Алекс Гарленд
Пляж
Сюзи, Тео, Лео, Лоре и моим родителям
Бум-бум
Вьетнам, моя давняя любовь. Ни днем, ни ночью – я никогда не переставал любить тебя.
– Дельта один-девять, вас вызывает патруль «Альфа». Мы находимся на северо-восточном склоне высоты семь-ноль-пять и нас обстреливают. Повторяю: нас обстреливают. Нам нужна поддержка с воздуха и, черт, как можно быстрее. Как поняли? Прием.
В наушниках только треск.
– Патруль «Альфа», повторяю: это патруль «Альфа». Мы под обстрелом. Нам требуется поддержка с воздуха. Как поняли? Мы под обстрелом, как поняли? По нам ведут… Мина летит, мина!
Бум-бум.
– Санитара сюда!
Кислота, льющаяся сверху в дельту Меконга; марихуана через дуло винтовки, полет на вертолете, оглушающий рев оперной музыки, следы трассирующих пуль, рисовые поля и запах напалма ранним утром.
Это было давно.
Да, хоть и иду я долиною смерти, не убоюсь я зла, ибо меня зовут Ричард. Я родился в 74-м.
БАНГКОК
Бляж
Впервые я услышал о пляже на улице Кхаосан – одной из улиц Бангкока. Улица Кхаосан – страна пеших туристов. Почти все здания на ней превращены в гостиницы, повсюду стоят оборудованные кондиционерами телефонные будки, из которых можно позвонить в любой уголок земного шара. В кафе крутят по видео новейшие американские фильмы, и вы не пройдете и нескольких метров, чтобы не наткнуться на ларек, торгующий пиратскими кассетами. Улица служит своего рода кессонной камерой для тех, кто только что приехал в Таиланд или собирается покинуть эту страну, лежащую как раз на полпути между Востоком и Западом.
Я прилетел в Бангкок вечером, и пока добирался до улицы Кхаосан, уже стемнело. Когда я ехал в такси, водитель, подмигнув, сказал мне, что на одном конце улицы находится полицейский участок. Я попросил водителя высадить меня на противоположном конце улицы. У меня не было никаких преступных замыслов – просто я решил подыграть этому обаятельному заговорщику. Полиция работала вяло, поэтому не имело значения, на каком расстоянии от участка остановиться. Выбравшись из такси, я сразу же уловил запах марихуаны. Примерно половина туристов вокруг меня уже были под кайфом.
|
|
Водитель высадил меня около гостиницы с ресторанчиком на открытом воздухе. Пока я внимательно осматривал гостиницу и изучал ее постояльцев, чтобы определить, куда же это я попал, худощавый мужчина, сидевший за ближайшим столиком, перегнулся через него и тронул меня за руку. Он смахивал на одного из тех наркоманов-хиппи, которыми буквально наводнены Индия и Таиланд. Наверное, приехал в Азию лет десять назад и как бы случайно пристрастился к наркотикам. Кожа у него была вся сморщенная, хотя ему вряд ли стукнуло сорок. Смотрел он так, будто прикидывал, сколько из меня выжмет денег.
– Чего тебе? – осторожно поинтересовался я.
Его лицо исказила гримаса изумления. Он поднял ладони вверх и, сложив большой и указательный пальцы в виде буквы "о", показал рукой в сторону гостиницы: о'кей.
– Хорошее место?
Он кивнул.
Я снова взглянул на сидевших за столиками. В основном это были приветливые на вид молодые люди. Одни смотрели телевизор, другие непринужденно болтали за ужином.
– О'кей. – Я улыбнулся человеку – на тот случай, если он был не наркоманом, а всего лишь дружелюбно настроенным немым. – Уговорил.
|
|
Он улыбнулся в ответ и снова повернулся к экрану телевизора.
