Зигрид боялась выйти из каюты. Мир подводной лодки, ставший вдруг чужим, пугал ее. Возникал страх, как бы не потеряться в лабиринтах коридоров. Основную часть времени девушка лежала в кровати, перебирая воспоминания, вызывая ощущения. Порой засыпала, но часто просыпалась. Ей все время снилась Алмоа. Зигрид страдала от того, что не чувствовала больше запаха леса, не могла поднять руки над головой, чтобы «поймать» ветер. Но больше всего ей не хватало Кобана. Порой она даже просыпалась в слезах и с его именем на губах. Двадцать лет, боже мой! Двадцать лет совместной жизни, а потом вдруг внезапная разлука, расставание… Словно пропасть разверзлась в ней, возникло страшное ощущение пустоты.
Утром, увидев отражение в зеркале над раковиной, она себя не узнала. Кто эта девочка, что смотрит ей в глаза с потерянным видом? Зигрид даже дотронулась до зеркальной поверхности, желая удостовериться, что не смотрит на нее из отверстия в стене. Ведь на подводной лодке, где все друг за другом шпионят, это вполне возможно.
С некоторым отвращением она разглядывала незнакомку с белой кожей, со светлыми волосами, такую некрасивую. К счастью, алмоанки не такие. Их кожа приятного голубого оттенка гораздо привлекательнее этих блеклых красок! Почему же зеркало не отражает ее настоящий облик… ее внешность алмоанки?
У Зигрид вдруг застучали зубы — она поняла, что приняла себя за кого-то другого!
Воспоминания Кобана вместо того чтобы ослабеть, стереться, постепенно заменяли ее собственную сущность. Если она не воспротивится, ее «я» растворится, разъеденное имплантатами памяти, которые алмоанец вживил в нее.
— Со временем я стану думать, как Кобан, — прошептала девушка.
Нагнувшись к зеркалу, Зигрид стала рассматривать свое отражение. Теперь оно показалось знакомым, но как-то не хотелось узнавать в нем себя. Не хотелось мириться с бледным лицом, с похожими на паклю волосами. Она не ожидала увидеть такое отражение и еле сдерживалась, чтобы не начать царапать ногтями эту чужую кожу в надежде убедиться, что видит всего лишь маску, которую налепили ей на лицо во время сна.
Ее мучил голод. Зигрид подумала, что, наверное, Кобан так же мучается там, внизу, в заброшенном отсеке. Ей надо пойти и накормить его, иначе он умрет от истощения. Трижды дотрагивалась девушка до ручки двери, чтобы отправиться в камбуз. И трижды замирала на пороге, обездвиженная мыслью, что придется опять идти по тесным, опутанным трубами переходам подводной лодки.
Сам же образ Кобана подвергался странным изменениям. Иногда юноша представлялся как друг детства, с которым она выросла и всем делилась. Однако, как бы близки они ни были, алмоанец оставался все же чужим. Он был мужчиной, она была женщиной. В другие моменты они, наоборот, составляли единое целое, их личности перемешивались. Зигрид знала многое о Кобане, гораздо больше, чем жена знает о муже после двадцати лет совместной жизни. Вот почему в конце концов и начинала принимать себя за него: она имела доступ к самым сокровенным его тайнам, которые обычно никому не рассказывают.
Девушка все еще стояла перед зеркалом, когда дверь открылась. Рыжеволосый юноша стоял на пороге, хмуря брови.
— Ты вернулась? — спросил незнакомец. — Где ты была?
— Кто вы? — вздрогнув, пробормотала Зигрид.
— Не притворяйся! — сказал юноша. — Ну ладно, мы поссорились, но не надо из-за этого делать вид, что мы незнакомы.
