Ричард Бёкк – Космическое сознание 7 глава

4 - 8397 Бекк

меньшей степени) озарение свыше, не расходятся в существе дела ни друг с другом, ни со всеми прежними учителями, обладавшими космическим сознанием. Притом же, по-видимому, все люди, свободные от предрассудков и знакомые больше чем с одной религией, признают вместе с Эдвином Арнольдом, что все великие верования — «сестры» или, как говорит Артур Лилли, что «Будда и Христос проповедовали одно и то же учение».

IX

Как было уже выше сказано или подразумевалось, для того, чтобы человек мог войти в мир космического сознания, он должен предварительно достигнуть высшей ступени самосознания. Это не значит, что он должен обладать непременно необыкновенными интеллектуальными способностями (обычно в этом случае значение интеллекта переоценивают, между тем он, по-видимому, далеко не играет здесь такой важной роли, какую играют другие способности), хотя, с другой стороны, человек должен быть достаточно развит и в этом отношении. Он должен обладать хорошим телосложением и хорошим здоровьем, но прежде всего возвышенной моральной природой, т. е. способностью симпатизировать людям, теплым сердцем, мужеством и строго религиозным чувством. При наличности всех этих условий и по наступлении возраста, когда умственные способности достигают вершин самосознания, человек в один прекрасный день входит в плоскость космического сознания. Что же он при этом испытывает? Автор вынужден говорить о деталях с некоторой робостью, так как он знаком с ними только по немногим случаям, между тем явления, сопровождающие космическое сознание, без сомнения, разнообразны и не сходны друг с другом в каждом отдельном случае. Тем не менее можно, во всяком случае, вполне положиться на то, что передаваемое здесь автором действительно имеет место при вступлении человека в мир космического сознания. Все, что он говорит здесь, истинно по отношению к некоторым достоверно известным ему случаям и, по-видимому, вполне справедливо также и по отношению к другим известным случаям, так что может считаться пока за вполне достоверные факты.

1. Внезапно, без всякого предупреждения, человек чувствует, что он погружен в пламя или облако, окрашенное в розовый цвет, или, пожалуй, лучше сказать, ощущает, что все его существо наполнилось таким облаком легкого газа, светящегося легкого тумана.

2. В тот же самый момент человек как бы купается в чувстве радости, уверенности, торжества и «освобождения». Последнее слово, в обычном его смысле, недостаточно правильно обозначает то чувство, которое испытывает в этом случае человек; когда чувство это достигает своего полного развития, человек ощущает не то, что с ним произошел какой-то особенный «акт освобождения», а что ему теперь не надо никакого «специального освобождения», потому что сама схема мироздания достаточна для этой цели. Это чувство — экстаз, далеко превосходящий экстаз людей, обладающих только самосознанием; это то чувство экстатического состояния, которое занимает, главным образом, истинных поэтов, как, например, Гаутаму, в его поучениях, сохранившихся в сутрах, Иисуса — в его притчах, Павла — в посланиях, Данте — в конце «Чистилища» и в начале «Рая», Шекспира — в его сонетах, Бальзака — в «Серафиме», Уитмена — в «Листьях травы» и Эдварда Карпентера — в его «К демократии»; удовольствия же и страдания, любовь и ненависть, радости и печали, мир и война, жизнь и смерть обыкновенных людей, наделенных лишь самосознанием, такие поэты предоставляют воспевать обыкновенным певцам-стихотворцам, сами же, если и касаются подобных тем, то с совершенно новой точки зрения, как это выражено Уитменом в «Листьях»: «Я никогда не стану говорить о любви или смерти внутри дома», т. е. с прежней точки зрения в старом второстепенном и побочном значении этого слова.