Примерно через четверть часа я уже расположился в своем номере, который был чуть больше двуспальной кровати. Я не преувеличиваю, в номере как раз стояла подобная кровать, и между ней и стеной с каждой стороны оставалось не больше тридцати сантиметров свободного пространства. Мой рюкзак едва проскользнул в получившуюся таким образом щель.
Одна из стен номера – наружная стенка гостиницы – была из бетона. Другие были из пластика. Они покачивались от малейшего прикосновения. Я подумал, что если опереться об одну из них, то она упадет, возможно, сбив другие, и все внутренние стены номеров тогда обрушатся, как костяшки домино. Стены немного не доходили до потолка, и это пространство занимала металлическая сетка от москитов. Сетка создавала иллюзию уединенности до тех пор, пока я не лег. Как только я расслабился и замер, я стал слышать беготню тараканов в соседних комнатах.
За стеной у изголовья моей кровати жила молодая французская парочка – красивая, стройная девушка лет двадцати и такого же возраста симпатичный парень. Когда я входил к себе в номер, они как раз выходили из своего, и мы кивнули друг другу в знак приветствия. В номере с противоположной стороны никого не было. Свет в нем не горел, как я видел благодаря сетке, да и будь он занят, я бы обязательно услышал дыхание человека. Это был последний по счету номер в коридоре, поэтому я предположил, что он выходит на улицу и в нем есть окно.
На потолке висел вентилятор, достаточно мощный, чтобы гонять воздух, – включенный на полную катушку. Какое-то время я лежал неподвижно и просто смотрел на него. Он действовал на меня успокаивающе, и под влиянием тепла и легкого ветерка я почувствовал, что погружаюсь в сон. Меня это вполне устраивало. Перелет с запада на восток – самое тяжелое путешествие для человеческих биоритмов, и поэтому я решил, что нужно не откладывая приучаться засыпать по местному времени.
|
|
Я повернул выключатель. Проникавшего из коридора света было достаточно, чтобы я по-прежнему видел на потолке вентилятор. Вскоре я заснул.
Раз или два я слышал шаги в коридоре. Мне показалось, что это вернулись французы, а потом снова ушли. Звуки эти не будили меня окончательно, и я опять проваливался в сон. Так продолжалось до тех пор, пока я не услышал мужские шаги. Они были совершенно другими – слишком страшными, чтобы, слыша их, продолжать спокойно спать. В них не чувствовалось ни ритма, ни пружинистости – человек с трудом волочил ноги.
До меня донеслись невнятные обрывки английских ругательств, когда он подошел к своему номеру и начал дергать замок. Затем человек глубоко вздохнул, раздался щелчок замка, и в его комнате зажегся свет. У меня на потолке появилась узорчатая тень от противомоскитной сетки.
Я нахмурился и взглянул на часы. Два часа ночи. В Англии сейчас еще только начинается вечер. Интересно, смогу ли я снова уснуть?
Человек тяжело опустился на кровать, и разделявшая нас стена угрожающе задрожала. Он закашлялся, а затем я услышал шелест бумаги – он сворачивал косяк. Вскоре на свету показался голубой дымок, постепенно перебравшийся через сетку ко мне.
Человек молчал и лишь изредка с шумом выпускал дым изо рта. Я уже почти заснул…
– Бляж, – послышался голос.
Я открыл глаза.
– Чертов бляж. Обоим нам…
Голос прервался, его владелец закашлялся.
– …конец.
Теперь я совсем проснулся и сел на кровати.
– Кораллы… голубая вода… мой бляж. Черт возьми, доконал меня… – продолжал человек.
Он говорил с акцентом, но я спросонок не мог определить, с каким.
– Бляж, – повторил он снова, будто выплюнул слово.
Акцент шотландский. Пляж.
Послышалось какое-то царапанье – по стене. Сначала я подумал, что человек пытается опрокинуть ее, и представил, как буду зажат между рухнувшей стеной и кроватью. Сквозь сетку появился силуэт его головы.
