Дни в ашраме текли один за другим без особенных памятных событий или приключений. Нужно сказать, что я не искал что-то новое или удивительное в ашрамской жизни. Для меня все, что происходило, затрагивало такую глубину что даже и не было желания интересоваться посторонними вещами или событиями. Мои основные задачи, моя роль священнослужителя, работа у реки не оставляли много времени на другие занятия.
Живя в пирамиде, я постоянно чувствовал мощный поток энергии, который шел через меня снизу вверх. Иногда я терял чувство времени, и пространства, так что мне приходилось делать огромное усилие, чтобы вернутся в настоящее время.
Однажды мне стало плохо. Появилась температура и боль во всем теле. Я зашел в главный храм и попросил одну йогиню сделать мне джарра. Эта форма лечения, в которую инициировал Бабаджи некоторых людей. Лечение заключалось в повторении особой молитвы. Одновременно связкой павлиньих перьев проводили над всем телом. После нескольких минут такой процедуры я себя почувствовал намного лучше.
У Шастриджи было много детей, и чтобы мочь подрабатывать он дал ему разрешение гадать по руке и предсказывать. Бабаджи подарил ему маленький серебряный медальончик, который у него весел на кисти правой руки. С помощью этого медальончика он имел дар ясновидения. Однажды я нашел Шастриджи в храме и попросил его помочь мне решить некоторые вопросы личного характера. Мы уселись друг против друга на полу. Он пристально посмотрел мне в глаза пару минут и потом начал разглядывать линии на моих руках. Сначала говорил о моем прошлом. Меня удивила точность того, о чем он говорил. Никто кроме меня не мог знать этого. Он рассказал некоторые события моего детств – о моих удивительных откровениях или видениях в пяти и одиннадцати летнем возрасте. Рассказал и о том, что я в прошлой жизни был учеником Бабаджи в течение семи лет, и что он меня позвал, чтобы продолжить мое учение.
Потом, посмотрев на свой медальончик несколько секунд, он начал мне говорить о предстоящем, что придет время, и я буду знать, чем я буду служить Бабаджи, в чем будет заключаться моя дхарма. Тогда я задал несколько личных вопросов, и он тоже на них ответил. Поклонившись, я удалился, чтобы быстрее записать то о чем он говорил. Информации было так много, что я боялся забыть ее. В основном Шастриджи нарисовал положительную картину моей прошлой и будущей жизни, но я не особо верю в предсказания, и вскоре обо всем забыл. Недавно же я нашел листочек с записи той встречи. Все сбылось, как это он мне рассказал.
Однажды я пришел на утренний даршан в печальном и подавленном состоянии. Мне снились мои дети, и я проснулся утром с большой тоской по ним. Совершив свой пранам, я покинул храм. Мне не хотелось быть со всеми, сидеть лицом к Бабаджи и петь бхаджаны. Мне хотелось уйти на левый берег. Дойдя до угла, решил все-таки присесть и просто послушать песнопения.
Потом мне рассказали, что минуту спустя на даршан подошла женщина с младенцем в руках и совершила свой пранам. Бабаджи взял у нее ребенка и вышел из храма. Подойдя ко мне, молча положил его на мои колени и вернулся обратно на свое место. Я сразу подумал, что Бабаджи знал о моей тоске по детям и решил меня утешить этим способом. Я, конечно, был растроган, но одновременно понял, что за этим кроится великий урок.
На пути служения нет своей личной жизни, нет своих детей, нет ничего своего. Все в руках всевышнего! Я понял, что не следует печалиться. Все дети - мои дети. И что ко всем – к детям и взрослым - мне нужно относиться с той же любовью и заботой, которую я проявляю к своим детям. Вскоре ко мне подошла мать ребенка и, ни слова не говоря. забрала его. К этому времени моя печаль полностью исчезла, на ее место пришла глубокая тишина, и благодарность к Бабаджи, что он всегда знает о том, что происходит во мне, и каждый раз дает знать о своей любви и заботе. Я увидел, как он меня учит быть таким же заботливым и внимательным к каждому, кто ко мне обращается, и каждому помогать расти и преодолевать свое эго.