3. Одновременно или непосредственно следуя за указанным эмоциональным подъемом в момент пробуждения космического сознания, на человека нисходит интеллектуальное просветление, которое совершенно не поддается описанию. Как вспышка молнии, рисуется его сознанию, в одном общем абрисе, ясное понятие значения и цели вселенной. Человек не просто начинает верить, но он видит и знает, что вселенная, которая обыкновенному (самосознающему) человеческому уму кажется сделанной из мертвой материи, в действительности есть реальное живое присутствие. Он видит, что люди — это не островки неживого существа, рассеянные в бесприютном море, а в действительности лишь точки относительной смерти в бесконечном океане жизни. Он видит, что жизнь, заключенная в человеке, вечна и что вообще вся жизнь вечна; что душа человека так же бессмертна, как Бог; что вселенная так сотворена, что все в ней несомненно действует в общей совокупности для блага каждого и всех; что основной принцип мироздания есть то, что мы называем любовью, и что счастье каждого в будущем безусловно достоверно. Человек, который проходит через состояние космического сознания, узнает в течение нескольких минут или даже моментов, пока длится это состояние, гораздо больше, чем в целые месяцы или даже годы ревностного изучения; узнает бесконечно много нового, чему не научило и не может научить его никакое изучение. Особенно ясно получает он понятие о целом, о таком необъятном целом, которое превосходит все представления, понятия и воображение обычного самосознания и в сравнении с которым все прежние попытки человека умственно охватить вселенную и ее значение кажутся ему ничтожными и смешными.

Подобное пробуждение интеллекта прекрасно обрисовано автором в его словах о Якобе Бёме: «Тайны, о которых он (Бёме) говорил, не были сообщены ему другими, но он увидел их сам. Он видел самый корень всех тайн, бездну и первооснову, откуда исходят все основные противоположения и несходства нашей жизни: жестокость и мягкость, суровость и кротость, сладость и горечь, любовь и печаль, небо и ад. Все это он видел в самом зарождении; все это он пытался описать в самом его начале и примирить в его неизменных последствиях. Он заглянул в существо Бога — в место рождения и движения вперед божественного проявления. Природа раскрыла перед ним свои покровы; он был как дома в самом сердце вещей. Его книга, которой он был сам (как говорит Уитмен: «Это не книга, ибо тот, кто прикасается к ней, прикасается к самому человеку»), представляющая микрокосм человека с его тройственной жизнью, была открыта перед его взором».

4. Одновременно с моральным подъемом и интеллектуальным просветлением к человеку приходит то, что лучше всего назвать чувством бессмертия. Это не есть интеллектуальное убеждение или вывод, к которому приходят при разрешении какой-либо проблемы, не есть также ощущение, которое мы испытываем, когда узнаем что-либо, дотоле нам неизвестное. Это чувство гораздо проще и элементарнее, его лучше всего сравнить с обладаемым каждым человеком чувством уверенности в своей ясно выраженной индивидуальности, которое связано с появлением в человеке самосознания.

5.Вместе с просветлением с человека спадает, как старая одежда, страх смерти, который пугал его, как страшный призрак, во все времена его земного существования, при этом, однако, человек освобождается от этого страха не благодаря рассудочному убеждению, страх просто исчезает.

6.То же самое можно сказать и по поводу чувства греха. Не то чтобы человек освобождался при этом от греха, но он после просветления не видит уже в этом мире греха, от которого надо было бы освободиться.

7.Мгновенность просветления есть один из самых поразительных признаков космического сознания. Лучше всего его можно сравнить с ослепительным блеском молнии в темную ночь, ясно освещающим на одно мгновение скрытый до того времени ландшафт.

8.Прежний характер человека, вступающего в космическое сознание, является одним из важных условий просветления.

9.Точно такую же роль играет и возраст. Если бы, например, нам сообщили о факте космического сознания с человеком двадцатилетнего возраста, мы в первую минуту усомнились бы в истинности такого случая, и если бы затем все-таки вынуждены были поверить этому, то ожидали бы, что этот человек (если он жив) проявит себя так или иначе истинным духовным гигантом.

10.Повышенное очарование той личности, кто приобретает космическое сознание, также является всегда, как думают, одним из признаков просветления.