– Эй! – позвал он.
Я не шевелился. Я был уверен, что он не сможет ничего разглядеть в моем номере.
– Эй! Я знаю, что ты подслушиваешь. Я знаю, что ты не спишь. – Он поднял палец и попытался проткнуть сетку. Она с треском оторвалась от пластика в месте крепления. Человек просунул руку в образовавшуюся брешь. – Держи.
Темноту прочертил светящийся красный предмет и, в снопе искр, упал на мою постель. Косяк, который он курил. Я схватил его, чтобы не загорелись простыни.
– Ага, – сказал человек и тихо засмеялся. – Наконец-то я тебя расшевелил. Я видел, как ты поднял окурок.
Несколько секунд я просто не владел ситуацией. А что, если бы я спал? Ведь простыни могли загореться. Я бы сгорел заживо. Паника сменилась раздражением, но я справился с ним. Заводиться из-за какого-то случайного в моей жизни человека?! Я по-прежнему видел лишь силуэт его головы, освещенной сзади.
Я поднял окурок повыше и спросил незнакомца:
– Хочешь получить его обратно?
– Ты подслушивал, – сказал он, не обращая внимания на мои слова. – Ты слышал, как я говорил о пляже.
– У тебя громкий голос.
– Скажи, что ты слышал.
– Я ничего не слышал.
– Ничего? – Мгновение он помолчал, а затем его голова просунулась в сетку. – Врешь.
– Нет. Я спал. Ты разбудил меня… когда бросил в меня свой окурок.
– Ты подслушивал, – прошипел он.
– Мне плевать, если ты мне не веришь.
– А я тебе не верю.
– Ну… мне на это наплевать. Послушай, – я встал на кровати в полный рост, так что наши головы оказались на одном уровне, и поднес окурок к проделанной им в сетке дыре, – если он тебе нужен, возьми его. Я хочу только одного – завалиться спать.
Когда я поднял руку, он отпрянул и оказался на свету. Лицо у него было плоское, как у боксера, а нос бесформенный – из-за множества переломов. Его нижняя челюсть была слишком велика по сравнению с верхней половиной черепа, который бы выглядел устрашающе, если бы не тело человека. Челюсть упиралась в шею, настолько тонкую, что казалось невероятным, как на ней держится его голова. Его майка свободно болталась на плечах, как на вешалке.
Я посмотрел мимо него, в его номер. Как я и предполагал, там имелось окно, но он заделал его газетами. А вообще комната была абсолютно голой.
Он просунул руку в дыру и выхватил окурок у меня из пальцев.
– О'кей, – сказал я, решив, что уже в какой-то мере контролирую ситуацию. – А теперь оставь меня в покое, хорошо?
– Нет, – спокойно ответил он.
– Нет?
– Нет.
– Почему? Что тебе… тебе что-то нужно?
– Ага, – ухмыльнулся он. – Вот поэтому-то… – он снова просунул голову в сетку, – я и не оставлю тебя в покое. – Но едва он произнес эти слова, как, по-видимому, передумал. И исчез из поля зрения, скрывшись в углу стены.
Я постоял еще секунду-другую, смущенный, но исполненный желания упрочить свой авторитет, – показать, что именно он спустился обратно первым, а не я. Потом я услышал, как он снова зажигает окурок. Ну все – хватит, решил я и снова лег на кровать.
Даже после того как он минут через двадцать выключил свет, я все никак не мог заснуть. Я был слишком возбужден, в мозгу крутилось слишком много мыслей. Пляжи, бляжи… Я устал и нервничал от, переизбытка адреналина. Будь в моем распоряжении хотя бы час полной тишины, я бы наверняка сумел расслабиться, но вскоре после того, как в номере моего соседа погас свет, вернулись французы и занялись любовью.
