— Чего? — спросил водитель.
Назимов показал ему удостоверение с надписью «Пресса».
— Пару вопросов.
— Ничего не знаю.
Алексея всегда удивляло, как эти люди — мелкие холуи — умудряются себя подать. С ходу и не разберешь, кто кого возит.
— Спасибо. Кто твой шеф?
Водитель криво усмехнулся. Стекло поползло вверх. Назимов придержал его рукой.
— Это что, секрет?
— Парень, не трогай машину, — с угрозой сказал водитель.
— Вот как? — Назимов дернул за ручку двери.
Водитель поспешно нажал на кнопку блокировки и прикрикнул:
— Убери руку!
— Да я уберу. Ты просто скажи, чьих будешь? Кому служишь?
Водитель недобро покачал головой.
— Да ты ненормальный.
— А ты — нормальный? Вы все тут нормальные, да? Под землей люди гибнут. Вон оттуда их выносят. Иди посмотри!
— А я здесь при чем?
— Ни при чем. Никто ни при чем. Тогда зачем ты приехал? Кого привез?
Назимов почувствовал, как на его плечо легла чья-то рука. Он оглянулся — оператор.
— Леш, может, хватит уже? Чего ты ко всем пристаешь?
Он убрал руку Назимова и отвел журналиста в сторону.
— Ты завалишь репортаж, понимаешь? Тебя ведь после этого даже на дециметровый канал не возьмут. Ты вообще соображаешь, что делаешь?
Назимов посмотрел на «БМВ». Водитель вылез из машины и доставал сигареты. Алексею показалось, что его руки немного дрожат.
Он подошел к водителю и протянул зажигалку.
— Ладно. Не сердись. Работа…
Водитель закурил и бросил быстрый взгляд на двери станции.
— Маев здесь. Начальник метрополитена. Он тебе все равно ничего не скажет. Здесь такое творится… Лучше и не подходи к нему. Пресс-служба даст комментарий, но попозже.
Назимов стоял, вслушиваясь в каждое слово.
— А что там вообще произошло?
Водитель снова оглянулся.
— Вода прибывает. Очень быстро.
— Что значит «очень быстро»?
— Значит, что, если не принять никаких мер, всю линию может затопить.
— И что теперь делать?
— Останавливать воду, — как о чем-то само собой разумеющемся сказал водитель.
— Как?
— Есть средства… Только…
— Только что?
Водитель бросил на асфальт окурок.
— Только не все успеют выйти.
Они замолчали. Каждый молчал по-своему. Каждый не глядел на другого.
— Зачем ты это сказал? — спросил Назимов. Водитель недоуменно вскинул брови.
— Я тебе ничего не говорил.
— Понял…
Назимов развернулся и побрел к микроавтобусу. Надо было перегонять материал в студию.
Он чувствовал себя совершенно разбитым и опустошенным.
Молодой человек с пышным начесом, скрывающим раннюю лысину, стоял с микрофоном в руке на площади автобусной станции.
— Мы ведем свой репортаж от станции метро «Тушинская». К сожалению, мы пока не располагаем никакими достоверными сведениями о том, что случилось в перегонном тоннеле между «Тушинской» и «Щукинской». Определенно можно утверждать одно — произошла очень крупная катастрофа. Количество жертв уточняется, но уже можно сказать, что их не менее ста человек.
«И скорее всего будет еще больше…» — добавил про себя Назимов.
Он не сказал это вслух, но Ирина смогла прочесть это в его глазах.
Она покачнулась. Высокие каблуки внезапно показались не такой уж надежной опорой, а мраморный пол — отполированным до блеска гладким льдом.
Если бы не охранник дядя Вася, вскочивший со стула и схвативший ее под руку, она бы обязательно упала.
— Телефон… — слабо сказала Ирина. Охранник поставил перед ней аппарат.
— У тебя там кто-то… Да?
Она кивнула и стала набирать номер. Она набирала три раза и никак не могла попасть в отделение инфекционной больницы, где работал Гарин.