В Индии принято приходить на даршан к гуру с подарком - цветами, угощениями, куском новой ткани или одежды (ношенное не подносится), предметами и т.п. Этот процесс предоставлял Бабаджи возможность учить всех, которые к нему приходили. Он знал, почему человек принес тот или иной подарок, что он надеялся за это получить, какие мысли возникали в нем, какое впечатление он старался произвести на окружающих. Даршан - богатейшее время учебы, если обратить на это внимание.
Бабаджи показывал свое детское восхищение простыми вещами и теми, которые дарились с чистым сердцем. Люди приносили Бабаджи все на свете - золотые и серебряные украшения, часы, дорогие и изысканные вещи, но чаще скромные подарки. Все он принимал, не придавая, какого-либо значения их стоимости. Однажды кто-то принес ему заводную игрушку, которая хохотала. Потянешь за веревочку и когда отпускаешь, то плюшевая фигурка начинала громко смеяться во весь голос. Это было так заразительно, что Бабаджи часто заводил игрушку, и мы все безудержно хохотали.
Однажды какой-то человек принес ему дорогие золотые часы. Бабаджи тут же дал их ребенку, который с ними играл и вскоре уронил в грязь. Мужчина этот был очень расстроен. Бывало, что Бабаджи отказывался брать подарок от кого-то. И тогда человек чувствовал себя униженным и оскорбленным, но вскоре понимал, что совершил ошибку, стараясь перехитрить Бабаджи. Тем самым они получали урок и возможность устранить в себе гордыню или самолюбие.
Первое время я приносил на даршан конфеты в мешочках, которые продавались в ашрамской лавке. Он всегда открывал пакетик и мне давал в руку конфеты после совершения пранама, остальные раздавал другим. Когда учитель дает какое-либо угощение это считается прасадом – священной пищей и ее надо съедать или делится с кем-то. Я не сладкоежка, и скоро устал от такого количества конфет и стал делиться со всеми. Потом мне пришло в голову дарить кокос, который я мог приобрести в чайной. Это я и делал и в течение несколько недель – дважды в день приносил на даршан кокос. Бабаджи принимал его и клал его на пол около своего стула, но больше мне не выдавал конфет. Потом у меня появилось любопытство: что же происходит с этими кокосами в дальнейшем.
На утренний даршан, как и обычно я принес ему кокос. И во время пранама мысленно оставил перед его ногами следующий вопрос: «Бабаджи, что ты делаешь с этими кокосами?» После этого сел на свое место. Когда я уселся, он посмотрел на меня чтобы убедиться, что я на него смотрю, взял кокос, который лежал у его ног, подошел к своему личному хавану, открыл крышку, бросил его туда и сел обратно на свое место. Тем самым он ответил на мой вопрос. Мне было приятно узнать, что мой подарок становится часть приношения, которые он каждое утро бросает в огонь во время хавана.
Бабаджи играл с чувствами людей, которые им мешали жить или с которыми они не справлялись. Эмоции считаются препятствием и врагами на пути к освобождению. Их надо преодолевать. Бабаджи часто давал знать о своем неудовольствии к кому-либо тем, что не обращал на него внимание. Это было особенно трудно для женщин, которые легко в него влюблялись и хотели иметь признаки взаимной любви. Часто я видел женщин в слезах из-за того, что он в очередной раз даже не глянул на них во время даршана, хотя за день или два до этого восхищался ими. Мужчины тоже жаждали признания, но обычно не показывали своих чувств. Во время даршана чувствовалось напряженность, радость, ожидание, тяжесть сомнений. Некоторые порхали от радости, пока другие с тяжелым сердцем себя спрашивали: «Что я не сделал? Что я недопонимаю?» Бабаджи был великим мастером и тонким психологом, и в каждом он возбуждал переживание, осмысление и желание перестроить себя.