Слыша их прерывистое дыхание и скрип кровати, нельзя было не представить их в своем воображении. Лицо девушки, которую я мельком видел вечером в коридоре, крепко врезалось мне в память. Изысканная красота. Смуглая кожа, темные волосы, карие глаза. Полные губы.
После того как они закончили, мне страшно захотелось курить (может, от сопереживания?), но я остановил себя. Я знал: если я закурю, они услышат шелест пачки или звук чиркающей о коробок спички и иллюзия уединения для них потеряна.
Вместо этого я попытался замереть на кровати и лежать без движения как можно дольше. Оказалось, что я могу так лежать очень долго.
География
Улица Кхаосан просыпалась рано. В пять утра зазвучали приглушенные клаксоны автомобилей – бангкокский вариант утреннего радиосигнала. Под полом сразу же зашумели водопроводные трубы – персонал гостиницы принимал душ. Я слышал, как служащие переговаривались друг с другом: над плещущейся водой парили жалобные звуки тайской речи.
Я лежал на кровати, прислушивался к утреннему шуму, и напряжение минувшей ночи показалось мне теперь нереальным и далеким. Хотя я и не мог понять, о чем служащие говорили между собой, их болтовня и раздававшийся время от времени смех возвращали смысл происходящему. Люди делали то, что обычно делали каждое утро, а их мысли были связаны лишь с повседневной жизнью. Наверное, они обсуждали, кто пойдет на рынок за продуктами или чья сегодня очередь подметать гостиничные холлы.
Примерно в пять тридцать щелкнуло несколько дверных замков – появились новые постояльцы, ранние пташки, и с улицы Патпонг вернулись неугомонные любители ночных развлечений. Две девушки-немки с грохотом поднимались по деревянной лестнице в противоположном конце коридора, – наверняка обутые в сабо.
Я понял, что ночь, когда я ненадолго забывался сном без сновидений, закончилась, и поэтому решил выкурить сигарету, в которой отказал себе несколько часов назад.
Ранняя утренняя сигарета подействовала на меня вроде тоника. Я лежал, устремив глаза вверх, у меня на животе покачивалась импровизированная пепельница – пустой спичечный коробок, и с каждым колечком дыма, выпускаемым в потолок, мое настроение понемногу поднималось. Вскоре мои мысли сосредоточились на еде. Я вышел из номера, чтобы выяснить, нельзя ли позавтракать в ресторанчике внизу.
За столиками уже сидели несколько путешественников, сонно потягивая кофе из маленьких стаканов. Один из сидевших занимал то же самое место, что и вчера вечером. Вчерашний приветливый немой (или все же наркоман?), судя по его остекленевшему взгляду, провел здесь всю ночь. Садясь за столик, я дружески улыбнулся ему, и человек кивнул мне в ответ.
Я взялся изучать меню, указанное на некогда белом листе бумаги и включавшее столько названий блюд, что я понял всю безнадежность моей затеи что-нибудь выбрать. Неожиданно меня отвлек изумительный запах. Мальчик-официант принес поднос с фруктовыми блинчиками. Он принес их для группы американцев, положив тем самым конец их добродушному спору о расписании поездов на Чиангмай.
Один из американцев заметил, как я смотрю на эти блинчики, и показал на свою тарелку:
– Банановые блинчики, – объяснил он. – Вещь что надо.
Я кивнул:
– Великолепный запах.
– А на вкус они еще лучше. Ты англичанин?
– Да.
– Давно приехал сюда?
– Вчера вечером. А ты?
– Я уже с неделю здесь, – ответил он и быстро откусил от блинчика, отводя взгляд в сторону. Я понял, что разговор окончен.
Мальчик-официант подошел к моему столу и застыл в ожидании, глядя на меня сонными глазами.
– Один банановый блинчик, пожалуйста, – сказал я, понуждаемый к принятию быстрого решения.
– Вы хотеть заказать один банана блинчик?
– Да, пожалуйста.
– Вы хотеть заказать напиток?