Наконец на том конце провода раздался певучий баритон.
— Да-да. Островский слушает!
— Ирина сжала пальцами виски. «Как же его зовут? Как его зовут, этого Островского?» Владимир Николаевич… — это получилось непроизвольно. Онемевшие губы сами выговорили забытое имя. — Это Ирина… Гарина…
— Ирина Александровна, голубушка! Слушаю вас!
— Скажите… Скажите, Андрей… На работе?
Островский не отвечал.
— Почему вы молчите? А? — Она не выдержала и сорвалась на крик: — Почему вы молчите?!
— Ирина Александровна… Он… еще не пришел. — Слова давались старику с трудом, видимо, он уже знал последние новости. — Пожалуйста, возьмите себя в руки. Я скажу ему, он сразу же вам перезвонит.
— Перезвонит? Откуда? Из метро? — Ее душили слезы. Она затряслась и потом зарыдала в голос. — Из метро?! Что вы такое говорите?
— Успокойтесь, пожалуйста, — бормотал Островский, но Ирина его больше не слушала.
Трубка выпала у нее из рук и, качаясь, повисла на витом шнуре.
— Это мне… Это мне за все… За что, Господи?! За что?! — она стала медленно сползать по стойке.
Дядя Вася вскочил со стула, бросился к Ирине и подхватил ее под руки. В его возрасте подобные упражнения вполне могли закончиться обширным инфарктом.
— Да что же это? — причитал он. — За что все это?
Он дотащил ее до туалета, открыл кран и плеснул в лицо пригоршню воды.
Через пару минут Ирина пришла в себя. Тушь и косметика стекали разноцветными струйками.
Василий Петрович отмотал пару метров туалетной бумаги и протянул ей вместо салфетки.
— Вытри лицо, красавица. Все будет хорошо.
Ирина посмотрела на охранника и четко, почти по складам, сказала:
— Я ведь не хотела… Чтобы все — вот так.
Она просительно заглянула в его глаза:
— Я же не виновата, правда?
Василий Петрович прижал ее к груди и погладил по спине.
— Конечно, милая, конечно…
Он не понял ни слова из того, что она говорила.
Немного успокоившись, Ирина снова набрала номер Константинова.
Владимир был таким цельным и надежным… Он должен что-нибудь придумать. Теперь она надеялась только на него.
Механический женский голос повторил, что «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети», и Ирина почувствовала, что снова приближается к опасной грани, за которой начинается истерика.
И если бы не дядя Вася, так бы оно и случилось. Но он схватил ее за плечи, сильно встряхнул и громко чмокнул в щеку.
— Ну-ка, соберись! По-моему, ты должна быть там.
— Там?
— А где же еще?
— Да. Там.
Ирина поднялась в офис, не говоря ни слова, собрала вещи, накинула плащ и бегом спустилась к машине.
Вагон мотало из стороны в сторону. Это казалось невозможным, но он словно всплывал, прижимаясь к потолку тоннеля.
«Впрочем… Наверное, это только кажется. Не может такая махина плавать. Просто его двигает напором воды», — подумал Гарин.
Правда, вслед за этим пришла следующая мысль. «Если напор воды такой сильный, что может двигать состав, значит, нас он просто сомнет и раздавит».
Он держался обеими руками за поручень и ломал стекло. В глубине души Гарин надеялся на то, что это — последнее стекло, которое ему придется выбить. Ксюша сидела неподалеку, в паре метров. Гарин очень боялся, что ее может задеть осколками.
— Принцесса! — крикнул он. — Ты как?
— Все хорошо, папа.
Он уловил в голосе Ксюши плачущие нотки, но она крепилась изо всех сил.
За спиной послышались грузные шаги толстяка. Затем прибавилось прерывающееся дыхание неизвестного мужчины, у которого, вероятно, была сломана нога. Потом рядом появился слабый голубоватый свет и раздался визгливый нервный смех — значит, и Галочка тоже здесь.