Зигрид стала копаться в своей памяти в поисках усеянного веснушками лица и не смогла найти. Она прекрасно помнила Хуан-Ле, маленького торговца водой у высокой крепостной стены, даму Хо-Шеа, которая приходила каждую неделю покупать крем радости. Старого Ко-Туа, утратившего иллюзии мецената, который финансировал исследования по превращению ощущений в парфюмированные бальзамы. Но этого рыжего мальчика, худого и некрасивого… Нет, она никогда не была с ним знакома.
— Ты что, пьяна? — закричал незнакомец. — Выпила какую-нибудь гадость? Это же я, Гюс. Боже мой, ты меня не узнаешь?
— Гюс? — Зигрид тряхнула головой. Что-то встало на свои места в ее памяти. Ну да, Гюс. — Прости меня, мне приснился кошмар.
— Я уж понял, — проворчал рыжий. — Ты меня напугала. У тебя очень странный взгляд. Взгляд… другого человека.
Он сел на краешек кровати и стал, подняв глаза вверх, разглядывать Зигрид.
— Ты уверена, что в состоянии меня выслушать? Сколько ты отсюда не выходила? Тебя долго не было видно. Знаешь, что на «Блюдипе» происходят непонятные вещи?
Зигрид упала на табуретку, прилагая неимоверные усилия, чтобы выглядеть самой собой.
— Пропадают люди, — продолжал парень. — Просто так, раз — и исчезают! Находят только пустые койки. Офицеры думают, уж не стали ли те ребята клаустрофобами.
— Клаустрофобами? — повторила Зигрид. — Да мы все здесь клаустрофобы в той или иной степени. Ведь так?
— Не смейся! — возразил Гюс. — Некоторые прямо-таки в шоке от этих исчезновений. Неужели несчастные покончили жизнь самоубийством, выбросившись через торпедоносные отверстия? Такое уже случалось, но сейчас — словно эпидемия. Старший матрос утверждает, что начался массовый психоз, который может быть заразным. Ты вообще хорошо себя чувствуешь? У тебя правда странное лицо.
Зигрид принялась успокаивать гостя. Она ничего не поняла из рассказанной им истории с исчезновениями людей. И ей даже сложно было делать вид, что ей интересно.
— Сколько человек пропало? — спросила девушка, просто чтобы хоть что-то сказать.
— Пятнадцать. Пятнадцать человек за три ночи. Исчезли, ничего не взяв с собой. Ни одежды, ни обуви — ничего. Боже мой! Мы находимся на подводной лодке, ты же знаешь, что отсюда некуда деться. Есть заброшенный отсек, но кто пойдет туда? Там же царство крыс. Никому не захочется сменить свое место жительства на ад. Сначала я подумал, что тут какое-то сведение счетов между заговорщиками и матросами, но среди заговорщиков никто не в курсе. С ума можно сойти!
— Да, — эхом повторила Зигрид, — можно сойти с ума.
Глава 25
Голубые дьяволы
На подводной лодке действительно воцарилась странная атмосфера. С наступлением вечера каждый закрывался в своей каюте и баррикадировал дверь. Коридоры пустели. В залах отдыха шептались, собравшись небольшими группками и часто оглядываясь, матросы или юнги. А офицеры запирались на капитанском мостике, плотно задраивая тяжелые непроницаемые двери.
Атмосфера страха царила в лабиринтах металлических коридоров. Лейтенант Каблер установил дозор: взад-вперед ходили вооруженные моряки, охраняя товарищей. Но никто не чувствовал себя от этого в безопасности, потому что и часовые исчезали. На полу находили их заряженные ружья, хотя не прогремел ни один выстрел, сигнал тревоги не звучал.
Некоторые матросы начали поговаривать о привидениях, о проклятии, нависшем над «Блюдипом». Люди в море вообще очень суеверны, а зловредные особенности воды на планете Алмоа усиливали эти настроения.
Больше никто не вызывался добровольцем, чтобы нести дозор, и Каблеру пришлось назначать часовых. А те продолжали исчезать. Вскоре еще пятнадцати человек недосчитались на перекличке.