11.Автору кажется достаточно очевидным, что вместе с появлением космического сознания, тогда, когда оно действительно налицо и еще продолжается короткое время после своего появления (постепенно покидая человека), происходит перемена даже во всем внешнем облике того, кто испытывает просветление. Перемена эта похожа на ту, которую вызывает в человеке великая радость, а в некоторых случаях (когда космическое сознание особенно ярко выражено) перемена еще значительнее и отчетливее. В последнем случае, т. е. когда просветление интенсивно, также интенсивна и перемена внешнего облика человека, которая может дойти действительно до «преображения». Данте говорит про себя, что он «слился с Богом». Весьма вероятно, что если бы его видели в такой момент просветления, то, наверное, происшедшую с ним перемену можно

12.

было бы единственно охарактеризовать словом «преображение». В последующих главах этой книги будут приведены более или менее ясно выраженные примеры подобного преображения человека в моменты появления в нем космического сознания.

X

Переход от самосознания к космическому сознанию представляет собой, с точки зрения интеллекта, по-видимому, явление вполне параллельное переходу от простого сознания к самосознанию. Как в том, так и в другом случае происходит:

а) увеличение сознания и

б) увеличение интеллектуальных способностей.

к а) Когда организм, обладающий одним лишь простым сознанием, приобретает способность самосознания, он узнает впервые, что он есть отдельное существо — «Я», пребывающее в мире как нечто отличное от последнего. Т. е. появление новой способности дает понимание этого организму независимо от какого-либо с его стороны нового опыта или процесса изучения.

к 6) В то же самое время организм приобретает значительно большие способности к накоплению знаний и к проявлению инициативы.

То же самое имеет место и тогда, когда человек, обладающий только самосознанием, переходит в плоскость космического сознания:

а) он узнает без всякого изучения, благодаря только одному факту просветления, такие вещи, как, например:

1)что вселенная не есть мертвая материя, а живое присутствие;

2)что в своей сущности и стремлении она — бесконечное благо; и 3) что индивидуальное существование продолжается и после

того, что называют смертью. И в то же самое время,

б) в человеке безмерно увеличивается способность как к познанию, так и к проявлению инициативы.

Ту же параллель можно провести и с точки зрения моральной природы. Животное, обладающее лишь простым сознанием, никоим образом не может знать что-либо о чистых радостях, связанных лишь с одним фактом ощущения жизни, между тем как эти радости доступны всякому здоровому, без физических недостатков, не старому человеку. «Никоим образом», так как существование такого чувства обусловлено наличностью самосознания, без которого оно не может существовать. Лошадь же или собака наслаждаются жизнью, пока лишь испытывают какое-нибудь приятное ощущение или когда чувствуют возбуждение благодаря какой-нибудь приятной для них деятельности организма (что, в сущности, одно и то же), но ни собака, ни лошадь не могут осознать то спокойное наслаждение, которое ежедневно приносит человеку самый факт жизни, независимо от ощущения и внешних причин; подобное чувство относится к области моральной природы (оно есть основной факт положительной стороны этой природы) и вытекает, как это правильно утверждают, из центрального источника жизни в организме — из чувства bien-être, по выражению французов, которое является достоянием человека, как такового, и представляет собой действительно одно из самых ценных наследий прошлого. Это чувство представляет как бы равнину или плато в области моральной природы человека, на которую он вступает при переходе от простого сознания к самосознанию.

В соответствии с подобным повышением моральной природы человека и вышеуказанным движением вперед его интеллектуальных способностей при переходе от простого сознания к самосознанию, а затем от этого последнего к космическому сознанию, находится и подъем моральной природы человека при переходе его от самосознания к космическому сознанию. Это может почувствовать и понять, как непреложный факт, а следовательно, и словесно описать только тот, кто сам испытал на опыте. Что же говорят на этот счет такие люди? Прочитайте, что говорит нам о нирване Гаутама и просветленные буддисты: они называют новое чувство «высочайшим счастьем». Один неизвестный, но, вне всякого сомнения, просветленный автор говорит в «Махабхарате»: «Поклоняющийся Божеству, счастье которого находится внутри его самого, и свет (зна