«Вся команда в сборе», — усмехнулся Гарин. Он быстро обернулся и подумал, что, пожалуй, ошибся в диагнозе — мужчина шел сам, не опираясь на толстяка. Затем в неверном свете факела увидел, как тот страдальчески морщится при каждом шаге, и решил, что скорее всего перелом есть.
«Да ладно! Какая разница? Главное, что он может идти».
— Кто-нибудь считал вагоны? Этот будет последним или нет?
Гарину никто не ответил.
— Хорошо. Михаил, передай мне девочку.
Гарин пролез в проем и вытянул руки, готовясь принять Ксюшу. Он уже взял дочку на руки, и вдруг услышал звук, который меньше всего ожидал услышать — заливистый собачий лай.
— Папа, ты слышал? — воскликнула дочь.
— Нет, ничего. Тебе просто показалось. — Он обнял Ксюшу, намеренно закрывая ее голову рукавом куртки.
— Но там же собачка!
— Принцесса! Ну откуда здесь могла взяться собачка?
— Нет, собачка!
Спорить с Ксюшей было бесполезно. Гарин усадил дочь на ближайшее сиденье.
— Пожалуйста, сиди тихо! Хорошо?
— Там собачка… — Ксюша послушно сидела на месте.
Гарин вернулся к проему.
— Эй, приятель! — обратился он к мужчине со сломанной ногой. — Полезай!
Он подхватил Константинова под руки и потащил на себя. Константинов кряхтел и скрипел зубами от боли, но ни разу не закричал. «Молодец!» — мысленно похвалил его Гарин и аккуратно поставил на пол.
— Посиди пока, — сказал Гарин. Константинов покачал головой.
— Я пойду, — и поковылял по проходу.
Следующей была Галочка. Гарин взял у нее факел. Тряпка стала чадить, спирт уже почти весь выгорел. Гарин подумал, что самое время смочить факел жидкостью из бутылочки, хотя… Неизвестно, сможет ли кто-нибудь из них нести факел в тоннеле или же он сразу упадет в воду. Гарин точно не сможет — у него на руках будет Ксюша.
Но об этом пока не стоило думать — кто знает, сколько вагонов еще впереди?
Последним в проем пролез толстяк Миша. Он тяжело отдувался и сопел.
— У меня глюки, док, или это действительно собака? — спросил Михаил.
— У тебя действительно… глюки, — уклончиво ответил Гарин, и в этот момент лай повторился.
Но теперь Гарин слышал человеческий голос. Молодой мужской голос.
— Эй! Мы с вами!
— Нашего полку прибыло! — засмеялся толстяк и почему-то похлопал Гарина по плечу.
— Угу. Пришли на огонек.
Гарин достал из-за пазухи бутылочку.
— Давай зажигалку.
Толстяк полез в карман.
Гарин быстро затоптал факел и, перевернув бутылочку, смочил тряпку вонючей жидкостью, которая, если верить Галочке, была вполне пригодна для употребления внутрь.
Зажигать факел не пришлось, он вспыхнул сам и снова осветил вагон.
— Мы, кажется, пришли, — послышалось из дальнего конца.
Гарин понял, что это означает. Они наконец-то добрались до хвостового вагона. Теперь им предстоит выйти в тоннель. Но сначала надо дождаться тех, с собакой.
Он вернул факел Галочке и велел ей стать в центре вагона, а сам пошел с Михаилом разжимать двери.
Это оказалось на удивление легко. Сжатый воздух постепенно вышел из ресиверов, и двери подались без особого сопротивления.
Но едва они раздвинули створки, как в вагон ворвался грязный поток. Вода быстро дошла до щиколоток.
— Черт! — выругался Гарин. — Кто первый?
Все молчали, но ведь кто-то должен быть первым. Кто?
Не он. Там, в тоннеле, могло оказаться что угодно. Если бы Гарин был один, он бы не задумываясь шагнул в грязную воду («Интересно, она мне по пояс? Или по грудь?») и пошел бы навстречу невидимой опасности. Но он был не один и не мог доверить Ксюшу никому другому.