Несмотря на то что Зигрид прилагала усилия, чтобы заинтересоваться сложившейся ситуацией, она не чувствовала, что происходящее имеет к ней отношение. Ей стало очень тяжело находиться на подводной лодке, и потому она не обращала внимания на абсурдные истории о пропаже людей. Ей было тяжело физически. После возвращения все было для нее пыткой: синтетические ткани, искусственные материалы, использованные при строительстве подводной лодки, теснота помещений. Девушка буквально задыхалась. В первый раз за свою жизнь она стала испытывать острые приступы клаустрофобии. Воздух, который гнали кондиционеры, иссушал ей легкие, электрический свет слепил глаза, из-за отфильтрованной воды нестерпимо чесалась кожа. Мир «Блюдипа» стал для нее чуждой средой. А более всего она не могла выносить вида труб, кабелей, испещренных болтами перегородок. Зигрид чувствовала себя рыбой, вытащенной из воды и брошенной на берег. Или животным, всю жизнь бегавшим по саванне и внезапно оказавшимся за решетками маленькой клетки.
Сил это терпеть не было, и она снова отправилась в чрево подводной лодки. А поскольку уже неплохо ориентировалась в лабиринте заброшенной территории, довольно быстро добралась до каюты, которую освещал идущий из смотрового окна свет забортной воды.
В конце туннеля ждал ее Кобан, который шестым чувством узнал о прибытии своей спасительницы.
— Так и понял, что это ты, — сказал молодой человек охрипшим голосом, который удивил Зигрид, потому что совершенно не был похож на выдуманный ею.
Алмоанец говорил, четко произнося звуки и слоги. Да еще слишком тщательно шевелил губами, отчего походил на куклу чревовещателя.
— А я думала, ты — немой, — пробормотала девушка.
Юноша пожал плечами.
— Произносить слова вслух — для нас уже устаревшая практика. Мы давно отказались от речи. Только калеки используют ее, те, чьи выделения недостаточно сильны, чтобы передавать сообщения.
— Но ты говоришь на моем языке!
— Конечно, — вздохнул алмоанец. — Во время нашего общения я получил достаточно информации, чтобы выучить твой язык. Думаешь, он так сложен?
Зигрид была в замешательстве. Стоящий перед ней парень смущал ее. И вдруг, когда она уже собиралась протянуть ему руку, чтобы установить более глубокий контакт, ей показалось, что в голубой полутьме мелькнула тень. Чья-то фигура… Кто-то ходил по коридору. Юноша. Нет, двое, трое, четверо… Их была целая группа!
Это были алмоанцы. Они подошли и в недружелюбном молчании встали тесным кольцом за Кобаном, смотря на гостью странными фосфоресцирующими глазами. Четыре юноши, пять девушек.
— Ты впустил их на лодку… — возмутилась Зигрид, делая шаг назад. — Неужели сам возвратился за ними в море?
— Нет, — качнул головой Кобан. — Я просто взял гидрокостюм и открыл им люк. Это мои друзья по рыбьему обличью, которые сохранили свою личность, прибегая к постоянным тренировкам памяти. Они — те немногие из нашего рода, кто не поддался отупению. Я не мог поступить иначе. Ты должна понять! Уже столько времени мы мечтали вновь обрести человеческую внешность.
— Ты впустил их… — повторила Зигрид дрожащим голосом.
Она восприняла поступок Кобана как предательство. Глупо, конечно, но она не могла думать иначе. Алмоанец открыл доступ в отсек, как открывают тайную дверь. Ввел врага в крепость.
Вдруг страшная уверенность охватила Зигрид, и она стала задыхаться.
— Исчезнувшие! — хрипло проговорила девушка. — Матросы, растаявшие, как дым… Вы… Вы их убили!
— Мы никого не убивали, — поправил Кобан. — Мы взяли их в плен и теперь мучаем так же, как когда-то они мучили нас, бросаем в море.
