ПРИМЕЧАНИЕ: Все герои, задействованные в сценах сексуального содержания, вымышленные и достигли возраста 18 лет.




 

У девочек-подростков, особенно если они не обделены умом, есть такая дурная привычка — влюбляться в преподавателей. И с присущим возрасту максимализмом превозносить эту влюблённость до любви на всю жизнь, идеализировать избранника, готовиться к великому противостоянию с окружающими, которые, конечно же, ничего не понимают. Когда вообще они что понимали?

— Неплохо, мисс Грейнджер, но златоглазок следует нарезать мельче. Кружками размером примерно с так называемые мозги ваших друзей, — вот так звучало ответное признание для Гермионы, одной из тех девочек, что имеют дурную тягу влюбляться в учителей.

К счастью, у неё уже имелся печальный опыт подобных отношений. Выбор был гораздо хуже — Гилдерой Локхарт, обманчиво яркая пустышка. Разумеется, он был недостоин любви. В отличие от нового избранника — храброго, сильного, талантливого, благородного. Прекрасен он был настолько, что о мелких недостатках можно и не упоминать.

— Проклятый ублюдок! — гневный шёпот Рона как обычно после Зельеварения вытянул её из раздумий, друзья уже проталкивались к выходу, когда Грейнджер опомнилась, заставила себя оторвать взгляд от профессора и выйти из класса.

— Рон, нельзя так говорить об учителях! — вместо искреннего: «Да как ты смеешь так говорить о нём?!» Гермиона хотела бы защищать Снейпа, на каждом углу кричать о том, какой он замечательный человек, но явно не встретила бы понимания.

— Да он опять двадцать баллов с Гриффиндора снял! — пылал праведным гневом Уизли, Гарри молчал, но явно разделял это мнение. — А ты? Он тебе хоть один балл дал за отличное зелье? И кто он после этого?!

— Я… мне… златоглазки были слишком крупно нарезаны! А те баллы он снял абсолютно справедливо! — она задыхалась от возмущения, ведь профессор Снейп не мог быть несправедливым! — И вообще, мальчики, когда вы в последний раз открывали учебник по зельям? Вы ничего не учите, а потом удивляетесь плохим оценкам…

— Да-да, понятно, мы лентяи, а Снейп — абсолютно справедливый ублюдок, — отмахнулся Рон и огляделся, поскольку у этого справедливого ублюдка была дурная манера незаметно подкрадываться со спины и назначать отработки за оскорбления себя любимого. Гермиона поморщилась, но спорить не стала, а Гарри только тихонько посмеивался в кулак.

* * *

В отличие от первого опыта с Локхартом, Гермиона на сей раз не стала раскрывать свои чувства. Друзья у неё были хорошие, замечательные, и обычно они, конечно же, старались поддержать, но их понимания едва ли хватило бы на поддержку в данном случае. Рона, возможно, даже стошнило бы. А Гарри припомнил бы, как Снейп оскорблял всех подряд. И несомненно, они попытались бы раскрыть глаза на истинный характер ненавистного учителя.

— Как будто и без вас не знаю, какой он на самом деле! — буркнула Грейнджер в подушку, повторила заглушающие чары на полог своей кровати и перевернулась на спину. — А сколько раз он спасал нам жизнь? Даже закрыл собой перед оборотнем! И хотя профессор Люпин добрый и не хотел ничего плохого, но в ту ночь он ведь был опасен…

Грейнджер, вероятно, не отдавала себе в этом отчёта, но именно с той злополучной ночи всё и началось. Сначала она испугалась, что за нападение их ждут неприятности, быть может, даже исключение. Там, в хижине, сидела всё та же первокурсница, что боялась исключения больше, чем тролля и смерти. Но потом она увидела струйку крови у Снейпа на лице, разглядела всё те же суровые, но немного смягчившиеся в беспамятстве черты, глубоко пролегшие морщинки.