Здесь, в вагоне, у него оставался какой-то шанс. Мало ли? Вдруг за ними придут? Вдруг спасатели каким-то чудом прорвутся сюда?
«Дурак! Как они могут прорваться сюда? Как можно преодолеть натиск сотен, а то и тысяч тонн воды? Нехитрая задачка для детей: сможет ли спасатель сдвинуть восемь вагонов метро? Нет? А поток может! Что из этого следует? Сможет ли спасатель противостоять потоку?»
Это было очевидно, и все же Гарин надеялся, что в вагоне безопасно. До крыши оставалось приблизительно два метра. А потом он будет под завязку заполнен водой. Но когда это произойдет? Через час? Через два? Или через пятнадцать минут? Гарин с трудом перевел дыхание. Он только сейчас заметил, что дышать стало заметно тяжелее. Воздух был спертый и очень влажный.
Он утер крупные капли, катившиеся по лбу. Ему приходилось изо всех сил напрягать диафрагму, чтобы закачать в легкие новую порцию воздуха.
Гарин еще раз посмотрел под ноги и в ужасе отшатнулся, толкнув Константинова, тот, наступив на поврежденную ногу, заорал от боли.
Черная рука медленно ощупывала дверной проем, словно кто-то из-под воды хотел залезть в вагон. Рука двигалась вслепую; по крайней Мере, Гарин не видел головы, поднимавшейся над поверхностью воды.
Отсветы факела были очень слабыми, но Гарин хорошо разглядел скрюченные пальцы. Казалось, еще немного, и эти пальцы схватят его и утащат вниз, под воду.
На задворках гаринского сознания промелькнула быстрая мысль: «Надо же, у меня еще остались силы бояться».
Крик боли, раздавшийся над самым ухом, немного отрезвил его.
Гарин не отрываясь смотрел на руку. Она, медленно покачиваясь, сдвигалась к тому краю двери, где стоял толстяк.
— Отойди! — сказал Гарин Михаилу. — Он тебя заденет.
Толстяк посмотрел в направлении, куда указывал палец Гарина, шумно задышал и сделал два быстрых шага назад.
— Ой!!! — пискнул он, хотя при такой комплекции более естественным был бы бас.
— Не дергайся, — вмешался Константинов. Он говорил, стиснув зубы, поэтому слова сопровождались свистом воздуха, проходящего между сведенными челюстями. — Напугаешь дочку. Мертвец… Что ты, мертвеца не видел? Их тут полно.
— Они тут? В тоннеле? — шепотом спросил толстяк.
— Ага, — угрюмо ответил Константинов. — Ждут следующего поезда.
Рука добралась до самого края проема и остановилась. Черная вода скрывала тело, которое никак не могло сдвинуться с места. Набегающий поток стремился унести его, но мертвец не хотел никуда уплывать. Казалось, он держался за дверь и приветливо помахивал им.
Константинов, прихрамывая на правую ногу, подошел к двери, взял черную руку и выпихнул ее назад, в проем.
Гарин уловил уходящее движение. Мертвец, подхваченный потоком, поплыл дальше.
Константинов вымыл пальцы в воде, плескавшейся на полу.
— Грязь, — сказал он, обернувшись. — Черная грязь.
Гарин кивнул.
— Ну, так кто будет первым? — спросил Константинов, выпрямляясь.
Он не смотрел на толстяка; вопрос был адресован только Гарину. Несколько секунд все молчали.
— Я буду первым, — твердо сказал Константинов, и Гарину почему-то показалось, что он вкладывает в эти слова дополнительный смысл.
Что-то еще, помимо очевидного. «Иначе… почему он так усмехнулся?»
— Мне нужен свет, — сказал Константинов. Незаметно для всех он взял на себя роль лидера. — Позовите эту… как ее там зовут, не знаю. Пусть идет сюда. Я спрыгну и постараюсь за что-нибудь уцепиться. Ты, — обратился он к Гарину, — за мной. Затем ты, — он ткнул пальцем в толстяка, — подашь ему девочку. Все понятно?