Поскольку Зигрид гневно выпрямилась, он подошел к ней и схватил ее за плечи. Его ладони были влажными, и пот тотчас же проник в кожу девушки. Она вдруг увидела…
Она увидела, как по коридорам протащили потерявших сознание матросов. С них сорвали одежду. Потом одетые в гидрокостюмы алмоанцы внесли пленников в отсек и открыли вентили, впускающие морскую воду. Земляне начали биться в судорогах и стали трансформироваться в рыб. Как только превращение закончилось, алмоанцы с помощью трезубцев выгнали их через люк в водные глубины.
«Не более того, что они когда-то сотворили с нами, — подумала Зигрид. — Око за око».
Странное возбуждение охватило ее. Да, это было справедливо. Земляне должны расплатиться за содеянное. Земляне должны в свою очередь попробовать каторгу жидкого бессмертия. Жажда мщения бежала по ее жилам вместе с кровью.
В следующий миг она крадучись пробиралась по коридорам заброшенной зоны, а за ней шла вся группа алмоанцев. Продвигались, словно заговорщики, во тьме. Все они, недавно бывшие животными, а сейчас вновь ставшие людьми, — поборники справедливости, палачи, желавшие отплатить злом за зло.
Как же приятно было нападать на этих глупых, дрожащих от страха часовых! Выскакивать перед их носом из-за угла коридора и закрывать им рот ладонью, смоченной слюной. Матросы не успевали ничего сообразить, химическая реакция мгновенно наполняла их мозг галлюцинациями. У бедных землян даже не было сил закричать: оцепеневшие, они позволяли увести себя. А кто-то вообще сразу терял сознание, и тогда их волоком тащили по коридорам в темную зону.
Зигрид тяжело дышала. Охота возбуждала ее, и вся ее кожа покрылась тонкой пленкой пота, облегчая передачу информации. Девушка с удивлением поняла, что ей нравились эти тихие вылазки — чтобы передать какое-то сообщение, достаточно было дотронуться до соседа пальцем, и химические нейродатчики выполняли остальную работу. Образы, зрительные видения внедрялись в кожу и по нервам доходили до мозга.
Их было всего десять, противостоящих экипажу «Блюдипа». Десять голубых дьяволов. Но этого было достаточно. Земляне глупы, их ум размяк от многолетней рутины. Многие уже стали дряхлыми стариками. Что могли сделать бледные располневшие создания против десяти бывших рыб с гибкими и крепкими мускулами? Ну да, единственный положительный момент животного состояния: телесная сила, неисчерпаемая энергия.
Их было десять, выживших в морских глубинах, десять бывших акул с плавными движениями. Им не нужно оружие, чтобы провести карательную операцию, хватало собственной силы. Они не убивали. Их можно было обвинить в чем угодно, но только не в убийстве. Голубые дьяволы дарили бессмертие своим бывшим палачам. Бессмертие морских глубин…
Зигрид видела, как корчились матросы, захлебываясь в водовороте наполняющих отсек пузырей. И тотчас же у них отрастала чешуя. По обе стороны от лица жабры рассекали голову. Передние конечности укорачивались, исчезали внутри тела на месте будущих плавников.
Радость, радость мщения!
Руки Кобана обняли девушку. Зигрид на краткий миг поняла, что алмоанец передавал ей свою ненависть, желание взять реванш, не спрашивая ее мнения.
— Мы опустошим подводную лодку, — шептал он (голосом? Или его тихая речь звучала у нее в голове?). — Каждую ночь мы будем брать их в плен поодиночке и бросать в море. Я изучил содержимое их мозгов и теперь знаю, где сложены запасы пищи. Мы уже украли несколько мешков. Еда похожа на пыль, невкусная, но мы постараемся довольствоваться тем, что есть.
Зигрид представила себе опустевшую подводную лодку, субмарину-призрак, скользящую по морскому дну.
