Если говорить о значении, которое колокол приобрел в жизни народа, то здесь вряд ли найдется пример более яркий, чем Россия.
Начало распространения колоколов в восточнохристианских странах принято отсчитывать с 865 года, когда венецианский дож Орсо I прислал в подарок византийскому царю Михаилу III дюжину колоколов. Их повесили в башне, выстроенной специально для этого рядом с Софийским собором.
В Византии колокола не сразу стали столь же распространенными и ценимыми, как традиционные била. Но вполне возможно, тем не менее, что именно отсюда они вместе с билами были привезены на Киевскую Русь, когда Та приняла христианство.
Более вероятно, однако, что еще раньше и в большем количестве колокола попадали на Русь с Запада. О разных путях проникновения и разных предках русских колоколов свидетельствуют данные лингвистики. Старославянское слово "клакол", русское "колокол" по звучанию близко к немецкому "giocke”; византийское "камбана", церковнославянское "катмпан" - к латинскому "саmраnа".
Первое упоминание о колоколах на Руси содержится в третьей Новгородской летописи и датируется 1066 годом: "Приде Всеслав и взя Новгород и колоколы съима у святыя Софии и паникадил съима". Первое летописное свидетельство об отливке колоколов на русской земле относится к 1259 году, когда князь Даниил Галицкий перевез из Киева в Холм колокола и иконы: "Колоколы принесе ис Киева, другие ту солье". До наших дней сохранились два древнерусских колокола домонгольского периода, кроме того, от 39 колоколов сохранились фрагменты. Размеры этих колоколов колеблются от 30 до 60 см (в нижнем диаметре). Сплав, из которого они изготовлены, содержит от 20 до 24 процентов олова. По форме они аналогичны западноевропейским колоколам того времени ("улей", "сахарная голова"). На одних есть надписи русскими, на других - латинскими буквами. Судя по последнему различию, многие из колоколов, звучавших на Руси в то время, были привозными. Сходство же всех находок между собой и с западными аналогами позволяет утверждать, что в ту пору во всех христианских странах колокола изготовлялись по единому стандарту.
По-видимому, на первых порах к колоколам как пришельцам с католического Запада на Руси было настороженное отношение, и предпочтение отдавалось билам. "Било же держат по ангелову внушению, а в колокола латыне звонят", - написано в одном из житийных текстов. Гулкий металлический звон резал слух, привыкший к сухому стуку деревянной доски; "Егда начнут звонити - яко страшными трубами гласящими". Но уже в конце ХIV века летописец, рассказывая о погроме Москвы ханом Тохтамышем в 1382 году, называет оба инструмента в равноправном перечислении: "Несть позвоения в колокола ни в била".
Ранняя история колоколов на Руси прошла через те же этапы,, что на Западе, хотя и имела свои особенности. Поначалу колокола лили монахи, но довольно скоро дело перешло к ремесленникам. На колоколе Юрьевской церкви во Львове, отлитом в 1341 году, значится: "Сольян бысть колокол сий.”. игуменом Евфимьем". И тогда же, в 1342 году Новгородская летопись сообщает: "Повеле владыка Василий слиять колокол велик к святой Софии и приведе мастера с Москвы человека добра именем Бориса (очевидно, не из духовных лиц, иначе это было бы упомянуто).
Русские колокола освящалисъ, но никогда не крестились и не нарекались человеческими именами. В летописи говорится, что в 1292 году из Ростова в Углич был послан колокол "Тюрик", но это скорее прозвище, нежели имя. Как правило, колокол был обязан своим названием каким-то особенностям его звучания, событию, в честь которого был отлит, человеку, на чьи средства отливался, праздникам, по которым звучал, службам, к которым звонил. Колокол с сильным, резковатым звуком нередко звался "Лебедем", с мягким, приятным - "Красным", с неровным, дребезжащим - "Козлом", "Бараном". (см. приложение 1.)
Все перечисленные названия встречаются у колоколов Ростовской соборной звонницы, прославленной своими звонами. Там же висит "Голодарь" (по преданию он был отлит в годы неурожаев и эпидемий, в память великого голода и мора на людей, и в него благовестили в дни великого поста), "Полиелей" [так называется одна из частей праздничной утренней службы), "Сысой" (ростовский метрополит Иона Сысоевич, чьим "тщанием и радением" в конце ХVII века возводилась соборная звонница, увековечил в этом названии память своего отца; то был, пожалуй, единственный случай, когда русский колокол получил имя человека - пояснения тому будут даны далее).
Вообще на Руси суеверие не в столь значительной степени коснулось колоколов, как на Западе. Им приписывалась способность изгонять нечистую силу, развеивать козни и злые чары, отводить грозу, исцелять от болезней - перечень не очень-то обширен. Но вот суровым наказаниям русские колокола подвергались довольно часто. В 1771 году набатный колокол Московского кремля по указу Екатерины II был снят с занимаемого поста и лишен языка за то, что призвал народ к бунту. Его предшественник в 1681 году был заключен в Никольско-Корельский монастырь за то, что своим звоном нарушил сон царя Федора Алексеевича. В 1591 году по приказу Бориса Годунова отрубили уши и вырвали язык Угличскому колоколу, сообщившему народу о гибели царевича Димитрия; затем его сослали в Тобольск.
Приведенные примеры относятся к уже довольно позднему периоду историй колоколов в России, когда они завоевали признание и церкви, и государства, и народа.
Если говорить о других функциях колоколов, то и тут их голоса неизменно были значительными, поднимавшимися над будничной суетой, призывающими смертных обратиться к чему-то высшему, вечному, "Отложи присно тщеты недосуги. Колокол слушай - твори в небе други", - писал Карион Истомин в своем "Букваре".