— А остальные? — спросил Михаил. Константинов сощурился.
— Кто как сможет. В тоннеле все равно встретимся. И знаете еще что?
— Что? — спросил толстяк. Гарин промолчал.
— Старайтесь не частить. Прыгать с интервалами.
— Почему?
Константинов покрутил головой. Весь его вид говорил: «Ну как такой взрослый и толстый человек не может понимать элементарных вещей?!»
— Потому что там вода. И если кто-то начнет тонуть, то он будет хвататься за другого и обязательно утянет его на дно. А два трупа — это хуже, чем один. Кто-нибудь со мной не согласен?
Гарин посмотрел на Михаила. Даже в полумраке было видно, как он побледнел. «Он же не умеет плавать», — вспомнил Гарин.
Он подошел к толстяку и взял его за руку.
— Ты… только не бойся. Там неглубоко. Ты, главное, держись поближе к стене. Цепляйся за эти чертовы кабели, и все будет в порядке.
Толстяк трясся, как в лихорадке. Его пухлые губы дрожали, как у ребенка, который вот-вот собирается заплакать.
— Ну! Миша! — Гарин крепко сжал его плечо.
Михаил мелко закивал, словно больной паркинсонизмом.
— Ничего-ничего… Я не буду ни за кого хвататься. Правда… Правда, док! Ты мне веришь?
Толстяк вдруг схватил его за руку и сжал так сильно, что Гарин поморщился.
— Конечно, — сказал он. — Главное — не бояться. Все будет хорошо…
— Конечно, не бояться, — как заведенный, твердил Михаил. — Не бояться… Там темно, и там вода… Но бояться не надо. Разве это страшно? Там всего лишь темно. И всюду вода…
Михаил все-таки не выдержал — он стал всхлипывать. Но тут вмешался Константинов.
— Хватит разводить сопли! Ты — здоровый мужик! Мы с ним, — он кивнул на Гарина, — поплывем вместе. Потому что у нас… — он осекся, помолчал немного, потом продолжил: — На руках девочка. Нам нужно думать о ней. А тебе, — он с силой хлопнул толстяка по плечу, и это подействовало: всхлипывания прекратились, — достаточно просто позаботиться о своей заднице. Спасать самого себя. Ощетинься! Возьми себя в руки!
Толстяк собрался. В глазах его появилась злость.
— Да, — сказал он. — Я понимаю. Все будет в порядке. За меня можете не беспокоиться.
— Ну вот и хорошо! — одобрительно отозвался Константинов.
Михаил выпрямился, расправил плечи и стал еще больше. Теперь он выглядел просто огромным. От него исходило грубое и почти осязаемое ощущение физической мощи.
Но Гарина не покидало беспокойное чувство, что с толстяком все же что-то не так. Тревога в душе нарастала с каждой секундой. Казалось, они все неуклонно приближались к чему-то неотвратимому.
Андрей запретил себе об этом думать. «Главное — Ксюша!»
Странно, но даже посторонний мужчина со сломанной ногой понимал это лучше, чем он. Отец.
Гарин почувствовал беспричинную и немного запоздалую досаду оттого, что, беспокоясь о толстяке, совершал предательство по отношению к дочери.
«Хватит!» — решил он и посмотрел за спину Михаилу.
Там, в середине вагона, появились две фигуры. Те самые, с собачкой.
Галина изо всех сил махала свободной рукой, поторапливая их.
Фигуры подошли ближе, и Гарин увидел, что это совсем молодые люди. Парень и девушка.
Парень ростом почти с него, а девушка — хрупкая крошка. На плече у нее висела здоровенная дерматиновая папка, а в руках она держала собаку.
— Ну что? Все в сборе? — спросил мужчина со сломанной ногой.
Его голос звучал зловеще. Этот человек все меньше и меньше нравился Гарину, хотя он говорил правильные вещи, но вместе с тем…
«Отложим разбор полетов на потом. Ладно, Гарин?»