— Нет, не так. Постепенно мы овладеем техническими знаниями землян, — шептал Кобан, — вберем в себя их науку. Настанет день, когда мы поймем, что знаем достаточно, чтобы управлять «Блюдипом». Тогда мы всплывем…
Да, да! Зигрид вдруг поняла, на что намекал юноша. Светлое и полное сумасшедшей надежды решение осенило ее: надо… надо создать другой континент, другой остров на смену разрушенному землянами.
Кобан достаточно долго плавал в океане и знал, что существуют подводные вулканы. Спящие вулканы, которые можно разбудить, взорвав их. Десять, двадцать, сотня торпед устремятся прямо в жерло. Сильный подводный взрыв приведет в движение лениво кипящую лаву, произойдет извержение. В коре планеты появится трещина. Миллионы тонн лавы выплеснутся из ее ядра, затвердевая, образуя постепенно выступающий из моря конус.
Появится остров вулканического происхождения, рожденный в тщательно спланированной катастрофе.
У Зигрид перехватило дыхание. В этом проекте не было ничего невыполнимого. Огромное количество архипелагов на Земле сформировалось именно таким образом.
— Наслоения охлажденной лавы будут лишь основанием острова, — вновь подправил мысленную картинку девушки Кобан. — Голое основание, безжизненное. Но на нем мы сможем выстроить новый мир. Удобрений и искусственного гумуса в трюмах «Блюдипа» достаточно, чтобы засеять пустыню. Я знаю, потому что прочитал мысли взятых в плен моряков. Эти удобрения являются частью базового набора космических завоевателей. Они были разработаны, чтобы за две недели выращивать огромные деревья. Если боги помогут нам, мы сможем исправить то, что разрушили земляне.
Зигрид не могла дышать от восторга. Поднять из глубин остров… Вырастить материк, вызвав ярость магмы… Великолепная идея!
«Это наш последний шанс, — продолжал алмоанец. — Только мы помним о прежней жизни. Остальные стали настоящими рыбами, с рыбьими мозгами. Последняя человеческая искорка давно угасла в них. Нас осталось всего десять, чтобы вновь построить наш мир. Пять девушек, пять юношей. Если нас опять заставят жить на дне морском, наш ум искрошится, и мы тоже превратимся в животных. Навсегда. Каждый из нас далеко не такой, каким был раньше. Я многое забыл, в моей памяти полно дыр. И речи не может быть о том, чтобы повернуть назад! Мы пойдем до конца! Я предпочитаю, чтобы земляне меня убили, чем вернуться в океан. И предпочитаю умереть в теле человека, чем жить вечно в теле рыбы. Ты понимаешь, о чем я говорю?»
Зигрид понимала.
Но она уже устала от нервных разрядов обмена информации. Какое-то время девушка еще находилась в тумане полусознания, а затем провалилась в сон.
Потом кто-то встряхнул ее, разбудил. Пора было идти на охоту. Наступал вечер, когда алмоанский отряд брал в плен дрожащих от страха часовых, воровал еду.
Зигрид бежала по переходам подлодки и не испытывала никаких угрызений совести, не чувствовала себя предательницей.
Засаду устроили в центральном коридоре, стали прислушиваться к шагам часового. Когда тот приблизился, набросились на тощего рыжеволосого парня, руки которого сжимали ружье. Увидев, что на него несется странная толпа, он широко раскрыл глаза.
— Зигрид! — заикаясь, произнес часовой. — Зигрид, что ты творишь? Это же я, Гюс!
Юноша не успел больше ничего сказать — Кобан зажал ему рот влажной рукой. Зигрид посмотрела на осевшего, словно мешок, землянина. Гюс? Кто такой Гюс? Она не знала никого с таким именем.
Пленника дотащили до эвакуационного отсека. В последнюю секунду, когда его ноги уже стали превращаться в великолепный рыбий хвост, он пришел в себя. И снова закричал «Зигрид! Зигрид!». Но никто не ответил ему. Кто такая Зигрид?
Глава 26