В ашраме было немало людей, которым Бабаджи давал роли, связанные с благоустройством, администрацией, дисциплиной, порядком, чистотой и т.д. Между ними тоже были ссоры, обиды, ревность, которые иной раз выливались в неприязнь. А когда Бабаджи уезжал из ашрама, то эти чувства вырастали чуть ли не в драки. Но для новичков все они были авторитетами, к которым можно было обращаться со всякими личными вопросами или бытовыми проблемами.
Хар Говинд Баба был ашрамским врачом и ответственен за музыкальное сопровождение во время пения бхаджанов. Также в его обязанности входило учение новоприезжих песнопениям. Бабаджи не любил, когда плохо поют или не знают слов песнопений.
Гора Дейви была связующим звеном, и к ней надо было обращаться, чтобы иметь доступ к Бабаджи. Она знала, каких людей он принимает, и по каким вопросам, и, если считала нужным его потревожить, шла спрашивать, он примет того-то. Она также занималась личной перепиской Бабаджи и смотрела за его личными вещами.
Радхе Шьям был ответственным лицом в конторе, и ему приходилось решать административные проблемы с повседневным функционированием ашрама.
Лок Натх в основном руководил порядком и карма йогой, будил людей в четыре часа утра и выгонял их на речку умываться, смотрел, чтобы все новички приходили на работу. Он был одним из личных слуг Бабаджи и часто Бабаджи вызывал его, чтобы выполнить особую задачу.
К Шила Дейви обращались в основном женщины с проблемами гигиены, диеты, и с разными недугами.
Рам Дасс, тоже один и личных прислуживающих Бабаджи, но часто занимался приготовлением обрядов.
Джеймал отвечал за водопровод в ашрам и занимался ремонтом всех мелочей и неисправностей.
Были и другие, но их не всех знаю и некоторые во время моего короткого пребывания в ашраме находились в других местах. Но самый любимый и близкий человек в ашраме был для меня Гар Хари.
Из всех удивительных людей, которых Бабаджи выбрал, чтобы помогать ему, Мунирадж выделялся как его самый близкий и постоянный ученик. Его имя означает - царь молчания, но он был не столь молчаливым как неуязвимым, скромным, смиренным и ко всем одинаково мягким и услужливым. В моих глазах он был олицетворением настоящего ученика и примером для всех. Мунирадж жил в Халдвани, где занимался оптовой торговлей. Но он часто бывал в ашраме, и конечно присутствовал на всех праздниках. Можно сказать, что он был правой рукой Бабаджи, став наставником ашрама и руководителем после ухода Бабаджи.
Я познакомился с Мунираджем в Халдвани, когда первый раз ехал в ашрам. Мне дали его координаты в Дели на той памятной встрече с Бабаджи. Он меня радушно принял, и повез в ашрам на грузовике, который вез припасы и людей на праздник. Три с половиной месяца спустя, когда я уезжал, он тоже сидел рядом со мной в кузове грузовика.
Я имел дело со многими учениками за время пребывания в ашраме, люди с разных стран мира и много индусов. Все они - часть моей духовной семьи. Были и те, с которыми у меня не было возможности познакомиться, но, тем не менее, я чувствую к ним родство. Быть учеником Бабаджи означает, что я член этой семьи, и все, кого он позвал к себе, мои братья и сестры.
Глава 12
Я уезжаю из Херакана
В июне месяце я почувствовал, что уже пора ехать обратно в Канаду. Не знаю, на чем было основано это чувство. Я не тосковал по своей семье, не испытывал одиночества. Просто было ощущение, что мое время моего пребывания здесь заканчивается и наступает перенасыщение. Найдя подходящий момент, я подошел к Бабаджи и попросил его разрешения уехать домой. Он не ответил на мой вопрос, но, взяв меня за руку, повел к огороду указывая, что мне нужно вырывать сорняки и прибирать вокруг храмов лишние заросли. Я понял, что он меня не отпускает, но дает мне другую работу, освобождая меня от болей тяжкой работы, носить камни.
Поработал я недели две, подметая и собирая камушки, которые скатывались с горы на площадку, где мы принимали пищу, убирал огород, сажал цветы, ухаживал за деревьями, помогал на кухне. Работать стало приятно и непринудительно, и я не уставал. Но через недели две во мне опять возникло чувство, что пора ехать домой. Опять я подошел к Бабаджи и попросил его благословения, чтобы ехать обратно в Канаду. В этот раз он мне дал согласие, и я тут же собрался, чтобы на следующее утро уехать.