Он подошел к дочери и взял ее на руки.
Мужчина со сломанной ногой задержал на нем взгляд. Потом кивнул и уверенно сказал:
— Я — первый!
Константинов подошел к дверному проему. Его бил озноб. Ступня поврежденной ноги превратилась в кусок льда, от которого холод распространялся по всему телу.
Он все говорил: «Поплывем, поплывем… » А что значит «поплывем»? Здесь должно быть не так уж и глубоко. Дно тоннеля совсем близко. Вопрос в другом: можно ли плыть в мелкой горной речке или правильнее будет назвать это «попыткой удержаться на ногах»?
Константинов постарался представить себе то, что ему предстоит. Так. Допустим, он выпрыгнет в тоннель. Что там, под ногами? Точнее, под ногой, потому что наступить он сможет только на левую?
Там рельсы. Неровность. Значит, следует больше полагаться на руки. Держаться ими за край двери.
Он примет на себя натиск бегущей воды и станет тормозить Гарина. Ведь Гарин не сможет ни за что держаться — его руки будут заняты Ксюшей. Затем, когда Гарин обнимет ее покрепче…
Константинов понял, что его раздумья выглядят как нерешительность. Он сел на пол и свесил ноги в тоннель.
Он сразу ощутил на себе силу потока. Его чуть не перевернуло. Константинов едва успел раскинуть руки и удержать равновесие.
— Светите мне! — от внезапного холода горло сдавило, и поэтому крик вышел хриплым.
Гарин опустил Ксюшу, выхватил из Галочкиных рук факел и стал рядом. Константинов покачал головой.
— Да нет же. Не ты. Ты — следующий!
Гарин передал факел молодому человеку, который только что подошел, а сам взял Константинова за шиворот.
— Я подстрахую, — сказал он.
— Ладно.
Константинов оттолкнулся ладонями от пола и ухнул в холодную воду. Теперь его ощущения были совсем другими. Жизнь преподносила сюрприз за сюрпризом.
Вода оказалась… как бы это сказать? Не совсем водой. Водой она была только сверху, а внизу напоминала вязкую сметану.
Она не обтекала — она обвивала ноги.
— Черт! — воскликнул Константинов.
— Что? — испугался Гарин и потянул его назад, в вагон.
— Да оставь ты меня! Слезай! Только будь осторожен! Здесь невозможно устоять!
Константинов обеими руками ухватился за створку двери. Он почувствовал, как тело его постепенно принимает горизонтальное положение, параллельно полу.
— Ну же!
Гарин закивал и тоже сел на пол.
Несмотря на предупреждение Константинова, он все же оказался не готов к такой силе потока, и поэтому невольно повторил нелепую пантомиму с раскинутыми руками.
— Прыгай! — стуча зубами, сказал Константинов.
И Гарин прыгнул.
Вязкая вода толкнула его прямо на Константинова.
— А-х-х-х! — Гарин задохнулся от внезапно охватившего холода.
Он попытался ухватиться за нижний край дверного проема, но пальцы скользили и срывались. Течение несло его прочь от вагона, и в голове промелькнула страшная мысль: «Что, если меня унесет совсем? С кем тогда будет Ксюша? Найдется ли кто-нибудь еще, для кого ее жизнь будет важнее, чем собственная?»
Тоскливый ужас захлестнул сознание. Гарин понимал, что даже если кто-нибудь и за хочет позаботиться о его дочери, то вряд ли сможет это сделать. Михаил? Он не умел плавать. Галочка? Смешно об этом и думать. Парочка с собакой? Но они сами еще дети.
Гарин пробовал, как советовал толстяку, цепляться за кабели, проложенные вдоль стен… Но течение было сильнее.
Вдруг он почувствовал, что уперся во что-то. Во что-то, что не позволяло ему двигаться дальше.
Он поднял голову и увидел рядом с собой искаженное гримасой напряжения лицо мужчины со сломанной ногой.