– Ага. Стаканчик «Кока-колы». Нет, лучше принеси «Спрайт».
– Вы хотеть один банана блинчик, один «Спрай»?
– Да.
Он направился обратно на кухню, а на меня неожиданно накатила теплая волна счастья. Солнце ярко освещало улицу. Какой-то мужчина устанавливал на тротуаре лоток для торговли пиратскими видеокассетами и укладывал их на столике рядами. Около мужчины маленькая девочка чистила и нарезала ломтиками ананасы. У нее под ножом жесткая кожура превращалась в аккуратные спирали. Позади нее девочка помладше отгоняла тряпкой мух.
Я закурил свою вторую сигарету за день, но не потому, что мне хотелось курить. Просто я почувствовал – сейчас подходящий момент.
Француженка появилась одна, без своего спутника. И без обуви. У девушки были стройные, коричневые от загара ноги, едва прикрытые короткой юбкой. Девушка грациозно пересекла площадку ресторанчика. Мы все наблюдали за ней. Немой наркоман, американцы, мальчики-официанты. Мы все смотрели, как она шла между столиками, покачивая бедрами и позванивая серебряными браслетами на запястьях. Когда она скользнула взглядом по ресторанчику, мы быстренько отвели глаза, а когда она выходила на улицу, мы посмотрели ей вслед.
После завтрака я решил прогуляться по Бангкоку или хотя бы по улицам, примыкавшим к Кхаосан. Я заплатил за еду и направился к себе в номер за деньгами – на случай, если придется взять такси.
Наверху, около лестницы, я наткнулся на старуху, которая мыла окна шваброй. Вода стекала по стеклу прямо на пол. Одежда старухи совершенно промокла. А швабра мелькала угрожающе близко к свисавшей с потолка лампочке.
– Извините, – обратился я к старухе, предварительно убедившись, что нахожусь за пределами постепенно расширявшейся на полу лужи. Старуха обернулась.
– Вода и электричество – несовместимы.
– Да, – ответила старуха. У нее были черные гнилые зубы. А может, они были желтыми, как горчица. Казалось, что у нее во рту полно ос. – Горячо-горячо. – Она специально начала тереть лампочку концом швабры. Вода на лампочке сердито зашипела, и к потолку устремилась струйка дыма.
Я вздрогнул:
– Осторожнее! Вас током убьет.
– Горячо.
– Послушайте… – Я сделал паузу, видя, что меня не поняли, а потом решил попробовать еще раз. Я оглянулся вокруг. На лестничной площадке кроме нас никого не было. – Хорошо, смотрите.
И я разыграл небольшую пантомиму. Я изобразил, как мою окно, а затем сделал вид, что попал воображаемой шваброй в лампочку. После этого я начал корчиться в судорогах от воображаемого удара током.
Она положила свою сморщенную ладонь мне на руку, чтобы прекратить мои конвульсии.
– Э-э, парень, – протянула она голосом слишком высоким, чтобы его можно было назвать подобревшим. – Это круто.
Я удивленно поднял брови. Я решил, что ослышался.
– Остынь, – добавила она. – Не напрягайся.
– Ладно, – сказал я, пытаясь не подавать виду, что с трудом мог осмыслить такое: тайская карга владеет хиповским жаргоном… Она наверняка уже давно работала на Кхаосан. Чувствуя себя как обруганный, я направился к своему номеру.
– Эй, – крикнула старуха мне вслед. – Пимо для тебя, парень.
Я остановился:
– Что?
– Пимо.
– Письмо?
– Пимо! На твой дверь!
Я благодарно кивнул ей, удивившись тому, что она знает, где мой номер, и зашагал по коридору. Действительно, к моей двери был пришпилен конверт. На нем было неразборчиво написано: «Карта». Я все еще находился под впечатлением странного языка старухи и схватил письмо, даже не задумавшись.