Рано утром, выпив кофе в чайной, я собирался пешком идти вдоль реки до места, куда доходит автобус из Халдвани. Ко мне подошел Мунирадж. Когда я сказал ему, что уезжаю, он ответил, что если я подожду пару часов, то будет грузовик и я смогу уехать на нем, вместо того чтобы идти по жаре пешком. Я согласился подождать. Но грузовик все не шел и не шел. Пришло время обедать, но я сидел на месте, боясь пропустить грузовик. Уже подходило время, когда солнце заходит за горы. Весь этот день я сидел у подножия 108 ступенек, и мне было так тяжко, так грустно. Расставание с Бабаджи было для меня великим испытанием.
Не выдержав, я побежал наверх к комнате Бабаджи и там меня встретил Джеймала, который стоял на страже у ворот. Я ему сказал, что хочу попрощаться. Бабаджи меня принял. Я сделал пранам и сказал, что уезжаю, и спросил, смогу ли вернуться сюда? Он мне дал разрешение, сказав, что я могу приехать на рождество. Поклонившись, я вышел, а Бабаджи продолжал сидеть с другими своими гостями.
Когда я спустился к реке, грузовик уже стоял. Мунирадж помог мне с сумкой залезть на кучу бревен, которые лежали в кузове. Отъехав двести метров, я вдруг увидел Бабаджи, сидевшего на низкой стене и провожавшего нас взглядом. В этот же момент я увидел, что из его глаз исходят сильные горизонтальные лучи света и ударяют в меня. Сразу вся моя печаль исчезла, и я почувствовал огромное спокойствие и радость. Как он очутился на этом месте, является одним из его чудес. Не мог же он пройти мимо нас незамеченным.
Этот момент является ключевым для меня, так как в этом действии было все, что ученику надо от своего учителя. В нем было его благословение, и знание что он всегда идет со мной, и что я могу полностью на него положиться. Называется это Абхия Дхан – уничтожение страха. Учитель дает знать своему ученику, что он дает ему свою защиту которая делает его бесстрашным. Чтобы не происходило с ним - любые перемены - все происходит только потому, что он это позволяет на благо своего ученика. При любой опасности, даже из-за собственной глупости, он защищен. Когда не о чем волноваться или чего-либо боятся, больше не думая о том, как себя защищать, ученик находит спокойствие в самом себе, принимая все, как из рук учителя. Все становится его волей, которой он отдался беспрекословно и навсегда.
С этого момента ученик слушает своего учителя внутри себя как свой внутренний голос и видит его руку всюду. Такая защита необходима, чтобы правильно решать все вопросы, даже самые мелочные и с этой защитой ученик дорастает до того же сознания, что свой учитель. Без защиты человек вынужден полагаться на собственную силу, хитрость и предусмотрительность. Он остается рабом своего страха. Но с защитой он отбрасывает страх и приобретает свободу. По этой причине гуру является самым бесценным, самым важным, самым нужным существом на свете.
Бабаджи однажды сказал, что «из миллиона приверженцев, один станет моим учеником!» Вся эта книга посвящена только одной этой теме: как ищущий становится учеником и что есть жизнь ученика.
Глава 13
Канада
Самолет сделал мягкую посадку. В аэропорту ждала меня моя дорогая жена и трое детей. Явно, что мой внешний вид - худой, бритоголовый, загоревший - застал их врасплох. В полном молчании мы доехали до дому. Отрываю дверь и слышу, что звонит телефон.
На том конце мой бывший работодатель торопливо говорит, что очень нуждается во мне, хочет, чтобы я пришел работать. Могу ли я сегодня начать? Это была очередная лила моего учителя, которая предусматривала все и своевременно давала точно то, что нужно. В данный момент мне нужно было работать, зарабатывать, так как я больше года не работал.