- Колокола размеряли поступь времени, били тревогу, когда случался пожар или иное бедствие, когда вспыхивал мятеж или приближался неприятель, скликали воинов и напутствовали их на битву, ликовали, встречая победителей, приветствовали знатных гостей. Звук вечевого колокола был сигналом к народным собраниям в древнерусских феодальных республиках Новгороде и Пскове.
В самом названии - вечевой колокол - отразился тот факт, что функции светского и церковного звона на Руси часто закреплялись за разными колоколами. Например, небольшая башенка, стоящая на стене Московского кремля рядом со Спасской башней, ближе к Москва-реке, именовалась царской, набатной, сторожевой, всполошной. Первое название - от того, что в ней показывался народу новый царь, только что взошедший на престол; другие - от того, что здесь висел набатный или сторожевой, всполошный колокол, сообщавший о какой-либо беде или угрозе. Такие колокола (их еще называли осадными, дозорными) в русских городах висели, как правило, не на церковной колокольне, а на крепостной стене, на пожарной каланче.
Благодаря столь важным общественным функциям колокол приобретал значение государственного символа, становился частью национального самосознания. Утрата колокола говорила о потере независимости, была знаком беды и скорби. И когда в 1510 году Василий Ш, великий князь Московский, прислал в поверженный Псков дьяка Долматова с повелением отобрать у псковичей их вечевой колокол, - те, "удариша челом в землю, не могли против его ответа дать от слез и туги сердечные. Только тые не испустили слез, иже младенцы, сосущие млеко. И бе тогда во Пскове плач и стенание во всех домах, друг друга обнимающе. И спустиша колокол вечной у святой Троицы и начаша псковичи, на колокол смотря, плакати по овоей старине к по своей воле..."
Колокол был окружен на Руси чудесными легендами и назидательными поверьями. Считалось, например, что он умолкает в неволе, на чужбине: "Князь Александр (Васильевич Суздальский) из Володимера вечный колокол святой богородицы возил в Суздаль, и колокол не начал звонити, яко же был в Володимере; и виде Александр, яко сгрубил святой богородицы, и повелел его пакы везти в Володимер и поставиша его в свое место, и пакы бысть глас яко же и прежде богоугоден".
Именно этой традиции следовал А.И. Герцен, назвав "Колоколом" вольную русскую газету, которую он издавал в Лондоне, скульптор М.О. Микешин, взявший профиль колокола за основу памятника "Тысячелетие России" в Новгороде. Изображение колокола можно найти и в богатом бронзовом горельефе, опоясывающем этот памятник у самого основания и представляющем собой галерею виднейших деятелей российской истории. В группе "военных людей и героев" заметна фигура единственной женщины - это Марфа Гэрецкая, вдова новгородского посадника, возглавлявшая в 70-х годах ХУ века энергичную, но безуспешную борьбу за независимость Новгорода от московского царя. Со слезами на глазах, опустив голову и скрестив на груди руки, Марфа-Посадница стоит над разбитым вечевым колоколом, символом утраченной новгородской вольности.
Ранние русские колокола, небольшие по весу, размещались либо между двумя столбами, либо между столбом и стеной храма; сверху над ними мог сооружаться навес. С возрастанием веса колоколов и их количества при храме все их собрание стали размещать в многопролетном сооружении, которое стояло уже не на земле, а не стене храма. Летопись сообщает, что в 1515 году при перестройке церкви Рождества Богородицы в Московском кремле "князь Василий Иванович... петье поставил вверху, а в старой же (церкви) было на земле". Примерно в то же время возникает тип колокольни, стоящей отдельно от храма на собственном фундаменте. Самый ранний из известных примеров такого типа - трехъярусная трехпролетная звонница Покровского собора на Рву (более известного как храм Василия Блаженного), до наших дней не сохранившаяся.
Оригинальными сооружениями, свойственными лишь Древней Руси и
нe имеющими аналогов на Западе, были церкви "иже под колоколы". Первый храм такого типа - деревянная церковь Иоанна Лествичника, возведенная в Московском кремле в 1329 году. Наиболее ранний из сохранившихся примеров - Духовная церковь в Троице-Сергиевой лавре, встроенная в 1476 году. Колокола здесь размещались в вытянутых вверх нишах барабана, несущего церковную главу, и в нишах пониже, обрамленных арками в форме традиционных русских кокошников.
В начале ХVI века появляется новый вариант этого типа - столпообразная церковь "иже под колоколы". Точная дата его появления 1508 год, когда на смену старому храму Иоанна Лествичника был выстроен новый, каменный - тот, что позже был прозван Иваном Великим. Трёхъярусный восьмигранный столп имеет на каждой грани каждого яруса, но одной нише для колокола. Внутри него есть небольшая церковь, так что собственно колокольней, как полагают некоторые, назвать его нельзя. Но основное назначение Ивана Великого построивший его Иван Ш видел, по всей вероятности, не в этом. Он задумал его как триумфальную колонну. Для ниши над главным входом государь повелел отлить гигантcкий по тем временам 450-пудовый колокол, а в нишах следующего яруса поместил плененные колокола Твери, Пскова, Новгорода... К ним прибавились впоследствии новые трофейные колокола - смоленский, корсунские... Потом появились Ростовский, Даниловский, Марьинский, отлитые для далеких от Москвы церквей и монастырей, но оказавшиеся здесь взамен разбитых и поврежденных - как "представители" всех земель огромной страны.