Она наблюдала за мной с противоположного конца коридора, опершись на швабру. Я высоко поднял конверт:
– Письмо у меня. Спасибо. Вы не знаете, от кого оно? Она нахмурилась – она не понимала вопроса.
Я разыграл еще одну небольшую пантомиму, и старуха отрицательно покачала головой.
– Ну, все равно спасибо.
– Не напрягайся, – ответила она и снова вернулась к мытью окон.
Через минуту-другую я уже сидел на кровати, и вентилятор с потолка дул мне в затылок. В руках я держал карту. Рядом, на кровати, под действием воздушной струи шелестел пустой конверт. Старуха, звякая ведром со шваброй, тем временем поднималась на следующий этаж.
Карта была очень красивой. Контуры островов были обозначены зеленой шариковой ручкой; в море плескались нарисованные синим карандашом волны. В правом верхнем углу карты был изображен разделенный на шестнадцать частей компас со стрелками и верным наименованием сторон света. Сделанная вверху карты толстым красным маркером надпись гласила: «Сиамский залив». Названия островов были выведены красной ручкой, писавшей потоньше.
Карта была изготовлена с такой тщательностью, что я, глядя на нее, невольно улыбнулся. Карта напомнила мне сделанные под копирку домашние работы по географии. Мелькнуло короткое воспоминание об учителе, который раздавал тетради, сопровождая эту процедуру саркастическими замечаниями.
– Так кто же прислал ее? – недоуменно пробормотал я и снова осмотрел конверт, ожидая найти в нем какое-то объяснение. Конверт был пуст.
Затем на одном из скоплений небольших островков я обнаружил черную отметку в виде латинской буквы "X". Я пригляделся повнимательнее. Под отметкой крошечными буквами было написано слово «пляж». В общем-то я не представлял, что скажу ему. Меня одолевало любопытство: мне хотелось знать, что крылось за его разговорами о пляже. А еще я не на шутку разозлился. Похоже, парень собирался расстроить все мои планы. Одурманивает меня ночью шипением через противомоскитную сетку, оставляет мне непонятные карты…
Его дверь была не заперта, и на ней отсутствовал замок. Прежде чем постучать, я с минуту прислушивался. Когда я наконец постучал, дверь распахнулась.
Несмотря на закрытые газетами окна, в комнате было достаточно света, чтобы все разглядеть. Мой ночной знакомый лежал на кровати, устремив взгляд в потолок. Я решил, что он вскрыл себе вены или полоснул себя ножом по горлу. В полумраке, когда вокруг много крови, трудно определить, куда нанесена рана. Но я не сомневался в том, что это было самоубийство: в руках у него блестел нож.
Я стоял неподвижно и секунду-другую пристально смотрел на мертвеца. Потом я вышел из номера, чтобы позвать на помощь.
Этьен
Полицейский весь вспотел. Жара тут была не при чем: кондиционер в комнате работал хорошо, и я чувствовал себя как в холодильнике. Полицейский вспотел от усилий говорить по-английски. Когда он пытался произнести какое-то трудное слово или большое предложение, лоб его покрывался тысячей морщин. И на его коричневой коже выступали маленькие бусинки пота, похожие на опалы. – Но мисер Дак не ваша друг, – произнес он.
Я отрицательно покачал головой:
– Я впервые увидел его этой ночью. Послушайте, Дак – это вымышленное имя. Прикол.
– Прико? – переспросил полицейский.
– Ненастоящее имя. – Я ткнул пальцем в записную книжку. – Даффи Дак – это персонаж мультфильма.
– Муфилма?
– Да.
– Мисер Дак – муфилм?
– Как Багз Банни. Или Микки Маус.
– О, – промолвил полицейский. – Значит, он оставить ненастоящее имя гостиница?
– Так точно.
Полицейский вытер лицо рукавом рубашки. Капельки пота упали на записную книжку, и чернила в некоторых местах расплылись. Он недовольно нахмурился, и вместо старых капелек на его лице выступили новые.