Жизнь вернулась очень скоро в обычное русло: работа, семья, домашние обязанности. Я долгое время сопротивлялся тому, чтобы есть мясо, проводил мои ритуалы. Мысли часто возвращались в Херакан, к Бабаджи. Думая о том, что произошло со мной там, в далекой долине Гаутама Ганга, я начал понимать, что это было только начало.
Последние слова, которые мне сказал Бабаджи, были «На рождество, ты приезжай!». Декабрь приближался, и мне очень хотелось вернуться в Херакхан. Но, видя своих детей, для которых это самый важный праздник, и что они с большим предвкушением ожидали его, я подумал, что несправедливо у них отнимать эту радость. На работе я был очень ценным специалистом, и меня не хотели отпускать чрез четыре месяца после того я начал работать. Конечно, я мог бы настоять на своем, мог бы не считаться с семьей и я подумал, что если не в этом году, то в следующем уж точно поеду. Так я нарушил первое правило ученика, о котором сожалею до сих пор.
Единственная задача ученика - это услышать и выполнить хоть самый легкий намек учителя или прямое указание. В это рождество я не поехал, а через два месяца Бабаджи больше не стало. Какие горькие слезы обиды и боли я пролил. Учитель не обязан объяснять себя своему ученику, он видит и знает то, что не может знать ученик и учит его беспрекословно слушаться, тем самым учит его приобретать качества и виденье самого учителя.
Какой это был для меня тяжелый урок, когда в феврале месяце мне позвонили друзья из другого города, чтобы сообщить скорбную новость. Я почувствовал, что осиротел, что все потерял, и что жизнь не имеет больше смысла без Бабаджи, что я остался один.
Бабаджи был примерно моего возраста, и мне даже не приходило в голову, что он может покинуть свое тело в таком молодом возрасте. Были люди, которым он намекал, что скоро расстанется с этим телом, что его задача подходит к концу. Были и те, которым он еще в семидесятых годах пророчествовал точный год, месяц и день когда он примет махасамадхи. Но никто из нихне предполагал, что все это так и произойдет.
Бабаджи умер четырнадцатого февраля, в день Святого Валентина, бывшего епископа Константинопольского, покровителя влюбленных. Его тело похоронили на территории ашрама около главного храма и над ним построили мраморный храм. В Индии всех умерших сжигают, кроме великих святых, которых хоронят. Вся духовная семья Бабаджи осиротела, и мы спрашивали друг друга, а как теперь мы будем существовать, как действовать дальше. Я прошел очень кризисный период в связи с уходом Бабаджи. Но продолжал проводить Арати и общаться с ним в моем сердце, как я это делал, когда приходил на даршан и совершал пранам.
Когда я приходил к своему алтарю и садился с ним общаться, во мне начало нарастать чувство, что на самом деле Бабаджи не исчез, что он близко, что он со мной. Продолжались и его чудеса, удивительные совпадения, его лилы. И во мне все больше крепло чувство, что он, как и был, так и остался.
Во истину он не мертв, но жив и продолжает жить теперь уже не в Херакхане и не в теле того, кого я называл Бабаджи: он живет в моем сердце. Это теперь его новое место пребывания и место, из которого он будет выполнять свою работу. И я, отдавшись ему полностью, буду его инструментом, его представителем, его слугой.
Моя скорбь стала моей радостью, моей новой жизнью. Я уже больше не печалился. Я чувствовал его в своем сердце, и мне только нужно было отойти от суеты, обратиться к нему, и сразу я оказывался у его ног. Его голос я слышал и чувствовал. Он шел из моего сердца. Сейчас я точно вижу, что его уход был причиной моего дальнейшего стремления к тому, чтобы стать настоящим его учеником, отдавая ему управление своей жизнью, и с большой радостью и уверенностью, выполняя все его требования. Я предполагаю, что если бы он остался среди нас, то я бы всегда желал бы остаться у его ног, как ребенок на руках своей матери. Но у Бабаджи были планы помочь мне расти, и его смерть послужила толчком к тому, чтобы научиться управлять собой изнутри, услышать свой внутренний голос.