— Чего ты тянешь? Бери ее скорей! Я долго не продержусь!
Гарин нащупал под ногами дно тоннеля. Он уперся в ребро шпалы, чтобы хоть как-то противостоять натиску воды, но основной опорой по-прежнему служила отставленная в сторону нога его добровольного помощника. «Левая, — сообразил Гарин. — Здоровая».
Мужчина уже ничего не говорил; видимо, на это не хватало сил. Его руки натянулись, как тросы, глаза бешено вращались. В них билась одна-единственная мысль: «Быстрее! Быстрее!»
— Михаил! Дай мне Ксюшу!
Толстяк бережно взял девочку на руки и поднес к проему. Казалось, он был в замешательстве и никак не мог сообразить, какой стороной повернуть Ксюшу. Гарин понял, что заставляет его сомневаться. Надо было принимать срочное решение.
— Посади мне ее на спину! А ты, принцесса, держись покрепче за шею!
— Ага! — толстяк свесился в проем и сделал как велели.
Гарин почувствовал две тонкие руки, обвившие ему шею. Самодельная шина — обломок зонта — уперся ему в подбородок. Гарин посмотрел на мужчину со сломанной ногой.
— Ну что? Пошли?
Мужчина кивнул. И в следующий момент разжал пальцы.
Течение подхватило их, и Гарин почувствовал, как дно тоннеля уходит из-под ног. Он развернулся лицом вперед, а мужчина так и плыл спиной, поддерживая Гарина обеими руками.
Его лицо захлестнуло набежавшей волной, мужчина покрутил головой, отфыркиваясь, но руки не разжал. Он вцепился в гаринскую куртку и все время выталкивал Гарина наверх, не давая ему уйти под воду.
Ксюша закричала от страха и холода. Вода била ей в спину, перехлестывала через голову, но, по крайней мере, не попадала в рот. Если бы Гарин прижал дочку к груди, все было бы намного хуже. Он был даже рад, что слышит ее крик. Значит, она не захлебывалась.
Они стремительно удалялись от вагона, и слабый свет факела становился еще слабее. Впереди была полная темнота, и Гарин больше всего боялся, как бы им не наткнуться на стену тоннеля. Тогда их может развернуть и накрыть с головой, но пока ничто не вставало на их пути.
Внезапно Гарин почувствовал, как они немного поменяли направление, забирая вправо. Вдалеке — о чудо! — он сумел различить полукруглый обрез потолка. Значит, там, впереди, есть свет. Пока же он видел только его отблески.
Гарин попробовал быстро обернуться, но не смог ничего разглядеть. Теперь кромешная темнота была позади.
Он подумал, удастся ли ему еще раз увидеть всех, кто был в вагоне. «Кто-то обязательно выплывет, но вот все — это вряд ли».
Гарин не хотел об этом думать, но почему-то был уверен, что Галочка… Останется здесь. Навсегда.
Их движение замедлилось. Течение слабело по мере того, как они удалялись от места прорыва плывуна.
Что-то ударило его по колену. Гарин выпрямил согнутые ноги и попытался встать. Вода была уже не такой вязкой и едва доходила до пояса. Он завел левую руку за спину, поддерживая Ксюшу, а правой обхватил мужчину за локоть.
— Давай! — сказал он. — Потихоньку вставай.
Гарин не видел его лицо, только контур головы. Черное пятно на черном фоне.
Он подождал, пока мужчина не утвердится на ногах. Тот что-то пробурчал и отстранил его руку.
— Все нормально! Я сам.
Мужчина развернулся и побрел вперед. Гарин слышал плеск воды: сначала резкий «хлюп» — это мужчина быстро переносил вперед здоровую ногу, а потом медленное «ш-ш-ш» — подтягивал больную.
Через несколько метров он остановился.
— В чем дело? — спросил Гарин.
Мужчина не отвечал, и это насторожило Гарина.
— Что-то случилось?