– Теперь я хотеть спросить вас о месте преступления.
– Пожалуйста.
– Вы войти в номер мисера Дак, потому что чего?
Я уже продумал ответ на этот вопрос по дороге в полицейский участок на улице Кхаосан.
– Потому что он не давал мне спать ночью, и я хотел сказать ему, чтобы он больше так не делал.
– А, прошлый ночь мисер Дак делать шум.
– Совершенно верно.
– И что вы найти в номере?
– Ничего. Я лишь увидел, что человек лежит мертвый, и пошел сообщить об этом администратору гостиницы.
– Мисер Дак уже был мертвый? А как вы могли знать об это?
– А я не знал. Я лишь предположил, что он мертвый. Там было много крови.
Полицейский понимающе кивнул, а затем откинулся на спинку стула.
– Я думаю, вы сердиться насчет столько много шум прошлый ночь, а?
– Конечно.
– Сильно сердиться на мисер Дак?
Я умоляюще поднял руки:
– Я провел все утро в ресторане за завтраком. С шести до девяти. Меня многие видели там.
– А может быть, он умирать до шесть часов?
Я пожал плечами. Мне не было до этого никакого дела. В моей памяти четко запечатлелся слабый свет, проникавший в окно снизу, из-под газет, и искрящиеся блики на мистере Даке. Кровь была чересчур влажной.
Полицейский вздохнул:
– О'кей. Вы опять рассказывать мне о прошлый ночь.
Почему я не рассказал про карту? Да потому что не хотел быть замешанным в расследовании, проводимом иностранной полицией, и не желал, чтобы мой отдых накрылся. К тому же меня не особо волновала смерть моего соседа. Таиланд – экзотическая страна с наркотиками и СПИДом, человека в ней подстерегают опасности, и если Даффи Дак немного перебрал, то это его проблемы.
У меня сложилось впечатление, что полицейского тоже не очень волнует это дело. После еще примерно получасового безжалостного допроса («Можете ли вы потведить, что вы ели банана блинчик?») он отпустил меня, предварительно попросив не покидать Кхаосан в течение ближайших двадцати четырех часов.
Приятель француженки сидел на ступеньках у входа в полицейский участок, подставив лицо солнцу. Очевидно, парня тоже вызвали на допрос. Когда я спускался по ступенькам, он повернул голову, подумав, наверное, что идет девушка, а затем снова отвернулся от меня.
Обычно я воспринимаю подобные вещи как знак нежелания вступать в разговор. Я много путешествую в одиночку, поэтому иногда ищу разговоров и компаний. Но язык тела для меня немало значит, потому что даже если мне одиноко, я не стану набиваться в собеседники человеку, которому не нужно никакое общение. Однако на этот раз я проигнорировал поданный мне знак. Да, мне не хотелось иметь дело с полицией, но смерть придала новому дню необычное начало, и меня просто распирало от желания поболтать об этом.
Я подсел к парню, чтобы он не смог уклониться от разговора. Но оказалось, что я неправильно оценил ситуацию. Парень был настроен очень дружелюбно.
– Привет, – сказал я ему. – Ты говоришь по-английски? Je parle franfais un petit реи mats malheureusement je suis pas tres bon. Я говорю по-французски, но, к сожалению, очень плохо.
Он рассмеялся и ответил с легким акцентом:
– Да, я говорю по-английски.
– Ты здесь из-за того постояльца, который умер, верно?
– Да. Я слышал, это ты обнаружил его.
Слух распространился…
– Да, – подтвердил я, вытаскивая сигареты из кармана. – Я нашел его сегодня утром.
– Похоже, у тебя из-за этого проблемы.
– Все в порядке. Ты куришь?
– Нет, спасибо.
Я закурил.
– Меня зовут Ричард, – сказал я, выпуская дым изо рта.
– Этьен, – представился он в свою очередь, и мы пожали друг другу руки.