Однажды кто-то спросил Бабаджи: «Что есть Истина» и он ответил: «Голос твоего Атмана». Все учителя говорят об этом, но таких учителей как Бабаджи, которые не только говорят об этом, но и знают, как помочь ученику достичь этого, очень мало. Истинный источник и вместилище божества в человеке является своим сердцем, и только тот гуру, который может довести ученика до своего источника настоящий учитель. Тот, кто сумел познать эту тайну себя, кто, отдавшись своему учителю, также отдается своему внутреннему голосу, настоящий ученик.
Три года прошли со дня махасамадхи Бабаджи. Моя жизнь протекала без особых изменений. Я чувствовал какое-то внутреннее созревание, но пока ничего не прояснялось о следующем этапе моей жизни, и чем я буду служить Бабаджи. В моем уме я понимал, что если он счел меня готовым, то об этом даст знать, а пока моя роль состоит в том чтобы расти, учиться, оставаться в внутреннем покое, совершенствоваться и оставаться в радостном ожидании, что он меня позовет. Одна мысль не покидала мой ум в это время, с которой я обратился к Бабаджи и попросил его: «Бабаджи, я хочу знать, так как ты знаешь, я хочу видеть, так как ты видишь, я хочу, чтобы моя жизнь стала служением всему человечеству».
Несколько дней спустя как молния среди ясного неба мне пришло четкое указание поступать на педагогический факультет университета в Ванкувера, который был в тысяче километрах от того городка, в котором мы жили. В душе я был согласен, но зачем мне в сорок лет поступать в университет, я не мог знать.
Поделился своими идеями с женой и изложил план действия: мы продаем дом, переезжаем в Ванкувер, я начинаю учиться, дети поступают в школу, а она найдет себе работу по своей специальности.
В ответ она мне заявила, что не собирается ехать в другой город и начинать новую жизнь. И если это мне так важно, то нам придется расстаться. Я не мог себе представить такую реакцию и стоял перед ужасным выбором: сдержать свое слово, теряя при этом все, или капитулировать перед своей слабостью и выбросить из головы эту затею.
К счастью, жизнь меня уже подготовила к лишениям и потерям. Я не побоялся идти по указанному пути. Потеряв все, что было близко сердцу, я вступил в новую жизнь. И сразу же почувствовал, как возвращается прежняя уверенность, легкость, радость, спонтанность, которые была естественным моим состоянием в молодости. И среди молоденьких студентов я чувствовал себя моложе, чем они.
Годы учебы в университете были исключительно важны для меня, так как я, изучая психологию, разобрался с травмами, которые получают люди в детстве и их губительными последствиями. Меня это очень интересовало. И я тратил больше времени, исследуя этот вопрос, чем на учебу. Я начал связывать свой опыт с Бабаджи, увидев, как страх воздействует на процессе развития ребенка. Я понял, что подлинная духовность в начале является целительным и восстанавливающим процессом. Намного позже, когда человек, освободившись от воздействия психологических травм детства, приходит к состоянию внутреннего равновесие, ему становится доступен мир духа. В эти годы я проходил глубочайшее очищение и обновление.
Много удивительных и важных книг написано о ранениях, которые наносят ребенку в процессе развития и как это выражается в жизни взрослого. Я теперь владею опытом и данными, которые подтверждают, что все беды нашей цивилизации - война, насилие, преступность, одиночество, психопатологии, являются результатом безжалостного обращения с ребенком в рамках принятой системы дрессирования, которое мы называем воспитанием.
Воспитание является средством передачи неспокойствия, дисгармонии и озабоченности воспитателей и общества и каждый ребенок наследует эти черты. А спокойствие и равновесие являются непременными и основными качествами для того, кто стремится к соединению с духом и со всем мирозданием. Из тишины своего бытия начинают проявляться светлая ясность ума, беспричинная радость, глубочайшая мудрость, умение правильно действовать в любых обстоятельствах, желание приобщится к созидательной и целительной силе духа и чувство любви, и сострадание ко всем людям и всем живым существам.
Путь, который ведет к смирению и к отрешению является чисто человеческим процессом роста, но люди испокон веков ошибочно называют этот процесс духовным.