ния) также находится внутри его, сливается с Брамой и получает Брамическое блаженство». Заметьте слова Иисуса о ценности «Царства Небесного», чтобы войти в него человек продает все, что он имеет, вспомните то высокое значение, которое ап. Павел приписывает «Христу», а также как он был вознесен на третье небо; подумайте о дантовском «перевоплощении» из человека «в Бога», а также об имени, которое он дает космическому чувству, называя его Беатриче — «Делающая счастливым». У него есть ясное указание на радость, которую он испытывает при этом: «То, что я увидел, казалось мне улыбкой самой вселенной, так как охватившее меня опьянение проникло в меня через мой слух и зрение. О радость! О неизъяснимая радость! О жизнь, полная любви и мира! О надежные сокровища без страстей». Обратите внимание на то, что говорит Бёме на этот же счет: «Земной язык совершенно недостаточен для того, чтобы описать, что за радость, счастье и очарование заключены в сокровенных чудесах Бога. Если бы даже Святая Дева описала их нашему разуму, и тогда холодная и темная природа человека благодаря своему несовершенству оказалась бы не в состоянии выразить на своем языке хотя бы искру этих чудес». Заметьте часто повторяемый возглас Элукганама: «Сандозиам, Сандозиам Эппотам — радость, всегда радость!» И затем слова Эдварда Карпентера: «Конец всем горестям, глубокий, глубокий океан радости внутри... полный радости... с бесконечной песней радости». Но не забывайте и указаний Уолта Уитмена — неизменных указаний, несмотря на их постоянное выражение разным языком; их можно найти почти на каждой странице его «Leaves», обнимающих собой сорок лет его жизни. Уитмен говорит: «Я удовлетворен — я вижу, танцую, смеюсь и пою... Блуждая, я изумлялся моей собственной веселости и радости... О радость моего духа — ее выпустили из клетки, и она несется, как молния... Я плыл по волнам этой песни с радостью, с радостью к тебе, о смерть». И затем, обратите внимание на это предвидение будущего, почерпнутое Уитменом внутри своего собственного сердца, — того будущего, «когда через подобные же состояния пройдут сотни миллионов возвышенных душ» — т. е. лиц, обладающих космическим чувством. И наконец: «Океан полон радости, вся атмосфера — одна радость. Радость, радость в свободе, поклонении и любви! Радость в' экстазе жизни: довольно только существовать, довольно дышать! Радость, радость! Везде только одна радость!»

Прекрасно, скажут некоторые, — если все эти люди видели, узнали и чувствовали так много, то почему же они не выражают это на простом, понятном нам языке и не дают миру тех благодетельных выгод, которые связаны с этим? Вот слова, с которыми «речь» обращается к Уитмену: «Уолт, ты вмещаешь в себе так много, почему же ты не даешь возможности вылиться всему этому наружу?» Уитмен же отвечает на это:

«Когда я пытаюсь рассказать о самом лучшем, я нахожу, что не могу:

Мой язык не действует.

Мое дыхание перестает повиноваться управляющим им органам. Я становлюсь нем».

Так и ап. Павел, когда он «был взят в рай», услышал «неизреченные слова». Данте точно так же не был в состоянии рассказать о том, что он видел на небесах. «Мое видение, — говорит он, — превышало нашу речь, которая уступает такому зрелищу». Этот факт не трудно понять. Так как человеческая речь (как это уже было выше подробно объяснено) соответствует возникновению в интеллекте самосознания, то она способна выражать лишь это последнее и ничего другого, и следовательно, не являясь спутником космического сознания, лишена средств для внешнего выражения этого последнего или же если все-таки и выражает его, то настолько, насколько это возможно в терминах и понятиях интеллекта, обладающего лишь самосознанием.

Здесь полезно, в интересах читателей последующих частей этой книги, еще раз кратко и точно указать на отличительные признаки космического чувства.

Они следующие:

а) субъективный свет;

б) моральный подъем;

в) интеллектуальное озарение;

г) чувство бессмертия;

д) потеря чувства страха смерти;

е) потеря чувства греха;

ж) внезапность и мгновенность пробуждения;

з) прежний характер человека — интеллектуальный, моральный

и физический;

и) возраст, когда наступает озарение;

к) повышенная индивидуальная привлекательность личности, всегда сильно (?) привлекающая к человеку других людей;

л) заметное для всех преображение всего внешнего вида человека, когда к нему действительно приходит космическое чувство.