— Он старался нас спасти. Не знал, что Сириус невиновен, и спасал нас, наверное, от смерти, — торжественно подытожила Гермиона, закусила губу и перевернулась на бок, — а мы даже не поблагодарили ни разу. Ни единого слова благодарности! И не извинились, хотя столько раз подозревали его во всяких злодействах. Как же это неправильно!

Тут уже взыграло гриффиндорское благородство. И замелькали в воображении сцены предстоящего разговора, с горячими благодарностями, каких Снейп, разумеется, заслуживал и уже давно, с признаниями, несомненно, взаимными, с объятиями… дальше мозг четверокурсницы откровенно забуксовал. Скудными теоретическими познаниями всё представление о «том самом» и заканчивалось. Познаний этих не хватало даже на то, чтобы представить Снейпа без рубашки, да и зародились крамольные мыслишки: скрывают ли многочисленные одеяния с множеством пуговичек и высоким воротником красивое тело?

— Неважно. Главное — это его прекрасная душа и большое, доброе сердце!

Сомнения были отброшены, и Грейнджер поднялась с постели с твёрдым намерением немедленно поговорить и открыть свои чувства. Колокол забил полночь — разве можно придумать более подходящее и романтичное время для подобных разговоров?

* * *

— Гарри! Гарри! Да проснись же!

— А? Что? Какого чёрта? — Поттер подскочил на постели, подслеповато прищурился, силясь разглядеть в слабом лунном свете лицо того, кто нещадно тряс его за плечи, напялил, наконец, очки и уставился на растрёпанную Гермиону. — Ты с ума сошла? Что случилось?

— Ничего, мне просто нужна твоя мантия! — по встревоженному взгляду владельца мантии-невидимки можно было догадаться, что звучала просьба как вопль ополоумевшей банши. Но кого волновали такие мелочи? — Могу я взять её до утра?

— У тебя точно всё в порядке? Может, помочь? — Гарри замотался в одеяло, прошлёпал босыми ногами до сундука и выудил поблёскивающую тонкую ткань. — Хочешь, с тобой схожу? Или Рона разбужу?

— Не трудись, приятель, я уже не сплю, — отозвался из темноты хрипловатый со сна Уизли, — так что случилось, Гермиона? Ты ж знаешь, мы всегда поможем!

— Нет-нет, я сама справлюсь, — она поспешно выхватила мантию и скрылась от взглядов отзывчивых друзей.

В какой-то момент хотелось поведать им свою идею, предложить сходить всем вместе, просто извиниться и поблагодарить. Но здравый смысл подсказал, что мальчики не оценят её порыва, даже аргументы не выслушают, наверное. Да и лишние свидетели помешали бы разговору развиться до желанных признаний и объятий. Нет, определённо, Гарри и Рону лучше узнать обо всём позже. Например, когда Снейп сделает ей предложение. А уж в том, что он сделает, и сомневаться не приходилось.

* * *

К тому моменту, как Грейнджер добралась до подземелий, дважды едва не попавшись Филчу с его вездесущей кошкой, её воображение уже отправило их со Снейпом старшего сына в Хогвартс. Венделл или Хьюго — между этими двумя именами она пока затруднялась определиться, причём настолько, что проще казалось родить двух мальчиков — вырос красивым и необычайно послушным ребёнком, мама читала ему «История Хогвартса» на ночь, а папа учил варить зелья. Воображение как раз застряло на факультете для Хьюго-Венделла, когда она едва не врезалась в будущего отца своих — уже двоих — детей.

— Знаешь, дорогуша, твоя привычка являться без предупреждения несколько выводит меня из равновесия, — проговорил он низким, бархатным голосом, опёрся о косяк и скрестил руки на груди, — и ты опять опоздала. На отработки нарываешься? Или, может, мне баллы начать снимать, мисс?

Гермиона опешила и хотела уже стянуть мантию, броситься в объятия того, кто, оказывается, её ждал… но тут к Снейпу шагнула другая. Её объятия, бесцеремонный поцелуй в скривившиеся губы, ладонь, скользнувшая по бледной щеке, разбили преисполненное любовью сердце.