Вчера вечером я дал ему лет восемнадцать. Днем, однако, он выглядел старше – на все двадцать или двадцать один. По виду типичный житель Средиземноморья – короткие темные волосы, строен. Я представил себе его через несколько лет – поправившийся килограммов на десять, стакан «Рикара» в одной руке и boule – в другой.
– Все это так странно, – сказал я. – Я прилетел в Таиланд лишь вчера вечером, хотел по возможности расслабиться в Бангкоке, и вместо этого на тебе…
– Мы здесь уже месяц, но это происшествие даже для нас совершенно непонятная вещь.
– Ну, я думаю, любая смерть всегда немного непонятна. А где вы были за этот месяц? Наверное, не только в Бангкоке.
– Нет, нет, – энергично замотал головой Этьен. – На Бангкок вполне хватит нескольких дней. Мы были на севере.
– В Чианграе?
– Да, ходили в поход. Спускались на плоту по реке. Скучно. – Он вздохнул и, подавшись назад, прислонился к верхним ступенькам.
– Скучно?..
Этьен улыбнулся:
– Плоты, походы. Мне хочется чего-то другого, как и всем остальным. Но все мы делаем одно и то же. Никакого…
– Приключения?
– Я думаю, что ради приключений мы и приезжаем сюда. – Он показал куда-то за угол, мимо полицейского участка, на улицу Кхаосан. – Мы приезжаем в поиске приключений, а находим вот это.
– Облом.
– Да. – Этьен минуту помолчал, слегка нахмурился, а затем произнес: – Этот парень, который умер, он был очень странным. Мы слышали поздно по ночам, как он разговаривал сам с собой и орал… Стены в гостинице такие тонкие.
К собственной досаде, я покраснел, потому что вспомнил, как Этьен и его подружка занимались сексом. Я глубоко затянулся и уставился на ступеньки лестницы, на которых мы сидели. – Неужели? – наконец сказал я. – Я так устал вчера, что заснул…
– Да, – поторопился подтвердить он. – Иногда мы специально возвращались в гостиницу очень поздно, когда он уже спал.
– Теперь он уже не помешает.
– Мы часто не понимали его. Я знаю, что он говорил по-английски, потому что я разбирал некоторые слова, но… это было нелегко.
– Мне тоже было трудно понять его. Он был шотландцем. У него был сильный акцент.
– Да? Ты слышал, как он кричал прошлой ночью?
Теперь наступила очередь Этьена залиться краской. Я сделал вид, что поглощен своей сигаретой. Мое замешательство из-за этого только усилилось. Странно, конечно, но если бы его подружка была некрасивой, то все происшедшее лишь развлекло бы меня. Но она была очень красива, и поэтому мне казалось, будто у меня с ней что-то было. У меня с ней действительно что-то было. В моем воображении.
Мы краснели, глядя друг на друга, пока неловкое молчание не стало слишком угнетающим.
– Да, – нарочито громко сказал наконец я. – У него был сильный шотландский акцент.
– Вот как, – отозвался Этьен, тоже более уверенным голосом. – Теперь понятно.
Он задумчиво погладил свой подбородок, как будто разглаживал бороду, хотя его светлая щетина красноречиво свидетельствовала о том, что до своей бороды ему еще очень далеко. Потом Этьен сказал:
– Он говорил о пляже.
Парень посмотрел на меня в упор. Наблюдал за моей реакцией, что было совершенно очевидно. Я кивнул, чтобы заставить его продолжать.
– Он обычно говорил об этом всю ночь. Я лежал на кровати с открытыми глазами, потому что не мог заснуть от его крика, и гадал – о чем он говорит. Похоже на головоломку. – Этьен рассмеялся. «Черрртов бляж», – произнес он, довольно умело подражая голосу умершего. – Мне понадобилось три ночи, чтобы понять, что он говорил про пляж. Настоящая головоломка.