XIII

Не следует, однако, предполагать, что, раз человек обладает космическим сознанием, он становится благодаря этому всезнающим и непогрешимым. Самые выдающиеся из обладавших космическим сознанием, несмотря на переход их в высшую плоскость, находятся по отношению к новому чувству в положении детей, которые только что перешли к самосознанию. Ведь эти люди, достигнув новой формы сознания, не имели еще времени и удобного случая воспользоваться и овладеть им вполне. Правда, они поднялись до высшего умственного уровня, но и на этом уровне, точно так же как и на уровне простого сознания и самосознания, могут быть своя относительная мудрость и свое относительное неразумение. Подобно тому как человек, обладающий самосознанием, может морально и умственно спуститься ниже высшего животного, наделенного лишь простым сознанием, точно так же мы должны допустить, что и обладающий космическим сознанием может при известных обстоятельствах оказаться только немного выше человека, живущего лишь в плоскости самосознания. И еще более должно быть очевидно, что, как бы ни божественна была новая способность, все-таки те люди, которые приобрели ее первыми, живя в различные эпохи и в различных странах, проводя годы самосознательной жизни в несходной обстановке, притом смотря как на саму жизнь, так и на ее интересы с совершенно различных точек зрения, в зависимости от своего воспитания, — эти люди должны объяснять несколько несходно то, что они видят в новом мире, в который они входят благодаря космическому сознанию.

Удивительно то, что все они принимают этот новый мир за то, что он есть в действительности, и притом с такой ясностью. Главное же, не следует осуждать людей нового сознания и самое сознание только потому, что ни эти люди, ни новое чувство не совершенны абсолютно. Того и быть не может, потому что если человек, двигаясь вперед из плоскости в плоскость, должен достигнуть интеллектуального и морального положения, настолько же превышающего то, в котором находятся лучшие представители современного человечества, насколько последние стоят выше моллюска, то и в новой плоскости сознания он может оказаться так же далек от совершенства абсолютной божественности и абсолютного знания, как далек от этого и теперь. И при новом сознании у него будет то же страстное стремление к достижению высшего умственного состояния, как и теперь, по-прежнему над его головой будет выситься та же необъятная ширь для роста, развития и совершенствования.

XIV

Приложенная здесь таблица заключает в себе неполный перечень случаев космического сознания, которые можно считать подлинными; суммируя все такие случаи, таблица эта послужит читателю полезным введением к последующему изложению. Несколько интересных замечаний можно сделать здесь же. При первом же взгляде на таблицу должно броситься прежде всего в глаза преобладание мужчин над женщинами среди тех, кто обладал новым чувством. Затем, на первый взгляд поражает следующий удивительный факт (к нему мы еще вернемся ниже): почти во всех случаях, о которых известно, время озарения пришлось на период между ранней весной и поздним летом, половина из них падает приблизительно на май-июнь месяцы. Далее, следующий факт (он интересен и с психологической точки зрения): по-видимому, во всех случаях космического сознания существует соответствие между возрастом человека, когда к нему приходит озарение, и продолжительностью его жизни. Так, на Сократа, Магомета, Лас-Казаса снизошло озарение, когда им

было, в среднем, по 39 лет от роду, а умерли они, в среднем, на семьдесят четвертом с половиной году жизни, хотя, как известно, один из них, Сократ, был казнен в полном расцвете своих умственных и физических сил. В случаях с Бэконом, Паскалем, Блейком и Гардинером озарение пришло к ним, когда им было в среднем по 31 году, а смерть — на пятьдесят пятом с четвертью году жизни, т. е. раньше на 8 лет — озарение и на девятнадцать с четвертью лет — смерть; Гаутама, Павел, Данте, Бёме, Иепес и Уитмен вошли в космическое сознание между 34 и 36 годами от роду и жили, в среднем, до 62 лет, за исключением ап. Павла, который был казнен на 67-м году жизни.

Мы могли заранее предвидеть подобное соответствие, так как если озарение нисходит на человека при достижении им полной зрелости, то оно, конечно, в общем должно находиться в соответствии с пределом жизни этого человека.

Часть IV