«Давай же! Оттолкни её! Прогони!» — мысленно молила профессора Грейнджер, пока их совместно-воображаемые дети возвращались домой на каникулы. Венделл-Хьюго хвастался результатами экзаменов — все «Превосходно», Роза-Моника-Септима [1] играла с папой на рояле в четыре руки. Будущая мать едва не плакала, не сводила со Снейпа пристального взгляда и мысленно вопила: «Прогони её! Отправь ко всем чертям! Оскорби, как ты умеешь! Ради нас! Ради наших детей!»

— Потянуло на ролевые игры, профессор? Кризис среднего возраста напал? — в тон ему откликнулась ночная гостья, лицо которой Гермионе никак не удавалось разглядеть.

— Мне напомнить, насколько ты старше меня? Или ты ненароком спутала меня с джентльменом, который бы никогда не позволил себе подобного?

Не дожидаясь возмущений, Снейп развернулся, гостья двинулась за ним, и осмелевшая шпионка прошмыгнула незамеченной следом. Так все трое в молчании миновали класс с начищенными до блеска котлами и прошли в личные покои профессора, который уже выставил на низкий столик между двумя креслами бутылку огневиски и уселся перед камином.

— Эх, ведь просил же ангела, — тоскливо протянул он, откупорил бутылку и палочкой разжёг огонь в камине, что сделало гостиную светлее и гораздо уютнее, — врал мудрец, нет ни выхода, ни пути из мрака. Сплошь шипы и стервы.

— Хам. И почему я с тобой связалась? — беззлобно выдала, наконец, его собеседница, застыла в пол-оборота к двери, и Грейнджер едва сдержала крик, лишь чудом успев зажать рот ладонью.

В свете огня, заполыхавшего в камине, резкими чертами показалось лицо профессора Вектор. Жестокое предательство ножом вонзилось в юное сердце: ведь Гермиона так уважала профессора Вектор, её интересные уроки! Любовь к нумерологии была почти столь же сильной, как к Снейпу. И тут такое! В голове не укладывалось, как могли две сильнейших страсти встать на пути друг у друга.

— Хм, дай-ка подумать, — между тем протянул Снейп, глотнул огневиски из горла и откинулся на спинку кресла, — ты немолода, не слишком привлекательна, хотя фигура и хорошо сохранилась. Окружена практически дамским коллективом, так что выбор невелик и я, что называется, последний шанс. Ах да, ещё я хорош в постели.

— Высокомерный мерзавец! — со смешком выдохнула Вектор, и означенный мерзавец отсалютовал ей бутылкой.

— Уж чего не отнять, — хмыкнул он с таким видом, будто услышал комплимент, отставил огневиски и указал прямо на Гермиону, от ужаса вжавшуюся в дверь, — выход там, стакан в шкафу справа от камина. Выбор за тобой.

— Отличный огневиски. Вот из-за чего я с тобой! — она достала-таки стакан из указанного шкафа, заняла второе кресло и, не дождавшись гостеприимного жеста, налила себе на два пальца.

— Раздвигать ноги за алкоголь? О, Септима, я был о тебе более высокого мнения, — он вздёрнул бровь, смерил Вектор насмешливым взглядом и вновь приложился к бутылке, — нет, правда же, даже те причины, что я привёл, звучат более возвышенно.

— Ты и возвышенно — абсолютно несовместимые понятия, — она неторопливо потягивала алкоголь, даже не морщилась. А Грейнджер пыталась раствориться в двери, зажимала рот ладонью и не могла поверить своим глазам: её любимый преподаватель и её просто любимый сидели тут, напивались и, судя по всему, собирались вовсе не в шахматы играть. И ладно бы они испытывали чувства друг к другу! Она бы, наверное, постаралась это понять, но такое?! А любимый профессор невозмутимо продолжала: — Иной раз хочется вырвать твой ядовитый язык. Немым ты был бы гораздо приятнее, быть может, даже милым.