Ответа по-прежнему не было. Было слышно, как мужчина тяжело возится в темноте, будто таскает что-то.
Гарин сделал несколько шагов, осторожно обходя мужчину слева.
Он опустил руку, понимая, что мешает идти, плавая в воде. Наткнулся на это рукой и брезгливо отдернул ее. Шагнул влево и снова наткнулся. Он оттолкнул труп ногой и, с трудом сдерживая подступающую панику, рванулся вправо, поднимая тучу брызг.
Как вдруг мужчина произнес:
— Хватит дергаться, Гарин! Они тут повсюду. Прибило течением. Хочешь ты этого или не хочешь, но нам придется шагать по трупам. Иди за мной, я буду расчищать дорогу.
Никогда раньше Гарин не мог даже подумать, что расхожее словосочетание примет когда-нибудь буквальный смысл.
Островский видел его своим преемником на должности заведующего отделением. Он не раз говорил:
— Андрей Дмитриевич! Не пора ли вам уже тиснуть кандидатскую, а? Я ведь не вечный. Но мне, знаете, хотелось бы, чтобы на мое место пришел умный и толковый специалист. Одним словом — свой человек!
Гарин в таких случаях неизменно отшучивался:
— Я не умею шагать по трупам, Владимир Николаевич!
Конечно, это было преувеличением. На место заведующего отделением в инфекционной больнице почему-то никто особенно и не рвался. Как и вообще в инфекционисты. Просто Гарин ленился писать диссертацию. Он считал, что овчинка выделки не стоит.
Но сейчас ему именно приходилось шагать по трупам.
Он нащупал в темноте спину Константинова и пристроился за ним. Теперь они двигались значительно медленнее.
Толстяк, высунувшись из дверей, следил за уносимым течением Гариным до тех пор, пока мог его видеть. Он старательно прислушивался сам не зная к чему. Ведь, если Гарин утонет, этого никто не услышит: он просто уйдет под воду, пузыри будут всплывать на поверхность бурлящей воды и лопаться, пока весь воздух не выйдет из легких дока.
Михаила передернуло. Он поспешно убрался обратно в вагон.
Обвел взглядом троих оставшихся и выразительно посмотрел на парнишку, державшего в руке факел.
— Теперь — вы!
— Мы? — парень колебался. — А почему не вы?
— Потому что так надо, — ответил Михаил. — Я пойду последним.
— А что, последним лучше?
— Не знаю… — Михаил развел руками.
В самом деле, что он мог сказать? «Я еще ни разу не тонул в метро. До сегодняшнего дня».
Он немного помолчал, прислушиваясь к тому, что творилось в его душе. Для себя он все уже решил. Значит, надо стоять на этом до конца.
— Я думаю, — он старался тщательно подбирать слова, — что так будет лучше для вас. Для вас обоих, — сказал он, кивнув на девушку.
— Почему? — допытывался парень. Он не слышал предупреждения Константинова и вряд ли догадывался о том, что может сделать обезумевший от страха человек, если начнет тонуть.
«Почему? Да потому, что я не умею плавать, и не могу сказать наверняка, как поведу себя, оказавшись в воде». Михаил чуть было не произнес это вслух, но вовремя сдержался. Он знал, что парень ему не поверит. Да он бы и сам на его месте не поверил, решил бы, что это слепленная на скорую руку отмазка, а причина скорее всего корыстная.
Он думал, что его порыв благороден и очень бы хотел, чтобы эти трое по достоинству его оценили, но…
— Потому что, если ты не прыгнешь сам, я тебя вышвырну! — сказал он и ужаснулся: «Боже, что я говорю?! Эти несчастные ребята и так напуганы, а я…» — Схвачу за шиворот и выкину на фиг! А потом и ее! — он ткнул пальцем в девушку.
— Эй, жирдяй! — завопила Галочка. — Может, ты и меня вышвырнешь?!
— И тебя тоже! Вслед за ними! — заорал Михаил. Он удивился — голос не дрожал. Видимо, он и впрямь решился это сделать.