видели не на фоне пышного и грандиозного бракосочетания, а в контексте солидарности трудящихся всего мира. В 1916г. в статье «Социалистическая революция и право наций на самоопределение» Владимир Ленин писал: «Целью социализма является не только уничтожение раздробленности человечества на мелкие государства и всякой обособленности наций, не только сближение наций, но и слияние их».
В целом ориентир на слияние наций пронизывает и всю большевистскую идеологию, что весьма логично: без понимания путей решения этого вопроса невозможно было строить какие-либо серьезные перспективы в многонациональной России, позже в Советском Союзе. Однако появление «социалистических наций» – это не только глубокий анализ прошлого, в большей степени это результат ожесточенной идеологической борьбы внутри самого социалистического движения, итог постепенной кристаллизации единственно верного (по убеждению российских большевиков) тезиса, приведшего в конце концов к Великому Эксперименту.
***