— Ну-ну, попробуй напрячь своё скудное воображение и представить меня милым, я посмеюсь, если удастся, — он поставил бутылку на низкий столик, демонстративно обвёл пальцем тонкие, слегка приоткрытые губы и наклонился к Септиме, перегнувшись через подлокотник, — язык вырвать, говоришь? А не пожалеешь потом, свет очей моих? Тебе ли не знать, что может сотворить с тобой этот… ядовитый язык?

Сложно было сказать, в какой момент Снейп перешёл от чувственных интонаций к откровенному кривлянию, но к концу своей речи он откинулся на спинку кресла и рассмеялся, а Вектор сидела с закрытыми глазами, напряжённая, как струна, и молчала ещё минут пять.

— Ты чудовище. Сущий дьявол, — прошептала она наконец, поднялась из кресла, залпом опрокинула в себя почти нетронутый стакан огневиски и протянула руку самодовольно ухмыляющемуся дьяволу, — иногда не знаю, чего хочу больше: убить тебя или всё же трахнуть?

Грубое, вульгарное «трахнуть» стало последним, самым жестоким ударом для мозга мисс Грейнджер. Такого она просто не в силах была пережить, помутившееся сознание отказывалось воспринимать дикую реальность, в которой её возлюбленный пил алкоголь, состоял в сомнительных отношениях, а уважаемая учительница, идеал, пример для подражаний использовала подобные выражения и уводила этого самого возлюбленного из-под носа. И куда?! В его же спальню!

— Дьявол? Тебя смущает только суть моей игры, о да, — лукаво протянул Снейп, не подозревая о разбитом сердце и опороченных чувствах, впился поцелуем в подставленную шею, спиной шагнул к неприметной двери, на ходу стягивая с Септимы мантию, следом за которой к креслам полетел его собственный сюртук. И вновь он остановился, вырвав из уст Вектор едва ли не животное рычание, протянул нараспев шёпотом настолько завораживающим, что даже у неискушённой студентки мурашки по спине побежали: — Трахнуть или убить? Ты не можешь всегда получать, что захочешь! Но можешь обнаружить, что получаешь всё, что тебе нужно…

К счастью для неокрепшей психики Гермионы, после этого они скрылись, по всей видимости, в спальне.

* * *

К пяти утра Грейнджер сумела всё же выбраться из личных комнат профессора Снейпа так, чтобы не привлечь к себе нежелательного внимания, и теперь на подгибающихся ногах, придерживая спадающую мантию-невидимку, плелась наверх, в гостиную Гриффиндора. Туда, где тепло, уютно и любимая профессорша не щеголяет в одном белье, пьяно мурлыча себе под нос: «Всё, что тебе нужно, это любовь…», подальше от Снейпа, который, оказывается, «Север-о-да-а», «змеёныш ядовитый» и «подлец, подсадил меня всё же на свою маггловскую похабщину».

Попутно с тщетными попытками выкинуть из памяти увиденное и услышанное она старалась примириться с тремя новыми открытиями касательно самого любимого и прекрасного. Во-первых, профессор Снейп занимается сексом, что неожиданно. Во-вторых, он не врал насчёт того, что хорош в постели, и способен доставить женщине удовольствие, судя по крикам Септимы и её весьма довольному виду между вторым и третьим раундами. И это умение, пожалуй, должно радовать или хотя бы обнадёживать. Но из него же вытекает третье: Снейп регулярно делит постель с профессором Вектор, что никак не радует и даже наоборот.

Любовь на всю жизнь и двое очаровательных детей, царившие до этой ночи в голове Гермионы, переживали тяжелейший кризис и стремительно теряли шансы дожить до завтрака.

Конец

 

1 — Венделл и Моника — это имена, под которыми родители Гермионы проживали в Австралии под Обливиэйтом. Можно предположить, что она выбрала нравившиеся ей имена, когда меняла им память, вторые имена — Роза и Хьюго — получили её дети в канонном эпилоге, а происхождение третьего имени для дочери, думаю, и не требует особых пояснений.

 

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2022-12-31 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: